Женские профессии
Женские профессии
Торговки
Большинство ремесленников в Петербурге и в других городах Российской империи объединялись в цеха, куда женщинам был вход воспрещен. И все же существовали ремесла (как правило, приносившие невысокий доход), которыми занимались и женщины, и мужчины, или преимущественно женщины.
Может быть, самыми знаменитыми из рабочих женщин Петербурга были молочницы-охтенки. Обитательницы расположенных за Охтой финских деревень пасли коров на заречных лугах или скупали молоко у своих соседок и доставляли его в город, переправляясь через реку у Смольного собора летом на лодке, зимой — на санках.
В водевиле П. И. Григорьева «Петербургский анекдот с жильцом и домохозяином» молочница-охтенка, один из персонажей пьесы, поет:
Уж и так молва презлая
Нам покою не дает,
Охта Малая, Большая
Нас вертушками зовет.
Хоть смеюсь я их угрозе,
Но на Охте все кричат,
Будто к нам на перевозе
Подъезжает всякий хват;
Будто охтенки-красотки
Любят все пощеголять
И на даче Безбородки
В воскресенье погулять.
Писатель Павел Васильевич Ефебовский так описывал охтенских молочниц: «Посмотрите, как кокетливо охтянка выступает зимою, таща за собою санки, нагруженные кувшинами с молоком и сливками. Наряд ее, особливо при хорошеньком, свежем личике, подрумяненном морозом, очень красив: кофта, опушенная и часто подбитая заячьим мехом, очень хорошо выказывающая стройность талии; ситцевая юбка и синие чулки с разными вычурами и стрелками. Все это, вместе с красивыми лицами, встречаете вы у молодых охтянок. Но вместе с ними отправляются на торговлю также и матушки, тетушки, а что мудреного — и бабушки, потому что нередко случается видеть на улицах Петербурга пожилых женщин, которым, кажется, едва под силу тащить тяжелые кувшины; оттого подле этих почтенных женщин найдете вы нередко двенадцатилетних спутниц, которые, знакомясь с городом, вместе с тем помогают старушкам в их тяжкой работе».
Молочница
Молочница, как правило, обслуживала 10–12 семей, остатки молока продавала прохожим на улице.
Селедочницы покупали соленую рыбу на Сельдяном буяне, а продавали ее посетителям Сенного рынка. Д. А. Засосов и В. И. Пызин, авторы книги «Из жизни Петербурга 1890–1891 гг. Записки очевидцев», вспоминают: «У Сельдяного буяна можно было наблюдать следующее: идут подводы, груженные бочками с сельдями. Возчик скидывает бочку под откос, там бабы-селедочницы разбивают бочку и перекладывают сельди в свои кадушки. Через некоторое время во дворах жилых домов раздавались их певучие голоса: „Селедки голландские, селедки голландские“».
Женщины также часто торговали на углах горячими пирогами и другой немудреной едой, которой могли наскоро перекусить рабочие и просто проголодавшиеся прохожие. Приехавшая в Петербург герцогиня Кобургская отметила обыденную картинку, которую видела ее семья в послеобеденное время из окон Зимнего дворца: «София (ее дочь. — Е. П.) стала рисовать пирожницу, какой она стоит на углу улицы. Константину хотелось, чтобы она прибавила двух гусаров… София нарисовала ему гусаров, потом музыканта, потом кучера в русском костюме». Вероятно, эти изображения сценок уличной петербургской жизни позже отправились в Германию и, возможно, все еще хранятся где-то в архивах.
Уличная торговка
Писатель Федор Михайлович Решетников в своем романе «Где лучше?» оставил такое описание торговок с Никольского рынка: «Все столы были заняты торговцами и торгашами, но женщины здесь превосходили своим количеством мужчин. На столах стояли огромные чайники с каким-то кисло-сладким теплым пойлом, называемым медом, и стеклянные кувшины с квасом из клюквы; лежали печенки, рубцы, яйца, тешка, черный и белый хлеб. По улице мимо лавок шли торгаши с яблоками, апельсинами и лимонами, с сахарным мороженым, ребята со спичками. Все эти люди громко, почти во все горло, кричали и предлагали встречным купить их товар… Появились на рынке, около столиков с яствами, каменщики с замазанными глиной передниками, штукатуры, маляры; некоторые из них были даже без шапок и фуражек, и у иных в длинных или всклокоченных волосах, на бородах и на лице была тоже или глина, или известка; появились рабочие с черными от дыма, пота и угля лицами, с черными, как уголь, ладонями, с черными фартуками; появились мальчики от двенадцати до восемнадцати лет, тоже с черными передниками, с вымаранными слегка лицами. Все они быстро подходили к женщинам, брали у них фунт черного хлеба, селедку, или тешку, или яйцо, на деньги или в долг, и потом так же быстро уходили через Старо-Никольский мост в питейные заведения. Стало быть, теперь первый час; рабочие уволены до второго часу обедать. Здесь, может быть, читатель спросит: отчего они нейдут обедать домой? Они нейдут домой потому, что им, может быть, до дому ходу целый час. Работая по Фонтанке и около Крюкова и Екатерининского каналов, они предпочитают за лучшее покупать хлеб, рыбу и проч. на рынке, а не в мелочных лавках, в которых они уже успели задолжать; покупая сначала на деньги с шуточками и остротами, они, наконец, добиваются, что им верят в долг до получки заработанной платы».
Разносчица журналов и календарей
Всеволод Владимирович Крестовский тоже изобразил бойкую торговлю едой: «На галерее стояли две молоденькие девушки перед дымящимися котлетами. Одна продавала похлебку, другая — вареный картофель, а рядом помещались пирожник, сбитенщик и саечник. Эту группу тесно обступала толпа разношерстного народу… Среди общего гула и говора то и дело раздавались возгласы продавцов: „Кому картошки! Похлебки!.. Пироги горячи, горячи из печи! Сбитень московский, сахарный, медовый, на скус бедовый, с перцем, с сердцем, с нашим удовольствием!“ Все это раскупалось нарасхват…»
Своеобразным промыслом была торговля подгнившими фруктами. Торговки, как правило, старухи, скупали залежавшиеся фрукты на рынке и продавали их прямо на улицах, раскладывая свой товар на рогожках, постеленных на землю.
Уличная торговка фруктами
Торговля букетиками цветов начиналась на петербургских улицах ранней весной. Торговками были преимущественно женщины. Зимой они часто изготавливали искусственные цветы и продавали их с рук или сдавали в специальные лавки. В конце XIX — начале XX века петербургские издательства выпускали многочисленные пособия, по которым можно было научиться изготавливать искусственные цветы.
В предисловии к одному из таких пособий «Подробное руководство к практическому изучению производства искусственных цветов и листьев из материи» автор писал: «В настоящее время влечение к ручному труду получило значительное распространение среди интеллигенции. Да оно вполне естественно: чем более просвещен и образован человек, тем больше он стремится к полезному занятию и труду, дорожит временем и старается с большей пользой как для себя, так и для других употребить часы досуга. Занятой человек и понятия не имеет, что такое „скука“.
В последнее время среди наших дам и молодых девушек то и дело стали возникать различные кружки любительниц и специальные школы по части рукоделия, ремесел и изящных работ. К числу таких изящных работ принадлежат искусственные цветы. Как известно, цветы — живые и искусственные — издавна были любимыми украшениями женщин. Но так как живые цветы доступны не каждому и не во всякое время года, и не соответствуют всем потребностям, то их заменили искусственными, которые все более и более входят в моду. К тому же в наш практичный век это занятие далеко не бесполезное, и кроме того, очень интересное, разнообразное, и, если заняться посерьезнее, то оно даст верный заработок, обеспечивающий существование честной труженице».
Б. М. Кустодиев. Торговка воблой. 1924 г.
Перед Первой мировой войной на улицах Петербурга появились разносчицы-китаянки, торгующие китайским шелком, атласом, чесучой, разноцветными гофрированными фонариками, веерами и раскладными игрушками из бумаги. Товар носили в коробах или в тюках на спине, с собой брали металлический аршин, чтобы отмерять ткани. По китайской традиции ноги у женщин забинтовывали с детства, чтобы искусственно затормозить рост стопы. Бедняжки ходили, ковыляя, им приходилось часто отдыхать, прислонясь к стене.
Некоторые женщины, чаще всего вдовы, содержали собственные лавки, как правило, занимавшиеся мелочной торговлей. В рассказе «Муромцев приехал» (Берлин, 1927) Сергей Горный (псевдоним Александра Авдеевича Оцупа. — Е. П.) вспоминает многих учеников Царскосельской гимназии, и среди них сына лавочницы Ивана Бахурина, как одного из «первых учеников»: «И. Бахурин там был крепкоголовый, круглый, башкатый. Так его и звали: Башкан. Пахло от него вкусным печеным хлебом и леденцами. Был сыном лавочницы, рассыпчатой и крупитчатой, говорившей на „о“. Горело у них много лампадок, а на кроватях пирамидою вверх все подушки выше и меньше лежали…»
Продажа кваса
Данный текст является ознакомительным фрагментом.