XII Прыжок в неизвестность

XII

Прыжок в неизвестность

Привыкнув за десять лет к непрерывным успехам, Герман Геринг давно уже забыл горечь поражения. Но ему пришлось вспомнить этот вкус в конце сентября 1940 года, когда отказ от плана завоевания Англии был воспринят всеми как официальное признание полного провала рейхсмаршала. Но Геринг с поражением не смирился. Да ведь и Гитлер приказал не прекращать авиационные налеты на Британские острова. И посему люфтваффе продолжало бомбить Лондон и английские промышленные центры – в основном по ночам, когда истребители Королевских ВВС оставались на земле. Но из-за этого снижалась точность бомбовых ударов. А поскольку бомбардировщики развивали невысокую скорость и были уязвимы, фюрер распорядился использовать для бомбометания треть истребителей: Ме-109 должны были поднимать в воздух 250 кг бомб, а Ме-110 – до 700 кг. Это привело к ужасающим результатам: с таким полетным весом «мессершмитты» не могли подниматься на высоту более 5000 м и были практически не способны вести воздушные бои. Однако в сентябре на Британские острова немцы совершили 741 налет, 286 из которых имели целью Лондон. На столицу Англии упали 6244 тонны бомб из 7300 тонн, предназначавшихся для бомбардировки всех целей на территории Британии…

Это было очень много, и Геринг надеялся, что эти налеты серьезно ослабят английскую оборону, о чем его пропаганда уже успела растрезвонить[370]. Неужели он все еще надеялся победить? Трудно сказать, потому что в душе этого сатрапа в маршальском мундире тесно сплетались безотчетная догадливость, рабская угодливость и безмерное тщеславие. Очевидно, он любил представляться и выступать в роли мудрого стратега и победоносного главнокомандующего авиацией.

Хотя следует сказать, что стратегия не давалась ему точно так же, как ускользали победы. И, к большому облегчению маршала Кессельринга, Герман Геринг вскоре предпочел как можно реже посещать мыс Гри-Не, но его стали чаще видеть в его апартаментах в парижском отеле «Риц». Один из его офицеров, который увидел, как рейхсмаршал возлежал в синем шелковом домашнем халате на мягком канапе, вспоминал: «Он говорил жене по телефону, что в данный момент находится на скалах Кале, а в небе над ним его эскадрильи пролетают, ревя моторами, в направлении Англии».

Но это было не единственным его занятием, и даже не основным: начиная с лета 1940 года Геринг колесил по Франции, Бельгии и Нидерландам в поисках произведений искусства, которые были брошены, реквизированы, найдены или продавались по скромным ценам. Дело в том, что он хотел устроить большой музей в Каринхалле и, конечно, украсить свой особняк на Лейпцигерплац, свой охотничий домик в Роминтене и два своих замка: Фельденштейн и Маутерндорф. Его агенты Вальтер Андреас Хофер и Алоис Мидль занимались поисками самых интересных коллекций, а Геринг приезжал затем на место, чтобы лично выбрать лучшие экземпляры. В июле 1940 года он приобрел таким способом шедевры изобразительного искусства из коллекции Гудстиккера[371], среди которых были картины Кранаха, Гогена и Тинторетто. В Париже специальная комиссия под руководством рейхсляйтера Розенберга отбирала в залах музея Оранжери ценнейшие произведения искусства: они предназначались для музея, который фюрер намеревался создать после войны в Линце. Однако Геринг использовал личную власть, чтобы получить свою долю. В основном он предпочитал работы художников эпохи Возрождения (особенно ценил полотна фламандских мастеров), статуэтки, старинную мебель и гобелены. Геринг ненавидел творчество Брака и Пикассо, по его словам, «искусство дегенератов», но все-таки не брезговал и их созданиями, чтобы потом использовать в качестве разменной монеты. Когда агенты сообщали ему о частных коллекциях, он чаще всего изъявлял желание платить за картины, но цену давал смехотворную, а деньги брал из фонда Рейхсбанка. Поэтому зачастую покупки оказывались чисто символическими. Однако многочисленные посредники, которым довелось иметь с ним дело, едины в своем мнении: рейхсмаршал был тонким знатоком, он торговался так упорно, словно тратил последние копейки, а обмануть его было трудно…

Но если Герман Геринг ограничивался воинственным видом и манией приобретения, Гитлер относился к войне серьезно. Раз уж ему не удавалось победить Великобританию в столкновении один на один, он начал задумываться над тем, чтобы принудить ее стать на колени другими средствами. Для этого требовалось гораздо более тесное взаимодействие стран «Оси», и 27 сентября 1940 года Германия, Италия и Япония заключили Тройственный пакт, предусматривавший разграничение зон влияния между ними при установлении нового мирового порядка, – при этом стороны обязались оказывать друг другу всевозможную политическую, экономическую и военную помощь. По расчетам Риббентропа, Италия могла бы помочь Германии изгнать англичан с Балкан, из Киренаики и из Египта. А Япония могла бы захватить Гонконг, Малайзию, Бирму и Индию, сдерживая при этом Соединенные Штаты, главную опору Великобритании в мире… Подразумевая именно это, адмирал Рёдер предложил Гитлеру весьма амбициозный план наступления в районе Средиземного моря, который предусматривал нанесение трех ударов в южном направлении. Первый удар, через Испанию, имел целью захват Гибралтара, затем форсирование пролива и оккупацию Северной Африки. Второй удар Рёдер планировал нанести по Триполитании из Италии. А третий удар, через Балканы, Грецию и Турцию, подразумевал захват Сирии, Ирака и Суэцкого канала! После осуществления этого плана, полагал Рёдер, британцам осталось бы только покориться…

Гитлера, с трудом отличавшего желаемое от действительного, вовсе не смутили потенциальные трудности – большие расстояния, рельеф местности и сложность обеспечения войск. Ему план Рёдера понравился, а Геринг поспешил поддержать в этом своего фюрера. Так, он решил, что захват Гибралтара ему по плечу, и позже говорил с плохо скрываемой гордостью: «Для этого были выделены пятнадцать дивизий, включая две парашютно-десантные[372], и три корпуса ПВО. Примерно шестьсот 88-миллиметровых зенитных пушек и некоторое число полевых 80-миллиметровых орудий, а также “самые маленькие” 60-миллиметровые пушки сровняли бы Гибралтар с землей. Мы полагали, что после подобного обстрела в скальных укрытиях не осталось бы ни одной живой души. Новые 80-миллиметровые пушки уже были погружены на платформы и были готовы пересечь Испанию. […] Двум парашютно-десантным дивизиям даже не пришлось бы вступать в дело, потому что непрекращающийся обстрел […] поставил бы на колени английский гарнизон».

Несмотря ни на что, Гитлер считал, что для подрыва британских позиций в Средиземноморье следовало сотрудничать с Францией или с Испанией, а лучше с обеими этими странами вместе. Колонии Франции и французский флот позволили бы ему ступить на африканский берег, получить базы в Алжире и Тунисе, захватить Александрию и Суэцкий канал и прогнать сторонников де Голля из Французской Экваториальной Африки. С помощью Испании он мог бы захватить Гибралтар, перекрыть доступ в Средиземное море с запада и занять Марокко, страну с выгодным положением на пороге Атлантического океана. Вот почему 23 октября Гитлер встретился с генералом Франко в городе Андай, а на следующий день принял маршала Петена на вокзале Монтуа. Но каудильо выдвинул неприемлемые требования за участие в крестовом походе фюрера против Англии, а маршал Петен заявил, что готов вступить в войну с британцами только для того, чтобы отобрать Экваториальную Африку у французских республиканцев. В итоги обе встречи закончились ничем, да еще Муссолини усугубил разочарование Гитлера: дуче сообщил ему о своем намерении напасть на Грецию… Решительно, все складывалось наперекор плану крестового похода против британцев в Средиземноморье. По дороге в Берлин Гитлер несколько раз заводил разговоры с Кейтелем и Йодлем, во время которых выражал свою мысль вполне определенно: он должен начать борьбу против России в следующем году. «Свое намерение фюрер подкреплял убеждением, – вспоминал адъютант фон Белов, – что Россия будет в состоянии напасть на Германию в 1942 году, и потому в 1941 году он хочет сам выступить против нее. Гитлер считал, что значительная часть России может быть захвачена с мая по сентябрь, так как в 1942 году ему опять нужно было быть готовым к борьбе с Великобританией».

Поэтому ничто не изменилось с июля 1940 года, когда Гитлер заявил: «Если Россия будет разбита, то исчезнет последняя надежда Англии». И план Рёдера был предан забвению. Но прежде чем принять окончательное решение, Гитлер дождался визита в Берлин советского министра иностранных дел Вячеслава Молотова, которому он предложил заключить союз против Великобритании, предусматривавший, что Германия возьмет под контроль Европу от Северного моря до восточной части Средиземноморья, а СССР расширит сферу своего влияния на Ирак, Персию и Индию за счет Британской империи. Но в ходе пребывания в Берлине с 12 по 14 октября Молотов дал ясно понять, что его страну больше интересуют Прибалтика и Эгейское море, чем Персидский залив и Индийский океан. Он также намекнул немцам, что Советский Союз хотел бы иметь свободу действий в Финляндии, Румынии, Болгарии и Турции. Однако Адольф Гитлер считал, что эти страны принадлежат к его сфере влияния…

И 15 октября он сообщил о своих выводах майору Энгелю, который записал в дневнике: «В любом случае, он не ждал никаких результатов от этого визита. Переговоры показали, что планирует Россия. Молотов открыл свои намерения. Он [фюрер] почувствовал настоящее облегчение. Не состоялся даже брак по расчету. Дать русским возможность проникнуть в Европу означало бы потерять Центральную Европу. Над Балканами и над Финляндией тоже нависла серьезная опасность. […] Требовалось срочно обустраивать командные пункты на юге, в центре и на севере. Фюрер решил оборудовать постоянную ставку в Восточной Пруссии». Все это весьма показательно. Кроме того, поставка вооружений в Финляндию, присоединение Румынии к Тройственному пакту 23 ноября и быстрое увеличение числа немецких дивизий на границе рейха уже позволяли понять намерения фюрера. Довольный сообщениями о жесточайшей чистке кадров советского военного командования, наблюдениями, сделанными в ходе захвата Советским Союзом Восточной Польши[373], и неудачами Красной армии в войне против Финляндии, он явно считал СССР колоссом на глиняных ногах.

А вот Геринг сомневался в слабости СССР, и возможно, именно об этом он сказал Гитлеру в августе 1940 года: по его словам, рейхсмаршал «целых три часа отговаривал фюрера от нападения на Россию, но, к сожалению, безуспешно».

Неужели Геринг действительно отговаривал Гитлера в течение трех часов? Подтверждения этому нет, зато точно известно, что осенью 1940 года рейхсмаршал выступал против этой кампании: это объяснялось тем, что он был горячим сторонником «великого» плана захвата Средиземноморья… Разумеется, Геринг не стал противником плана нападения на СССР по моральным или политическим причинам: он просто полагал, что для этой войны время еще не пришло. Потому что продолжалось перевооружение вермахта, к тому же за прошедший год вооруженные силы понесли весьма ощутимые потери. И потом, Германия все еще нуждалась в поставках из СССР нефти и зерна. Наконец, Соединенные Штаты обязательно ввязались бы в этот конфликт. Зачем же было развязывать войну на два фронта? Ведь рейх все еще не мог победить Англию, а Герману Герингу это было известно лучше других…

В октябре люфтваффе совершило 783 воздушных налета на Великобританию, при этом оно 333 раза бомбило Лондон, на который сбросило 4150 тонн бомб. Бомбардировки причинили Англии определенный ущерб, величину которого оценить немцы не смогли, хотя налеты повлияли на моральный дух британцев и на их оборону. Дневные бомбардировки были очень дорогостоящими, поэтому они осуществлялись редко и приводили к несущественным результатам. А ночным бомбометаниям, которые осуществлялись с большой высоты – летчики стремились избежать огня зенитных пушек и не столкнуться с аэростатами заграждения, – явно не хватало точности. К тому же ночные бомбардировщики зачастую отклонялись от своих целей, а командиры эскадр не понимали, почему это случалось[374], но не докладывали о неудачах рейхсмаршалу, желая избежать обвинений в неспособности командовать… Что же касалось использования истребителей в качестве бомбардировщиков, эта затея оказалась неэффективной, так как летчики часто сбрасывали бомбы где попало, чтобы поскорее от них избавиться.

Но более всего люфтваффе беспокоили понесенные за это время потери: 147 летчиков погибли, а 386 пропали без вести. Менее чем за два месяца 578 немецких самолетов были уничтожены или серьезно повреждены. Это оказались чрезмерные потери, если принять во внимание достигнутые результаты и способность восстанавливать потери[375].

И это было самым больным местом, потому что производство самолетов в Германии находилось в застое: страна производила в месяц всего 625 самолетов, 230 из которых были истребителями. Те, кто считал ответственным за подобное положение дел Геринга, отправлялись к статс-секретарю Мильху, который отвечал, что промышленное производство находится вне его компетенции. На самом деле главным виновником того, что авиационная промышленность рейха не могла удовлетворить потребности люфтваффе в современных самолетах, был не кто иной, как Эрнст Удет. Возглавляя техническое управление люфтваффе и будучи начальником боевого снабжения люфтваффе, он весьма ревностно относился к своим должностным обязанностям, однако был совершенно не способен их исполнять. В прошлом мастер акробатического пилотажа, Удет неделями не появлялся на службе: он пьянствовал, устраивал оргии, употреблял наркотики и не проводил никакой организаторской работы в Министерстве авиации[376]. Его служба включала двадцать шесть различных отделов, в штате которых числились 4000 бюрократов. Они вмешивались во все, ничего не производили и ни перед кем не отчитывались. Так что Удет безраздельно царствовал в империи технической службы, и это приводило к подтасовке статистических отчетов и к тому, что в серийное производство запускались самолеты, летные испытания которых имели неудовлетворительные результаты. «В руках Удета все превращается в пыль», – с горечью и не без основания констатировал Эрхард Мильх. Но что думал обо всем этом главнокомандующий люфтваффе, рейхсмаршал и министр авиации Герман Геринг? По правде говоря, почти ничего: когда он встречался с Эрнстом Удетом, они говорили только… о славных временах Первой мировой войны! После чего Геринг представлял Гитлеру радужные отчеты о работе немецкой авиационной промышленности, о количестве, качестве и летных характеристиках самолетов, которые готовы были выйти с заводов, и о боевой эффективности уже поступивших в части машин.

Однако было бы несправедливо возлагать на Удета и Геринга всю ответственность за недостатки в работе немецкой авиационной промышленности в конце 1940 года. Гитлер, захваченный с головой идеей уничтожения большевизма, решил сменить приоритеты и сконцентрировать все усилия не на производстве самолетов, а на выпуске танков и других бронемашин, которые намеревался бросить в наступление против Красной армии весной 1941 года. Поэтому, в условиях хронической нехватки сырья, в частности меди, цинка, молибдена и хрома, Рейхсминистерству авиации пришлось оптимизировать использование имеющихся ресурсов для увеличения выпуска самолетов и делать выбор между самыми перспективными прототипами, которые предлагали конструкторские бюро таких самолетостроительных фирм, как «Хейнкель», «Мессершмитт», «Юнкерс», «Арадо», «Фокке-Вульф», «Дорнье», и ряда других. Однако у Удета были другие заботы, Мильх был отстранен от этой работы, конструкторы не получали поддержки… а Гитлер начал сомневаться в организаторских способностях своего рейхсмаршала.

По правде говоря, это недоверие имело причиной не столько недостатки немецкой авиационной промышленности, сколько нарастающую интенсивность налетов британской авиации. Дело было в том, что после чисто символических и неэффективных бомбардировок Берлина, предпринятых Королевскими ВВС в конце августа, с началом осени все стало намного серьезнее: начиная с 20 сентября «бленхеймы» и «веллингтоны» осуществляли постоянные бомбардировки военных объектов вблизи портов на французском побережье Ла-Манша. А налеты английской авиации на Берлин, Бремен, Кёльн и Эссен становились все более частыми и все более разрушительными. Уже в начале октября 1940 года стало очевидно, что Германии еще долго придется нести такой же ущерб, какой она сама хотела причинять противнику. Немцам пришлось организовывать более эффективную систему противовоздушной обороты, усиливать ночную истребительную авиацию генерала Каммхубера, эвакуировать детей из крупных городов и строить крупные бомбоубежища из железобетона – только в Берлине для строительства убежищ потребовалось привлечь 200 000 рабочих и 4000 грузовиков!

Как всегда, когда надо было принять конкретные меры в срочном порядке, Геринг обратился за помощью к Мильху, снова поставленному во главе Гражданской обороны[377]. Полномочия Мильха значительно расширились, потому что в его ведении оказались система ПВО, система предупреждений о воздушных налетах, ложные объекты и даже ночные истребители. Но сколько бы обязанностей ни взвалил на него Геринг, сам рейхсмаршал продолжал оставаться объектом критики: все помнили, как он хвастливо заявил: «Если хотя бы один самолет врага пролетит над немецкой землей, зовите меня Мейером!» И многие немцы вскоре начали называть его Мейером…

К несчастью для Геринга, среди них оказался и фюрер. А поскольку Гитлер не обладал развитым чувством юмора, это можно принять за косвенный, но едкий упрек в адрес его верного паладина. Это предположение подтверждается записью, которую сделал майор Энгель в своем дневнике 4 ноября: «Неприятное совещание в ставке фюрера с участием Геринга, Гальдера и Кейтеля. Впервые, основываясь на сообщениях английской и другой прессы, фюрер выразил сомнение в успехах и в победных реляциях люфтваффе». На самом деле подобные сомнения зародились у Гитлера уже давно, но во время этого совещания он действительно первый раз высказал их в присутствии своих главнокомандующих. И Геринг прекрасно понял намек, что, возможно, объясняет его выходку: он впервые потерял самообладание и яростно накинулся на Браухича, обвинив главнокомандующего сухопутными войсками в том, что тот «промедлил во время операции под Дюнкерком». Герингу явно не стоило вспоминать Дюнкерк, но ему требовалось отыграться на ком-то… В любом случае, он был достаточно реалистическим человеком, чтобы понимать: из-за неудач трех последних месяцев его авторитет в рейхсканцелярии резко снизился, а его советы быть осторожнее – или, по крайней мере, терпеливее – в отношениях с СССР игнорируются. Однако он всеми силами стремился быть услышанным, и это засвидетельствовал Боденшац. «Геринг яростно выступал против войны с Россией до того, как она началась, – вспоминал генерал. – Он едва не подал в отставку. Но такие люди не могли все бросить, поскольку стали зависимыми. У него был Каринхалл, и в этом была его беда. А вот у Гесса ничего не было – никакого замка – просто квартира. И он мог все бросить».

Так и есть: часто люди подчинены своему имуществу, и рейхсмаршалу как наследному принцу и первому проходимцу германского рейха оставалось лишь покорно ждать своего часа, наслаждаясь многочисленными приобретениями. Но когда возникла угроза потери престижа и влияния, он отреагировал весьма характерным способом – усилил заградительный пропагандистский огонь и переложил на Мильха всю ответственность за осуществление воздушных налетов на Великобританию. А сам… взял два месяца отпуска! Короче говоря, 14 ноября 1940 года Геринг вызвал в Каринхалл генерала-фельдмаршала Мильха и торжественно поручил ему командование люфтваффе, после чего уехал на свою охотничью дачу в Роминтене…

На самом деле Эрхард Мильх уже давно готовился принять на себя командование, и для начала он перебросил на французское побережье Ла-Манша «Боевую группу 100» – эскадру бомбардировщиков, оснащенных приборами новой системы радионаведения на цель «Х-аппарат». Эта система «слепого» бомбометания впервые была применена при налете на Ковентри: в ночь с 14 на 15 ноября 450 немецких бомбардировщиков, составлявшие две группы, взлетели с побережья оккупированной Франции и благодаря лучам наведения «Х-аппарат» достигли своей цели – центра города, на который сбросили 600 тонн фугасных бомб и 4000 тонн зажигательных бомб, фактически стерев его с лица земли и похоронив под руинами почти тысячу человек. С 19 по 22 ноября подобным бомбежкам подверглись Бирмингем, Бристоль, Ливерпуль и Саутгемптон, а 30 ноября 361 немецкий бомбардировщик осуществил налет на Лондон. Новая тактика нападения оказалась более эффективной, потери люфтваффе значительно снизились, но это не повлияло на моральный дух немецких летчиков: они по-прежнему не понимали смысла задач и не видели результатов их выполнения. К тому же вскоре британцы смогли приспособиться к новой тактике противника. Их авиационное производство почти не пострадало, а помощь со стороны американской промышленности значительно повысила их обороноспособность, как на море, так и в воздухе.

Но рейхсмаршал был очень далек от всего этого. В своем уютном охотничьем домике посреди Роминтенской пущи[378] он мирно проводил время вместе с женой Эммой, дочкой Эддой, сестрами Ольгой и Паулой, а также со старыми приятелями – Кёрнером, Удетом, Лёрцером и Рихтхофеном. Программа отдыха включала игры с Эддой, охоту на медведя с Ольгой, прогулки на лыжах с Паулой, осмотр чистокровных лошадей, шикарные банкеты, партии в бридж, просмотр фильмов. Иногда Геринг принимал иностранных послов и обсуждал с Ешоннеком и Боденшацем перспективы воздушной войны, и эти эпизодические всплески интереса рейхсмаршала к продолжавшимся операциям против Великобритании всегда вызывали опасения в Генеральном штабе люфтваффе в Ла-Буасьер: иной раз рейхсмаршал в самый последний момент распоряжался сменить цель нападения[379], а приказы отдавал через свою медсестру Кристу Горманс.[380]

Действительно, складывается впечатление, что во время этого отпуска Геринга медицинский персонал играл весьма большую роль. При рейхсмаршале находились девять врачей различных специальностей, так как у него случались сердечные приступы из-за переедания, переутомления, сеансов похудения, чрезмерного увлечения горячими ваннами. Двадцать первого ноября он написал графу Эрику фон Розену: «Я взял несколько недель на лечение, поскольку в самом деле очень устал. Здесь, в Роминтене, я отдыхаю вместе с Эммой и Эддой в своем охотничьем домике вдали от всего происходящего, восстанавливая силы для будущего года». Сказано точно: тем временем Мильх руководил воздушной войной, Удет худо-бедно организовывал производство самолетов, Пили Кёрнер курировал реализацию бесчисленных задач четырехлетнего плана, а Боденшац старался наилучшим образом представлять интересы люфтваффе в рейхсканцелярии Гитлеру, который все больше абстрагировался…

Именно это страшно беспокоило честолюбивого Геринга: Гитлер, казалось, был доволен тем, что рейхсмаршал находится в Восточной Пруссии, и не обращался к нему за консультациями. Но этому было простое объяснение: полностью поглощенный своими планами нападения на СССР, фюрер на этой стадии предпочитал, чтобы ему не противоречили… Пятого декабря он сказал Гальдеру и Браухичу: «Как только будет прорван фронт русской армии, финальная катастрофа ее станет неминуемой». Целью предстоящей кампании, прибавил он, «должно стать уничтожение войск противника». Гитлер намеревался нанести удары по северному и южному флангам, Москва «не так важна», уточнил он. Кампания же должна была начаться «в конце мая 1941 года». Спустя восемь дней Гитлер добавил, что потребуется задействовать «от 130 до 140 дивизий». А 17 декабря объяснил генералу Йодлю: «Мы должны решить все проблемы в континентальной Европе в 1941 году, потому что уже с 1942 года Соединенные Штаты будут в состоянии вступить в войну». Ни Гальдер, ни Браухич, ни Йодль не высказали никаких возражений: после захвата Польши и Франции они перестали ставить под сомнение вдохновение фюрера… Наконец, 18 декабря Гитлер подписал директиву за номером 21, которая начиналась так: «Германские вооруженные силы должны быть готовы победить Советскую Россию в результате быстрой кампании, даже до окончания войны против Англии». В первую очередь он планировал уничтожить смелыми танковыми операциями «массу русской армии, собранную в Западной России», и предотвратить «отступление боеспособных войск на широкие просторы русской территории». Первые представленные ему ОКХ планы («Отто» и «Фриц»), которые предусматривали нанесение главного удара в направлении Москвы, Гитлер изменил, решив, что наступление на Москву будет продолжено только после захвата Ленинграда и Кронштадта[381]. Он также рассчитывал на взаимодействие с финнами севернее Ленинграда и с румынами западнее Одессы. План получил кодовое название «Барбаросса». Жребий был брошен…

Двадцать второго января 1941 года Геринг вернулся в Каринхалл, потом уехал в Оберзальцберг, куда Гитлер удалился, чтобы обдумать будущую стратегию. После целого дня разговоров Железный человек решил, что убедил своего владыку отказаться от всех планов войны на Востоке. «Слава богу, мы не будем воевать с Россией!» – сказал он командиру парашютной дивизии генералу Курту Штуденту. Но рейхсмаршал рано радовался: два дня спустя Гитлер по телефону сообщил ему: «Геринг, я передумал: мы выступим на Восток…»

Как всегда, рейхсмаршал подчинился и вернулся в Берлин, чтобы как можно лучше выполнить свою задачу в соответствии с планом, с которым он был не согласен. Но и теперь Герман Геринг оказался зажат в тиски из-за противоречивых планов фюрера, слабости экономики рейха, некомпетентности многих его подчиненных и собственной беспорядочной активности. Судите сами: Гитлер был маниакально увлечен будущей кампанией против России, но при всем этом приказал перебросить целый авиационный корпус в Южную Италию, чтобы помочь Муссолини выпутаться из незавидной ситуации, в которой тот оказался, напав на Грецию[382]. Кроме того, он потребовал, чтобы Генеральный штаб подготовил подробные планы захвата Греции, который планировал осуществить весной 1941 года (операция «Марита»), – естественно, при массированной поддержке люфтваффе. Он также решил направить в Ливию для усиления итальянцев танковую дивизию генерала Роммеля – тоже, конечно, с сильной авиационной поддержкой. Требовалось также разместить многочисленные зенитные батареи в Румынии, поскольку румынские нефтяные скважины оказались в зоне досягаемости авиации британцев, занявших Крит после нападения итальянцев на Грецию[383]. К тому же, поняв уже в конце октября, что невозможно захватить Гибралтар без разрешения Франко на свободный проезд немецких войск через всю Испанию, Гитлер весь январь 1941 года продолжал изучать план нападения на британскую крепость, получивший кодовое название «Феликс»[384]. И потом, надо было продолжать воздушную войну против Великобритании, несмотря на то что это по-прежнему стоило значительных потерь техники и немалых людских потерь. А результаты продолжали оставаться весьма удручающими. И наконец, требовалось обеспечивать противовоздушную оборону индустриальных центров рейха, которые все чаще и чаще подвергались атакам Королевских ВВС…

Мы помним, что Геринг также нес ответственность за выполнение четырехлетнего плана. А план этот страдал глупыми противоречиями, разрешить которые рейхсмаршал был не в состоянии. Так, продолжались дорогостоящий выпуск синтетического бензина, использование руды с низким содержанием железа, хотя ввоз румынской нефти и русских высококачественных минералов не прекращался. Немцы уже планировали захват нефтяных месторождений Кавказа и рудников Украины, однако упорно продолжали производить искусственный каучук, который не годился для производства автомобильных шин[385], хотя натуральный каучук в больших количествах поступал из Юго-Восточной Азии. Продолжало действовать распоряжение фюрера о прекращении разработок тех новых видов вооружения, которые не могли быть завершены до конца 1941 года, хотя пора уже было подумать о том, что поступит на вооружение в 1942 году и в последующие годы… Наконец, из-за халатности генерала Удета темпы производства авиатехники практически не росли, бомбардировщик Ю-88 представлял боа?льшую опасность для немецких летчиков, чем для их противников. Истребитель Ме-109Ф с более мощным двигателем еще не покинул цеха заводов, а улучшенная версия Ме-110 вдруг была заменена совершенно новой моделью Ме-210, которую профессор Мессершмитт запустил в производство до окончания летных испытаний и которая могла поступить на вооружение люфтваффе только в 1942 году! И словно всего этого было недостаточно, Геринг начал вести отчаянную борьбу с адмиралом Рёдером за сохранение контроля над морской авиацией и с ОКХ, чтобы отстоять квоту на сырье![386] И разумеется, страна не могла жить исключительно ради самолетов, кораблей и танков. Четырехлетний план предусматривал также строительство жилья, производство товаров народного потребления, улучшение дорожной и железнодорожной сети, развитие сельского хозяйства, короче говоря, обеспечение нормальной жизни гражданского населения. Но у Геринга не было времени заниматься этим, Кёрнер не имел достаточных полномочий, а у подчиненных того и другого не было для этого средств…

И в условиях подобной неразберихи рейхсмаршал готовился к предстоящей войне против Советского Союза. В качестве главнокомандующего люфтваффе ему не оставалось ничего другого, как согласовать подготовленный ОКХ план нападения, определявший главной задачей уничтожение на земле русской авиации с последующей авиационной поддержкой прорыва танков вглубь СССР. Но как руководителю четырехлетнего плана ему также требовалось подготовиться к использованию экономического потенциала территорий, которые будут захвачены. Конечно, это означало раздел шкуры неубитого еще медведя, но ведь нет большего фанатика, чем новообращенный адепт, так что Геринг решительно опровергал сомнения тех, кто заявлял о слабости немецкой военной машины или подчеркивал неразумность постоянного поиска новых врагов. Именно так рейхсмаршал ответил 8 февраля генерал-майору Георгу Томасу[387], доложившему ему о явной нехватке ресурсов для проведения новой кампании: «На политические решения фюрера никогда не влияли экономические соображения». Примерно то же самое он высказал и Паулю Кёрнеру, вручившему ему меморандум различных служб комиссариата по выполнению четырехлетнего плана с перечнем экономических последствий войны против СССР[388]. Наконец, 26 марта 1941 года генерал-фельдмаршал Мильх сказал своему начальнику, что Соединенные Штаты рано или поздно вступят в войну, вынудив тем самым Германию воевать на три фронта. Но Геринг повторил ему доводы Гитлера: американцы втянутся в войну не раньше 1942 года, что дает рейху целый год для уничтожения большевистской угрозы. Когда же Мильх выразил сомнения в возможности разгрома СССР за один год, Геринг возразил: «Если мы нанесем достаточно сильный удар, Россия рассыплется, словно карточный домик, потому что ее народ ненавидит коммунистический режим». И добавил, что фюрер – единственный и посланный судьбой лидер, «а нам, простым смертным, остается лишь следовать за ним, полностью веря в его способности. Так мы сможем не сбиться с пути».

Несмотря на то что был горячим сторонником Гитлера, Мильх оставался холодным практиком, умевшим трезво оценивать риски. Поэтому он попросил Геринга вмешаться. «Господин рейхсмаршал, – сказал Мильх, – вам предстоит исполнить историческую роль. Вы должны помешать началу войны против России. Только вы способны убедить фюрера согласиться с вашей точкой зрения. Если вам удастся предотвратить войну на Востоке, вы окажете Германии самую большую в жизни услугу». Но Геринг сразу же заявил: «Фюрер принял решение, и никто на свете не заставит его передумать». Но Мильх все же попросил его попытаться сделать это, Геринг в сердцах сказал: «Я не допущу, чтобы высокопоставленного руководителя люфтваффе обвинили в пораженчестве». Мильху все стало ясно…

Но у рейхсмаршала были и другие задачи. Так, чтобы отвлечь всеобщее внимание и создать видимость неизбежности нападения на Британские острова, Гитлер направил его в середине марта в инспекционную поездку по побережью Ла-Манша. Верный своему долгу, этот прилежный слуга отправился в Париж и в Амстердам, что дало ему возможность погрузить в свой специальный поезд новые ящики с картинами выдающихся мастеров. Вернувшись в Германию, Геринг также проявил активность на дипломатическом поприще. С 27 марта в Берлине с визитом находился министр иностранных дел Японии Мацуока, и Геринг пригласил его в Каринхалл, чтобы в непринужденной обстановке внушить ему то, о чем тяжелым официальным языком сказали Гитлер и Риббентроп: в контексте беспощадной борьбы стран Оси против Великобритании Япония могла бы захватить Сингапур. Это позволило бы, помимо всего прочего, заставить Соединенные Штаты воздержаться от вступления в войну. Мацуоке пришелся по душе Каринхалл, тамошняя дорогая мебель, и картины, и гобелены, и скульптуры, а также электропоезда и великолепные окрестности. Но Геринг и его геополитические планы понравились японскому министру намного меньше. Во время банкета в большом зале для приемов Мацуока шепнул переводчику Паулю Шмидту, указывая на хозяина имения: «Известно ли вам, что за границей ходят слухи, что он безумен? Да, это точно, есть документы с его именем из клиники для душевнобольных». Это было правдой, и возможно, именно поэтому Мацуоку аргументы Геринга убедили не больше, чем доводы Гитлера и Риббентропа…[389]

Двадцать седьмого марта, в день прибытия в Берлин японского министра иностранных дел, фюреру доложили о событии, которое могло перечеркнуть все его планы: в Белграде генерал Симович отстранил от власти регентский совет во главе с принцем Павлом и правительство Цветковича, которое недавно подписало протокол о присоединение Югославии к Тройственному пакту. Гитлер, посчитав этот государственный переворот личным оскорблением, даже не удосужился поинтересоваться, какую политику намерено проводить новое югославское правительство во главе с Симовичем, который объявил юного короля Петра II совершеннолетним. Фюрер немедленно распорядился отложить начало операции «Марита» и начать вторжение в Югославию через Австрию и Болгарию. Он был полон решимости «раздробить это государство» и «разгромить югославскую армию». Люфтваффе должно было сыграть в этой операции главную роль – нанести бомбовые удары по Белграду и затем оказать тактическую поддержку танковым дивизиям. План проведения операции был разработан ОКХ в рекордно короткий срок – всего за неделю. Бомбардировщики 2-й и 51-й бомбардировочной эскадр, истребители 54-й эскадры и пикирующие бомбардировщики «Штука» 77-й эскадры по тревоге покинули свои базы в Нормандии, чтобы усилить 4-й воздушный флот, базировавшийся в Австрии. Нападение на Югославию и Грецию началось на рассвете 6 апреля 1941 года.

В очередной раз не имевшие реального опыта ведения войны армии дрогнули под яростным натиском немецких танков и ударами самолетов «Штука», а в это время бомбардировки Белграда самолетами Хе-110 и Ю-88 унесли более 10 000 жизней. И, как и в Польше, Норвегии, Бельгии и во Франции, решающую роль в успехе наступления сыграло люфтваффе под весьма символическим командованием Германа Геринга. Штаб рейхсмаршала разместился в прекрасном туристическом отеле на перевале Земмеринг, южнее города Винер-Нойштадт, а непосредственное руководство воздушными операциями осуществлял австрийский генерал Александер Лёр, командующий 4-м воздушным флотом. Семнадцатого и 21 апреля, спустя всего две недели после начала кампании, югославская и греческая армии капитулировали, а британский экспедиционный корпус спешно покинул Грецию. Уже к концу апреля германский рейх захватил Балканы полностью. Одновременно на другом берегу Средиземного моря африканскому корпусу под командованием генерала Роммеля удалось отбросить британские войска, пройти через всю Киренаику и захватить городок Бардия, находившийся всего в нескольких километрах от границы Египта. Именно этот момент выбрал иракский премьер-министр Рашид Али аль-Гайлани, чтобы в союзе с прогерманской националистической группировкой осуществить военный переворот, сформировать правительство «национальной обороны» и взять под контроль всю территорию страны, за исключением военных баз Великобритании; желая изгнать британцев, в начале мая Рашид Али обратился за помощью к Германии. Таким образом, казалось, что ничто не может остановить победоносное продвижение вермахта на обоих берегах Средиземного моря.

Однако за фасадом этих блестящих успехов накапливались неприятности: 11 марта 1941 года американский Конгресс принял закон о ленд-лизе, согласно которому США могли поставлять технику, боеприпасы, продовольствие и стратегическое сырье странам, оборона которых была жизненно важной для самих американцев. И первой страной, на которую было распространено действие закона, стала Великобритания. Поэтому Гитлер 24 марта сказал: «Если бы пожелали, Соединенные Штаты уже давно объявили бы нам войну. […] В любом случае, война против США неизбежна. […] Остается только сожалеть о том, что нет таких самолетов, которые могли бы бомбить американские города. Во всяком случае, этот закон о ленд-лизе создает мне новые проблемы».

Это – бесспорно. Но возникали и другие проблемы, например бомбардировка Берлина в ночь с 9 на 10 апреля, в результате которой сильно пострадали здания университета, Государственной библиотеки, дворец кронпринца… и Государственная опера, столь дорогая сердцу Геринга. Были и другие сопутствующие неприятности, и об этом позже написал фон Белов. Он вспоминал: «Гитлер был вне себя от злости. Между ним и Герингом случилась первая стычка. Я слышал, как он распекал рейхсмаршала за негодные Ю-88, которые вызывали всеобщее недовольство в боевых соединениях авиации. Геринг не отрицал недостатков Ю-88, но стал объяснять фюреру, что исполнительный директор фирмы “Юнкерс” Коппенберг сообщил ему: вновь изготовленные бомбардировщики этой серии указанных недостатков уже не имеют, а машины 1942 года выпуска будут оснащены более мощным мотором. Герингу всегда удавалось успокоить Гитлера».

Так и было, и одним из средств достижения этого явилось обещание Геринга осуществить массированные бомбардировки британских городов. Он выполнил свое обещание в последовавшие за разговором с фюрером недели. Результатом «показательных» немецких бомбардировок стали значительные разрушения в лондонском Сити и частичное разрушение Вестминстерского дворца. Но летно-технические характеристики ночных истребителей Королевских ВВС к этому времени значительно улучшились, британские системы постановки помех, «обманок» и дешифровки были усовершенствованы, а стоимость налетов на объекты, не имевшие стратегического значения, стала для люфтваффе чрезмерной. Первым об этом пожалел не кто иной, как генерал-фельдмаршал Мильх, уже знавший о том, что основные самолеты ждет переброска в Польшу для участия в операции «Барбаросса». Мильх считал нападение на СССР самоубийством, но перестал убеждать в этом Геринга. А тот к тому же взял новый отпуск с 6 мая 1941 года, вновь взвалив на Мильха полное руководство люфтваффе…

Во второй половине дня 11 мая рейхсмаршала внезапно оторвали от беззаботного времяпровождения в его замке Фельденштейн по причине новой катастрофы: вечером 10 мая Рудольф Гесс, заместитель фюрера по партии, нацист «номер три», тайно перелетел в Шотландию на самолете Ме-110. Он оставил Гитлеру письмо, в котором объяснял свой поступок желанием предложить британскому правительству заключить мир и совместно участвовать в войне против СССР. Поскольку Гесс использовал для перелета один из самолетов люфтваффе, ярость Гитлера обрушилась прежде всего на командующего авиацией. Вечером 11 мая Геринг попытался успокоить фюрера, заверив его в том, что беглец не смог долететь до берегов Соединенного Королевства: самолет Ме-110 был труден в управлении, да и горючего ему не должно было хватить. Но Гитлера это явно не убедило: Гесс был классным летчиком, а Ме-110 обладал достаточной для достижения Британских островов автономией полета…[390] Действительно, уже 13 мая Лондон объявил об аресте Рудольфа Гесса. Гитлер смертельно побледнел: это был серьезный удар по престижу его правительства[391]. Никто не знал, что партайгеноссе Гесс мог рассказать британским властям об операции «Барбаросса», до начала которой оставалось всего шесть недель. Но для рейхсмаршала его бегство обернулось еще большей катастрофой: после Рудольфа Гесса «доверенным лицом фюрера» стал Мартин Борман, в котором Герман Геринг сразу увидел своего врага…

Между тем второй человек режима полагал, что наступил его звездный час, так как 7-я парашютная дивизия под командованием генерала Штудента готовилась совместно с горнострелковыми частями отобрать у британцев остров Крит. «Гитлер, – вспоминал Курт Штудент, – хотел завершить кампанию на Балканах после захвата юга Греции. Узнав об этом, я сел в самолет и прилетел к Герингу, чтобы предложить ему захватить Крит силами воздушно-десантных войск. Уговорить Геринга оказалось нетрудно, он сразу же оценил план и отправил меня к Гитлеру. […] Когда я изложил свой план фюреру, тот сказал: “План привлекателен, но сомневаюсь, что его можно осуществить”. В конце концов мне удалось его убедить. В операции участвовали наша единственная парашютная дивизия, наш единственный полк планеров и 5-я горнострелковая дивизия, которую перебросили на самолетах. […] Авиационную поддержку обеспечивали пикирующие бомбардировщики и истребители 8-го авиационного корпуса Рихтхофена».

Операция «Меркурий» началась 20 мая 1941 года. Но Геринг в своем восторге забыл уточнить, какие силы противника базируются на Крите, и поэтому в три раза преуменьшил их реальную численность. С другой стороны, британцы расшифровали телеграммы люфтваффе и сумели организовать комитет по встрече гостей. Наконец, поскольку Штудент настоял на том, чтобы его парашютисты в первую очередь захватили аэродромы, десантники понесли там тяжелые потери, пока их не усилили десантом, доставленным на планерах, которые приземлились близ Малеме, Суда и Ираклиона. В течение десяти дней 22 000 защитников острова под командованием новозеландского генерала Фрейберга упорно оборонялись, а Королевские ВМС препятствовали переброске морем немецких подкреплений и тяжелой техники. Наконец 21 мая 15 000 оставшихся в живых британцев и новозеландцев вынуждены были отступить, и немцы остались хозяевами положения. Но при этом они потеряли 4500 человек – более трети личного состава дивизии. А также 220 самолетов (147 были сбиты, 73 пострадали в результате аварий), в основном Ю-52, то есть половину транспортной авиации рейха. Для Геринга это стало горькой победой. «Фюрер, – вспоминал Штудент, – обеспокоенный тяжелыми потерями среди парашютистов, сделал вывод, что нам не удалось достигнуть эффекта внезапности. Позже он часто говорил мне: “Эра парашютистов прошла”». Действительно, немцы никогда больше не использовали парашютистов для осуществления вторжения в локальные хорошо укрепленные оборонительные районы…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.