ЮОСНХ VS КОЛЛАПС: КТО КОГО?

ЮОСНХ VS КОЛЛАПС: КТО КОГО?

Бедственное положение угольной отрасли Донбасса, описанное выше, усугублялось бесконечными боевыми стычками, налетами различных военизированных формирований с Дона. Безденежье, бестоварье и война заставляли многих шахтеров покидать свои рудники. Дошло до того, что делегация горняков и шахтеров Александро — Грушевского района, посетив Ленина в декабре 1917 г„задала ему вопрос, «оставлять ли сейчас рудники и уезжать в центральную Россию»[542].

До появления ЮОСНХ в отрасли царила полная анархия. Вот как описывалась ситуация на одном из заседаний исполкома Южного совнархоза: «Продажа угля и металла помимо ведающих распределением этих продуктов органов спекулянтам, щедро кладущим «деньги на бочку»… расхищение, преступное мотовство, проявляемое различнейшими местными штабами в употреблении бензина, без которого не может жить ни один рудник, — вот образцы этого «своеволия», этой «самостийности», конечно, не похожей на самостийность украинских шовинистов, но все же чрезвычайно тормозящей и подрывающей работу Областного хозяйственного центра»[543].

Анализируя работу шахт, Бажанов и его коллеги открыли вопиющие злоупотребления в угольной отрасли, которые царили не только до появления ДКР, но и до Февральской революции. Пользуясь военными субсидиями государства, потекшими с 1914 года на поддержку отрасли, предприниматели удвоили количество шахт в регионе (с 785 в 1914 г. до 1601 к январю 1917 г.), многие из которых, как выяснилось, были фиктивными. «В результате образовался целый ряд предприятий — паразитов, — говорилось на заседании ЮОСНХ, — рудников, заложенных только для виду, явно убыточных, на которых себестоимость угля обходится иногда в полтора рубля… Субсидировать такие рудники было бы бессмыслицей, сами они себя не окупают, они должны быть ликвидированы». В результате совнархоз Артема — Бажанова постановил создать специальный ликвидационный фонд, целью которого было бы перенаправление шахтеров с подобных рудников в те местности Донбасса, где рабочих рук не хватало. На это было решено выделить 1 млн рублей[544].

Ситуацию в отрасли усугубляло резкое падение дисциплины. С началом революций шахтеры начали выбивать себе колоссальные прибавки к зарплатам, сокращая рабочий день. Кроме того, отток квалифицированных кадров привел к размыванию социальной структуры горняков. Так, к январю 1918 г. 22,6 % шахтеров Донбасса были военнопленными, 7,6 % — подростки, 5,3 % — женщины. Производительность труда в результате этих изменений резко упала. Местная пресса отмечала: «Никаких мер понуждения рабочие не допускали, администрация была совершенно терроризирована и не имела никакого влияния на ход дела. Штрафы и увольнения совершенно были отменены в отношении рабочих, но, наоборот, широко применялись рабочими по отношению к техническому персоналу»[545].

Говорить о том, что руководство ДКР смогло в корне изменить эту ситуацию, не приходится — уж слишком мало на это у него было времени. Но даже то, что в дни разрухи удалось сделать ЮОСНХ, впечатляет на фоне полного бездействия местных властей в других регионах. Как упоминалось выше, IV областной съезд Советов одновременно с провозглашением Донецкой республики сообщил: «Съезд горнопромышленников Юга России объявляется достоянием Российской Республики». Все координирующие функции ССГЮР и распределительные функции «Монотопа» ЮОСНХ взял на себя, начав утверждение планов «разверстки угля по заводам, железным дорогам, флоту и др.»[546].

Несмотря на тяжелейшие условия, ЮОСНХ даже умудрился при помощи вышеназванных инженеров организовать минимальные работы по разведке запасов угля в крае и обследованию технического состояния ряда рудников. Благодаря усилиям Бажанова, на некоторых шахтах Донбасса, и в частности Макеевки, которой руководитель ЮОСНХ по понятным причинам уделял особое внимание, к апрелю 1918 г. удалось даже поднять производительность труда, что было беспрецедентным явлением для того времени. По данным советских историков, добыча угля на макеевских шахтах выросла с 60 тыс. пудов в сутки в феврале 1918 г. до 92 тыс. пудов в марте этого же года. В немалой степени выводу ряда шахт из кризиса способствовало прямое субсидирование рудников Южным областным совнархозом. Только за несколько недель февраля шахтам было выдано субсидий до 5 млн рублей[547].

Довольно энергично ЮОСНХ действовал и в металлургической отрасли, где он взял на себя функции еще одной государственной монополии — «Югометы», располагавшейся в Екатеринославе. На ее базе там же был создан металлургический отдел совнархоза, а сама «Югомета» была окончательно ликвидирована 23 марта 1918 г.[548]. Таким образом, один, сравнительно небольшой по количеству работавших в нем, орган Донецкой республики более или менее эффективно (насколько в условиях войны и разрухи можно было говорить об эффективности вообще) заменил собой сразу несколько хозяйственных монстров, созданных в николаевской России образца 1914–1917 гг.

Ситуация с некоторыми металлургическими заводами представлялась даже более сложной, чем с шахтами. Как уже было отмечено выше, к концу 1917 г. собственники ряда предприятий не только остановили производство, но и велели задуть доменные печи. Возобновление работ на подобных заводах вообще не представлялось возможным в ближайшей перспективе. Вместе с тем, на данных предприятиях были накоплены значительные запасы металла и все еще числились квалифицированные металлурги, которых так не хватало на работавших фабриках. Так, проанализировав ситуацию на Дружковском металлургическом заводе, где уже несколько месяцев стояло производство, а рабочие не получали зарплату не только за простой, но и за отработанное время, ЮОСНХ, поняв, что в ближайшее время запустить завод не получится, постановил продать имевшиеся на заводе запасы металла, выручить на этом 1,7 млн рублей, рассчитаться с металлургами, а затем совместно с комиссариатом труда ДКР перебросить их на другие заводы и шахты, где так не хватало рабочих рук. В кризисных условиях это был хоть какой — то выход. По такому алгоритму ЮОСНХ действовал и в отношении некоторых других предприятий. На некоторых из них снова — таки удалось поднять производительность труда. К примеру, на Енакиевском метзаводе она выросла на 30–40 %. Хотя, конечно, как и в случае с шахтами, это было скорее исключением из правил[549].

Среди проблем, которые тормозили все благие начинания, был продолжавшийся коллапс на транспорте. Один из выступавших на IV областном съезде Советов Донецко-Криворожского бассейна заявил: «Мы не знали раньше, от чего мы скорее погибнем — от падения добычи [угля. — Авт.] или разрушения транспорта, недостатка вагонов. Оказывается, от последнего, ибо транспорта у нас нет»[550].

Для решения этих проблем 7 марта было создано транспортное управление ЮОСНХ, которое было объявлено «высшим органом по управлению путями сообщения Южной области». В условиях бедлама этот отдел сумел организовать серьезные работы по обследованию Екатерининской железной дороги и даже успел разработать техническую документацию на строительство подъездных линий к 22 заводам Харькова. Однако по требованию Москвы все железные дороги России были подчинены единому наркомату путей сообщения — и транспортное управление ЮОСНХ было распущено[551].

Конечно, проблему, которая лихорадила всю Россию, нельзя было решить в рамках одного региона. Помимо кризиса, связанного с разрухой на железной дороге, о чем шла речь выше, Донбасс оказался заложником еще одной серьезной проблемы: отсутствием горючего для шахт и транспорта. В январе 1918 г. наряды на нефтепродукты для промышленности Донбасса были удовлетворены всего на 3 %[552]. Оказавшись отрезанным от каспийской нефти, регион мог уповать лишь на помощь из столицы. И частично эта помощь поступала — так, к началу марта ЮОСНХ отчитался Ленину, что благодаря личному вмешательству того шахты Донбасса получили 300 пудов бензина. Но это была маленькая толика по сравнению с тем, что требовала экономика региона, не говоря уж об армии, которую пришлось формировать в спешном порядке[553].

ЮОСНХ вынужден был прибегать к жестким мерам экономии горючего. 18 февраля на президиуме совнархоза было принято решение о выработке декрета, запрещающего передвижения на автомобилях, кроме экстренных случаев. IV областной съезд принял также особую резолюцию, гласившую: «Все смазочные и горючие масла, необходимые для производства… должны поступать в распоряжение Совета народного хозяйства и отпускаться последним лишь на нужды производства и на… борьбу с контрреволюцией». Однако для того, чтобы это решение выполнялось на практике, Южному совнархозу пришлось просить особого подтверждения со стороны Совнаркома ДКР. 4 марта ЮОСНХ рассмотрел вопрос о замене бензина бензолом для автомобилей и броневиков, «поедающих такое огромное количество бензина, в то время как вследствие недостатка такового… вовсе приостанавливаются работы на некоторых рудниках»[554].

По мере разворачивания боевых действий с немцами власти ДКР 29 марта приняли решение о полной реквизиции автомобилей — как грузовых, так и частных, как граждан России, так и иностранцев (по состоянию на 1915 г. в Харькове насчитывалось до 300 легковых автомобилей). Прием реквизированных машин должен был осуществляться на ул. Мироносицкой, 8. Вряд ли эту акцию удалось осуществить в полном масштабе, поскольку до оккупации Харькова немцами оставалась всего неделя[555].

Жалоба К. Ворошилова на харьковских спекулянтов билетами

Поразительно, как в этих условиях вообще продолжал — пусть и с колоссальными перебоями — ходить пассажирский железнодорожный транспорт, о чем свидетельствуют многочисленные мемуары будущих активистов Белого движения, ехавших с севера на Дон через Харьков. Худо — бедно, но власти ДКР обеспечили работу железных дорог на территории республики. Правда, отмена значительной части пассажирских маршрутов привела к дефициту билетов, чем, конечно же, сразу воспользовались спекулянты.

В архивах сохранилась жалоба, написанная лично Климом Ворошиловым на имя наркома по делам управления Донецкой республики по поводу ситуации с билетами на харьковском вокзале. Будущая легенда Красной Армии жаловался, что он со своими коллегами из Луганска не мог приобрести билет домой после посещения им конференции ЮОСНХ — в Луганск из Харькова ходил всего один вагон, и билеты на него были проданы на несколько дней вперед. Не помогла даже записка комиссара труда ДКР Б. Магидова с просьбой оказать содействие. Зато вопрос легко решался перекупщиками билетов или проводниками. Ворошилов в итоге просил Васильченко «принять экстренные и решительные меры для устранения указанных беззаконий и привлечения виновных к ответственности»[556]. Пожалуй, довольно показательный эпизод не только для периода революционной России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.