96 лет спустя. Сенсационные находки в Арктике
96 лет спустя. Сенсационные находки в Арктике
В мае 2010 года я прилетел в Москву на Всемирный русский народный собор, после завершения которого поехал поздравить с 88-летием своего давнего друга, великого вертолетчика, заслуженного летчика-испытателя, заслуженного испытателя космической техники, Героя Советского Союза, почетного полярника и моряка, многократного рекордсмена мира, Василия Петровича Колошенко, с которым нас теперь уже в далеком 1983 году во время подготовки к экспедиции по поиску пропавшего при перелете через Северный полюс самолета Героя Советского Союза № 2 С. А. Леваневского связал наш общий друг, легендарный флаг-штурман Полярной авиации, заслуженный штурман СССР Валентин Иванович Аккуратов. Тогда, после моего возвращения с мыса Лисянского под Магаданом, где мы с главным инженером специального конструкторского бюро «Искра» Уфимского авиационного института Вячеславом Поляниным отрабатывали одну из версий места гибели самолета Леваневского (второй отряд во главе с тогда еще не столь знаменитым Эрнстом Мулдашевым в это время отрабатывал версию гибели самолета С. А. Леваневского на озере Себян-Кюель на Верхоянском хребте в Якутии), мы собрались у меня дома в Уфе для обсуждения первоначальных результатов экспедиции. И вот как раз тогда родилась идея другой поисковой экспедиции: попытаться пройти маршрутом Валериана Альбанова по островам Земли Франца-Иосифа, в частности, маршрутом его без вести пропавшего берегового отряда. Арктика умеет хранить тайны, но порой через многие годы, порой через десятилетия, даже столетия, она открывает их, и не исключена вероятность найти на полярных островах следы пребывания его погибших спутников, и, может, даже какие-то вещи, не говоря уже о том, что, возможно, хотя и маловероятно, как раз у берегового отряда были письма к родным оставшихся на вмерзшей во льды «Св. Анне». Неизвестна причина, по которой В. И. Альбанов не доставил их родным, как раз это является одним из стержневых звеньев тайны экспедиции на «Св. Анне», которая рождает множество различных, даже фантастических предположений. Василий Петрович был убежден, что осуществление поисковой экспедиции возможно только с помощью вертолета, ему не раз приходилось летать первым в полярных широтах в Арктике и Антарктике, кстати, с его вертолета сняты все «верхние» кадры кинофильма «Красная палатка» о трагедии экспедиции на дирижабле Умберто Нобиле к Северному полюсу.
— Нам известно место, где Альбанов расстался с береговой группой, нам известно место, где он назначил ей встречу, — говорил он, — вот в эти точки и нужно прежде всего высаживаться на вертолете, и уж только после этого пытаться пройти, соединить их маршрутом, поднявшись наверх, на ледник.
Осуществлению поисковой экспедиции тогда помешал развал Советского Союза, как помешал он и уже готовой к осуществлению нашей кругосветной экспедиции на вертолетах вокруг света, не по горизонтали, а по вертикали — через два полюса.
И вот сейчас, через много лет, в гостях у Василия Петровича, вспомнились те, теперь уже далекие, почти забытые дни и детали поиска самолета С. А. Леваневского. Я прилетел тогда в Охотск, откуда мы собирались вертолетом заброситься в район обнаруженного с воздуха, когда-то потерпевшего катастрофу самолета. На аэродроме меня неожиданно встретила, явно волнуясь, молодая прекрасная женщина с букетиком неярких северных цветов, жена вертолетчика Николая Балдина, который в свое время и написал В. И. Аккуратову, что видел с вертолета на одной из сопок на мысе Лисянского вытаявшее из снега крыло самолета. Николай Балдин за два года до этого забрасывал меня в суровое междуречье Колымы и Охоты.
Мы расцеловались.
— Кого-то встречаешь? — спросил я, все еще не веря, что она встречает меня, хотя со своим огромным рюкзаком я вышел из самолета последним.
— Тебя.
— …?
— Как услышала, что кто-то летит искать Леваневского, поняла, что это опять ты. Ты прости меня, но я прошу тебя, сделай все, чтобы Николай не полетел с тобой. Он возвращается из Хабаровска следующим рейсом и утром собирается идти к командиру авиаотряда проситься лететь с тобой. Перехвати его, иди к командиру авиаотряда прямо сейчас, он у себя! Скажи, что не хочешь лететь с Балдиным! Найди какую-нибудь причину. Прости меня, но после того полета с тобой он почти год по больницам, следствие… Знаешь, каких трудов стоило, чтобы ему снова вернуться в авиацию?! Прости меня, но сделай все, чтобы летел кто-нибудь другой! Только не говори Николаю, что я тебя об этом просила…
А все дело в том, что два года назад, забросив меня в верховья Охоты, что в двухстах километрах от Оймякона, второго полюса холода на нашей планете, на обратном пути вертолет Николая на перевале Рыжем в высокогорном хребте Сунтар-Хаята зарядом пурги бросило на скалы, и Николая со товарищи нашли побитыми, обмороженными только на пятые сутки. Николай не мог сказать следователям, что на борту был я, что он разбился, контрабандой забрасывая меня, а что он оказался в том районе, объяснил тем, что в пургу сбился с курса; скажи он правду, ему грозил бы вполне реальный срок, и меня уже только поздней осенью уже по глубокому снегу подобрали московские аэрогеологи. И вот я снова появляюсь в Охотске.
Я пошел к командиру авиаотряда и попросил, чтобы со мной полетел кто-нибудь другой, но только не Николай Балдин.
— Но допуск на ночные полеты на сегодня имеет только Николай Балдин, за светлое время вертолет с мыса Лисянского обратно не дотянет. Второй командир-ночник — на таежных пожарах, вернется только через несколько дней.
— Но я подожду.
Приветливо встретивший меня командир авиаотряда сразу стал со мной холоден и сух, я не мог объяснить ему причины отказа лететь с Николаем Балдиным, и он справедливо посчитал меня если не трусом, то еще хуже — по отношению к Николаю Балдину неблагодарным, подлецом, он не мог не знать о нашей позапрошлогодней истории. В результате мы взлетели только через два дня, в самый последний момент в вертолет неожиданно запрыгнул и Николай, он готов был лететь к когда-то погибшему и обнаруженному им самолету хотя бы пассажиром. Я совсем было забыл об этой истории, а вот сейчас в гостях у Василия Петровича вспомнил мельчайшие детали тех далеких дней.
Тогда у нас было два варианта. Если в течение двух часов, пока вертолет уйдет дальше на северо-восток, — в одной из геодезических партий еще две недели назад замолчала рация, — мы сумеем определить тип самолета, возвращаемся обратно. На случай же, если нам это не удастся быстро сделать, у меня в кармане лежал пакет с кодом пуска сигнальных ракет. В этом случае нам придется по окончании работы через десятки километров болот и горящей тайги выходить к морю, где нас подберет патрульный пограничный вертолет.
Но уже через полчаса мы знали, что это не самолет Леваневского, на моторной табличке значился 1938 год изготовления, а Леваневский пропал без вести в 1937-м, это был транспортный вариант бомбардировщика ТБ-3, а Леваневский летел на ДБА авиаконструктора Болховитинова. Но с нашей стороны было бы нечестным не попытаться узнать, кто терпел здесь бедствие. Мы переписали номера всех приборов, мы с достаточной уверенностью установили, что экипаж при катастрофе не погиб, а если и погиб, то не весь, мы нашли окровавленные бинты под крылом самолета, а ниже искореженного самолета — костровище, вспоротые банки куриной тушенки, обрезки парашютных строп, которыми, по-видимому, вязали носилки. Позже мы установим, что на Аварийной сопке с распоротым брюхом лежал задевший в густом тумане крылом в 1941 году ТБ-3 печально знаменитого Дальстроя, через газету «Советская Россия» мы позже найдем живым одного из членов экипажа, а самолет, оказавшийся единственным относительно сохранившимся этого типа, позже подцепят тяжелым вертолетом и перевезут в один из авиационных музеев.
— Жалко, что ты вчера не смог заехать, — посерчал Василий Петрович, — вчера у меня собирались все мамонты Арктики, в том числе мой ученик, вертолетчик от бога, генерал Гаврилов, командующий авиацией ФСБ. Мы с ним три года назад были вместе на Северном полюсе. Он, между прочим, сказал, что они затевают поиски следов спутников Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.
Надо ли говорить, какие чувства я испытал при этой вести!
— В застолье не было времени расспросить. Но в ближайшие дни я узнаю. Позвони мне в понедельник…
Поздравив Василия Петровича, я поехал в Переделкино. После баньки, которую мы организовали со своим другом, поэтом-драматургом Константином Скворцовым и бывшим командующим морской авиацией СССР генерал-полковником Виктором Павловичем Потаповым, который много летал над Арктикой и с которым мы не раз обсуждали судьбу словно растворившейся во льдах «Св. Анны» и которому я только что рассказал, что, кажется, намечается поисковая экспедиция на Землю Франца-Иосифа, я умиротворенно и в то же время в нетерпении в понедельник позвонить Василию Петровичу, шел по ул. Серафимовича. Вдруг около меня остановилась грузопассажирская «газель». Молодец лет сорока, приспустивший стекло, спросил:
— Михаил Андреевич?.. Наконец-то мы вас нашли! Позвонили в Уфу, нам сказали, что вы в Москве. Но ваш мобильник отключен, пришлось прибегнуть к техническим средствам… Нам нужно с вами проконсультироваться. Мы из полярной экспедиции клуба «Живая природа», которая при содействии Русского географического общества, Пограничной службы и Авиации ФСБ намерена осуществить мечту вашей молодости: пройти путем Валериана Альбанова по островам Земли Франца-Иосифа. Не могли бы нам уделить несколько часов, проехать на нашу базу недалеко отсюда, в районе аэропорта Внуково?
Люди, собравшиеся осуществить мечту моей молодости, сразу попадали в разряд самых близких моих друзей или даже родственников. Разумеется, я готов был ехать с ними куда угодно. Но жизнь научила быть осторожным.
Вот так же в мае, только 1994 года, когда я прилетел в Москву, чтобы потом ехать в делегации Международного фонда славянской письменности и культуры и Государственной думы России в Прагу на Всеславянский съезд, в аэропорту Домодедово на выходе, раздумывая, как добираться до Москвы — на автобусе или электричке, — проталкиваясь через толпу назойливых таксистов-бомбил и встречающих, я вдруг наткнулся на большой лист бумаги, почти транспарант: «М. А. Чванов», который держал над головой крепыш лет тридцати пяти — сорока. Такой же крепыш стоял рядом. Они мгновенно прореагировали на мой удивленный взгляд:
— Мы из автохозяйства Государственной думы, у вас в фонде какая-то проблема с машиной, и нас попросили вас встретить.
Один из крепышей решительно, почти силой, взял у меня из рук мой баульчик, мне ничего не оставалось, как идти следом, кому не приятно, когда тебя вот так неожиданно встречают, оказывают уважение, хотя свербила мыслишка: никто в Международном фонде славянской письменности и культуры вроде бы не собирался меня встречать, мало того, я не сообщал туда, каким рейсом лечу. Когда эта мысль окончательно выкристаллизовалась во мне, было уже поздно, я уже сидел в серой «волге», зажатый двумя крепышами, третий сидел за рулем, я уже понял, что, простодушно купившись, попал в ловушку-захват, у меня хватило ума не подать виду, что я понял это, и лихорадочно гадал, кому это может быть надо. Сейчас не предмет разговора, кому это было надо и как я из этой ловушки вырвался, в этот же день «камазом», груженным песком, на Ярославском шоссе случайно или неслучайно был сбит легендарный генерал-афганец, Герой Советского Союза Михаил Петрович Солуянов, прототип героя песни Расторгуева «Комбат-батяня», с которым мы должны были вместе ехать в Прагу. От его «опель-астры» осталась груда металлолома, он выбрался из нее всего с несколькими царапинами, после этого случая мы стали друзьями. И сейчас мне вдруг вспомнился тот случай.
Мир полярных и прочих авантюристов довольно узок, и все, так или иначе, если не знают друг друга лично, то слышали друг о друге.
— Ребята, я поеду с вами куда угодно, если скажете, кто начальник вашей экспедиции. А раз она при содействии авиации ФСБ, то вы должны знать начальника ее Управления.
— Мы от Валерия Васильевича Кудрявцева, а начальник экспедиции — Олег Продан, а начальник Управления авиации ФСБ — генерал Гаврилов.
— А точнее его имя-отчество и звание.
— Николай Федорович, генерал-лейтенант.
Все сходилось: имя полковника МЧС, участника многих полярных экспедиций, Валерия Кудрявцева мне было известно. Имя инженера-конструктора Олега Продана, генерального директора ООО «Клуб «Живая природа», президента автономной некоммерческой организации «Полярный мир», почетного полярника России, знакомо каждому, кто бывал или болен Арктикой: в прошлом офицер ВДВ, за плечами 1500 прыжков с парашютом, в том числе парашютное десантирование на Северный полюс, участник и организатор многих арктических и антарктических экспедиций, за его плечами организация подледного спуска на дно Северного Ледовитого океана в районе Северного полюса и много еще чего. А о Николае Федоровиче Гаврилове я знал из книги Василия Петровича Колошенко «Ангел-спаситель», героями которой мы с Николаем Федоровичем оказались. А не раньше, как сегодня утром, Василий Петрович сказал мне, что генерал Гаврилов что-то затевает по поводу поиска следов Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.
И я без всяких сомнений забрался в «газель»…
В воротах «базы», которая оказалась домом участника экспедиции Александра Чичаева, меня свалил с ног огромный черный пес Арни и по-свойски облизал.
— Признал своего. Член экспедиции, — пояснил Александр. — Будет отгонять от базового лагеря белых медведей.
Несколько часов мы: Валерий Кудрявцев, Олег Продан, Евгений Ферштер и Александр Чичаев сидели над картами Земли Франца-Иосифа, спутниковыми снимками. Особо нас интересовала Земля Георга: мыс Ниль, где Валериан Альбанов расстался со своей береговой партией, и мыс Гранта, где они должны были снова встретиться, но не встретились, а также 100-километровое побережье между ними, как и нависший над ним огромный, изрезанный громадными смертельно опасными трещинами медленно ползущий в океан ледник. Мужики пытали меня относительно почты оставшихся на судне, которую Альбанов нес на сушу, но по какой-то причине не донес, словно я шел вместе с Альбановым и знаю тайну ее исчезновения или была ли она вообще. Но все, что я знал, все, что думал по этому поводу, я изложил в своей книге «Загадка штурмана Альбанова» и что-то добавить к этому не мог.
— Может, нам удастся разгадать судьбу этой почты, — говорили они. — А она в какой-то мере — тайну самой экспедиции, взаимоотношений на судне к моменту ухода с нее Альбанова с частью экипажа.
Дело еще в том, что есть категория арктических «исследователей», которые, сидя на теплой московской или петербургской печи, рассуждают, как должен был поступать Валериан Альбанов в той или иной ситуации. Мало того, раз он не вручил почту родственникам оставшихся на судне, значит, по их мнению, он ее уничтожил, а уничтожил потому, что она его компрометировала. И ссора его с Брусиловым произошла, конечно же, из-за единственной женщины на судне, Ерминии Жданко. И развязка этого треугольника, конечно же, была кровавой. И, возможно, что, уходя, Альбанов перестрелял участников экспедиции, как ненужных свидетелей, а судно сжег, заметая следы, а дневник похода придумал. А спасенный им Александр Конрад в знак благодарности дал клятву молчать. Точно так же об экспедиции Г. Седова, который умер во время похода к полюсу: раз не найдена его могила, а его спутники вернулись не совсем истощенными, то не иначе, как они его съели.
Люди, сейчас собиравшиеся пройти путем Валериана Альбанова по островам Земли Франца-Иосифа, жили и руководствовались другими принципами и ценностями. Они хотели по возможности установить истину. Отсутствие ее мешало им спокойно жить. И они, отложив все свои другие дела, в долгожданный, единственный в году отпуск, который можно бы и хотелось провести где-нибудь на теплом юге, улетали в по-прежнему суровую Арктику, чтобы попытаться найти следы или даже останки береговой группы Валериана Альбанова, что, возможно, откроет хотя бы часть тайны гибели всей экспедиции Брусилова, которая не ставила перед собой задачи свершения великих географических открытий, но, волей судеб оказавшаяся в полярных широтах, где до нее никто не бывал, внесла неоценимый вклад в историю освоения Арктики, в укрепление позиций России в северных широтах, но по сей день неизвестна ее судьба и не предан достойно земле или океану прах ее участников.
Напомню, что «Св. Анна», затертая льдами, дрейфовала ко времени ухода с нее Альбанова уже два года. Интересна судьба самого судна, в ней столько почти магических хитросплетений! В начале книги я рассказывал о ней, но к сегодняшнему дню я узнал о ней много нового, потому несколько повторюсь. Судно было спущено на воду в Великобритании 20 июля 1867 года на верфи в Пембрук-Док как четырёхпушечный военный корабль для военно-морского флота под названием «Ньюпорт». Но не прошло и года, как 31 марта 1868 года «Ньюпорт» был переквалифицирован в исследовательское судно и под командованием капитана Джорджа Нейрса направлен для проведения гидрографических работ в Средиземном море. В 1881 году судно было выкуплено у Британского Адмиралтейства Аленом Уильямом Юнгом, который ранее дважды, в 1875 и 1876 годах, использовал однотипное судно под именем «Пандора» в попытке преодолеть Северо-Западный проход за одну навигацию и попутно пролить дополнительный свет на все еще волновавшую его современников тайну гибели экспедиции Джона Франклина. Напомню, что известный мореплаватель Джон Франклин за тридцать лет до того предпринял штурм Северо-Западного прохода на кораблях «Эребус» и «Террор» и пропал без вести. В память об этих путешествиях Юнг переименовал «Ньюпорт» в «Пандору II». Впоследствии судно приобрел английский судовладелец Либурн-Пофам и переименовал в «Бленкатру».
Либурн-Пофам, приспосабливая судно к тяжелым полярным экспедициям, укрепил корпус, снабдив его тройной дубовой обшивкой, в результате толщина борта, обшитого ниже ватерлинии листовой медью, составила 27 дюймов (0,7 м). Судно отличал крепкий стоячий такелаж, способный нести не только большие паруса, но и бочку на грот-мачте, откуда впередсмотрящий мог высматривать морского зверя или землю на горизонте. Старая 40-сильная паровая машина была заменена более современной, мощностью в 400 индикаторных сил. Скорость хода под парами возросла с 5 до 7,5 узлов. Именно тогда «Бленкатра», будущая «Св. Анна», впервые оказалась в Русской Арктике. В 1890-х годах «Бленкатра» ходила к устью Енисея в составе торговых экспедиций под командованием английского капитана Джозефа Виггинса. Она также обеспечивала организацию резервных складов продовольствия по маршруту плавания экспедиции Нансена на «Фраме» и, таким образом, оказалась причастной к нансеновской героической арктической эпопее. В 1893 году в рейсе «Бленкатры» к берегам Сибири принял участие Фредерик Джексон, домик и продовольственный склад которого позже спасет Альбанова и Конрада на Земле Франца-Иосифа. Джексон на «Бленкатре» обследовал более 3000 миль побережья между Обью и Печорой. В 1895 году вышла его книга об этой экспедиции. В навигацию 1898 года в экспедиции «Бленкатры» по Баренцеву морю, с заходом на Новую Землю и остров Колгуев, принял участие известный шотландский натуралист Уильям Спирс Брюс. Результаты своей исследовательской работы на «Бленкатре» Брюс опубликовал в 1899 году. Кроме того, «Бленкатра» под командованием Виггинса работала по государственным российским подрядам при перевозке грузов для строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, и уже тогда Валериан Альбанов, назначенный помощником капитана на пароход «Обь» Северной морской экспедиции Министерства путей сообщения, мог впервые встретиться с будущей «Св. Анной».
В 1912 году судно приобрел Георгий Львович Брусилов за 20 тысяч рублей и переименовал его в честь основного, как теперь сказали бы, инвестора экспедиции, Анны Николаевны Брусиловой, в «Св. Анну». О судне писали: «Корабль первоклассно приспособлен для сопротивления давлению льдов, и в случае последней крайности он может только быть выброшен на поверхность льда». Несомненно, выбор судна был удачен, оно в полной мере было готово к испытаниям в тяжелых полярных льдах, и маловероятно, что оно впоследствии ими было раздавлено. Скорее всего, «Св. Анну» и оставшуюся на ней часть экипажа ждала другая участь. А пока она уже два года дрейфовала, затертая во льды, в Центральном Арктическом бассейне. Накануне третьей зимовки штурманом Валерианом Альбановым было принято решение покинуть судно и, как единственное спасение, пойти пешком к ближайшей земле — к Земле Франца-Иосифа. С ним уходила часть экипажа. Предстояло преодолеть 400 километров дрейфующих, порой навстречу походу, льдов, в сложнейших метеорологических условиях при отсутствии географических карт на этот район, на тот момент их просто не существовало, единственно при наличии грубой схемы из книги Нансена «Фрам» в Полярном море». Они надеялись выйти к мысу Флора на острове Нордбрук, к некогда оставленному базовому лагерю Фредерика Джексона, где могли остаться какие-нибудь экспедиционные постройки, а может, даже и продукты. Но даже если они дойдут до острова Нордбрук, это было еще далеко не спасением.
В этом беспримерном по мужеству и сложности походе к архипелагу Земля Франца-Иосифа погиб матрос Баев. К моменту выхода группы на архипелаг их оставалось десять человек, Они уже считали себя спасенными, но Земля Франца-Иосифа встретила их более чем неприветливо. 160 километров пути вдоль островов по морю и по суше стали могилой еще семерых — от болезней и изнеможения умер Архиереев, двое — Луняев и Шпаковский — на самодельном каяке были унесены штормом в открытое море, матрос Нильсен умер и похоронен на острове Белл, а четверо — пешая береговая группа, возглавляемая старшим рулевым Петром Максимовым, бесследно пропала на береговом отрезке между мысом Ниль и мысом Гранта острова Земля Георга. И до заветного мыса, до базы Джексона на мысе Флора добрались только двое: штурман Валериан Альбанов и кочегар Александр Конрад. Четверка Максимова погибла не в океане, а на суше, и была вероятность, что где-то остались их следы. Арктика умеет хранить тайны человеческих трагедий, но по прошествии времени, порой через десятилетия, даже через столетия, она порой вдруг раскрывает их, как бы убедившись, что ныне живущие не забыли о погибших. Была, пусть малая, но вероятность того, что у группы Максимова находились с собой ценные документы, бумаги и те самые личные письма, которые могли бы пролить свет на одну из самых загадочных и трагических экспедиций по освоению Арктики…
Они улетали, а я оставался по целому ряду причин. Помимо всего прочего, прошло всего лишь полгода с немногим, как кардиохирурги вытащили меня с того света, и я мог стать им обузой, если не сказать большего, что я мог вообще сорвать экспедицию. И, наверное, кроме всего прочего, я боялся, что Арктика снова, как много лет назад, затянет в себя. Она и сейчас порой снится мне, а когда я лечу на самолете, например в Москву, облака внизу напоминают мне бескрайние полярные льды. Пещеры и вулканы, которыми я болел в разные годы, отпустили меня без особой печали, а Арктика грезится до сих пор. Может быть, мы, русские, — действительно выходцы из таинственной Гипербореи? Согласно одной из гипотез, когда-то мы жили в районе Северного полюса, на горах и в долинах ныне ушедшего под воду хребта Ломоносова, одну из вершин которого, легендарную «страну Санникова», видели еще в середине прошлого века, в том числе мой незабвенный друг, флаг-штурман Полярной авиации Валентин Иванович Аккуратов. Когда он высаживал знаменитую четверку Папанина на Северный полюс, промежуточный аэродром, называемый аэродромом подскока, был организован как раз на Земле Франца-Иосфиа, на острове Рудольфа, и Валентин Иванович однажды утром в одном из проливов отчетливо увидел дрейфующую среди льдов мертвую шхуну, похожую по очертаниям на «Святую Анну», но пролив вскоре закрыл густой туман, который продержался несколько суток. И когда наконец рассеялся, шхуны уже не было. Валентин Иванович тогда поднял в воздух самолет и долго кружил среди многочисленных островов архипелага, но ничего не обнаружил. Но до самой своей смерти он оставался в уверенности, что это были не галлюцинации.
Однажды случайно я оказался свидетелем телефонного разговора. Юная красавица кому-то сообщала, что она только что вернулась с Северного полюса и через неделю собирается на Южный. Все теперь очень просто: заплатил 50 тысяч долларов — и на мощном ледоколе в приятной компании с танцзалом с несколькими ресторанами тебя завезут прямо на Северный полюс — как в свое время на тройке с бубенцами. А если утроить эту сумму, то несколькими перебросками самолета забросят и на Южный.
Забегая вперед, скажу, что сюжеты-отчеты о поисковой экспедиции, о ее сенсационных находках прошли практически по всем каналам отечественного телевидения. Если судить по ним, то может сложиться впечатление, что все было если не так, то все равно очень просто: полетели и нашли. В титрах телепередач все участники экспедиции были названы поисковиками, словно есть такая профессия. На самом деле они — люди самых разных профессий, добровольцы, объединенные общей идеей. Потом, когда я спрошу ребят: «Кто их определил или, точнее, спрятал под общим определением «поисковики» — телевизионщики?», врач экспедиции Роман Буйнов за всех скажет: «Мы сами принципиально себя так позицировали», не объясняя причин, но которые мне, в общем-то, сразу стали ясны. Это надо было понимать так: «Мы сделали это святое для себя дело, надеемся, и для страны тоже, которую сейчас пытаются заставить жить по другим принципам. Если раньше: «Прежде думай о Родине, а потом — о себе», то теперь наоборот. И потому мы решили, что наша личная жизнь никого не касается, а может, даже никому и не интересна, а принципы, по которым мы продолжаем жить, может, мягко говоря, кажутся смешными, даже нелепыми».
Они не заработали на этой сенсационной экспедиции состояний, как вообще ничего не заработали, больше того, основательно опустошили свои весьма скромные семейные кошельки, у кого, конечно, семьи есть или остались. Потом я с горечью узнаю, что имеющая огромное государственное и нравственное значение экспедиция, официально объявленная, как организованная при содействии Русского географического общества, попечительский совет которого возглавляет премьер-министр России, по сути, государством не финансировалась. Видимо, надо было понимать: достаточно, мол, предоставленной громкой вывески. Ни одна из организаций, в которые они обращались за финансовой поддержкой, им не помогла. За месяц до начала экспедиции ребята поняли, что им не удастся собрать необходимые средства, но обратной дороги уже не было. Деньги пришлось собирать вскладчину. Единственный, кто помог финансово, это общий друг Никита Евгеньевич Минин, в прошлом офицер воздушно-десантных войск. И откликнулось руководство ФСБ России, как раз началась беспрецедентная борьба за Арктику, из которой после развала СССР Россия практически ушла, и нужно было всеми возможными способами снова укреплять там свое влияние. И если бы не авиация ФСБ, экспедиция была бы невозможной. В отличие от нынешних полярных денежных цивилизованных путешественников на ледоколах и прочих современных передвижных средствах, сейчас это очень модно, и, в общем-то, ничего плохого в этом нет, они решили пройти тем не простым, а для спутников Альбанова оказавшимся смертельным, путем, который за прошедшие 96 лет никто не пытался пройти и который в смысле сложности за это время ничуть не изменился: ураганные ветры, огромные, обрывающиеся в океан ледники, исполосованные гигантскими трещинами порой до сорока метров глубиной, часто скрытыми снегом. Со времени похода Альбанова на Земле Георга побывало не больше 50 человек, и то только короткими высадками в береговой части. Даже сейчас, в XXI веке, острова архипелага Земля Франца-Иосифа, являясь одной из самых северных территорий России и мира, остаются самыми труднодоступными и наименее исследованными территориями в Арктике. Архипелаг, напомню, состоит из 191 острова, общей площадью в 16 134 квадратных километров. Условно делится на 3 части: восточную, отделенную от других так называемым Австрийским проливом, с крупными островами Земля Вильчека (2,0 тыс. км), Греэм-Белл (1,7 тыс. км); центральную — между проливами Австрийским и Британским каналом, где находится наиболее значительная по численности группа островов; и западную — к западу от Британского канала, включающую наиболее крупный и самый неисследованный остров всего архипелага — Землю Георга (2,9 тыс. км).
Земля Георга большей частью покрыта льдом, а побережье изрезано многочисленными бухтами и фьордами. Зона арктических пустынь, местами по побережью растут мхи и лишайники. Встречаются белый медведь и песец, в окружающих водах водятся нерпа, морской заяц, гренландский тюлень, морж, нарвал, белуха. На скалах — птичьи базары.
Участник поисковой экспедиции спасатель аэромобильного отряда «Центроспас» МЧС России Александр Унтила сделал архипелагу Земля Франца-Иосифа такое определение: «Если бы меня спросили, чем это место отличается от других, я бы сказал — это земля, где все животные и птицы бегут не от человека, а, наоборот, к нему. Стаи чистиков и чаек снимаются с места, летят над тобой и смотрят: а кто это такой? Недалеко от нас находилось логово песцов, и взрослые особи, и маленькие щенки выходили к нам. Медведи, моржи тоже подходят ближе. Они чувствуют себя там хозяевами, а нас считают гостями. Они не боятся, а просто смотрят: а кто это к ним пришел? Ведь они никого не звали».
Когда я в первую нашу встречу неосторожно, а точнее, даже бестактно спросил Валерия Васильевича Кудрявцева о степени подготовленности участников экспедиции, он коротко усмехнулся:
— Достаточно будет, если скажу, что каждый из них не раз смотрел в глаза смерти, как чужой, так и собственной?
Попытка разгадать тайну экспедиции на «Св. Анне» — у большинства участников поисковой экспедиции не первая в их биографии полярная экспедиция. Некоторые, как, например, Александр Унтила, летели в Арктику впервые. Понятно: в данном случае всех объединила жажда докопаться до истины. Но что, кроме этого, или, даже, прежде всего каждого из них позвало в Арктику? Конечно, этот вопрос из того же ряда вопросов, на которые заведомо нет ответа, как, например: зачем люди уходят в горы? Точнее всех на этот вопрос, наверное, ответил Владимир Высоцкий: «Просто некуда деться!» В наше время, когда страна превращена в реалити-шоу «Страна чудес», этот вопрос неожиданно приобрел особую, почти трагическую остроту. Строфой из другого стихотворения Владимира Высоцкого «Белое безмолвие» в одном из интервью после возвращения из экспедиции ответит на этот вопрос начальник экспедиции Олег Продан. Удивительно, никогда не бывавший в Арктике Владимир Высоцкий выразил ее притягательную суть:
Север. Воля. Надежда.
Страна без границ.
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
Потому что не водится здесь воронья.
Они уже, прямо скажем, не юны, им всем под сорок или за сорок, к их возрасту не очень подходит слово «романтика», но, несмотря на прожитую жесткую и даже жестокую жизнь, каждый из них в душе остался истинным романтиком. Им почему-то обязательно нужно разгадать эту, может, последнюю неразгаданную загадку Арктики, похоронить по-человечески, по-христиански погибших, может, найти их родственников, снять с погибших липкую грязь подозрений.
Кому-то это кажется непонятным или даже нелепым: когда весь мир живет курсами бирж, доллара, стоимостью барреля нефти и недвижимости, когда идет последняя лихорадочная расхватка когдато общенародной государственной собственности, и надо успеть отхватить свой кусок или крошечный кусочек, — люди принципиально уходят от этого для них полусумасшедшего зазеркального мира, в котором все поставлено с ног на голову, где не производительность труда для человека, чтобы в оставшееся от труда время он мог заняться семьей, творчеством, а человек — для производительности труда. И они, хоть ненадолго, уходят от всего этого человеческого хаоса, в том числе от телевизионной эстрадной и политической попсы, в мир простых и истинных человеческих отношений. И возвращаются в него по той простой и горькой причине: просто некуда деться!
Пусть простят меня «поисковики», но я несколько приоткрою завесу над их личной жизнью, хоть кратко обозначу, кто есть кто. Для меня это принципиально важно: кто и почему взялся искать в Арктике людей, без вести пропавших без малого сто лет назад, когда нынешняя нравственная задача власти, кажется, сводится к тому, чтобы уничтожить все человеческое в человеке, превратить народ в скопище ненавидящих друг друга особей, высшая ценность для которых доллар, и надо сказать, что она немало в этом преуспела. В какой-то мере ответ кроется в словах Валерия Васильевича Кудрявцева, который я уже цитировал: «Достаточно будет, если скажу, что каждый из них не раз смотрел в глаза смерти, как чужой, так и собственной». Но случайно ли так получилось, что костяк экспедиции составляют бывшие офицеры ВДВ (а они убеждены, что бывших офицеров не бывает) и профессиональные спасатели, в том числе некоторые в прошлом тоже офицеры ВДВ, тем более, что, как я успел убедиться, спасатель — не профессия, а образ жизни, отношение к жизни, нравственная философия. О начальнике экспедиции, бывшем офицере ВДВ, Олеге Продане я уже говорил. Фотограф экспедиции Владимир Мельник, лауреат и победитель национальных и международных фотоконкурсов закончил МГИМО, но стал не дипломатом, а профессиональным спасателем. Мало того, участвовал в создании спасательной службы России, впоследствии МЧС. Работал в Центральном аэромобильном спасательном отряде («Центроспасе»), в международных организациях, в ООН, участвовал в спасательных и гуманитарных операциях, помимо России, в Танзании, Турции, Монголии, Боснии, Иране, Афганистане… Наличие профессиональных спасателей в составе поисковой экспедиции в официальном документе сухо объясняется так: «Изначально задачей спасателей, входящих в состав экспедиции, было: обеспечить безопасность всего личного состава с учетом всех опасных факторов — хищный морской и наземный зверь, камнепады, преодоление ледников, базальтовых осыпей и скальных выходов, которыми изобилует арктический регион. Предупредить опасность переохлаждения, не допустить появления травм. Мы также надеялись, что навыки поиска людей, пострадавших от проявления природной стихии, помогут нам определить непосредственно на местности предположительное местонахождение погибших».
— Что тебя впервые привело в Арктику? — спросил я, к примеру, Романа Буйнова. Почему-то я не решился задать ему этот вопрос при встрече в лоб, а днем позже осторожно спросил по электронной почте.
— Что привело меня в Арктику? — переспросил он. — Поиск правильной жизни, когда все понятно: кто с тобой и с кем ты (хотя и здесь бывает по-разному). А практически привел Леня Радун, мы познакомились в 1995 году во фронтовом Грозном — он был спасателем, а я — врачом. Повидали много (у Лени, кстати, много правительственных наград, в том числе и орден Мужества за Чечню). Так вот спустя 10 лет он пригласил меня на Новую Землю. Просто как человека, в котором уверен, ну и плюс мой врачебный опыт (правда, штатный врач в экспедиции был, тоже из отряда «Центроспас»).
Когда я попрошу Романа Буйнова рассказать о себе поподробнее, он напишет мне: «В моей биографии, пожалуй, нет ничего интересного. Средняя школа, медицинское училище, лечебный факультет медицинского института, в который я поступил на 5 (!) раз, но закончил с отличием. Всегда мечтал стать врачом, с училищной скамьи не вылезал из операционной. С 4 курса института много оперировал самостоятельно (сумел завоевать авторитет). На 5-м курсе фактически сбежал в Грозный с госпиталем медицины катастроф «Защита»…»
О Леониде Радуне можно добавить, что он — спасатель международного класса, в том числе с огромным арктическим опытом: участник поисково-спасательной экспедиции на Шпицберген (катастрофа самолета ТУ-154) в 1995 году, в этом же году — парашютное десантирование на Северный полюс, в 2004-м — экспедиция на парусно-моторных яхтах вокруг Новой Земли, в 2005-м — Земля Франца-Иосифа, в 2006 году — снова Новая Земля, в 2008-м — Шпицберген (обеспечение безопасности киноэкспедиции). У тоже спрятавшегося в отчетах-телесюжетах за титром «поисковик» профессионального спасателя Александра Унтила — он сразу обращает на себя внимание перебитой или переломленной переносицей — позади тоже Чечня.
На мой вопрос, что привело тебя в Арктику, Александр Унтила ответил: «Когда я служил в Воздушно-десантных войсках, у нас был закон — своих не бросать. Сколько человек ушло на задание — будь то засада, налет или разведывательно-поисковые действия, столько же должно вернуться, и неважно, мертвые или живые. Вытаскивать необходимо всех. Были случаи, что при спасении одного человека, при эвакуации одного погибшего товарища гибли другие, но никто никогда не ставил под сомнение непреложность этого правила, этого закона братства и чести. Из истории Великой Отечественной мы знаем, что война не окончена, пока не установлен и не захоронен последний солдат. Люди, которых мы сейчас ищем, — в своем роде тоже солдаты. У них был свой фронт, но пали они за то же, за что погибнут их потомки на различных полях брани — за процветание Отечества, за укрепление мощи и славы России, за охрану её границ, за Великий Северный морской путь, в открытие которого они внесли свой вклад. Путь, который оказался таким незаменимым для Советского Союза во время Великой Отечественной войны, который спас тысячи жизней. Найти их для нас — дело чести и смысл жизни, пусть страна сейчас и живет другими ценностями».
А ответом на мой вопрос начальника экспедиции, в прошлом тоже офицера-десантника Олега Продана, кроме вышеприведенного стихотворения Владимира Высоцкого, служит его жизненное кредо: «Сделать то, что другие до тебя не смогли». И еще: «Обещал — умри, но выполни!»
И так можно рассказывать о каждом. Научный руководитель экспедиции, предприниматель Евгений Ферштер — по образованию юрист, в экспедиции — специалист в области металлопоиска. Андрей Николаев по «земной» жизни — каскадер, режиссер, Сергей Рябцев — каскадер и актер, Михаил Майоров — врач, Артемий Дановский — археолог. У металлурга по образованию Александра Чичаева, который в свое время вычислил меня в Переделкине из окошка автомобиля и который вместе с Евгением Ферштером в свое время сформулировал идею поисковой экспедиции, за плечами тоже большой полярный опыт: экспедиции на Землю Франца-Иосифа (2005), Новую Землю (2006), Шпицберген (2008) Когда я пишу эти строки, он с Леонидом Радуном уже снова на Севере, он откликнулся на мой звонок где-то на знаменитом плато Путорана севернее Норильска.
И если вы смотрели телевизионную пресс-конференцию по результатам экспедиции, то среди ее участников, принципиально обозначивших себя «поисковиками», сидел человек чуть старше их, перед которым на табличке значилось лишь: «Николай Федорович Гаврилов», применительно к нему не было даже приписки «поисковик», как будто просто пришел человек в студию и присел рядом. А без него экспедиция вообще не состоялась бы. Я уже говорил, и мне не все поверят, но экспедиция «при содействии Русского географического общества», попечительский совет которого возглавляет премьер-министр страны, по установлению приоритета России за островами Земли Франца-Иосифа, государством практически не финансировалась. Более того, участники экспедиции, думая о будущей экспедиции, просили меня посодействовать в погашении прошлых долгов. Так вот благодаря личной инициативе начальника Управления авиации ФСБ Николая Федоровича Гаврилова поисковая экспедиция со всеми грузами транспортным АН-72 была переброшена на Землю Франца-Иосифа, на погранзаставу Нагурское, названной в честь пилота Яна Иосифовича Нагурского, совершившего в начале XX века первые полеты в Арктике. Мало того, его волей туда же были переброшены два вертолета Ми-8 для обработки поисковых маршрутов. И нередко Николай Федорович занимал кресло первого пилота сам. Характеризуя Николая Федоровича Гаврилова, я приведу отрывок из уже упомянутой мной книги Василия Петровича Колошенко «Ангел-спаситель»: «В 1985 году в Афганистане был сбит вертолет Ми-8 начальника штаба полка полковника П. А. Корнева. Н. Ф. Гаврилову под обстрелом душманов удалось спасти, вывезти всех членов экипажа, за что он был награжден орденом Ленина. В 2001 году за выполнение специального задания ему было присвоено звание Героя России. Генерал-лейтенант. Впервые в мире совершил на вертолете Ми-8 посадку на Северный, а потом и на Южный географические полюсы. Военный летчик-испытатель первого класса. Летчик-снайпер. Заслуженный военный летчик».
Война в Афганистане длилась для Н. Ф. Гаврилова без малого семь лет — с 1979-го по 1987-й, хотя он вроде бы формально в ней и не участвовал, потому как его летная часть, приписанная к погранвойскам, базировалась на территории Советского Союза, и отсюда в большинстве случаев он вылетал на разведку и наносил удары по базам душманов и прикрывал действия наземных советских частей, но считалось, что все эти годы он проходил службу на территории Советского Союза.
По законам Великой Отечественной войны летчикам за 100 боевых вылетов на разведку, как и летчикам-штурмовикам, присваивали звание Героя Советского Союза. Николай Федорович Гаврилов в Афганистане осуществил около двух с половиной тысяч (!) боевых вылетов. А вот удостоился только орденов Ленина и «Красной Звезды». Уже будучи начальником Управления авиации ФСБ, не раз садился за управление боевого вертолета. Всего один факт. Палаточный лагерь в Чечне неподалеку от Ведено. Под вечер от группы спецназа поступил сигнал: выручайте, можем не продержаться… Но как выручать, когда на горы плотным одеялом уже ложился вечерний туман?
Николай Федорович Гаврилов решил вылететь за попавшей в окружение группой сам. Заходя к месту нахождения спецназовцев со стороны соседней вершины, сквозь пелену тумана увидел под собой еле заметную тропу, ведущую в сторону группы. Ничего не оставалось, как посадить вертолет на тропу и полтора километра, как на джипе-внедорожнике, рулить вверх по склону, пока навстречу не выбежали разведчики, на ходу забираясь в вертолет…
О высочайшем летном и боевом мастерстве Николая Федоровича Гаврилова говорит факт, что только с ним В. В. Путин летал на Кавказ в годы своего президентства. Со времени присвоения ему звания Героя России средняя школа в селе Янгличи Канашского района Чувашии, где он родился, носит его имя.
Эти люди не могли не искать. Эти люди не могли не найти.
Ну а теперь: как у них родилась идея поиска без вести пропавших членов экспедиции Г. Л. Брусилова, в частности берегового отряда Альбанова? Ведь до них погибших на Земле Франца-Иосифа спутников Альбанова практически никто не искал и даже не пытался искать. Многие писали статьи, книги, в том числе я, рассуждали, советовали погибшим, как им надо было себя вести, находились люди, которые мазали их дегтем и кое-чем еще, что пахнет похуже, чем деготь, но никто никогда их не пытался искать. Да, сначала была Первая мировая война, потом Гражданская, потом коллективизация, потом снова война с так называемыми белофиннами (кстати, непривычная русскому уху фамилия Александра Унтила объясняется тем, что он — этнический финн, его дед попал в советский плен во время этой войны, а вернуться обратно помешало начало Великой Отечественной), потом Великая Отечественная, восстановление разрушенного народного хозяйства… Но были ведь спокойные, даже благополучные годы и даже десятилетия, пока внуки и племянники пламенных революционеров и комиссаров в пыльных шлемах не затеяли новую бучу по уничтожению России. Но опять-таки: писали, рассуждали, но никто не сделал серьезной попытки искать. Да, мы готовили экспедицию, но пока «запрягали», страна обрушилась в хаос. Осуществил ее достойный ученик Василия Петровича Колошенко Николай Федорович Гаврилов.
Так как же родилась идея поиска? Роману Буйнову, например, попалась в чужом сарае моя потрепанная без переплета книга «Загадка штурмана Альбанова», самое первое, неполное издание — издательства «Мысль», еще 1984 года. И мне дорого, что он брал ее с собой во все последующие полярные дороги. Но все сходятся в том, что окончательно идею поисковой экспедиции сформулировал Евгений Ферштер в 2005 году во время экспедиции на Землю Франца-Иосифа под руководством Дмитрия Кравченко по поиску яхты «Эйра» экспедиции Ли Смита. Начало было положено установкой памятного креста на мысе Флора острова Нордбрук в честь Альбанова и Конрада. В следующем году Евгений Ферштер будет участвовать в поиске на Новой Земле останков корабля Вильяма Баренца в Ледяной гавани, в 2008 году — в исследовании в бухте Каменка останков зимовья П. К. Пахтусова, но идея организации экспедиции по следам В. Альбанова уже не покидала его, он заражал ею все новых и новых людей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.