Глава 6. Как Публий Корнелий Сципион-Младший Иберию покорял
Глава 6. Как Публий Корнелий Сципион-Младший Иберию покорял
За неполных пять лет молодой римский полководец Публий Корнелий Сципион-Младший совершил то, о чем мечтали его отец и дядя и за что сложили свои головы: он завоевал для Рима всю Испанию.
Начал он с того, что лишил Карфаген его главной морской базы на Иберийском полуострове, откуда и начался эпический поход Ганнибала в Италию в далеком уже 218 г. до н. э. – города-крепости Новый Карфаген, символизировавшего непобедимость и мощь пунов. Именно он должен был стать главным перевалочным пунктом для вторжения Рима в Северную Африку.
Оставив для защиты подвластной ему территории одного из своих наиболее толковых и преданных ему лично военачальников, Марка Юния Силана с 3 тысячами пехоты и всего 300–500 кавалеристами, Сципион подошел к нему с суши весной 209 г. до н. э. с 25 тысячами пехоты и 2,5 тысячи всадников, а с моря город перекрыла флотилия сципионовского легата Гая Лелия. Вся операция подготавливалась, разрабатывалась и разворачивалась не только тщательнейшим образом, но и в глубокой тайне, во все детали которой был посвящен лишь особо приближенный к особе проконсула его ближайший друг и соратник, опытный и суровый вояка Гай Лелий. Все было сделано настолько точно, что город обложили с суши и с моря в один день и даже в один час! Своим офицерам Сципион сообщил цель и маршрут экспедиции, лишь когда войска уже стояли в походной колонне!
Такие повышенные меры секретности считались им остро необходимы.
И вот почему…
…Между прочим, Новый Карфаген считался «ключом» ко всей Иберии. Ведь по сути дела это была своего рода «крепость-сейф», где хранилось все золото и серебро с испанских рудников, мастерские и умелые ремесленники, заложники из знатные семей различных иберийских племен. Причем она так удачно располагалась, что господствовала над местностью. К тому же с одной стороны ее защищало море, а с другой – большая лагуна, соединенная с морем протокой. Но она была столь узкая, что по ней могли проплыть лишь рыбачьи челны, а не морские корабли. Взять ее штурмом было очень нелегко. Захватить город можно было лишь с одной стороны, где он соединялся с материком узкой (370-метровой ширины) полосой суши. Но и здесь его защищали мощные отвесные стены и гряда высоких скалистых холмов. Именно поэтому Новый Карфаген охранялся силами лишь маленького гарнизона всего в тысячу воинов, а ближайшее пунийское войско стояло лагерем в 10 днях пути, а два остальных и того далее! (Самому Сципиону от Тарракона до Нового Карфагена было ходу всего 7 суток форсированного марша, чем он с блеском и воспользовался.) В ту пору столь хорошо защищенные города редко сдавались сразу же после начала штурма. Взятие города могло принести большой успех, но этот успех никогда не был гарантирован. На правильную осаду могло уйти несколько месяцев, а у римского полководца максимум было несколько дней до прибытия одной из вражеских армий. Конечно, можно было попытаться прибегнуть к одному из самых испытанных средств – предательству, подкупу, но в данный момент у Сципиона такие возможности явно не прослеживались. И все же, как вскоре выяснилось, кое-что имелось…
Осада города началась уже на следующий день после появления римлян у его стен. Началось все с того, что предводитель карфагенян Магон (тезка младшего брата Ганнибала) сам вывел свой небольшой гарнизон навстречу неприятелю. Римский полководец сделал ответный ход: он велел своим воинам отойти к своему лагерю, чтобы сразу не испугать врага своим большим численным превосходством и вводить в дело свои подкрепления по мере надобности прямо из лагерных ворот. Используя именно эту военную хитрость, Сципион очень скоро понудил пунов к поспешному отступлению под защиту городских стен. Натиск римских легионеров оказался столь стремителен, что они чуть не ворвались в Новый Карфаген на плечах беспорядочно бегущего неприятеля. Поражение в открытом поле вызвало смятение среди гарнизона и горожан Нового Карфагена, и, мгновенно оценив все выгоды создавшейся ситуации, Сципион решился на немедленный общий штурм, тем более, что его атака развивалась так славно…
…Между прочим, сам Сципион участия в штурме, в отличие от Марцелла, который бы сам возглавил атаку с мечом в руке, не принял. Публий Корнелий демонстрировал новый стиль командования своими войсками. Не забывая о собственной безопасности, он следил за боем с возвышения в своем лагере, вмешиваясь при необходимости даже в незначительные эпизоды и просто наблюдая за боем в целом. Если он и выдвигался вперед, то трое из неотступно сопровождавшего его десятка отменно подготовленных телохранителей тут же выставляли свои щиты, прикрывая его от возможного обстрела с трех сторон. Пообещав щедрые награды всем смельчакам, проявившим выдающуюся храбрость, в частности, золотые венки в награду тем, кто первым взойдет на стену города, он сам хотел быть очевидцем их подвигов. Считалось, что римские солдаты сражались лучше, если знали, что полководец наблюдает за поведением буквально каждого из них. Видя всю картину боя в целом, Сципион прекрасно контролировал, что и как происходит с его легионерами. Это уже был не столь популярный в войсках полководец-вожак-герой, а скорее, расчетливый математик-аналитик, державший все нити событий в своих руках и мгновенно реагировавший на любые нештатные изменения…
И вот тут-то выяснилось, что взять городские стены атакой с ходу не удастся: они оказались слишком высоки для осаждавших. Лишь некоторые штурмовые лестницы были вровень со стенами; римские легионеры не могли взобраться на стены, падали вместе с опрокидывавшимися лестницами, срывались с них от сильного головокружения.
Но оказалось, что в обороне крепости имеется одно слабое место. И оно известно римскому военачальнику! По сути дела штурм крепости с суши был своего рода демонстрационным маневром, отвлекавшим ее защитников от места главной атаки!
…Кстати, штурм крепостных стен во все времена был отнюдь не легкой прогулкой за славой! Случалось, что лестницы оказывались слишком коротки, поскольку нападавшим всегда было трудно сразу рассчитать их длину перед штурмом. И все же в ход шли всякие ухищрения. Так, как известно, во время осады Сиракуз римские легионеры Марцелла использовали переговоры для… подсчета количества камней, уложенных по высоте в городскую стену. Умножив это число на приблизительный размер каждого камня, они рассчитали высоту и соорудили лестницы нужной длины…
С севера и запада город окружала лагуна, чьи воды омывали стены крепости. Казалось, штурмовать город именно здесь дело малопривлекательное. Но, если верить римским источникам, педантичный Сципион заранее сумел выведать, что лагуна не только не глубока, но по вечерам, очевидно, под действием ветра с суши уровень воды в ней опускается еще ниже. А в часы морского отлива здесь и вовсе становится мелко – до колен! Римский полководец быстро сообразил, какие выгоды сулит ему эта новость. Устроив бомбардировку города метательными и зажигательными снарядами, он бросил в атаку часть войск с восточной стороны и отвлек тем самым внимание защитников крепости от их северо-западной стороны. Ответный шквал метательных снарядов обрушился на головы штурмующих. Каждая попытка римлян ворваться в город отбивалась, потери среди них росли. Сципион владел резервами, но не спешил их вводить в дело, дезориентируя врага. Он даже дал команду на отход и перестроение. Дело близилось к вечеру, и карфагеняне посчитали, что им удалось отбить приступ. Правда, вскоре они с ужасом обнаружили, что враг снова идет на приступ, причем с удвоенной яростью!
Но это были еще «цветочки» – «ягодки» ждали их впереди!
Поскольку дело было вечером, то из лагуны начала уходить вода, и Сципион быстро направил к лагуне 500 отборных солдат с высокими штурмовыми лестницами. Когда уровень воды из-за отлива упал настолько низко, что лагуну можно было перейти если не по колено, то, по крайней мере, по пояс, римские легионеры без помех вскарабкались на крепостные стены, которые никто не охранял, поскольку атака с этой стороны считалась защитниками маловероятной. Тем более что все защитники на тот момент были заняты отражением новых атак римлян с восточной стороны. Перебравшись через невысокие стены со стороны лагуны, римский «спецотряд», убивая всех попадавшихся ему на пути, поспешил к главным воротам, где в это время развивались основные события. Под прикрытием «черепахи» легионеры снаружи взламывали городские ворота. После того, как на защитников города сзади неожиданно навалились 500 отборных римлян, проникших в город хитростью со стороны лагуны, сопротивление карфагенян ослабло и город был взят. Засевший с отборными наемниками в цитадели, Магон еще какое-то время пытался сопротивляться, но потом понял всю бессмысленность своего поведения и сдался со всеми оставшимися у него бойцами. В городе началась резня и сопутствующие ей повальные грабеж и насилие: во все времена полководцы предпочитали закрывать глаза на «шалости» своих головорезов после удачного боя. Как говорится, «война сама себя кормит». После того, как особая «трофейная команда» собрала все наиболее ценные трофеи на городской площади, они были тут же проданы с аукциона сопровождавшим римскую армию торговцам, и прибыль оказалась распределена среди всех солдат в зависимости от их звания. На последовавшем параде особо отличившиеся были публично награждены: два солдата, первыми взобравшиеся на стены вражеской крепости (один – со стороны суши, другой – со стороны лагуны), получили почетные «стенные» венки, а Лелий – золотой венок.
Так завоевывались сердца, так ковалась слава Отца Солдат, к которой так всегда стремились полководцы всех времен и народов!
…Кстати, до сих пор непонятно, как местные жители, осведомленные об ежевечернем обмелении лагуны с северо-западной стороны крепости, допустили ее слабую охрану именно в этом месте?! Неужели они не понимали, что пришедшие к городу за день до штурма римляне вечером того дня могли наблюдать этот отлив и, следовательно, эту часть стены надо стеречь неусыпно?! Неужели они не могли предположить, что, проведя в Испании целую зиму, римский военачальник вполне мог узнать про «чудесные» отливы и прочие «особенности» новокарфагенской природы?! Чудеса, да и только! Над разгадкой этих «чудес» ломало голову не одно поколение пытливых историков. В чем же дело, спросите вы? Дело в том, что, если верить римским историкам, то, еще будучи в Тарраконе, Сципион выведал у местных рыбаков, часто плававших в Новокарфагенский залив, что каждый вечер в заливе бывает отлив, и воды лагуны, соединенной с морем, естественно, тоже отходят. Это важное обстоятельство Публий скрыл от солдат. Он задумал воспользоваться отливом, но представить его как чудо, ниспосланное ему – постоянно общавшемуся с богами – самим Нептуном. «Пробил час, воины! Мне помощником явился бог! Идите прямо к стене! Море дало нам дорогу!» Сципион знал об отходе воды заранее, предсказав это только Лелию, а солдат воодушевил поддержкой самого Нептуна. Среди современников Сципиона ходили слухи о его неких «сверхъестественных» способностях применительно именно к этой «истории» взятия Нового Карфагена. Он ведь, как известно, считался современниками фигурой… «богоизбранной», обладавшей провидческими способностями, умевшей «общаться» с богами и т. д. и т. п., и в нужное ему время вода в лагуне понизилась на столько – на сколько ему было нужно, чтобы беспрепятственно штурмовать стены карфагенской крепости! Но, поскольку он остался в истории, как человек, у которого все его операции всегда отличались предельной взвешенностью, продуманностью и расчетом, то «чудеса» никак не вписываются в алгоритм его поступков. Любопытно другое. Сегодня стало известно, что на самом деле как такового отлива в Новокарфагенской лагуне… не бывает. Сильные ветры могут вызвать лишь незначительное понижение уровня воды – не более чем на 30–45 см. Это первое. Второе: они отнюдь не регулярны!! И третье: время их начала и продолжительность не постоянны!!! Как правило, они длятся не более четверти часа!!! В общем, чудеса, да и только. Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за пытливым читателем право на свои собственные выводы…
Случались после взятия Нового Карфагена и другие «чудеса».
Чего только стоит сколь захватывающая, столь и сентиментальная история с возвратом испанскому жениху его невесты. Несколько римских солдат задумали сделать своему вождю подарок и привели к Сципиону, слывшему большим поклонником женских прелестей, молоденькую девушку-испанку необычайной красоты – а-ля Эйва Гарднер, «секс-символ» Голливуда середины ХХ в. – антипод «ангела секса» Мэрилин Монро, типичная женщина-«вамп». Но Сципион велел разыскать родителей красавицы, а также ее жениха, которым оказался некий юный кельтиберский принц по имени Аллюций. Римский полководец торжественно вернул пленницу жениху, лично уверив его, что ее добродетель осталась… нетронутой (?!), попросив его взамен лишь об одном… никогда больше не воевать с римским народом. Растроганный принц-жених возложил к ногам Сципиона золото, которое прихватил с собой, надеясь выкупить невесту, но победоносный римлянин отказался и от золота. Предложив считать его… свадебным подарком молодым влюбленным. Так завоевывалось доверие! Так покорялись сердца! Так подчинялись народы! Спустя некоторое время Аллюций снова явился к римскому полководцу, но уже не с золотом, а с 14 сотнями всадников.
Впрочем, где в этой душещипательной истории – быль, а что – миф, сегодня трудно различить. Тем более что молва приписывала Сципиону репутацию бабника, да и мужчина он был видный со всеми вытекающими из этого последствиями…
Захват Нового Карфагена дал Сципиону очень много: военные суда Карфагена, высококлассных мастеров-оружейников и… деньги для ведения дальнейшей кампании. Граждан Нового Карфагена Сципион отпустил на свободу и даже оставил им прежнее самоуправление. По всей Испании были разосланы гонцы, чтобы представители всех иберийских племен прибыли в Новый Карфаген и каждый из них забрал своих соплеменников, бывших в заложниках у карфагенских властей. Таким ловким политическим ходом римский военачальник собирался выступить перед лицом местного населения не как очередной завоеватель-поработитель, а как освободитель от карфагенского ига.
Получалось, что судьба Нового Карфагена должна была показать всем остальным жителям Иберии, насколько выгоднее стать другом Рима, нежели его врагом.
…Между прочим, проверив своих легионеров в деле, Сципион пришел к выводу, что его собственная армия достаточно сильна, чтобы разбить любую из трех карфагенских армий, если бы римлянам удалось дать бой при благоприятных обстоятельствах. Но для этого следовало тщательно выбрать позицию: потерпев ряд фиаско с пунами, римляне теперь подходили к этому вопросу крайне тщательно, т. е. долго маневрировали, прежде чем сблизиться с врагом. Хорошо известно, что когда одна сторона занимает сильную позицию и не собирается ее покидать, то мало кто из полководцев рискует напасть на такого противника. Ведь даже выдающийся мастер хитроумных уловок Ганнибал так и не смог навязать Квинту Фабию ни одного серьезного сражения, как, впрочем, и сам не стремился сражаться там, где хотели… римляне. Было ясно, что, несмотря на все свои противоречия, карфагеняне, конечно, не будут ждать, пока Сципион попытается разбить их всех по очереди. Следовательно, ему предстояло действовать исключительно продуманно и энергично, чтобы одержать победу в максимально короткий срок после того, как он сможет настичь первую из вражеских армий. И это при том, что пуны, естественно, будут всячески уклоняться от боя, ожидая подхода двух своих других армий. Сципион сильно рисковал оказаться в меньшинстве и потерпеть поражение примерно так же, как его отец и дядя. Именно в этой первой полевой схватке молодому римскому полководцу предстояло показать всем, что свое дело он знает крепко и окончательная «победа будет за ним»…
Хотя, взяв Новый Карфаген, Сципион перерубил канал связи пунийских полководцев с родиной, но они продолжали упорно бороться с римским полководцем. И уже весной 208 г. до н. э. после зимовки римской армии в Тарраконе противники схватились снова.
Карфагенское правительство и командующие готовились к прорыву в Галлию, оттуда – с набранным в ней пополнением – в Италию на помощь к Ганнибалу. Но прежде чем пойти на этот решительный шаг, предстояло, если не уничтожить Сципиона и его армию, то, по крайней мере, максимально ее обескровить и лишить поддержки местного населения, которое после миролюбивых акций римского полководца сплошным потоком переходило в римский стан. Поход в Италию был предрешен при любом исходе грядущего сражения, но для Карфагена было крайне важно оставить у себя за спиной прочный тыл. Любопытно, что Сципион тоже стремился к бою… с ближайшим к нему противником. Таким оказался Гасдрубал Баркид. Его армию следовало разбить до подхода остальных войск пунов. Сципион сам пошел навстречу врагу.
При поддержке трех самых могущественных иберийских вождей Индебола, Мандония и Эдескона римский полководец смог одержать одну из своих самых убедительных побед. Численно уступавшая армия Гасдрубала Баркида оказалась поверженной в сражении при Бекуле (ныне Байлен) на правом берегу реки Гвадалквивир. Предшествовавшая бою стычка привела к тому, что конные заградительные отряды карфагенян… бежали под натиском легковооруженной пехоты римлян. Преследуя врага, она чуть не ворвалась во вражеский лагерь!
Столь обескураживающий результат привел к тому, что абсолютно неуверенный в исходе предстоящей битвы в открытом поле, Гасдрубал предпочел ночью увести 25 тысяч своих ливийцев, нумидийцев и иберов вместе с 32 слонами на возвышенность с плоской вершиной. Это была удобная позиция: от удара с тыла ее надежно защищала река Гвадель – приток Гвадалквивира, а с фронта и с флангов крутые обрывы сильно затрудняли подъем. Но был и серьезный недостаток: отсюда было сложно вести атаку, оставалось лишь пассивно обороняться. На обрывистых террасах карфагенский военачальник выставил заслоны из нумидийской конницы и балеарских пращников, причем если последние еще как-то могли сгодиться в обороне, то кавалерия здесь была абсолютно непригодна.
Так и случилось.
Как всегда, Сципион повел дело очень энергично. Сначала один отряд римских легионеров перекрыл вход в долину, через которую в тылу у карфагенян протекала река, и лишил их воды, затем другой отряд перерезал дорогу, ведущую из Бекулы на окрестные поля. Так пуны оказались в ловушке, в которую они, впрочем, сами и забрались. Беспрепятственно форсировав реку, более чем 30-тысячная армия римлян и их иберийских союзников окружила позиции пунийцев, а затем начала массированное наступление по всем направлениям. Если легковооруженная пехота, несмотря на потери от плотного «огня» балеарских пращников, упорно карабкалась, где только можно, то тяжеловооруженные легионеры шли в атаку только по руслам высохших речек, т. е. лишь с флангов. Атаку слева возглавил сам Сципион, а справа шли солдаты под началом его правой руки – Лелия. Взятые в клещи карфагеняне сражались насмерть. В ходе жестокого боя обе стороны несли потери, но Гасдрубалу вместе с тяжеловооруженными пехотой и кавалерией, всеми слонами и, что самое главное, армейской казной удалось все же продавить сплоченной массой вражеский строй, прорваться и уйти на север Испании к отрогам Пиренеев еще в самом начале сражения. Если верить римским источникам, потери Гасдрубала среди нумидийской кавалерии и балеарских пращников, принявших на себя главный удар вражеской армии, были ощутимы: 8 тысяч погибло и 12 тысяч оказались в плену.
…Кстати, продолжая объявленную им политику переманивания иберов на свою сторону, Сципион всех пленников-иберийцев отпустил по домам, а ливийцев и нумидийцев продал в рабство. Исключение было сделано только для Массивы – совсем юного племянника нумидийского принца Массанассы. Оказалось, что он попал в плен из-за свойственного его возрасту… любопытства! Несмотря на то что дядя Массанасса запретил ему участвовать в бою, юнец пренебрег дядюшкиным запретом. Он тайком сбежал от своих охранников, смешался с нумидийскими всадниками, но в ходе боя был сбит с коня и попал в плен. Вернув Массанассе родственника, Сципион сделал ему тонкий намек на то, что Рим отнюдь не прочь установить с ним… дружеские отношения с далеко идущими последствиями. Массанасса отличался особой сметливостью и быстро все понял и очень скоро сделает шаги в этом направлении – шаги, имевшие серьезные последствия для хода «Ганнибаловой войны»…
Сам Сципион, все еще опасавшийся подхода армий двух остальных карфагенских полководцев – Магона Баркида и Гасдрубала (сына Гискона) – будучи большим приверженцем обязательного преследования разбитого врага, на этот раз решительно отказался от преследования и, очевидно, был прав. Погонись римский полководец за ускользавшим от него противником через дикую горную страну, он не только оставил бы без прикрытия свою опорную базу на восточном побережье Испании, но и поставил бы под угрозу все свои завоевания на Иберийском полуострове. И Сципион снова, как и после взятия Нового Карфагена, ушел на зимовку в Тарракону.
…Между прочим, одержав свою первую громкую победу в сражении в открытом поле, Публий Корнелий Сципион сразу же заявил о себе как о большом мастере на тактические уловки. Неблагоприятные условия местности он сумел обернуть себе на пользу и применить своего рода «клещи» для охвата вражеских позиций, поначалу казавшихся такими неприступными. Но до великого «мистификатора» обманов и сюрпризов, каким в ту пору считался Одноглазый Пуниец, ему еще пока было далеко. Добавим только – пока далеко…
На совете всех трех карфагенских полководцев, собравшихся на севере Испании спустя несколько дней после фиаско под Бекулом, горячо обсуждалось послание Ганнибала, пришедшее из Италии через Карфаген в Испанию. В нем он настойчиво просил немедленно привести ему подкрепление через Альпы. Здраво поразмыслив, троица приняла разумное решение. Понесшему серьезные потери Гасдрубалу Баркиду надлежало, набрав как можно больше иберийских наемников (чем больше их уйдет из Иберии, тем меньше перейдет на сторону римлян!), прорываться через Пиренеи и Альпы на помощь к старшему брату в Италию. Его брату Магону с Гасдрубалом Гисконом, прикрывая его «бегство», следовало отстаивать оставшуюся в их руках часть Иберийского полуострова от оказавшегося столь опасным противником Публия Корнелия Сципиона-Младшего. При этом остатки нумидийской конницы Массанассы должны были постоянно совершать грабительские рейды по территории союзных римлянам иберийских племен. Так и поступили. Магон навербовал искусных балеарских пращников, а его брат Гасдрубал набрал на все имевшиеся у него деньги (а сумма была, по слухам, колоссальная!) – сколь воинственных, столь необузданных и… непредсказуемых кельтиберов с галлами – и пошел в Италию. Ловкий и неуловимый Массанасса обещал заняться своим любимым занятием – лихими конными набегами с мгновенным исчезновением с «места преступления». Но он уже не столь активничал, как раньше, по вполне понятным причинам: хитроумный кочевник явно глубоко задумался о своих перспективах под началом иного хозяина и предпочитал поберечь своих лихих наездников – лучшую кавалерию Средиземноморья той поры … до лучших времен!
И хотя в Риме знали о походе наемного полчища пунов, но помешать были не в силах. Спокойно переждав зимние морозы, давая отдохнуть своим людям и набрав наемников, насколько хватило денег, уже весной 207 г. до н. э. брат Ганнибала, дальновидно откупившись от альпийских племен иберийским серебром, спокойно спустился с альпийских склонов в долину По, повторив спустя 10 лет достижение своего знаменитого брата.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.