2. Распределение населения по территории Новороссии. Его этнографический состав, быт и культура

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Распределение населения по территории Новороссии. Его этнографический состав, быт и культура

В. В. Алексеев «Россия…», т. X. С. 172–227.

Новороссийские губернии со Ставропольской включительно, занимая общую площадь в 407.366,7 кв. верст (почти 0,9 Франции), в 1897 г., по данным первой народной переписи имели оседлого и кочевого населения 11.668.027 душ: обоего пола. По отдельным же губерниям население распределялось следующим образом:

Как ясно из таблицы, за исключением Донской обл. и Ставропольской губ., плотность населения везде превосходит среднюю для Европейской России, достигая наибольшей величины в Бессарабской губ. (на 27,4 чел. больше средней по Евр. России) и в Херсонской (на 21,7), а в общем по области превышая указанную среднюю на 6,4 чел. Сильная заселенность большей части области заслуживает особенного внимания, если припомнить, что еще в первой половине XVIII века роскошные новороссийские степи представляли собою большею частью необитаемые пространства, на которых только оазисами попадалось едва проникавшее сюда население, так что процесс заселения края есть дело менее чем двух столетий. Как было указано в главе, посвященной истории Новороссии, новороссийские степи были естественным продолжением громадной степной дороги, служившей для передвижения из Средней Азии в Европу кочевникам, посменные волны которых делали невозможным обоснование на территории Южной России оседлой культурной жизни. Только в двух уголках области – возвышенной, соседней с Карпатами северо-западной части Бессарабской губ. и за Крымской Яйлой – могли сравнительно более прочно (вполне оседло) обосноваться доходившие до этих местностей разношерстные племена, почему мы и видим здесь весьма интересную амальгаму всевозможных народностей. Но наряду со сходством в причинах, способствовавших обоснованию населения в указанных местностях, существовало весьма значительное различие в характере колонизации их.

В то время, как Бессарабия служила как бы конечным пунктом упомянутой степной дороги и преддверием к густо заселенным и более культурным европейским странам, на удаленный и стоявший в стороне от колонизационного потока кочевников южный берег Крыма могли попадать только случайно оторвавшиеся от этого потока народы; основная же и преобладающая масса населения южного берега во все время пополнялась главным образом со стороны Черного моря, которым перебирались сюда различные торговые народы, привлекаемые естественными богатствами края. Как было указано в историческом очерке, это были на заре истории финикияне и греки, затем, готы, генуэзцы, венецианцы и турки. Сравнительно незначительная плотность населения южного берега Крыма, как будто противоречащая древности колонизации края, на самом деле объясняется преобладанием здесь весьма крутых и недоступных для заселения гор, покрытых каменистыми осыпями, почему оседлое население, по необходимости скученное в долинах и по более отлогим, задерненным самою природою склонам гор, по отношению ко всей площади оказывается более редким.

Кроме того, с присоединением Крыма к России преобладавшее здесь мусульманское население, не уживаясь с чуждой его обычаям русской культурой, неоднократно выселялось в Турцию. Так, еще в начале XIX в. выселилось до 300 тысяч, преимущественно горных татар. Затем массовая эмиграция крымских татар – на этот раз главным образом степных – наблюдалась после севастопольской войны с 1856 по 1862 г. Несмотря на ряд энергичных мер, принятых правительством для удержания населения от эмиграции, в Турцию переселилось, по официальным данным, учитывающим только явную эмиграцию, 141.667 крымских татар и 50.000 ногайцев. Из 687 селений четырех крымских уездов (не считая Ялтинского, откуда выселение было незначительно) 315 селений совершенно опустело и обратилось в развалины. В другом из указанных уголков, сохранивших в значительном количестве свое древнее население – в северных уездах Бессарабской губ. – плотность населения, вполне подтверждая сравнительную давность оседлости, является наибольшей в области, а именно в Кишиневском и Хотинском уездах почти в три с половиной раза превосходит среднюю по области плотность сельского населения, а в Сороцком и Оргеевском более, чем в два раза. Что касается заселенности остальных, более молодых в историческом отношении и потому оправдывающих наименование Новороссии частей области, то распределение здесь населения отчасти является результатом постепенного оттеснения бывших хозяев степей – татар надвигавшейся с севера русской культурной оседлой жизнью, почему именно северные уезды степной полосы и оказываются наиболее густо заселенными. Исходным моментом, с которого земледельческое заселение края пошло неудержимым потоком, можно считать вторую половину XVIII в., когда русская борьба со степью окончилась присоединением Крыма Кроме привлекаемых разными льготами иностранных колонистов сюда массами приходили из внутренних губерний и беглые крепостные – «втикачи», и ищущие легкой и скорой наживы предприимчивые люди, наконец недовольные утеснением веры старообрядцы, сектанты и т. п.

Впрочем для Новороссийской области, которая по характеру своего заселения, не без основания сравнивается с Северо-Американскими Штатами, историческая давность измеряется даже не веками, а десятилетиями. А именно последние четыре десятилетия промышленного оживления страны после крестьянской реформы отразились в нашей области значительно сильнее, чем в других областях России. Причинами этого были мощные залежи нетронутого чернозема, ископаемые богатства в виде железа, каменного угля и соли и наконец берега судоходного моря, втягивавшего население в круговорот всемирной торговли. По сравнению с другими областями России население новороссийских губерний за приведенный период увеличилось более всех (наряду с губерниями западными).

Нельзя не отметить также, что кроме увеличения постоянного населения в области замечается ежегодный прилив пришлого рабочего люда из внутренних губерний России во время летних сельскохозяйственных работ. Общее увеличение населения в летние месяцы для Херсонской и Таврической губерний исчисляется в 150–200 тыс. человек обоего пола.

В этнографическом отношении область новороссийских губерний представляет чрезвычайно пеструю картину. Чтобы уяснить себе причины такого разнообразия в племенном составе населения, нужно принять во внимание как все те главные моменты колонизации края, о которых шла речь в историческом очерке его, так и подробности водворения здесь каждой отдельной народности, о чем будет сказано ниже, при описании особенностей племен, населяющих область. Здесь же, в таблицах мы ограничимся лишь общей группировкой населения по представителям отдельных народностей и различных вероисповеданий.

В этнографическом отношении, как выше отмечено, население Новороссийского края представляет из себя весьма пеструю смесь языков и народов, местами сливающихся или уже слившихся в своеобразное целое, но не имеющее еще, так сказать, определенного облика, местами же упорно отстаивавших свои исконные национальные особенности.

Преобладающую массу населения Новороссии составляют малорусы. Ядро малорусского населения – Екатеринославская губерния, где оно составляет 68,9 % всего населения губернии, или 1.456 тыс. душ обоего пола; процент малорусов понижается здесь только в тех уездах, где сосредоточено великорусское население, т. е. главным образом в Екатеринославском, Бахмутском, Мариупольском и Луганском. В Херсонской губ. малорусское население, составляет 53,5 % всех жителей, занимая почти целиком Александрийский, Херсонский и Елисаветградский у.у. (1.083.600 душ обоего пола) и уступая по численности в восточных уездах великорусам. Несколько понижается процент малорусов (до 42,27 %) в Таврической губ.; здесь они живут преимущественно в материковой, самой населенной части губернии, особенно в Днепровском, Бердянском и Мелитопольском у.у. В Бессарабской губ. малорусы, явившись сюда с XVII в., главным же образом с XVIII в., после введения крепостного права и уничтожения запорожской Сечи, более всего распространились в Бендерском и Оргеевском у.у., частью в Аккерманском и Измаильском; в 1835 г. наплыв беглых прекратился и, по регистрации, на юге Бессарабии оказалось водворившихся 6.000 малорусов. В Ставропольской губ. малорусы, поселенные со времени имп. Екатерины II, живут в селах вместе с великорусами или отдельно хуторами и деревнями. Риттих насчитывает здесь малорусов 7,4 % населения, великорусов – 68,5 %, а, по Чубинскому, великорусский говор в смеси с малорусским распространен у 80 % жителей; по переписи же 1897 г. в этой губернии обнаружилось 319.800 душ обоего пола (36,4 %), считающих своим родным языком малорусский.

Племенной состав населения в процентах:

Оставаясь во многом верным самому себе, как говорят, «везде хохлом», малорус, живя в Новороссии вблизи великоруса или между другими народностями, отличающимися не менее его индивидуализмом и самобытностью, кое-где сдался и утрачивает иногда свои характерные бытовые черты. В этом отношении наиболее подходящим для сравнения с Украйной являются переходный прибужский район Александрийского у. Херсонской губ. И далее все пространство от него на запад до самого Приднестровья. Водворенное здесь некогда мерами правительства разношерстное население, так называемые «роты», распалось или было впоследствии покрыто полностью малорусским элементом, встретившим в свою очередь движение с запада – из Бессарабии молдаванской (румынской) национальности, так что в настоящее время в этом районе малорусы живут в близком соприкосновении или даже вперемежку с молдаванами. Молдаванин здесь говорит по-малорусски, нередко сам называет себя малорусом, малорус же, не заражаясь румынским языком и сохранив некоторые свои традиционные порядки, позаимствовал у соседа то, что наиболее подходит к обиходу поселянина при местных условиях жизни: строит хату одного типа с молдаванской; варистая печь, занимавшая четверть избы, сокращает свой объем, а нередко присутствие ее становится и вовсе необязательным в виду устройства печей другого типа скромных размеров; в убранство комнат введены и играют видную роль характерные для румына ковры и т. п.

В другом конце обозреваемого края, именно в Ставропольской губ. малорусы, считающие своей родиной Полтавскую, Харьковскую и Воронежскую губ., также во многом поддались влиянию соседа великоруса, что выразилось хотя бы, напр., в падении некоторых более живучих брачных обрядов, местами в совершенном уничтожении «посрамительных» песен, столь характерных для неудачной малорусской свадьбы, также в стремлении вместо родной малорусской речи усвоить наиболее здесь распространенную великорусскую; далее ситцевые рубашки, зипуны, бекешки, стеганные бешметы, картузы, поршни, сарафаны, юбки, лавочные башмаки и мн. др. вещи, в которых не согласится щеголять малорус на родине отцов, получили полное право гражданства у него же на Северном Кавказе.

Торговая жилка, присущая всему остальному населению Новороссии, не могла не задеть индивидуалиста – малоруса даже и в коренных малорусских уездах Новороссийского края, что выразилось в более значительной, чем в коренной Малороссии, распространенности у новороссийских малорусов промысловых, неземледельческих занятий, притом построенных не редко на артельных началах (рыболовство, судоходство и др.).

За исключением всего вышеприведенного выдающиеся моменты человеческой жизни, каковы рождение, крещение, свадьбы, похороны и пр., обставлены в общем теми же обрядами и приметами, как и на Украине. Остается коснуться наречия новороссийского малоруса; но и здесь господствует самый распространенный, чрезвычайно богатый мягкими звуками, украинский говор, как известно, сделавшийся литературным языком. В зависимости от влияния инородных соседей говор этот в разных местах территории имеет свои особенности; напр., в Екатеринославской губ. попадается в нем много великоруссизмов в тех районах, где малорусы живут смешанно с великорусами; на западе – в Бессарабской губ. в приднестровских уездах, прилегающих к Подольской, а также в соответственных уездах Херсонской губ. украинский говор сменяется подольским, отличающимся еще более частым употреблением у вместо твердого л (гориука) и глухих согласных вместо звонких, творительного падежа на оу вместо ою; на нем сказалось кроме того более значительное влияние польского языка, напр. в окончании глаголов (будущее время – буду казать, прошедшее – назовем) и т. п.

В Северо-западном углу Бессарабской губ., в Хотинском у., затем отчасти в соседних с ним Сороцком, Белецком и Оргеевском живут малорусы – так называемые русняки, (червонорусы) в наших переводах с немецкого (Ruthenen) – русины, или райляне, т. е. жители «райи» – района, составлявшего некогда турецкую провинцию с христианским населением. Нередко бессарабские русняки называются также галицианами, так как часть их переселилась сюда из Галиции во время притеснения унии; часть же русняков считается даже чуть ли не коренным населением этого бессарабского района, заселявшегося особенно усиленно после ухода отсюда турок с 1806 г. В Хотинском уезде они составляют около 1/2 – 2/3 населения (113 сел, из них 90 населенных исключительно русинами и 23 – в смеси с молдаванами), в Белецком – менее 10 % и в Сороцком – до 1/6 населения, а всего в Бессарабии численность их составляет около 1/8 общего количества жителей. По Днестру они совершенно не отличаются от обыкновенных малорусов.

В XI в. в состав русского государства входили и хорваты, потомки которых, как некоторые полагают, и суть нынешние русняки, сохранившие в чистоте свой славянский тип, но носящие костюм молдаванский или очень похожий на него: в Хотинском у. его составляют длинная, перехваченная поясом, холщевая без складок рубаха «навыпуск» с постоянно расстегнутым воротом, суконный черный плащ (манта) домашнего изделия с отворачивающимся башлыком, носимый летом по рубахе как мужчинами, так и женщинами, зимою же надеваемый обыкновенно поверх короткого кожуха; на ногах – кожаные лапти («постолы»); зимою мужчины носят штаны мехом внутрь. Головной мужской убор – остроконечная баранья шапка – кучма или круглая с большими полями шляпа (капелюх). Женский костюм составляет белая с расшитыми в черный и желтый узоры рукавами и грудью рубаха и заменяющий юбку «катеринец», т. е. кусок шерстяной домашней ткани черного цвета, или полосатый, стягиваемый на бедрах шнурами; длина «катеринца» достигает двух третей голени; на голове носят обыкновенно черный шерстяной платок или оранжевый – у молодух, у старух же белое полотенце с желтыми каймами на концах В праздники мужчины опоясываются длиннейшими поясами («крайки») из шерсти с нитками; самые широкие пояса в Хотинском у. надевают также невеста и ее подруги во время свадьбы. В некоторых местностях среди мужчин сохранился обычай носить длинные до плеч волосы, подстриженные над глазами; эти так называемые «патлачи» попадаются и среди смешавшихся с русняками восточных малорусов. В Хотинском у., население которого смешанное, русняки с малорусами преобладают в Приднестровье, а молдаване – по Пруту, но и те и другие – в бытовых чертах также почти слились: у них одного типа плетневые постройки, обмазанные глиною и штукатуренные, в так называемой Бессарабской Буковине – безупречной белизны, с лицевой стороны зачастую крашеные светлокоричневой краской с черными каймами по краям; дома лицевой стороной не выходят прямо на улицу, а строятся в глубине двора и состоят обыкновенно из двух половин, жилой – меньшей и чистой – большей; окна делаются возможно меньшие и возможно большая печь, иногда раскрашенная, полы земляные, на чистой половине выкрашенные известью с золой разными выкрутасами; вследствие молдаванского влияния и у русняков часто в качестве украшения употребляются «верета» – коврики, постилаемые по лавкам, а иногда и на стол. Избы – все белые; о курных нет и представления; сени, разделяющие жилую половину от чистой, несколько выдвигаются в противоположную от входа сторону, и в получающейся таким образом пристройке зимою держатся домашние животные. Расположены селения безо всякой планировки, где есть свободное место, вследствие чего село представляет из себя путаницу узких и кривых переулков.

Что касается внутреннего, духовного быта бессарабского русняка, то он представляет те же особенности, какие встречаются и в жизни остального сельского населения Бессарабии – молдаван и восточных малорусов, сохраняя суеверия, обычаи и обряды, частью восходящие к глубокой древности края, частью заимствованные в позднейшее время. Среди старейших обычаев особую группу в Бессарабии составляют разные народные праздники, соблюдаемые сверх установленных церковью и гражданских; из них по настоящее время у сельчан Хотинского у. празднуется Рахманский великий день (на четвертой неделе после Пасхи, совпадая с Преполовением), предполагающей существование особого народа – рахманов, живших ниже по Днестру, исповедывавших православие, но не знавших, когда бывает Воскресение Христово. Поэтому жители кидали в реку скорлупу от съеденных на Пасхе крашеных яиц, чтобы, когда она приплывет к рахманам, они узнали о праздновании Пасхи. Другой большой праздник – «русалили сын», по молдавански – «прештии», а малорусы прибавляют сюда еще слово «нявки» – души младенцев, умерших без крещения; это есть искупление некрещенных младенцев, празднуемое в первый четверг после Троицы и на второй день Петрова поста или даже 8 мая (Аккерманский у.). Оба вышеприведенные праздника и еще масса других, почитаемые всем сельским населением Бессарабии за исключением великорусов, болгар и иностранцев (разница только в названиях), нынче не обставлены особыми обрядами, киданием скорлупы и т. д., но в эти дни происходят «клаки» (соотв. великорусской «толоке»), т. е. сельскохозяйственные работы гурьбою за водку с музыкой и танцами у священников, сельских властей, арендаторов и др. Такие работы не почитаются грехом. Встречается много и других обычаев, заимствованных у преобладающей массы населения – молдаван, о которых речь впереди.

Великорусы, как промышленный люд, рассыпаны в Новороссии повсюду, но господствующим элементом населения являются в Донской области (казаки), а в Ставропольской губ. составляют, по данным последней переписи, 55,4 % (по языку) населения, куда входят как казаки, так и все крестьяне-переселенцы, водворение которых здесь началось со времен Екатерины II. В Херсонской губ., если судить по разговорному языку, великорусы составляют 21,1 % населения губернии. Они населяют главным образом восточные уезды губернии. Здесь заключается 66,5 % всего великорусского населения. В Таврической губ. великорусы составляют более четверти всего населения губернии (27,9 %), проживая главным образом в материковых; уездах и в Симферопольском; в Екатеринославской губ. их еще меньше – только 17,3 %. Между прочим не лишним будет отметить, что в Херсонском у. плотно населенные бывшие адмиралтейские селения около Черного Леса и г. Николаева совсем обмалорусились. В Екатеринославской губ. крестьяне-великорусы местами также почти слились с малорусами и живут в одинаковых мазанках; в западной части одежда их более подходит к малорусской, в восточной же – преобладают великорусские серые, домашнего изделия кафтаны, ситцы и т. д. Чем кучнее великорус отселился от малоруса, тем нагляднее разница в бытовых чертах того и другого. Впрочем даже отдельные великорусские хутора в степи (Александровский у.) – так называемые «кацапские» не нравятся живому и любопытному соседу малорусу уже потому, что они, несмотря на дороговизну леса, почти всегда обнесены глухим тесовым забором, через который не видно, что творится на дворе и т. д. В Екатеринославском, Павлоградском и Луганском у.у. преобладающая масса великорусского населения состоит из старообрядцев-поповцев, главным образом белокриницких австрийцев. Они имеют в Луганском у. свои храмы и известный Преображенский монастырь, находятся в постоянных сношениях с Москвой, получают оттуда книги и пр. В 1898 г. здесь был собор епископов. Шелапутство, занесенное в начале 1860-х годов из Полтавской губ., Донской обл. и Кавказа, в Екатеринославском, Павлоградском и Луганском у.у. по-видимому идет на упадок; также и штунда-необаптисты, более сильно господствующая впрочем в Павлоградском и Александровском у.у. среди малорусов, стала разлагаться вследствие появления секты субботников. В Бессарабской губ. кроме наезжих торговцев, ютящихся около городов и крупных сел, великорусское сельское население, являясь в ограниченном меньшинстве сравнительно с прочими славянскими народностями, сосредоточено отдельными группами; напр., в посаде Вилкове живут старообрядцы и сектанты; из них некоторые считают себя потомками беглецов из России в Польшу со времени исправления книг, появившихся здесь в половине XVIII в. и известных раньше под именем липовая, т. е. филипповцев (Пилипоне – искаженное собственное имя Филипп, глава секты), расселявшихся отсюда между прочим и в Молдавию и Вилков. Сюда же потом попала часть донских некрасовцев, вернувшихся в подданство России в числе около 100 душ после турецкой войны 1828 г. В начале XIX в. старообрядцы стали прибывать в Буджак и рассыпались по всей Бессарабии. В настоящее время великорусы-старообрядцы вообще укоренились по окраинам Бессарабии, более на юге, между прочим в Измаильском у., но живут и на севере – в центре Хотинского у. Все же постоянное великорусское старообрядческое население составляет в Бессарабии не более 1?% всего населения.

Как уже было указано в историческом очерке, колонизация Донской области великорусами началась в XVI веке по следам «рязанских казаков», кое-где уже захватывавших в XIV–XV вв. верхнее и среднее течение Дона, а закончилась в середине XIX в., когда целый Миусский округ оказался заселенным беглыми помещичьими крестьянами из центральных черноземных губерний.

Вольное казачество первоначально сосредоточивалось в рассматриваемой области в низовьях Дона, и между ним и правительственной колонизацией (сторожевыми чертами) долгое время оставалась обширная нейтральная, почти совсем ненаселенная степная полоса. Правильное и более систематическое развитие казачества, пополняемого беглыми холопами и крестьянами-«втикачами» от тяжелого крепостного житья, относится ко второй половине XVII века, когда после 1654 г. уже все казаки перешли под власть Московского государства, оставившего за ними привилегию не выдавать беглых и построившего ряд казачьих укреплений от Южного Буга до самого Дона. Главную массу верховых донских казаков (по Донцу, Хопру, Бузулуку и Медведице) составили великорусские старообрядцы. В 1811 г. к донским казакам были приписаны крестьяне-малорусы, жившие при станицах вольными батраками и происходившие из Слободской Украины. С Дона часть казаков смешанного происхождения – великорусского и малорусского – переселилась в Ставропольскую губ. на Куму. И по настоящее время донские казаки-великорусы по физическому типу и характеру отличаются от казаков-малорусов, смешавшихся впоследствии отчасти даже с южными инородцами.

Верховые казаки, т. е. живущие в верховьях Дона, выше Цимлы, – выходцы из центральных великорусских местностей. Они, как и все казаки, среднего роста, крепкого телосложения, с русыми волосами и серыми глазами; развиваются медленно, выносливы и долговечны. Переход от верховых к понизовым казакам составляют донцы-серединцы, но по своему типу они более приближаются к понизовцам, а эти последние большей частью смуглы и бледны, черноглазы и черноволосы; они менее крепкого сложения, зато более подвижны и ловки; Все признаки понизовцев говорят за их смешанное происхождение: женами казаков в былое время нередко становились пленницы из южных горских племен, татарки и даже турчанки.

Характер верховых казаков более консервативен, чем у низовых, быстро до самоотвержения увлекающихся идеей, но и быстро остывающих; верховцы менее тщеславны и честолюбивы, нежели понизовцы, но зато последние в общем едва ли не более развиты, чем первые. В частности наблюдается различие даже между отдельными станицами одного и того же района: каждая из них носит особый отпечаток и в произношении, и в обрядах, до того разнообразных в мелочах, что в чужой станице казак сразу отличит своего земляка. Чуть не каждая станица кроме общеизвестного названия имеет еще и свою особенную, характерную для нее кличку. По своему общительному характеру казаки склонны и к совместному труду; они устраивают артели или ватаги рыболовные и охотничьи, а в прежние, грубые времена охотно участвовали в разных предосудительных шайках. Из среды донских же казаков вышли такие характерные и крупные фигуры, как Булавин и Пугачев.

Постройки низовых и серединных казаков отличаются своей чистотой и опрятностью. Дома строятся деревянные, крытые тесом или камышом (очеретом), у богатых – нередко железом. Встречаются постройки и из кирпича. Хозяйственные пристройки окружаются оградой. Внутренность жилого дома разделяется обыкновенно на три комнаты – стряпную, спальную и чистую «горницу», стены которой часто украшаются оружием. Печь иногда раскрашивается в разные цвета. Постройки верховых казаков делаются по тому же типу, но отличаются своей относительной неопрятностью и теснотой. Чистая комната выходит обыкновенно на двор, а стряпная, служащая для хозяев не только кухней, но и рабочей комнатой, выходит на улицу, также не отличающуюся, подобно двору, своей чистотой.

Одежду казаков составляют белая рубаха, синие шаровары с широкими красными лампасами, казакин, сапоги, высокая баранья шапка с цветным суконным верхом или картуз синего цвета с красным околышем. Женский костюм напоминает старинный южно-великорусский и малорусский, но в верховые станицы давно уже (сначала XIX в.) проникли ситцы и верхние одеяния вроде «дипломатов», «жакетов» и т. п. продуктов фабричной цивилизации. Девушки украшают иногда головы лентами, не вплетая их в косы по-малорусски, а устраивают из бумаги великорусский кокошник и прикрепляют к нему несколько разноцветных лент, спускающихся сзади до пояса. Некоторые старинные костюмы, найти которые можно разве только в сундуке у какой-нибудь старухи, носят названия татарского происхождения. Так, напр., старинное одеяние казачки называлось «кубелек», род кафтанчика с металлическими пуговицами, поверх него «коврак» – халат, у девиц – «челоуч» – красная бархатная с монетами скуфья, у женщин – повойник пол аршина вышины и «торкич» – шелковый платок и пр. Это объясняется долговременным соприкосновением донских казаков с татарами и др. восточными народами, а также можно объяснить и происхождением донцов от «рязанских казаков» XIV–XV вв., бывших наполовину великорусами, наполовину крещеными татарами.

Говор донцов-верховцев, будучи южно-великорусским по своему происхождению, имеет и некоторые особенности, вроде «яго», «чяго» или «чиго», с мягким г (замечаемые впрочем и в южных рязанских селениях – якающий говор), что дало повод к прозвищу казаков чигами, распространившемуся по всему Дону. Донцы-серединцы говорят более акающим южно-великорусским говором; у низовцев распространен тот же рязанский говор, но совсем подавленный малорусской речью с наплывом татарских слов.

В прежнее время ведение всех общественных дел принадлежало станичному сходу и атаману, но с 1870 г., по новому положению, в руках последнего остались только административная и исполнительная власти. В настоящее время станичный сход имеет право выбирать атамана на три года, решает дела вроде семейных разделов, переделов и пр., однако такого значения и влияния, как прежде, не имеет. Судебные функции переданы от атамана в станичные суды, имеющие много общего с нашими волостными. Не исчез до настоящего времени и самосуд, особенно по отношению к конокрадам и ворам. Существуют и другие неофициальные суды, как напр., суд общины, поселковый суд, единоличный суд атамана и третейский суд стариков; эти два последние производятся только с согласия обеих заинтересованных сторон. Местом для народного суда служит станичная изба, где в старину на стене висел портрет Ермака.

Народные суды пользуются большей популярностью, нежели суды, установленные законом 1870 г., где делом часто заправляют «судейские писаря», внося чуждый народному духу элемент. В народных судах и наказания своеобразны, напр., обмазывание дегтем хаты виновного, битье стекол, вытрясенье пуху из перины, срывание платка у женщины; освященные давностью времени, эти наказания пользуются еще большей популярностью и распространением.

Внутренний быт казачьей семьи в прежнее время носил деспотический характер со стороны главы семьи, настоящая же семейная жизнь не имеет почти ничего общего с давним прошлым.

Вольная военная жизнь не позволяла казаку обзаводиться семьей, и женатые не пользовались почетом. После удачных походов казаки привозили с собой пленниц, которые нередко становились их женами, иногда же за недостатком женского элемента допускалась и полиандрия. Что касается самого брачного обряда, то брак до XVIII в. у казаков не освящался церковью, а признавался общиною на майдане (площади); тут же решался вопрос и о разводе. В петровскую эпоху началось уже церковное венчание казаков, хотя дедовское решение на майдане долго еще имело место.

Браки у верховых казаков-раскольников бывают обыкновенно ранние: мужчины женятся вскоре по достижении половой зрелости, причем невеста часто бывает старше своего мужа; в старообрядческих станицах наблюдается явление снохачества. Казаки-понизовцы женятся обыкновенно позднее, в среднем между 25–30 годами. Обыкновенно согласие брачующегося имеет мало значения, так как дело обсуждает семейный совет, где мать имеет решающий голос. Впрочем выбор невесты предоставляется иногда на «волю Божью»: на ночь кладутся под образа записки с именами имеющихся ввиду невест, из которых намечается именно та, чье имя написано на одной из записок, вынутой наугад утром. Сватание невесты происходит аллегорически, обиняками и, в случае положительного ответа через сватов, родители жениха с хлебом и солью отправляются в дом невесты для совершения рукобитья и определений условий предполагаемого брака. После этого устраиваются «своды» жениха и невесты, т. е. они должны дать друг другу свое согласие, которое сопровождается обменом подарков и поцелуями. Если невеста откажется от брака уже после рукобитья, то она, по обычаю, должна возвратить жениху его подарки и кроме того уплатить штраф «за срам», а в старые годы отказавшаяся подвергалась публичному наказанию – обрезыванию косы. Рукобитье повторяется через несколько дней под названием «сговора» – в присутствии родственников и знакомых. Торжественно повторяются брачные условия, затем идут поздравления жениху и невесте, которые подносят гостям водку и принимают от них поцелуи. У старообрядцев в некоторых станицах совершается всю ночь «пропой невесты», а утром ее везут в дом жениха, где она живет до свадьбы дня два-три. За это время происходит смотр приданного или, по местному выражению, празднование «подушек». Накануне свадьбы вечером невеста, по общепринятому старинному обычаю, устраивает своим подругам прощальный вечер – девичник, а у жениха просто веселятся или, по старинному, во многих местах готовят каравайчики или шишки.

В день «выдания», т. е. венчанья (по большей части в воскресенье), жених с перекинутым через плечо платком – подарком невесты – отправляется к ней пешком или на коне, по старинному великорусскому обряду – в сопровождении поезжан (эти последние называются «боярами», тогда как жених и невеста – «князем» и «княгиней»); рукава у них при этом перевязаны разноцветными платками. Невеста, ожидая жениха, сидит на сундуке и «хныкает», а подруги поют; жениха впускают только после выкупа в пользу братьев невесты, после чего эта последняя передает ему «державу» – плетку или шашку, изукрашенные мишурой и лентами. Перед тем как ехать в церковь, невесту, а также и жениха обвязывают куском сетки, чтобы предохранить их от нечистой силы; с этой же целью невесте кладут за пазуху «тридевять» иголок острием вверх. У старообрядцев в сторожке невесте расплетают косу и надевают (перед венцом) бабий наряд, а после венца кроме того – повойник. Родители встречают дома молодых с караваем, осыпают их хмелем, зерном и даже монетами в знак пожелания богатства и благополучия. По совершении всех этих обрядностей дружко отводит молодых в спальню и, не отходя от дверей, сторожит покой от «лиходейства» и «порчи». Свадебный пир в казачьем быту не имеет такого значения, как в Малороссии, и часто откладывается на некоторое время, а у бедных даже на несколько месяцев. Во время пира соблюдается, хотя и не так строго, как в прежнее время, множество обрядов и обычаев, разнообразящихся по месту, но в большинстве случаев заимствованных как у великорусов, так и у малорусов. После пира у молодого родителями молодой устраивается последний пир, который носит название «отводов» и после которого жизнь молодых вступает в обычную колею. «Вы теперь не князь и княгиня: берись ты за вилу, а ты за рогач» – говорит казачья пословица.

Второй и третий браки у казаков – не в редкость. После сорочин, т. е. спустя 40 дней со смерти мужа, вдова уже начинает присматривать себе «хорошего человека», чтобы иметь помощника в хозяйстве. Взаимные отношения супругов регулируются началами св. Писания и Домостроя. Жена должна бояться мужа, и для внушения этой боязни, ее глава и повелитель зачастую принимает крутые меры. Со своей стороны муж должен любить свою жену, но «так, чтобы она об этом не знала». Женщина в прежнее время считалась существом, стоящим неизмеримо ниже мужчины, и деспотизм в семье со стороны главы-мужа проявлялся во всей его силе. Такое обращение со стороны мужа подтверждается старинными песнями. В наше время нравы смягчились, но убеждение, что «баба одного и боится – кулака» осталось и до сих пор.

Женщины, как вообще у южных великорусов, стоят в церкви позади мужчины. Следы прошлого воззрения на женщину не исчезли и теперь, но вообще положение женщины у донских казаков, по мнению некоторых наблюдателей, лучше, чем в среде великорусов центральных губернии. В домашнем хозяйстве жена вообще пользуется должным авторитетом, хотя ее имущественные права при жизни мужа и весьма невелики. Случается, что во время частых, порой долговременных отлучек мужа (напр. на войну) казачка изменяет ему. Возвратившийся муж или расходится с ней, или же усыновляет прижитых в его отсутствие детей, а жену даже не наказывает за неверность, справедливо полагая, что «здоровье выбьешь, а что было, того не вернешь».

Воспитанием дочерей занимается мать; отец заботится о сыновьях – подготовляет из них для «службы государевой» наездников и воинов. Крещение детей в казачьем быту имеет большое значение, так как по их понятиям до крещения у младенца души нет, а она вдувается священником при совершении обряда; некрещеный не может явиться на страшный суд; поэтому восприемников «нужно почитать больше»; вражда между кумом и кумою считается за великий грех и т. п.

В имущественном отношении права жены и детей невелики; они нормируются правилом: «жена – хозяйка своего добра», т. е. она может распоряжаться по своему усмотрению только тем, что принесла с собой от своих родителей; но по смерти мужа (если не было духовного завещания) жена (бездетная вдова получает из имущества только часть, назначенную ей родственниками, которые считаются наследниками) является полной наследницей имущества покойного супруга, а дети наследуют в этом имуществе только со смерти матери. Не отделенный сын имеет весьма незначительное собственное имущество – нажитую на службе «оправу» т. е. оружие, коня с седлом и пр. сбруей. Долги неотделенного сына отец выплачивает сам, но при этом взыскивает с сына по своему. Консервативность верхового казачества сказывается и в данном случае – власть отца простирается здесь даже на отделившегося женатого сына. Последний хотя и имеет право жаловаться в станичный суд, но влияние общины на семейные отношения невелики. Впрочем в последнее время и в казачьем быту сильно умалилась родительская власть. У казаков распространены как большие, так и малые семьи; первые более характерны для низовцев (эти семьи при жизни главы-отца достигают 30–40 человек), а вторые преобладают в северных станицах.

История показывает нам, что донское казачество составилось из двух основных элементов – великорусов (преимущественно старообрядцев) и присоединившихся к ним понемногу малорусов (батраков), как мы выше упоминали. Поэтому и обряды, поверья, приметы, сказки и песни казаков имеют и великорусское, и частью малорусское происхождение и варьируются в самых разнообразных сочетаниях не только в разных уездах, но и в станицах. Выше было уже упомянуто о некоторых обрядах, совершаемых в казачьем быту. Что же касается песен, которые так любят петь казаки, то их можно подразделить на исторические, составляющие богатый и интересный отдел донских песен, и песни семейного быта.

Исторические песни (см. Савельева) черпают свое содержание почти исключительно из жизни казачества и его героев – Ермака, Степана Разина, Булавина, Некрасова, Пугачева и др., и в общем хорошо отражают черты соответствующих эпох. Проводя почти всю свою жизнь в битвах и походах против неприятелей, казаки сохранили о них много воспоминаний:

Как гуляли мы, братцы, по синю морю, по Хвалынскому, Разбивали мы, братцы, бусы-корабли, Как и те-то кораблики, братцы, не орленые…

Много, много сил пришлось потратить казакам в борьбе с кубанскими и терскими татарами, и долго длилась эта борьба, развившая в них искусное наездничество, ловкость и сметливость. Конь в то время был неразлучным товарищем казака. Одна из песен, довольно распространенная среди донских казаков, изображает, как в поле под кустом лежит молодой израненный донской казак:

Перед ним-то стоит его верный конь,

Он копытом бьет во сыру землю,

Выбил яму по колено он,

Своего будит он хозяина:

«Ты встань, пробудись, добрый молодец,

Ты, хозяин мой, млад донской казак!

Ты садись на меня – слугу верного,

Понесу я тебя да на тихий Дон».

Как коню-то молодец речь возговорил:

«Уж-ты конь, ты мой конь, товарищ верный мой! Не поднять уж тебе добра молодца.

Ты отбей, оторви шелковый чумбур,

И беги ты, мой конь, да на тихий Дон,

Ты не степкою, не дорожкою,

Ты тропинкою все звериною,

Куда травушка-ковылушка лежит,

Там холодная криничинька бежит. Злодей-турчин не поймает тебя,

И татарин не оседлает тебя..

Прибеги же ты, конь, к моему ко двору,

Копытом ударь у вервичка;

Тогда выйдет к тебе вдова старая,

Вдова старая, мать родная моя,

Станет тебя про сына спрашивати:

Не убил, не убил ли ты его?

Ты скажи: он жениться захотел,

Обнимает поле чистое теперь».

Песни о семейном быте казаков или общерусского народного содержания, напр. о горькой доле невестки в чужой семье, о выдачи замуж за немилого и пр., или сложились в условиях собственно казачьей жизни, каковы, напр., песни, изображающие трогательную сцену прощания матери с сыном, когда он отправляется на службу государеву. Много песен и об «игреливых» женах, обманывающих своих мужей, пока они воюют на чужедальней стороне. За последнее время народные старые казачьи песни вытесняются пошлыми городскими романсами, в чем немалую роль играет необыкновенное развитие южнорусских промышленных центров.

Болгары, как составной элемент сельского населения Новороссии, относятся к общей группе представителей славянского племени в крае, известной под именем группы так называемых «задунайских переселенцев». В 1752 году полковником Хорватом, по поручению имп. Елизаветы, были выведены с Балканского полуострова и поселены в Славяносербском, ныне Луганском уезде Екатеринославской губ. 620 семей сербов; вместе с ними перешли в Россию также черногорцы, болгары и выходцы из молдаван, мадьяр и албанцев. Вся эта неоднократно пополняемая смесь частью осталась в «Славяносербии», частью была поселена вдоль тогдашней польской границы, в заднестровских уездах Херсонской губ. – «в Новосербии» (Александрийском и Елисаветградском). Образовались известные в истории «роты». Впоследствии (1806—12, 1830—34, 1860– 62 гг.) переселились в Новосербию еще несколько больших смешанных партий, но преимущественно болгар из Македонии, Румелии, Добруджи, Софийского, Пиротского, Берковицкого и Кюстенджийского округов, расселившихся по всему югу. В настоящее время большинство балканских переселенцев на юге России составляют болгары, на которых мы и остановимся подробнее, так как сербы и черногорцы, при их незначительном количестве и смешанности с другими элементами, почти уже утратили свою национальность, внешний и внутренний быт своих предков и слились частью с молдаванами, частью с малорусами, отличаясь от последних разве большей смуглостью, живостью и меньшим количеством разных суеверий и примет.

Численность болгар в Новороссии простирается до 170 тысяч. Живут они в Бессарабии колониями и отдельными хуторами среди молдаван и малорусов, в Бендерском (с. Комрат) и Измаильском уездах, с заштатным городом Болградом в центре. В Херсонской и Таврической губерниях они живут в старых болгаро-греческих колониях – Большом и Малом Буялыках, Кубанке (Одесского у.), Каторжинке, Парканах (Тираспольского у.), Терновке (Херсонского у.), Балточокраке (Симферопольского у.), Старом Крыму и Кишлаве (Федосийского у.). Много чисто болгарских колоний находится в Бердянском и Мелитопольском уездах Таврической губ.; наконец несколько болгарских колоний существует в бывшем Славяносербском (ныне Луганском) уезде. Все болгары, живущие в пределах рассматриваемой области, разделяются на старых, переселившихся сюда из Македонии до 1830 г., и новых, или, как они называют себя, «черных». В Мало-Буялыцкой колонии есть еще кроме того болгарские выходцы из Добруджи – «гагаузы» и «шопы», эмигрировавшие в Россию из Софийского, Пиротского и Кюстенджийского округов.

По своему физическому типу русские болгары не отличаются от балканских. Они среднего роста, не очень крепкого сложения, цвет лица имеют смуглый, волосы черные и курчавые, глаза живые и выразительные, нос с горбиной, губы широкие. Женщины, красивые в молодости, быстро стареют и к тридцати годам зачастую кажутся уже старухами. Старые и «черные» болгары говорят по-болгарски (болгары 19 бессарабских колоний говорят обыкновенно по-молдавански) и почти все знают и русский язык. Старые болгары сохранили славянскую азбуку, а черные приняли буквы греческого письма. Гагаузы говорят по-турецки, но употребляют волошскую грамоту. Будучи православными, они справляют некоторые храмовые праздники на манер мусульманских курбанов (байрам).

Болгарские дома, выбеленные внутри и снаружи, строятся из кирпича или из глины с хворостом. Материалом для крыш служит черепица. Внутренность дома составляют три или четыре комнаты с глиняным, а иногда и деревянным полом; меблировка состоит из дивана (Иногда диваны делают из земли. Сверху такой диван устилают коврами), обитого ярким ситцем, и нескольких крашенных столов и стульев; стены увешиваются коврами, ручниками и тарелками, увитыми засохшими цветами; в красном углу висят образа. У богатых болгар обстановка лучше: кроме ковров на стены вешаются зеркала. Семья и сам болгарин в обыкновенное время не живут в этих комнатах, а ютятся весь день в особой клетушке, устроенной между домом и сараем или какой-нибудь другой хозяйственной пристройкой; печь этого помещения очень первобытна и не имеет трубы, так что дым выходит в отверстие в потолке.

Обыкновенная одежда болгарина – черная куртка, цветной кушак, «гашти» – шаровары, барашковая шапка, «церзули» (поршни).

Почти полное отсутствие образования является причиной косности болгар, придерживающихся до сих пор старых общеславянских суеверий и обычаев – остатков языческого периода; обычай – закон для болгарина. Впрочем в тех местах, где болгары по местным условиям соприкасаются с немцами, греками и русскими, старинные предания и обычаи начинают мало-помалу исчезать. Наоборот, феодосийские болгары, окруженные бедным татарским населением, более всего сохранили старинные религиозно-языческие обрядности и национально-бытовые черты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.