Еще одна потемкинская деревня
Еще одна потемкинская деревня
Чем успешнее развивалась война, тем ревнивее становился Потемкин к военачальникам, которым был обязан этими успехами. Вследствие размолвок с ним один за другим отправились в Петербург принц Нассау-Зиген и Поль Джонс. Отправлен в отставку Николай Мордвинов. Умер от сердечного приступа пониженный в должности Панаиоти Алексиано. Лишь покровительство фаворита императрицы Платона Зубова удержало на посту де Рибаса. Был удален с фронта, но благодаря вмешательству Екатерины вернулся Суворов. По взятии Очакова уволен Румянцев, деятельно начавший в отсутствие князя военные действия, – и Светлейший получил начальство над обеими армиями.
После соединения Черноморского флота стараниями Войновича Потемкин стал планировать большую морскую кампанию против турок в наступившем году, о чем сообщал 23 января императрице: «Главное мое упражнение о снаряде флота. Теперь, имея весь берег от устья Дуная до наших берегов, весь в своих руках, нет уже им опоры. Время флотом их пугнуть. Я так соглашу расположение на сухом пути, что вся будет удобность мне самому дать флотскую баталию в полной надежде на милость Божию, которого помощию мы на море стали уже посильнее неприятеля, а в августе и гораздо сильнее будем.
Прошу Вас, матушка, в разговорах, да и чрез других, разглашать, что Вы не намерены на Черном море флотом действовать наступательно, а держаться у своего берега оборонительно. Сие дойдет до Турков, и они выдут, понадеясь, из канала (Босфора. – П.В.), а то иначе их не выманить».
Став благодаря Войновичу «посильнее неприятеля», князь намеревался… лично выйти в море с «эскадрой кейзер-флага»! Правда, затея эта осталась только на бумаге.
Пока шло снаряжение флота, Светлейший сделал еще один ход на предстоящую кампанию. Ведя войну крайне вяло и неудачно, удаляя с фронта одного за другим доблестных генералов, Потемкин давно уже сам опасался за свою карьеру, до него не раз доходили слухи, что его вот-вот могут снять с должности главнокомандующего. Поэтому, получив осенью полунамек о недовольстве «своим» Войновичем в Петербурге, он испугался прежде всего за себя и стал действовать.
14 марта 1790 года. Вместо контр-адмирала Марко Войновича командующим корабельным Черноморским флотом назначен контр-адмирал Федор Ушаков, вернувшийся накануне из ставки главнокомандующего в Яссах.
«Предположа лично командовать флотом Черноморским, – говорилось в ордере Потемкина Черноморскому Адмиралтейскому правлению, – назначил я начальствовать подо мною господину Контр-Адмиралу и Кавалеру Ушакову. Господин Контр-Адмирал и Кавалер Граф Войнович отряжен в командование морских сил Каспийских…» Уже на следующий день флагманский корабль «Иосиф II» был переименован в «Рождество Христово».
Несомненно, Марко Иванович был уязвлен своей внезапной отставкой от Черноморского правления. Вынеся столько тягот по строительству флота в совершенно невыносимых условиях, противостоя на море с малыми силами подавляющей армаде турок, когда все висело буквально на волоске и малейшая оплошность грозила обернуться полнейшей катастрофой, Войнович сумел сохранить Черноморский флот, а значит, и шансы на конечный успех всей кампании.
И вот, в момент, когда все морские силы были собраны Войновичем в Севастополе, когда он уже строил план наступательной кампании на предстоящий 1790 год, вдруг происходит такая крутая и нелогичная перемена: на его место главнокомандующий Потемкин назначает Ушакова – при том, что Светлейший досконально знал причину и весь ход их конфликта!
Через пять дней Светлейший, оправдывая произведенные перестановки, в письме Екатерине уничижительно отозвался о Войновиче:
«…Касательно войны с Турками чинить наступание флотом, и, ежели Бог поможет сойтиться и разбить их флот, то теснить Царь Град. Тут я сам буду… Благодаря Бога и флот, и флотилия наша сильней уже Турецкого. Но Адмирал Войнович бегать лих и уходить, а не драться. Есть во флоте Севастопольском Контр-Адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник».
Чтобы судить о правомерности этих оценок Потемкина (до Царьграда так и не добравшегося), рассмотрим действия контр-адмирала Ушакова в дальнейшей кампании.
Его первой самостоятельной операцией стало крейсерство у берегов Анатолии. Потемкин задумал провести диверсии у турецких берегов, и 14 марта только что назначенному командующим Ушакову был отписан еще один ордер, в котором говорилось: «По прибытии немедленном в Севастополь… извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно было бы, если б удалось Вам схватить какие транспорты или же истребить где спущенные корабли у азиатских берегов». Обратите внимание: Потемкин, дабы получить успех немедленный, прямо предписывает Ушакову напасть или на транспорты, или на только что построенные суда.
16 мая из Севастополя к анатолийскому побережью вышла эскадра Ушакова в составе трех 50-пушечных и четырех 40-пушечных фрегатов, 11 крейсерских судов и 1 бомбардирского судна. В последующие дни эскадра подходила к Синопу (из рапорта Ушакова: «Я намерен был в самое тож время их атаковать, но тихость восточного ветра воспрепятствовала… Вместо ж того разными движениями эскадры и перепалкою с кораблей всем синопским жителям и судам, при оных находящимся, наносил беспрестанно великий страх и беспокойство»), потом к Самсуну («довольствовался одним нанесением страха») и к Анапе: два дня происходила жесточайшая канонада, впрочем, и турки и русские обошлись без потерь. Лишь корсарские суда во время похода захватили в призы мелкие торговые суда. 5 июня эскадра вернулась в Севастополь.
19 июня Потемкин отправил ордер в Севастополь о выходе в море для поисков неприятеля. 3 июля Потемкин отправляет очередной ордер с предписанием атаковать противника.
Наконец, эскадра Ушакова: 10 линейных кораблей, 6 фрегатов, 1 бомбардирский корабль, 18 вспомогательных судов – направилась к Керченскому проливу и 7 июля стала там на якоря.
Следующим утром в половине девятого была замечена турецкая эскадра, шедшая со стороны Анапы: насчитали 10 линейных кораблей, 8 фрегатов, 36 вспомогательных судов – это первая за войну встреча с противником, когда силы были практически равными. Гуссейн выслал вперед бомбардирские суда, которые открыли огонь с дальней дистанции. Под их прикрытием начала выстраиваться турецкая эскадра – на ветер от нашей и параллельно ей. Эти маневры заняли несколько часов, и только в полдень турки стали спускаться на русскую эскадру. Их фрегаты составляли резерв во второй линии, а еще дальше на ветре держались мелкие суда. Началась интенсивная перепалка с дальних дистанций.
В пять часов вечера Гуссейн подал сигнал к отходу. Ушаков двинулся за ним. Турки легко уходили от преследования и скоро скрылись в темноте, а утром на горизонте не было видно ни одного паруса. Потери эскадры Ушакова составляли убитыми: 2 офицера и 27 матросов; ранеными 4 офицера и 64 матроса.
Князь Потемкин не преминул разрекламировать керченскую стычку перед императрицей:
«Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Поспешая отправлением последнего курьера, не мог я изъяснить всей радости, какую я чувствовал одержанной Богом победе. Сия столь велика и помощь Вышнего явственна. Остается кончить и, ежели будет у всех рвение единодушное, то совершатся нам благости, и тогда уже я воспою Епеникион {Песнь в честь победы (греч.).} виновнице всего, ибо без нея был бы Петербург пуст. Твердость ноги Ея все удержала, и она не ослабевала в неудачах.
Здесь не получено в добычь судов, но бой был жесток и для нас славен тем паче, что и жарко, и порядочно Контр-Адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее, у которого были учители. Как и прежде доносил: разбил сильно и гнал до самой ночи; три корабля у них столь повреждены, что в нынешнюю кампанию, не думаю, быть им в море, а паче всех адмиральский, которого и флаг шлюбкою с корабля «Георгия» взят.
Контр-Адмирал и Кавалер Ушаков отличных достоинств. Знающ, как Гоу, и храбр, как Родней. Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель. Не оставьте, матушка, его».
[20 июля 1790]
Вот так: хоть судов «в добычь» и не получено, главное, что следует сделать, – послать в Петербург победную реляцию, а там кто его разберет, как все было на самом деле вдали-то от берегов! «На открытом море победа бывает часто без нанесения вреда», – писал Светлейший в ордере Войновичу в октябре 1788 года – тот вряд ли тогда понял смысл этой фразы.
Екатерина, желая ободрить своего любимца, отвечала в том же духе:
«Друг мой любезный Князь Григорий Александрович…
Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-Адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным…
Прощай, мой друг, Бог с тобою».
Из Царского Села. Августа 5 ч.
Наградой Ушакову за перестрелку у Керчи стал орден Святого Владимира II степени. Занятно, однако, что в Стамбуле тоже было торжественно объявлено о победе Гуссейна над Ушак-пашой и потоплении четырех русских фрегатов.
Первый и единственный реальный успех в эту войну был достигнут Ушаковым в сражении у острова Тендра.
25 августа эскадра Ушакова: 10 кораблей, 6 фрегатов, 17 крейсерских судов, 1 бомбардирский корабль и 2 брандера – покинула Севастополь и двинулась к Очакову.
Утром 28 августа русская эскадра подошла к острову Тендра, где стояли 14 турецких кораблей, 8 фрегатов и 23 малых судна.
В три часа пополудни русская эскадра открыла огонь. Через два часа передовые турецкие корабли сделали поворот и начали уходить. Построение турецкой, а затем и русской эскадр нарушилось. Все смешалось. В таком положении противников застала ночь, когда суда обеих эскадр стали на якоря. Утром капитан нашего фрегата «Амвросий Медиоланский» с ужасом обнаружил, что стоит посреди турецкой эскадры. Андреевский флаг, естественно, капитан поднимать не стал. По приказу Гуссейна-паши неопознанный «Амвросий» поднял якорь и пошел вместе с турками, постепенно отставая.
Кроме лжетурка «Амвросия», от эскадры отстали сильно поврежденные корабли: 66-пушечный «Мелеки Бахри» («Царь морей») и 74-пушечный «Капудание» – на нем был второй флагман турок Саит-бей. Отстав, турки были окружены русскими кораблями.
После длительного боя командир «Мелеки Бахри» был убит пушечным ядром, и экипаж корабля спустил флаг. Позже корабль был отведен в Херсон для ремонта.
«Капудание» был настигнут кораблем «Преображение Господне» (капитан 2-го ранга Я.Н. Саблин) и фрегатами «Апостол Андрей» (капитан 1-го ранга Р. Вильсон) и «Святой Георгий Победоносец» (капитан 2-го ранга И.С. Поскочин). Потом подошли и другие русские суда. «Капудание» вел с ними упорный бой не менее четырех часов. Наконец, к «Капудание» подошел корабль Ушакова «Рождество Христово» и открыл огонь. Через час турецкий корабль был полностью разбит и сильно горел, и только тогда на нем спустили флаг.
Русские шлюпки пристали к «Капудание», чтобы захватить его. Им удалось снять 19 пленных, в том числе и раненого Саит-бея. Затем корабль взорвался. С обломков сняли еще 81 турка.
После этого к эскадре Ушакова присоединилась флотилия де Рибаса. По неясным причинам Ушаков не решился преследовать основные силы турецкого флота. Лишь корсарские суда греков пошли вслед за турками.
Потемкин докладывал императрице: «Вот, матушка родная, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит…»
Федор Ушаков получил орден Св. Георгия II степени («Это будет первый в чине генерал-майора, награжденный «Георгием» II степени», – писала Екатерина барону Гримму) и 500 крепостных душ в Белоруссии.
В Стамбуле султан Селим III также объявил капудан-пашу Гуссейна победителем. Гуссейн был назван Гази, то есть Великим воином газавата. Ему были пожалованы соболья шуба и высшая награда Оттоманской империи – челенг, золотое перо с бриллиантами на тюрбан. Тринадцать его капитанов получили серебряные перья на тюрбаны.
11 мая 1791 года Потемкин послал Ушакову ордер о выступлении.
Лишь 10 июля Ушаков вышел из гавани и тут же стал на якорь, поскольку обнаружил флот Гуссейна, подошедший к Севастополю на расстояние пяти миль. Эскадры стояли друг против друга, но сражения не начинали.
Через два дня разошлись. Гуссейн пошел в сторону Варны, а Ушаков вернулся в Севастополь.
29 июля эскадра Ушакова двинулась к берегам Румелии: 15 кораблей, 2 фрегата, 2 бомбардирских корабля, 22 крейсерских судна и 2 брандера.
Через два дня на подходе к мысу Калиакрия Ушаков увидел стоявшую у берега турецкую эскадру: 18 кораблей, 17 фрегатов и 43 малых судна. На мысу турки устроили батарею. С берега на суда перевозились провиант и снаряжение для высадки десанта на Дунае. Появление русских кораблей застало турок врасплох.
После интенсивной перестрелки турецкий флот, груженный десантом и снаряжением, стал отходить. «Надеялись мы несколькие корабли взять в плен, но от сего спасла их перемена ветра и совершенная густая темнота ночи», – докладывал Ушаков.
«Участь турецкого флота была предопределена. Оставалось завершить битву. Ночные сумерки запахивали сцену перед последним актом – победители предвкушали торжествующий финал, побежденные молились за упокой души. Однако если закончить этим слогом, то следует признать, что 31 июля в небесах царил Бог православный, а ночью 1 августа его место занял Бог восточный», – пишет В.Н. Ганичев. (Ну как не назвать его художником слова после этакой штукенции? Восточного бога какого-то выдумал…)
Наутро на горизонте турецких кораблей уже не было видно.
По сообщениям русской разведки из Стамбула, в сражении у Калиакрии из 68 турецких судов приняло участие 21 судно, в том числе из 18 кораблей только 12. В перестрелке русские потеряли 17 человек убитыми и 28 ранеными, корабль «Александр» получил серьезные повреждения. Потери турецкой стороны неизвестны. За Калиакрию Федор Ушаков был пожалован орденом Св. Александра Невского. Кроме того, 14 капитанов кораблей получили ордена Св. Георгия IV степени и Св. Владимира II степени.
Но Екатерина в письме Светлейшему оценила Калиакрию более чем скромно: «О разогнании Турецкого флота здесь узнали с великою радостию, но у меня все твоя болезнь на уме». Вот так! Императрица за тревогами о здоровье князя упоминает лишь о прогоне флота турок, а не о победе над ним.
Зато перестрелка у Калиакрии высоко оценивается ушаковедами. Доктор исторических наук Валерий Ганичев пишет: «Адмирал Ушаков проявил то диалектическое понимание сущности боя, которое и знаменовало новое военное мышление, утверждало новую тактику морского боя. Это была выдающаяся морская победа XVIII века, которая поставила имя Ушакова в ряд самых знаменитых флотоводцев». Что за тяга у некоторых к высокопарному слогу?
Со смертью князя Потемкина в начале октября 1791 года положение Ушакова заметно изменилось. Екатерина, натура страстная и увлекающаяся, находилась долгое время под сильным влиянием своего бывшего фаворита, «милого друга Гришеньки», и восторженно поддерживала все его затеи. Но, как это бывало всегда, по прошествии некоторого времени она критически оглядывалась назад и, давая более взвешенную оценку событиям, вносила необходимые коррективы.
28 февраля 1792 года был дан Высочайший указ: «С умножением сил Наших на Черном море за благо признали Мы оставить на прежнем основании Черноморское Адмиралтейское правление, определяя на оное председательствующим Нашего Вице-адмирала Мордвинова…» Таким образом, Ушаков опять оказался в подчинении вернувшегося на прежнюю должность Николая Семеновича Мордвинова. Кроме того, Мордвинов был назначен командиром черноморских портов с награждением орденом Св. Александра Невского. К нему отходила и прерогатива производства в чины флотских офицеров.
Мало того, при Потемкине укреплением Севастопольского порта Ушаков занимался сам, теперь же это было поручено генерал-аншефу М.В. Каховскому. Писать жалобы Екатерине контр-адмирал Ушаков поостерегся. Но со смертью императрицы в 1796 году и воцарением Павла Ушаков опять попытался добыть себе покровительство, отправив императору прошение:
«Высочайше милости и благоволения Вашего Императорского Величества, в бытность мою в Санкт-Петербурге оказанные, подали смелость всеподданнейше просить Монаршего благоволения и покровительства.
Встречавшиеся обстоятельства состояния моего истощили душевную крепость, долговременное терпение и уныние ослабили мое здоровье; при всем том подкрепляем надеждою, светом истины, служение мое продолжаю беспрерывно, усердием, ревностью и неусыпным рачением, чужд всякого интереса в непозволительностях!
Дозвольте мне на самое малейшее время быть в Санкт-Петербурге и объяснить чувствительную мою истинную преданность. Сего, однако, счастливого случая я ищу и желаю, а притом, состоя под начальством председательствующего в Черноморском правлении, именуюсь командующим корабельного флота Черноморского, ежегодно служу на море, и по долговременской в здешних местах моей бытности и все обстоятельства состояния во всех подробностях флота, мне вверенного, здешнего моря и подробности ж сил противных почитаю мне известнее, по оным имею я также надобности лично донесть Вашему Императорскому Величеству…» Но Павел I аудиенции Ушакова не удостоил, а послал проинспектировать Черноморский флот контр-адмирала П.К. Карцова.
Сохранился ряд документов, относящихся к длительной жесточайшей ссоре Мордвинова и Ушакова:
а) донесение вице-адмирала Г.Г. Кушелева в Адмиралтейств-коллегию о повелении Императора дать единое заключение о годности кораблей, 19 июня 1798 г.;
б) от того же числа Всеподданнейший доклад конторы Черноморских флотов Адмиралтейств-коллегии;
в) Всеподданнейший доклад конторы главного правления Черноморских флотов о самовольных действиях Ф.Ф. Ушакова 21 июня 1798 г.;
г) выписка из протокола Адмиралтейств-коллегии о взаимоотношениях между вице-адмиралом Ф.Ф. Ушаковым и адмиралом Н.С. Мордвиновым, 15 июля 1798 г.;
д) рапорт Ушакова Адмиралтейств-коллегии, 5 августа 1798 г.;
е) «Из журналов Адмиралтейств-коллегии о жалобе Ф.Ф. Ушакова на Н.С. Мордвинова», 25 августа 1798 г.
По поводу жалобы представитель Адмиралтейств-коллегии попросил Ушакова дать подробное письменное объяснение случившегося, но тот коротко написал, что объяснений с надлежащими подробностями сделать не имеет времени, что же касается недоброжелательных поступков адмирала Мордвинова, то он объясняет их завистью, начало которой исходит со времен предшествовавшей войны, когда он, Ушаков, был определен начальствующим по флоту и Черноморскому правлению, «обойдя двух старших по званию» (имея в виду Мордвинова и Войновича). При этом заметил, что в оном назначении «никакими происками не участвовал», – вероятно, на сей раз Федор Ушаков счел, что его донесения Потемкину о шероховатых отношениях с Войновичем к проискам никакого отношения не имели!
Ушаков конфликтовал и с Мордвиновым, и с Войновичем, и с капитаном 1-го ранга Овцыным – на этот счет сохранилось множество его писем с жалобами на имя патрона Г.А. Потемкина. «Из письма Вашего, – отвечал по одному из таких случаев Потемкин, – примечаю я Вашу заботу в рассуждении недоброхотов Ваших. Вы беспокоитесь о сем напрасно…»
Все оппоненты Ушакова были негативно окрашены позднейшими ушаковедами. Из этого списка они исключили, однако, Дмитрия Николаевича Сенявина, имевшего острейший многолетний, если не сказать пожизненный, конфликт с Ушаковым. Происходивший из семьи блестящих флотских офицеров, Сенявин в начале своей карьеры в полной мере пользовался покровительством занимавшего высокие посты двоюродного брата отца, адмирала А.Н. Сенявина. Проведя в мичманах полтора года, Дмитрий Николаевич в начале 1783 года стал лейтенантом и три года служил адъютантом у контр-адмирала Мекензи, а еще через четыре года был назначен флаг-капитаном командующего Севастопольским парусным флотом Войновича.
В марте 1786 года Сенявин заболел лихорадкой, врачебная помощь не приносила облегчения. Тогда Войновичем было придумано вот что. «Граф искренне заботился о здоровье моем, зделав наконец командиром меня пассаж-бота, который беспрестанно ходил в Константинополь с депешами к посланнику нашему, и в августе месяце послал меня туда, предполагая, что с переменою климата, может быть, оставит меня лихорадка», – рассказывал сам Сенявин. Как и ожидалось, другой климат и рацион в турецкой столице привели к совершенному выздоровлению. В следующем году командующий Войнович за ретивое исполнение Сенявиным служебных обязанностей произвел его в капитан-лейтенанты с оставлением в должности командира пассаж-бота «Карабут».
В донесении князю Потемкину о злополучном шторме у Калиакрии 1787 года Войнович писал: «Сенявин Офицер испытанный и такой, каких я мало видел; его служба во время несчастья была отменная».
Следует заметить, что флаг-капитан представлял в своем лице весь походный штаб командующего. Эта должность предполагала автоматическое получение отличий в случае успешных боевых действий флота. Так и случилось после первой морской победы в сражении у острова Фидониси: Сенявин был послан с реляцией о долгожданном успехе к Потемкину, а тот направил капитан-лейтенанта с этим известием к царице. «За весть радостную и жданную» Екатерина II наградила моряка осыпанной бриллиантами золотой табакеркой с вложенными в нее двумястами червонцами.
Оценивая действия Сенявина в сражении у Фидониси, Войнович в донесении главнокомандующему вновь отмечал: «Находившийся за флаг-капитана капитан-лейтенант Сенявин при отличной храбрости и неустрашимости с совершенной расторопностью обозревал движения и делал приказываемые ему сигналы». Сенявин вернулся генерал-адъютантом Светлейшего князя «чина капитана 2-го ранга». Дело здесь было даже не в том, что он провел в предыдущем капитан-лейтенантском чине всего тринадцать месяцев. Теперь Дмитрий Николаевич не только формально являлся представителем от флота при главнокомандующем Потемкине, но фактически – его уполномоченным на Черноморском флоте.
В таком качестве Сенявин стал командиром отряда судов, отправленных в крейсерство к берегам Анатолии. И в полной мере использовал полученный шанс. Выйдя 16 сентября из Севастополя с пятью корсарскими судами, он до начала октября действовал на коммуникациях турок, истребив и пленив несколько судов, за что получил орден Св. Георгия IV степени.
Войнович писал о нем: «И так ополчая Анатольские берега, сей мужественный и храбрый Офицер навел на оные страх, поразил много народу, уничтожил неприятельские покушения на перевоз войск, истребил довольное число судов, взял пленных и привез от себя и своих подчиненных у неприятеля довольно взятого богатства и 6-го числа прибыл в Севастопольскую гавань благополучно». Еще одним результатом успешного крейсерства стало назначение в кампанию 1789 года двадцатишестилетнего капитана 2-го ранга командиром нового и крупнейшего 80-пушечного линейного корабля Черноморского флота «Иосиф II», флагмана командующего Войновича.
В кампании следующего года Сенявин должен был командовать тремя судами «эскадры кейзер-флага» для собиравшегося лично выйти в море Потемкина. Очевидно, вскоре последовало бы производство в следующий чин, соответствующий этой должности. Но после ухода с поста командующего флотом Войновича и назначения Ушакова стремительная карьера Сенявина застопорилась. Донося о победе при Калиакрии, Ушаков сказал о Сенявине, что «хотя он во время боя оказал также храбрость, но, спускаясь от ветра, не так был близок к линии неприятельской как прочие».
В приказе от 7 апреля 1791 года Ушаков укорял Сенявина в невыполнении им его приказания об откомандировании на вновь построенные корабли в Херсон и Таганрог лучших матросов. Сенявин, естественно, стремился оставить лучших при себе. Произошла резкая ссора между контр-адмиралом и Сенявиным. Несогласия и неудовольствия выросли до такой степени, что вскоре после этого Ушаков принес князю Потемкину жалобу на ослушание и непокорность Сенявина.
Зная благосклонное отношение к нему Светлейшего, Сенявин хватается за перо и пишет Потемкину рапорт: «Во отданном от Его Превосходительства Контр-адмирала и Кавалера Ф.Ф. Ушакова на весь флот генеральном приказе назван я ослушником, неисполнителем, упрямым и причиняющим Его Превосходительству прискорбие от неохотного моего повиновения к службе Ее Императорского Величества. Вашу Светлость величайше прошу учинить сему следствие, и ежели есть таков, подвергаю себя надлежащему наказанию». Однако Потемкин снял Сенявина с должности генерал-адъютанта, посадил под строжайший арест, а затем предложил ему на выбор: или извиниться перед Ушаковым на собрании офицеров, или быть разжалованным в матросы. Сенявин предпочел первое.
Бытующее мнение о том, что инцидент был исчерпан после вмешательства Потемкина на стороне Ушакова в сентябре 1791 года и великодушно прощенный контр-адмиралом Сенявин спокойно продолжил службу под началом Ушакова, не соответствует действительности. Послужной список свидетельствует, что по возвращении из ставки Светлейшего князя в Севастополь капитан 2-го ранга был откомандирован в гребной флот. Свою карьеру в корабельном флоте Сенявин смог продолжить только после кончины Потемкина, но она уже ничем не выделялась из общего ряда: перед назначением на линейный корабль Сенявин пять лет командовал фрегатом. Дмитрий Николаевич был одним из немногих штаб-офицеров Черноморского флота, не получивших в 1792 году Высочайшей награды за участие в прошедшей войне.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.