61. О злобных волках и змиях пагубных

61. О злобных волках и змиях пагубных

На улице бранились пьяные. Хватались за грудки, перемывали кости друг другу и всей родне. И вдруг в месиве ругани выплеснулись грязные слова про церковь, Христа, Богородицу. Прохожие в ужасе озирались. Не верили своим ушам – как же у русских людей повернулся язык? Сообщили новгородскому архиепископу Геннадию, он арестовал богохульников… Вот так, совершенно случайно, в 1487 г. обнаружилась секта жидовствующих. Убедившись, что он имеет дело с еретиками, Геннадий встревожился. Отослал задержанных в Москву. Но реакция удивила архиепископа. В столице не придали делу серьезного значения. На напоминания отвечали пустыми отписками.

Хотя ларчик открывался просто. Рядом с Иваном III находились его сноха Елена Волошанка, Патрикеевы, Курицын, в милость к государю вошел протоиерей Успенского собора Алексий-Авраам. Подсказывали, что Геннадий увлекся пустяками. Мало ли что наболтали пьяные? Митрополит Геронтий после недавних конфликтов с великим князем старался избегать новых трений, не спорил с влиятельными придворными. А Иван Васильевич не особо вникал в эти вопросы. Он был занят необъявленной войной с литовцами, а ко всему прочему, затеял реформировать гражданское управление, защитить население от произвола чиновников.

В это время преставился князь Михаил Верейский и Белозерский, его владения отошли в казну, и Иван III выбрал Белозерский удел, чтобы опробовать новые законы. Составил уставную грамоту, в ней четко оговаривались права и обязанности должностных лиц, нормы платежей натурой и деньгами, ограничивалось количество помощников наместника, тиунов и доводчиков (полицейских). По деревням они должны были ездить без слуг, без запасных лошадей во избежание убытков крестьянам, не останавливаться подолгу в одной деревне (где обедают, там не ночуют, где ночуют, там не обедают).

Определялись правила суда, в нем должны были участвовать выборные сотские и «добрые люди» от местных жителей. Без них наместник не имел права судить. Оговаривалась ответственность чиновников, население в любой момент могло предъявить им иск за «обиды». Разработка подобных законов была весьма своевременной. Столкновения с администрацией происходили нередко. Где-то наместники силились прихватить лишку, где-то народ пытался жить по-старому, не считаться с государевыми представителями.

Но Иван Васильевич, продумывая реформы, коснулся еще одной проблемы – церковной и монастырский собственности. Вопрос о ней был сложным и неоднозначным. На Руси церковная собственность, в отличие от Европы, никогда не служила обогащению отдельных лиц. Церковные и монастырские земли, промыслы, накопленные запасы, кормили монахов и духовенство, позволяли им вести просветительскую работу, лечить больных, помогать бедным. В годы неурожая и прочих бедствий эти запасы использовались как резерв государства и народа, спасали множество голодающих. Однако со временем собственность разрасталась. Князья, бояре, купцы жертвовали монастырям деревни, завещали их на помин души. Бывало и так, что епископы и игумены увлекались приобретениями, старались прикупить побольше сел, прихватить за долги.

Иван III не намеревался отступать от православных традиций. Но он взвешивал с государственной точки зрения – если изъять церковные земли, повысятся доходы казны, можно пополнить армию, наделив поместьями дополнительное количество детей боярских. Мнения бояр и священнослужителей резко разделились. Многие считали такие посягательства недопустимыми. А сторонниками конфискации выступили тайные еретики. У них-то подоплека была своя, они вели подкоп под Церковь. Но на словах превратились в ярых «нестяжателей». Приводили примеры подвижников, питавшихся трудами своих рук. Доказывали государю – церковную собственность надо полностью отбирать. Иван Васильевич все-таки опасался наломать дров, действовал осторожно. В Белозерском уезде изъял лишь часть угодий и торговые привилегии у самых богатых монастырей, Кириллова и Ферапонтова. Но жидовствующие были довольны, начало положено.

Однако и новгородский владыка Геннадий не успокоился. Он обратился к епископу Нифонту Суздальскому. Просил как-то воздействовать на государя и митрополита. Посыпались ходатайства с разных сторон, и великого князя убедили: на ересь надо обратить внимание. Зимой 1488 г. созвали церковный собор. Вместе с епископами заседал сам Иван Васильевич, судили арестованных новгородцев, и троих из них признали еретиками, Григория, Ересима и Самсона. Но приближенные настроили государя, что не имеет смысла наказывать их слишком строго. Мало ли, наслушались от иноземцев! Сектантов били кнутом и отослали обратно в Новгород. Пускай Геннадий сам разбирается с ними, наставляет на путь истинный.

Дело жидовствующих заслонили события, казавшиеся более важными. В том же Новгороде люди возмутились «продажами» – штрафами, которые взимал за различные нарушения наместник Яков Захарьич. Этим не преминул воспользоваться Казимир. Иван III обставлял его с князьями, зато у короля хватало агентуры среди новгородцев. Она умело подогрела настроения, горожане взбунтовались, хотели убить наместника. Яков Захарьич подавил мятеж вооруженной силой, казнил заводчиков. Государь разгневался, сколько же можно бунтов? Организовал второе переселение, более масштабное, чем первое. Из Новгородской земли было выведено 7 тыс. семей. Их определили на жительство во Владимире, Муроме, Нижнем Ноговроде, Костроме, Юрьеве, Ростове, Переславле.

А в 1489 г. умер митрополит Геронтий. Иван Васильевич наметил на его место игумена Троице-Сергиева монастыря Паисия. Вот он-то был настоящим нестяжателем и подвижником. Троице-Сергиеву обитель он принял не сразу, отказывался, считал себя недостойным. Возглавив монастырь, ввел более строгие правила, взялся наставлять монахов «на молитву, и на пост, и на воздержание». Но времена св. Сергия отошли в прошлое, в знаменитом монастыре коротали старость «бояре и князи постригшиеся», они резко воспротивились, «не хотяху повинитися». Игумен выдержал нешуточную свару с братией. Государю нравился Паисий, его пришлось долго уговаривать занять митрополичий престол, он снова отказывался.

Но… такой нестяжатель абсолютно не устраивал придворных сектантов. Они постарались правдами и неправдами провалить кандидатуру Паисия. А в это же время обозначилась еще одна фигура, мешавшая еретикам. Наследник, Иван Молодой. Он был уже опытным правителем, отличным военачальником. При этом оставался твердым в православии, обработать его через жену и вовлечь в ряды жидовствующих не получалось. Возможно, он и супругу стал подозревать в отклонениях от веры, был недоволен ее знакомствами. Но у Ивана Молодого был сынок Дмитрий. Если не станет отца, он окажется претендентом на престол…

Как водилось на Руси, Дмитрий воспитывался при матери, Елена Волошанка и ее окружение внушали мальчику свои понятия о вере. Теперь ему исполнилось 6 лет. Пришла пора передать его с «женской» на «мужскую» половину дворца, новых воспитателей должен был подобрать отец… Но зимой 1489/90 г. на Русь вернулось посольство из Италии. С ним прибыла группа специалистов, желающих поступить на службу – архитектор Пьетро Солари, пушечник Яков, серебряных дел мастер Христофор, немец Альберт из Любека, Карл из Милана, даже августинский монах, органный музыкант. Появился и «жидовин магистр Леон из Венеции».

Он был лекарем и сразу стал указывать, что Иван Молодой страдает какой-то болезнью, «камчугой в ногах». Может быть, ревматизмом, застудился в походах. Леон горячо взялся убеждать государя, что излечит сына. Настолько горячо, что поставил в заклад собственную голову, «а не излечу аз, и ты веле меня казнити». Иван Васильевич поверил, приказал сыну подлечиться. Леон давал ему «зелие пити», ставил банки. Болезнь была отнюдь не смертельной, наследник нормально выполнял свои обязанности. Но лечение оказалось смертельным, 7 марта 1490 г. 32-летний Иван отошел в мир иной. Великий князь, разумеется, казнил магистра, сам ставил такое условие. Через две недели ему отрубили голову. Но факты говорят о том, что Леон был лишь пешкой в чужой игре. Очень вовремя появился, очень вовремя навязал услуги. Кто-то специально вовлек его, внушил, насколько важно полечить Ивана. А в его микстуры добавили иное зелье…

Кто? Тайну спровадили в могилу вместе с Леоном. В первую очередь, подозрение падало на Софью Фоминичну. Она была не в ладах с Иваном Молодым, у нее подрастал 11-летний сын Василий. Неужели матери не хотелось, чтобы он стал наследником? Конечно, государь провел скрупулезное расследование, но не выявил ни малейших зацепок, которые указывали бы на жену. Она осталась абсолютно чистой, ее положение при дворе не изменилось. И ни один из современников, даже откровенно враждебных Софье, не считал возможным бросить ей обвинение в убийстве пасынка. Но в его смерти были заинтересованы и еретики, кучкующиеся вокруг Елены Волошанки. Хотя их мотивы пока были понятны только им самим, их никто не заподозрил.

Тем временем владыка Геннадий продолжал следствие в Новгороде и узнал потрясающие сведения. Сектант Самсонка признался, что у них имеются могущественные покровители в Москве, назвал главу дипломатического ведомства Курицына. А новгородские переселения почему-то не затронули еретиков. Они благополучно остались жить по домам, при своих доходах. Заступники постарались, выгородили, и жидовствующие стали наглеть. Уже открыто оскверняли иконы, отказывались от Св. Причастия. Епископ хотел взять под стражу одного из них, Захарию, но тот удрал в столицу и принялся рассылать клеветнические письма – называл еретиком самого Геннадия.

Владыка обратился в Москву, жаловался, что Курицын покрывает жидовствующих. Иван Васильевич не поверил, это выглядело невероятным. Тогда Геннадий отправил послания архиепископу Ростовскому, епископам Суздальскому, Пермскому, Рязанскому, Сарскому, авторитетным игуменам Иосифу Волоцкому, Нилу Сорскому и др., призывал защитить Православие. Они вступились, писали к великому князю. Только сейчас Иван III начал понимать: дело и впрямь неординарное.

Но и сектанты не сидели сложа руки. Борьба с ересью находилась в ведении митрополита, а его кафедра пустовала больше года! Во главу церкви подбирали то одного, то другого претендента, а высокопоставленные сектанты старательно очерняли их в глазах великого князя. И наконец, добились своего, в августе 1490 г. протолкнули в митрополиты игумена Симонова монастыря Зосиму. А он уже был вовлечен в ересь. Собор против жидовствующих созвали через месяц после его избрания. Но самые крупные фигуры остались в тени. Курицын отмазался, доказал великому князю, будто его оговорили. Имена Патрикеевых и Елены Волошанки еще вовсе не звучали. Успенский протоиерей Алексий-Авраам умер.

Перед судом предстали Захария, протопопы Дионисий, Гавриил и несколько их сообщников. Единомышленники предупредили их – если хотите остаться в живых, не проболтайтесь. Они не проболтались, говорили только о себе. Митрополит Зосима притворно ужасался обвинениям, охал и ахал, закатывал глаза. Иосиф Волоцкий и ряд других священнослужителей требовали для отступников смертной казни. Но митрополит высказался против, да и великому князю советники внушали: можно ли казнить людей за духовные заблуждения?

Вдруг еще покаются… Собор проклял ересь, но для персональных преступников ограничились гражданской казнью. Их отвезли в Новгород, и владыка Геннадий решил устроить действо наподобие испанского аутодафе. Еретиков посадили на лошадей задом наперед, в вывороченной наизнанку одежде, на головы надели колпаки из бересты с надписью «се есть сатанино воинство». Провезли по улицам, но сожгли не людей, а только колпаки. Осужденных разослали по монастырям.

Зато митрополит после этого развернул настоящую войну против верных служителей Церкви. Под разными предлогами снимал их с постов, заменял своими ставленниками. Свернул преследования сектантов, запрещал арестовывать их, наставлял: «Не должно злобиться на еретиков, пастыри духовные да проповедуют только мир». А исподтишка Зосима пытался отравлять Православие. Толковал его искаженно, находил якобы противоречия в Священном Писании. В частных разговорах порой и вовсе отрицал Евангелие, учение апостолов и отцов Церкви, сеял сомнения в загробной жизни. Палаты митрополита превратились в своеобразный клуб. У него собирались сектанты, рекой лилось вино, велись антихристианские речи [41, 52].

Но Зосима слишком осмелел. Через слуг, гостей, случайных свидетелей распространялись известия о его поведении и мировоззрениях. Поднимало голову возмущенное духовенство, загремел голос св. Иосифа Волоцкого. Он писал: «В великой Церкви Пресвятой Богородицы, сияющей, как второе солнце посреди всея Русской земли, на том святом престоле, где сидели святители и чудотворцы Петр и Алексий… ныне сидит скверный и злобный волк, одетый в одежду пастыря, саном святитель, а по воле своей Иуда и предатель, причастник бесам». «Ныне шипит тамо змий пагубный, изрытая хулу на Господа и Его Матерь» [69].

Жидовствующие силились оградить государя от таких разоблачений, преподносили как клевету. Но обвинения накапливались, подтверждались. Хоть и не сразу, Иван Васильевич отреагировал. В 1494 г. Зосиму свели с престола. Правда, великий князь предпочел замять скандал. Людям объявили, будто митрополит добровольно ушел в монастырь, а в официальных документах указывали, что его сняли за пьянство и нерадение о Церкви. Но его преемником епископы выдвинули настоятеля Троице-Сергиева монастыря Симона, ревностного православного. Св. Иосиф Волоцкий стал деятельным его помощником. Он написал трактат «Просветитель», подробно разобрав положения ереси, доказав ее крайнюю опасность. Св. Иосиф понравился и государю, Иван III дозволил ему приходить ко двору в любое время.

Но в одном пункте их мнения разошлись. Преподобный Иосиф убеждал искать и немилосердно казнить еретиков, не принимать от них покаяния – мораль жидовствующих не только допускала, но и поощряла ложь. Великий князь полагал, что лжеучения надо искоренять более мягкими средствами. Иосиф Волоцкий настаивал на своем, а это раздражало государя. Он обрывал игумена, приказывал умолкнуть. Их встречи прекратились. Ну а сектанты затаились. Все выглядело благополучно – вроде бы, ересь исчезла…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.