19–26 августа 1940 г. ГРЕТА

19–26 августа 1940 г.

ГРЕТА

Ломмель постоянно пишет письма. Каждый выходной он садится и строчит как сумасшедший. Каждый раз, как кто-нибудь из нас подходит посмотреть, что он пишет, он вздрагивает и закрывает листки руками. Смешной он воробышек. Зольнер говорит, что видел, как он рвет потом свою писанину. Рвет очень аккуратно, на маленькие кусочки, наверное, боится, что кто-нибудь из нас потом попробует сложить эти кусочки. Правда, насколько я знаю Тео Зольнера, Ломмель вряд ли так далеко зашел.

Прошлой ночью мы с Зольнером подступились к нему всерьез. Спрашиваем, он что, пишет каждый день письма лично фюреру с целью разъяснить ему дальнейшие действия? А может, он помолвлен или у него есть возлюбленная? Как только мы обмолвились «возлюбленная», наше дитятко вспыхнуло как маков цвет. Нет, говорит, не то чтобы возлюбленная, не совсем, но… А потом закрылся, как устрица. Мы напираем: «Так это девушка?» Да, говорит наконец, девушка. Тут мы его бомбардируем вопросами. А как она выглядит? Какие у нее волосы? Он трясет головой и говорит, что не знает. Мы, конечно, не выдерживаем и от души смеемся. А он опять трясет головой и говорит, что правда не знает. Говорит, он ее никогда не видел, только слышал ее голос. У нее прекрасный, чуть хрипловатый голос.

Нам потребовалось кое-какое время, чтобы вытянуть из него детали. Не буду рассказывать, как нам с Зольнером это удалось, скажу только, что частично угрозами, частично убеждением. Вот наша добыча.

Ее зовут Грета Шмидт. Грета Шмидт – это девушка, которая говорит по «Дойчландзендер»[17] каждую пятницу вечером или, может быть, днем, в течение получаса или около того. Она рассказывает обо всем на свете. Передача называется «Привет из родного дома». Предназначена поддерживать наш контакт с родиной. Уверен, это одна из замечательных идей доктора Геббельса.

В ее голосе, говорит, есть что-то такое, что очень трогает. Он не может этого объяснить, но говорит, все, кто хоть раз ее слышал, хотят слушать ее снова и снова. Это его собственные слова. Ладно, послушаем. Мы с Зольнером решили послушать эту Грету Шмидт в ближайшую свободную пятницу. А может, нам удастся настроиться на эту радиостанцию, когда будем лететь над Англией. Если, конечно, не будет слишком жарко. Мы часто включаем в полете радио.

Наверное, и правда что-то есть в этом голосе. Как мы поняли из разговора с Ломмелем, эта Грета Шмидт невероятно популярна во всей армии. Она получает больше сотни тысяч писем в неделю. Полагаю, это побольше, чем может похвастаться большинство женщин. Многие ребята пишут ей постоянно. Пишут все, что придет в голову. Иногда просят прислать какой-нибудь сувенирчик. Думаю, Ломмель пишет ей самое малое раз в неделю. А сочиняет столько, что можно слать хоть каждый день. Когда мы на него надавили, он сознался, что попросил Грету Шмидт прислать ее фотокарточку. Но единственное, что он от нее получил, – стихотворение.

Ломмель говорит, что никто никогда не получал от нее ее карточку, хотя все ребята, кто ей пишет, просили об этом. Она хочет оставаться загадкой. Каждый представляет ее себе такой девушкой, какая ему больше всего нравится. Ломмель каким-то образом узнал, или думает, будто узнал, что Грета Шмидт стенографистка на цементном заводе. Как бы то ни было, ни один солдат никогда не видел Грету Шмидт, по крайней мере, никто не может с уверенностью утверждать, что видел именно ее. Ломмель логически заключил, что, конечно, какой-нибудь солдат вполне может знать ее лично или даже дружить с ней, но он никогда не сможет со всей уверенностью утверждать, что это именно она. Тайна охраняется так тщательно, что даже ее родной брат, если у нее есть брат, не может этого знать точно. Когда кто-нибудь из ребят уезжает в отпуск в Берлин, его друзья кричат ему вслед: «Когда встретишь Грету Шмидт, поцелуй ее за нас, мы ее любим!»

Как она выглядит? Ломмель убежден, что у нее светлые волосы, что она очень молодая и очень красивая. Но конечно, он понятия не имеет, какая она на самом деле. После нескольких часов обработки мы наконец заставили его показать нам тот стих, что она прислала. Он, конечно, отпечатан в типографии, наверняка их разослано сотни тысяч.

Рано-ранешенько нынче я встала,

Оба окошка свои растворила,

Солнышко ясное лучик послало,

Детский рисунок мой весь осветило.

Вижу я моря спокойного берег,

Волны одна за другою бегут,

Флаги Германии весело реют,

Радость и счастье мое берегут.

Зернышки брошу я маленькой чайке.

Чайка, паришь ты в небес синеве.

Родину он от врагов защищает.

Чайка, неси мой горячий привет

Тебе, солдат, от твоей Греты Шмидт.[18]

Не знаю почему, но мне стишок не понравился. Наверное, надо, чтобы было лет двадцать – двадцать один, как Ломмелю. Но тогда я вообще не интересовался поэзией. Честно говоря, мне вообще не нравится вся эта затея с Гретой Шмидт.

Из Америки сегодня интересные новости в «Фельдцайтунг». Еврейская американская пресса, кажется, поняла наконец, что Англия проигрывает войну. Наш корреспондент пишет, что нью-йоркская «Геральд трибюн» опубликовала недавно статью одного высшего армейского офицера, который говорит: «Кажется, дела Англии плохи». Этот офицер, который получает информацию непосредственно от американского военного атташе в Лондоне, пишет, что, по его данным, в войне пока не задействована даже половина нашего люфтваффе и что мы могли бы атаковать безостановочно хоть несколько лет подряд. Но что касается Англии, пишет этот офицер, потенциал ее военно-воздушных сил близок к исчерпанию. Он также уверен, что английский флот не сыграет сколько-нибудь значительной роли в этой войне. Наш корреспондент пишет, что большинство американцев разделяют эту точку зрения. Они должны наконец признать, что английский флот совершенно не в состоянии что-то противопоставить нашему люфтваффе.

Еще интереснее статья в «Нью-Йорк таймс», которая, вероятно, от начала до конца была отредактирована раввинами. Некий профессор Уильямс из университета Северной Каролины, очевидно еврей, написал статью. «Не важно, кому сейчас принадлежат симпатии Америки… – пишет он. – Гитлер, вероятно, победит в этой войне и организует Соединенные Штаты Европы. Гитлер, таким образом, пытается сейчас совершить то же, что в свое время сделал Джордж Вашингтон, когда он объединил тринадцать колоний. Оба эти человека столкнулись с мощной оппозицией».

Это типичный еврейский трюк – сравнивать нашего фюрера с Джорджем Вашингтоном. Но очень скоро господин Уильямс и его друзья раввины уяснят себе, что есть маленькая разница между Адольфом Гитлером и Джорджем Вашингтоном. Да, очень маленькая разница. Но они ее очень хорошо прочувствуют, эту маленькую разницу.

Бомбим Лондон каждый день и каждый час. Так и должно быть. Не нужно быть большим знатоком военной стратегии, чтобы понять, что мы будем долбить их, пока не раскрошим все дотла. Когда боксер видит, что его противник в грогги, он его не отпускает, чтобы не дать ему времени прийти в себя. Он долбит его с обеих рук, пока тот не упадет на пол, тогда и бою конец. Так же надо и нам с Англией.

Только благодаря фюреру мы научились воспринимать вещи таким образом. У нас совершенно нет той дурацкой фальшивой сентиментальности, такой модной раньше. Мы точно знаем, что идет в зачет, и мы долбим противника, пока он не падает на пол.

Задуматься об этом меня заставил один случай из книги Удета. Удет рассказывает, как он неожиданно встретился в воздухе с выдающимся французским асом Гуинером. Оба были без сопровождения. Они одни кружились в открытом пространстве, пытаясь поймать друг друга в линию пулеметного огня. Тогда это было гораздо труднее, чем сейчас, хотя, конечно, все было намного примитивнее. Но так как аэропланы и вооружение у них были примерно одного уровня, то и условия схватки для них были равными. Как бы то ни было, когда Удет поймал наконец своего оппонента в прицел, он к крайнему разочарованию обнаружил, что его пулемет заклинило. Тогда это часто случалось. В отчаянии он ударил по нему кулаком, иногда это помогало. Но на этот раз не помогло, а хуже всего было то, что француз все прекрасно понял – что Удет совершенно беззащитен. Французу теперь оставалось только расстрелять его в упор, что было проще простого. Француз, однако, все прекрасно понимая, сделал следующее. Он покачал крыльями, сделал горку и исчез в западном направлении.

Удет совершенно уверен, что француз попросту не захотел расстреливать беззащитного противника. Это произвело на него глубокое впечатление, и он пустился в пространные рассуждения о рыцарстве и так далее. А что до меня, то меня это не тронуло нисколько. К черту рыцарство. Ты должен стрелять во врага, когда бы и где бы ты его ни встретил. Ты во что бы то ни стало должен его уничтожить. Потому что все они наши враги. Все вокруг наши враги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.