Глава II. Борьба Ленина за сохранение российской державы

Глава II. Борьба Ленина за сохранение российской державы

Брестский мир – тяжелая, но необходимая плата за сохранение российского государства

В декабре 1917 года начались переговоры между Советским правительством и Германией о заключении мирного договора. Обосновывая мотивы, в соответствии с которыми Советская Россия начали эти переговоры, Ленин заявлял: «Было бы ошибкой построить тактику социалистического правительства России на попытках определить, наступит ли европейская и особенно германская социалистическая революция в ближайшее полгода (или подобный краткий срок) или не наступит. Так как определить этого нельзя никоим образом, то все подобные попытки, объективно, свелись бы к слепой азартной игре».

Ленин подозревал, что между Антантой и Германией вполне может быть достигнута сделка, причем, разумеется, за счет России. И он был прав, – во всяком случае У. Черчилль допускал возможность такой сделки: «Гигантские захваты, сделанные Германией в России, и ненависть и презрение, которые союзники питали к большевикам, дали Германии возможность сделать важные территориальные уступки Франции и предложить Англии полное освобождение [немцами] Бельгии… Подобным же образом облегчалось соглашение с Австрией и Турцией. Таковы были предпосылки этой великой возможности. Она была последней. Но Людендорф ничего такого не хотел». Вместо этого, пишет У Черчилль, Людендорф решил предпринять «величайшее наступление» на Западном фронте и выиграть войну на поле брани». (Churchill Winston S. The World Crisis. 1916–1918. Vol. II. P. 123–124.)

И все же слухи о сделке между Германией и Антантой за счет России витали в воздухе. Так что тревога была обоснована.

Как уже говорилось, в первые же дни после Октябрьского восстания Советское правительство предложило всем воюющим странам начать переговоры о перемирии. Страны Антанты не ответили. Немцы же советское предложение приняли; было решено начать переговоры 2 декабря 1917 года.

Советское правительство еще раз направило соответствующую ноту союзникам, предлагая им «присоединиться к мирной платформе и вступить в общие мирные переговоры для заключения перемирия на фронтах всех воюющих наций». Получив ноту советского правительства, британский посол Д. Бьюкенен записал в своем дневнике: «Троцкий передал военным атташе союзников ноту, которая утверждает, что его правительство никогда не желало сепаратного мира, но намерено мира добиться. Если Россия, после всего, должна будет заключить сепаратный мир, то это будет виною союзных правительств». Правительства стран Антанты не ответили и на эту ноту Советского правительства.

В первый же день переговоров с Германией советская делегация внесла «проект перемирия» на всех фронтах. Одним из главных пунктов этого проекта было предложение о запрещении переброски войск с русского фронта на фронт западных союзников России.

Дожидаясь, что страны Антанты все же откликнутся на «проект перемирия», советская делегация затягивала переговоры. 7 декабря советские представители предложили прервать переговоры на 10 дней. Как сообщал Троцкий британскому, французскому, американскому, китайскому, итальянскому, японскому, бельгийскому, румынскому и сербскому посольствам в Петербурге, «переговоры… прерваны по инициативе нашей делегации на одну неделю, чтобы дать возможность в течение этого времени информировать народы и правительства союзных стран о самом факте переговоров, об их направлении».

Троцкий еще раз призвал правительства Антанты принять участие в переговорах о мире. В случае же отказа – «перед лицом всего человечества заявить ясно, точно и определенно, во имя каких целей народы Европы должны истекать кровью в течение четвертого года войны».

Ответа снова не последовало. Больше того, союзники начали активно обсуждать вопрос о военной интервенции в России. Американский посол в России Д. Френсис настойчиво внушал лидерам стран Антанты мысль о необходимости свержения большевиков в результате интервенции.

…Переговоры с Германией шли трудно. Германия, учитывая военную слабость России, по сути предъявила ультиматум: либо дальнейшая война, либо аннексионистский мир. «Перед нами в этой ситуации встает вопрос, требующий неотложного решения, принять ли сейчас этот аннексионистский мир или вести тотчас революционную войну?» – пишет Ленин в работе «К истории вопроса о несчастном мире».

Оценивая доводы за немедленную революционную войну, Ленин приходит к выводу, что такая политика была бы красивым, эффективным и ярким жестом, «но совершенно не считалась бы с объективным соотношением материальных факторов.».

«Наша армия в данный момент не в состоянии успешно отразить немецкое наступление, вследствие крайней усталости и истомления большинства солдат», – пишет он далее.

«Заключая сепаратный мир, мы освобождаемся от обеих враждующих империалистических групп, используя их вражду и войну, затрудняющую им сделку против нас. В течение нескольких месяцев мирной работы мы бы осуществили социалистическую реорганизацию Советской России, что сделало бы социализм непобедимым и в России и во всем мире и создало вместе с тем прочную экономическую базу для могучей Красной Армии»¹¹.

Однако многие члены ЦК, многие видные большевики не поддержали Ленина, они настаивали на ведении революционной войны, надеясь, что она разожжет искры революции в Европе. Конечно, Ленин и сам горячо ждал и верил в революцию в Германии. Вместе с тем, как российский политик, он, прежде всего, заботился об интересах нашей страны.

В речи «О войне и мире на заседании ЦК РСДРП 11(24) января 1918 года» Ленин горячо убеждает членов ЦК: «Армия утомлена войной, при наступлении немцы смогут взять Ревель и Петроград голыми руками. Продолжая войну в таких условиях, мы необыкновенно усилим германский империализм, мир придется все равно заключать, но тогда мир будет худший… Затягивание войны входит в интересы империалистов стран Антанты, чему служит, например, доказательством предложение американцев о 100 рублях за каждого русского солдата… Нам необходимо упрочниться, а для этого нужно время».

10 февраля 1918 года Троцкий в Брест-Литовске демонстративно заявил немцам, что Россия прекращает войну, демобилизует армию, но мирного договора не подпишет.

Естественно, немецкие войска перешли в наступление.

18 февраля вечером Ленин на заседании ЦК РСДРП(б) вновь выступил с речью: «Шутить с войной нельзя. Теперь невозможно ждать, ибо положение определено вполне. Народ не поймет этого: раз война, так нельзя было демобилизовывать; немцы будут теперь брать все… В Германии нет и начала революции. Теперь нет возможности ждать. Теперь никакие оттяжки невозможны. Надо перестать выжидать, теперь поздно «прощупывать», так как теперь ясно, что немец может наступать…»

Наряду с критикой тактики «выжидания» Л. Троцкого Ленин снова подверг критике лозунг революционной войны: «Бухарин требует революционной войны. Но революционная война не должна быть фразой. На революционную войну мужик не пойдет. Я предлагаю заявить, что мы готовы подписать мир»¹.

Борясь против сторонников революционной войны, Ленин в те дни написал яркую статью «О революционной фразе».

Революционная фраза – болезнь революционных партий «при таких обстоятельствах, когда эти партии прямо или косвенно осуществляют связь, соединение, сплетение пролетарских и мелкобуржуазных элементов и когда ход революционных событий показывает крупные и быстрые изломы. Революционная фраза есть повторение революционных лозунгов без учета объективных обстоятельств, при данном изломе событий, при данном положении вещей, имеющих место. Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, – почвы под ними нет, – вот суть революционной фразы»[4].

«К революционной войне надо готовится на деле. Ничего подобного у нас до сих пор не было. Демобилизация в полном разгаре. Старой армии нет. Новая только-только начинает зарождаться…

Россия, мелкокрестьянская страна, неимоверно уставшая от войны. Повторяют лозунги, слова, боевые кличи, а анализа объективной действительности боятся»[5].

«Но Германия задушит нас экономически договором по сепаратному миру, отнимет уголь, хлеб, закабалит нас», – приводит Ленин слова противников мира с немцами.

«Премудрый довод, отмечает он, надо идти на военное столкновение, без армии, хотя это столкновение явно несет не только кабалу, но удушение, отнятие хлеба без всяких эквивалентов, положение Сербии и Бельгии, – надо идти на это, ибо иначе будет невыгодный договор.

О, герои революционной фразы!.. Мы идем на невыгодный договор и сепаратный мир, зная, что надо уметь выждать. Поэтому, если можно получить архиневыгодный сепаратный мир, его надо обязательно принять. Только при полной невозможности сепаратного мира тотчас придется бороться – не потому, что это будет правильной тактикой, а потому, что не будет выбора… Но пока выбор есть, надо выбрать сепаратный мир и архиневыгодный договор, ибо это все же во сто раз лучше положения Бельгии»[6].

«Примечательно, – продолжает Ленин, – что и русская, и англо-французская буржуазия хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией. Понятно, почему; во-первых мы оттянули бы часть германских сил, во-вторых, Советская власть могла бы рухнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом».

В статье «О чесотке» Ленин снова жестко, беспощадно разоблачает революционную фразу: «Мучительная болезнь чесотка. А когда людьми овладевает чесотка революционной фразы, то одно уже наблюдение этой болезни причиняет страдания». Ленин осуждает левых эсеров, которые не поддержали решение Совнаркома о приобретении оружия, снаряжения и съестных припасов у Антанты: «Если представитель класса эксплуатируемых, угнетенных, после того как этот класс свергнул эксплуататоров, опубликовал и отменил все тайные и грабительские договоры, подвергся разбойному нападению со стороны империалистов Германии, то можно ли его осуждать за «сделку с разбойниками» англо-француза– ми, за получение от них оружия и картошки за деньги или за лес и т. п.? Можно ли такую сделку находить нечестной, позорной, нечистой? Нет, нельзя»[7].

В конце статьи Ленин добавил постскриптум: «Североамериканцы в своей освободительной борьбе конца XVIII века против Англии пользовались помощью английских конкурентов и таких же, как Англия, колониальных разбойников, государств испанского и французского».

«Говорят, – иронически замечает он, – нашлись «левые большевики», севшие писать «ученый труд» о «нечистой сделке» этих американцев…»

Борясь против революционной фразы, стремясь во имя спасения России заключить сепаратный мир с Германией, Ленин вместе с тем предпринимает энергичные меры для организации отпора наступающим германским войскам. Ленин выпускает воззвание: «Социалистическое Отечество в опасности». Все силы страны должны быть целиком отданы делу обороны. Всем советским организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови.

Пытаясь использовать все средства, чтобы спасти Россию, Ленин обратился за помощью к Англии и Франции, – дайте нам вооружение и припасы, и мы будем продолжать войну с Германией! Однако правительства Антанты отказались помогать России.

Между тем немцы, продолжая наступать, выдвинули более тяжелые, чем прежде, условия для заключения мира. Выступая 23 февраля 1918 года на заседании ЦК РСДРП(б), Ленин заявил: надо принимать немецкие условия. Он поставил ультиматум: если политика революционной фразы будет продолжаться, то он выходит и из правительства, и из ЦК.

24 февраля Ленин выступил на заседании ВЦИК с докладом, в котором еще раз обосновал необходимость заключения мира с Германией.

Условия, которые нам предложила Германия сегодня, неслыханно тяжелы, безмерно угнетательские, условия хищнические, говорил Ленин. Империалисты поставили нам колено на грудь, и мы вынуждены подписать их условия мира. Это горькая, тяжелая, несомненная истина. Но сегодня мы не можем ответить войной, у нас нет сил. Однако наша революция продолжается. Не надо поддаваться на провокации противников Советской власти. По поводу этого мира они знают только слова: «позор!», «похабный мир!», а на деле с восторгом ждут немецких завоевателей. Они хотят, чтобы Советская власть дала бой, чтобы затем сговориться с немецкими империалистами. Их голоса, их крики против мира – лучшее доказательство того, что отрекающиеся от этого мира тешили себя непоправимыми иллюзиями, поддавались на провокации¹¹.

Дж. Рид свидетельствует: имущие классы ждали немцев. «Русский Рокфеллер» – капиталист Лианозов заявил: раньше или позже иностранным державам придется вмешаться в наши дела.

В то время как рабочие голодали, богатые в изобилии имели продовольственные продукты; спекулянты– мародеры, пользуясь разрухой, наживали колоссальные состояния и растрачивали их на неслыханное мотовство. При этом в адрес отказывающихся воевать солдат истошно кричали: «трусы», «нам стыдно быть русскими» и т. п. Для них большевики, которые, придя к власти, в конце концов, реквизировали крупные запасы припрятанного ими продовольствия, конечно же, были сущими «грабителями» и «насильниками». В семье, где я жил, пишет Дж. Рид, почти постоянной темой разговоров… был грядущий приход немцев, несущих «законность и порядок». Однажды мне пришлось провести вечер в доме одного московского купца, вспоминает он, и десять из одиннадцати человек сидевших за столом, высказывались за приход немцев.

В виду реальной угрозы захвата немцами Петрограда Ленин внес в СНК предложение о переезде в Москву. Это предложение также вызвало серьезные споры. Это похоже на дезертирство. Ленин решительно возражал: «Оставаясь при нынешних условиях в Петербурге, мы увеличиваем военную опасность для него, как бы толкая немцев к захвату Петербурга. Если же правительство – в Москве, искушение захватить Петербург должно чрезвычайно уменьшиться: велика ли корысть оккупировать голодный революционный город, если эта оккупация не решает судьбы революции и мира?..»

3 марта 1918 года в Брест-Литовске мирный договор с Германией был подписан. (Заметим, что даже после подписания Брест-Литовского договора Ленин был готов отказаться от его ратификации при условии, что страны Антанты и США дадут твердые и ясные гарантии оказания помощи Советской России. Таких гарантий не последовало).

Выступая в «Правде», Ленин призывает не впадать в отчаяние, пессимизм, – удар тяжелый, но надо закалять характер и готовиться к борьбе. «Почему тягчайшие военные поражения в борьбе с колоссами современного империализма не смогут закалить народный характер в России, подтянуть самодисциплину, убить бахвальство и фразерство, научит выдержке, привести массы к правильной тактике пруссаков, раздавленных Наполеоном: подписывай позорнейшие мирные договоры, когда не имеешь армии, собирайся с силами и поднимайся потом опять и опять? Почему должны мы впадать в отчаяние от первого же неслыханного тяжкого мирного договора, когда другие народы умели твердо выносить горькие бедствия?…

Отказ от подписи похабнейшего мира, раз не имеешь армии, есть авантюра, за которую народ вправе будет винить власть, пошедшую на такой отказ.

Мы не погибнем даже от десятка архитяжких мирных договоров, если будем относиться к войне серьезно. Мы не погибнем от завоевателей, если не дадим погубить себя отчаянию и фразе».

* * *

Итак, «похабнейший», «архитяжкий» Брестский мир был подписан. В соответствии с его условиями Россия потеряла значительные территории, должна была выплачивать Германии контрибуцию и поставлять немцам продовольствие, сырье и стратегические материалы.

И тогда, и сейчас противники Ленина обвиняют его в том, что он предал Россию. Они не видят, или не хотят видеть, что на самом деле он ее спас. Ценой тяжелейших уступок Ленин сохранил главное – национальную независимость страны и основной костяк ее державного могущества. В русской истории и раньше были примеры того, как, жертвуя частью земель, российские правители спасали наше государство, наш народ.

Вспомним хотя бы последствия Смутного времени, когда Россия вынуждена была уступить полякам, литовцам, шведам целый ряд своих приграничных областей, отдать польско-литовскому государству Смоленск, с таким трудом присоединенный к Московскому царству за сто лет до этого. И что же? Прошло пятьдесят лет и, одержав победу над польской шляхтой, русские вернули себе Смоленск, а заодно присоединили к России и всю Левобережную Украину, а также и Киев.

Вспомним, как в результате Крымской войны Российская империя по Парижскому договору 1856 года лишилась части черноморских земель, Измаила, потеряла свой военно-морской флот на Черном море. Прошло пятнадцать лет, и унизительный Парижский договор был ликвидирован, Россия восстановила свои позиции на Черном море.

Брест-Литовский договор просуществовал еще меньше, чем Парижский. 3 марта 1918 был подписан Брестский договор с немцами, а уже в ноябре того же года Ленин денонсировал его, как только в Германии началась революция.

Таким образом, этот «архитяжкий» и «похабнейший» договор просуществовал всего восемь месяцев! Не пятьдесят лет и не пятнадцать лет, а только восемь месяцев. Но ценой этого договора, просуществовавшего восемь месяцев, стало возможным, как уже было сказано, сохранение России в качестве независимого суверенного государства. Разве это не заслуга Ленина?

Гражданская война. Победа над интервентами

Мир с Германией был подписан, но в России уже полыхала гражданская война. Уже 25 ноября 1917 года, месяц спустя после Октябрьской революции Добровольческая армия белых начала боевые действия на Дону против Советской власти.

По всей стране в крайне правых кругах шла подготовка выступления против большевиков под монархическим флагом. Но примечательно, что заговорщики, а позднее и белые генералы, Деникин и другие, больше рассчитывали не на свои силы, а на иностранные штыки, на Антанту. После подписания Брест-Литовского мира никаких надежд на германскую оккупацию Петрограда не осталось.

Однако 1918 год был критическим для советской власти. И тем не менее белое движение было изначально обречено. Обречено, потому что его лейтмотив: борьба с большевизмом оправдывает любые средства, как бы убийственны для России и русского народа в целом они ни были.

Как пишет Г.Н. Михайловский (сын известного писателя, свидетель и участник гражданской войны), лидеры белого движения полагали, что когда речь идет о большевиках, то вообще нет такой цены, которую Россия не заплатила бы. Они готовы были принять оккупацию России, все равно, – германскую, либо союзную. Никто из них не мог держаться без иностранной помощи. Режим Скоропадского на Украине тут же рухнул, как только ушли немцы, и сам Скоропадский бежал вместе с ними. У Деникина служили две тысячи британских офицеров и унтер-офицеров. Британия обеспечивала поставки Деникину полного снаряжения и оружия (винтовок и орудий) для 250 000 человек. Колчак также получал от Антанты военное снаряжение для 300 000 солдат.

И после этого Деникин сетует, что ему так и не удалось придать белому движению характер народный и патриотический! Не разбираясь или не желая разобраться в сути гражданской войны, он в своих мемуарах, написанных после поражения, характеризовал ее лишь как некую «русскую смуту», как некий необъяснимый процесс разложения и сложения социальных слоев… Деникин возмущался, что большая часть царских офицеров честно служила большевикам и не «оправдывала своей жертвы» помощью ему, Деникину! Само равнодушие к судьбе белого движения в тех интеллигентских кругах, которые по логике вещей должны были быть заинтересованы в успехах белых, было убийственным.

Примечательны оценки ГН. Михайловского отношения союзников к белой России. Оно было двуличным. Если одной рукой они поддерживали на Юге России Деникина, а в Сибири – Колчака, то другой – явных врагов того и другого и вообще России. Подобно тому, как на берегах Балтийского моря наши прибалтийские окраины находили у Великобритании могущественную поддержку в своих сепаратистских устремлениях, то на берегу Черного и Каспийского морей такую же поддержку встречали и кавказские народы, желавшие отделения.

Этот общий тон английской политики был определен самим премьером Ллойд Джорджем в английском парламенте, когда он прямо сказал, что сомневается в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России. Один из самых яростных вдохновителей интервенции У Черчилль признавал, что Англия и другие страны Антанты преследуют в России свои цели, направленные против любой России, и красной, и белой: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года (1919 года) мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи»[8].

Англия имела грандиозный план, имевший целью расчленение России. Балтийские государства должны были окончательно отрезать Россию от Балтийского моря, Кавказ должен быть буфером между Россией, с одной стороны, и Турцией и Персией – с другой; таким же самостоятельным должен был стать и Туркестан, чтобы раз и навсегда преградить России путь в Индию. Персия попадала целиком под власть Англии, а «независимость» Кавказа, Туркестана и Балтийских государств ограничивалась бы фактическим протекторатом Англии над этими областями.

И интервенты действовали. Английские войска высадились в Архангельске, вошли в пределы Кавказа и заняли Баку. Французские войска заняли Одессу. Японцы тоже ждали лишь удобного случая, чтобы прочно засесть на русском Дальнем Востоке.

…Смертельная угроза нависла над советской властью, а, следовательно, и над Россией. В этих условиях большевики порой действовали жестко, по принципу «око за око, зуб за зуб». Но их действия были ответом. Белые были беспощадны. Например, в материалах Следственной комиссии по делу Колчака указывается, что колчаковцы иногда за ночь расстреливали по 500 и более человек.

А вот свидетельство начальника судной части I корпуса армии Врангеля: «Население местности, занятой частями крымской армии, рассматривалось как завоеванное в неприятельской стране… Крестьяне беспрерывно жаловались на офицеров, которые нещадно реквизировали, т. е. вернее, грабили, у них подводы, зерно, сено и пр… Защиты у деревни не было никакой. Достаточно было армии пробыть 2–3 недели в занятой местности, как население проклинало всех… В сущности никакого гражданского управления в занятых областях не было… Генерал Кутепов прямо говорил, что ему нужны такие судебные деятели, которые могли бы по его приказанию кого угодно повесить и за какой угодно поступок присудить к смертной казни… Людей расстреливали и расстреливали. Еще больше их расстреливали без суда. Генерал Кутепов повторял, что нечего заводить судебную канитель, расстрелять – и все…»

Интервенты тоже жестоко расправлялись с теми, кого считали большевиками или близкими им. На острове Мудьюг и в Иоканьге англичане создали «лагеря смерти», где беспощадно расправлялись с большевиками или с теми, кого принимали за большевиков, расстреливали без всякого разбирательства и суда пленных красноармейцев.

Примечательно, как впоследствии УЧерчилль оценивал действия интервентов, вообще интервенцию Атланты: «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но на русской земле они оставались в качестве завоевателей. Они снабжали оружием врагов Советского правительства, они блокировали его порты, топили его военные суда. Они горячо стремились к падению Советского правительства и строили планы его падения. Но объявлять ему войну – это интервенция, позор!» (Черчилль У. Мировой кризис. М., 1932, с. 157.)

Жестокость порождала жестокость. Поэт А. Блок, отвечая тем, кто обвинял его в сотрудничестве с большевиками, в то время как крестьяне сожгли его Шахмато– во, писал, что трагизм ситуации заключается в том, что в этом поместье мужиков двести лет пороли, а их жен и дочерей насиловали, развращали, оскорбляли.

Так что истоки жестокости понятны. «В истории человечества существует нечто вроде возмездия, и по закону исторического возмездия его орудие выковывает не угнетенный, а сам же угнетатель», – справедливо считал К. Маркс.

В июне 1918 года в Екатеринбурге, к которому подступали войска белых, были расстреляны Николай II, получивший в народе прозвище Кровавый, и его семья. Как пишет Л. Троцкий, в данном случае «рабочие и солдатские массы не знали ни минуты сомнений. Любое другое решение для них было бы непонятно и неприемлемо. Это Ленин хорошо понимал. Способность думать и чувствовать вместе с массами была свойственна ему в высшей степени, особенно во время поворотных пунктов в истории».

30 августа 1918 года было совершено покушение на Ленина. Он был серьезно ранен. Навестившему его М. Горькому, который выразил возмущение по поводу покушения на его жизнь, Ленин ответил просто: «Драка.

Что делать? Каждый действует, как умеет… Кто не с нами, тот против нас».

В ответ на упрек Горького в упрощении положения, Ленин горячо возразил: «Люди, независимые от истории, – фантазия. Если допустить, что когда-то такие люди были, то сейчас их – нет, не может быть. Они никому не нужны. Все, до последнего человека, втянуты в круговорот действительности, запутанной, как она еще никогда не запутывалась. Вы говорите, что я слишком упрощаю жизнь? Что это упрощение грозит гибелью культуре?. Ну, а по-вашему, миллионы мужиков с винтовками в руках – не угроза культуре, нет? Вы думаете, Учредилка справилась бы с их анархизмом? Вы, который так много шумите об анархизме деревни, должны были бы лучше других понять нашу работу. Русской массе надо показать нечто очень простое, очень доступное ее разуму. Советы и коммунизм – просто».

Горький признает, что из этих жестких, подобных «холодному блеску железных стружек», слов Ленина «возникла художественно выточенная фигура правды».

* * *

Вся Россия была охвачена огнем, со всех сторон на нее наступали враги, и тут именно Красная Армия становится подлинно народной армией, армией-спасительницей России.

В ряды Красной Армии тысячами вступили патриоты России из числа бывшего царского офицерства. Уже в 1918 году в Красной Армии служили на командных должностях свыше 22 тысяч генералов и офицеров и 128 тысяч унтер-офицеров бывшей царской армии. Так что Деникин был совершенно прав, когда возмущался, что большая часть царских офицеров честно служила большевикам. Для подготовки командного состава Красной Армии была создана академия Генерального штаба, где также служили, в основном, бывшие царские штаб– офицеры.

В результате боеспособность Красной Армии значительно повысилась. В конце апреля 1919 года она перешла в наступление на Восточном фронте против колчаковских войск. В течение нескольких недель Колчак был разгромлен и отброшен за Уральские горы.

Теперь главными фронтами гражданской войны стали Южный и Юго-Восточный – фронты борьбы с Деникиным, войска которого осенью 1919 года захватили Курск, Орел и продвигались к Туле. Почти одновременно на Петроград наступал Юденич. Красная Армия к этому времени стала уже грозной силой. Она научилась воевать, приобрела опыт, а главное – она была сильнее белых армий в морально-идейном отношении; красноармейцев вела в бой как идея борьбы против помещичье-капиталистической эксплуатации, так и национальная идея – идея борьбы против иностранных интервентов, вторгшихся на их Родину.

В октябре 1919 года был разгромлен Юденич, а весной 1920 года потерпел сокрушительное поражение и Деникин. Иностранные интервенты также были вынуждены уйти из России. «Мы не только удержались, но и победили, – говорил Ленин. – Победили, не получая ниоткуда ни единого патрона, победили только потому, что рабочие и крестьяне знали, за что они воюют»[9].

Теперь, после окончания гражданской войны, настало время вновь вернуться к решению задач, провозглашенных Советской властью после победы в октябре 1917 года, – задач преобразования старого общества и строительства новой России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.