40

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

40

Следствие по делу Берия и его подручных вскрывало почти ежедневно все новые преступления перед беззащитным народом, находило свидетелей их доведенной до безумия жестокости при допросах ложно обвиненных людей, не совершавших ни преступлений, ни даже предпосылок к ним.

Арестованные женщины особенно боялись следователя Елену Хорошкевич, которая зверствовала с особым усердием на допросах в присутствии самого наркома Берия, избивая подследственных женщин до бесчувствия, да так, что Берия не раз говорил ей: «Достаточно! Эта уже готова…»

Хорошкевич отличилась и при допросах жены председателя Президиума Верховного Совета СССР, «всесоюзного старосты» Калинина — Екатерины Ивановны Калининой, добившись у нее признания в «контрреволюционной деятельности». Избитые, едва передвигавшиеся на распухших от побоев и длительного стояния в одной позе ногах, брошенные на холодный бетонный пол камер-одиночек, женщины шептали окровавленными губами проклятия Хорошкевич, призывая Бога покарать ее за муки и страдания. Мольбы до Всевышнего, видно, не дошли: Хорошкевич живет в столице и получает немалую пенсию…

Работая первым секретарем ЦК Компартии Грузии, Берия накладывал на дела арестованных по доносам и подозрениям безжалостные резолюции: «Арест с немедленным допросом днем и ночью». — «Посадить сейчас же в одиночку!» — «Допросить основательно!» — «Крепко допросить!» — «Допросить с пристрастием!».

Наиболее крепкие и выносливые следователи быстро продвигались по службе. Небезызвестный следователь старший лейтенант А. Хват, отличившийся при допросе академика Николая Ивановича Вавилова в Саратовской тюрьме и доведший его до могилы, вскоре получил повышение. Его фамилия фигурирует в «деле Берия» и «деле Абакумова» при допросе обвиняемого Чернова — начальника секретариата министра госбезопасности Абакумова. Вот один документ:

«Министерство внутренних дел. 10 сентября 1953 г. Заместителю Главного военного прокурора.

В дополнение к нашему № 14/2052 от 3 сентября 1953 г. направляю копию протокола допроса обвиняемого Чернова Ивана Александровича от 5 сентября 1953 г.

Зам. начальника следчасти по особо важным делам МВД СССР полковник А. Хват».

Жив курилка! Да еще до полковника вырос…

Берия пришлось сознаться после показаний его бывших подчиненных в грубейших нарушениях законов в отношении защиты прав личности. В те времена человек был беззащитен. Его не могли спасти от ложных обвинений, доносов, наветов ни суд, ни прокуратура, ни обращения в Верховный Совет.

Берия понимал всю меру его персональной ответственности, потому и старался «разделить» ее на многих из его окружения, на «инстанции», — так он называл высшие эшелоны власти, включая и Сталина. Берия юлил, изворачивался подобно ужу на сковородке, валил на других — делал все, чтобы его персона была менее запачкана. В конце концов и он начал в чем-то признаваться…

«Я признаю, что это были грубейшие извращения закона, что при таких многочисленных указаниях могли подвергаться репрессиям лица невиновные, оклеветанные в результате незаконных методов следствия»[26].

«Могли подвергаться»?!.

— Массовыми избиениями арестованных стали заниматься весной 1937 года. Однажды Берия, — пояснил Гоглидзе, — вернувшись из Москвы, предложил мне вызвать в ЦК на совещание всех начальников районных и городских отделов НКВД и наркомов автономных республик. Берия в своем докладе отметил, что органы НКВД Грузии плохо ведут борьбу с врагами, медленно ведут следствие, враги народа разгуливают по улицам. Тогда же Берия заявил, что если арестованные не дают НУЖНЫХ показаний, то их нужно БИТЬ. После этого в НКВД Грузии начались массовые избиения арестованных. Арестованных избивали кто как хотел[27].

Характерно, что «нововведение» в следственной процедуре было поддержано… хранителем правопорядка Генеральным прокурором СССР Андреем Вышинским, ни разу не пресекшим этого грубейшего нарушения юриспруденции, наблюдая с места прокурора или обвинителя за жертвами ежовского наркомата, дававшими показания со следами едва заживших на лице ран и шрамов.

Скорее всего, Берия в данном случае действовал не по собственной инициативе. Его поездки в Москву заканчивались, как правило, посещениями Сталина и Ежова. «По моим наблюдениям, — показал Гоглидзе в августе 1953 года, — особенно в период 1933–1935 годов, складывалось убеждение, что у Берия с Ежовым были близкие, хорошие отношения. Помню, как в 1933 году Ежов приезжал отдыхать в Грузию, в дом отдыха НКВД Грузии «Абастуман», и тогда Берия проявлял о нем исключительную заботу и обязывал НКВД оказать Ежову максимум внимания. Когда Ежов был назначен наркомом внутренних дел, он неоднократно звонил мне и строго предупреждал о необходимости усиления личной охраны Берия. Как мне известно, Берия, приезжая в Москву, всегда встречался с Ежовым»[28].

Объясняя механизм работы «троек» и отвечая на вопросы следствия о причинности массового уничтожения людей, Гоглидзе пояснял: «Мы очень часто получали из НКВД СССР директивы о проведении массовых операций по изъятию антисоветчиков в Грузии. Для НКВД Грузии Ежовым был установлен лимит об осуждении к расстрелу 1500 человек»[29]. Больше — можно, меньше — нельзя.

На следствии выяснялись груды фактов по уничтожению работников партийного и государственного аппарата, журналистов и представителей творческой интеллигенции, к которой Берия и его ближайшее окружение питало змеиную ненависть. Не могло остаться не замеченным и дело Е. Бедия — редактора газеты «Коммунист» и директора филиала института Маркса — Энгельса — Ленина (ИМЭЛ) Компартии Грузии. Бедия, разрабатывая тему о большевиках и становлении РСДРП на юге России, написал большую статью: «К вопросу о создании большевистских организаций в Закавказье». Работники аппарата ЦК, не мудрствуя лукаво, переделали статью в доклад Берия на очередном торжественном собрании. И, надо отдать должное, доклад первого секретаря Компартии Грузии прозвучал довольно впечатляюще, вызвав к себе повышенное внимание партийного актива.

Бедия обидело то, что все говорили о Берия как об авторе доклада, ни разу не вспомнив его имени, и он высказал свое недовольство. Как водится, нашлись стукачи, доложившие Берия о недовольстве Бедия, о его претензиях на авторство. Близкие к Бедия люди советовали: «Уймись. Напишешь еще. Берия приказал готовить отдельную брошюру, чтобы издать ее и в Тбилиси, и в Москве». Но Бедия продолжал стоять на своем: «Как он не понимает: он захватил не принадлежащее ему. Хоть бы вызвал, поговорил, убедил, — нужно, мол, для общего дела».

По указанию Берия наркомвнудел Грузии арестовал Бедия, обвинив его «врагом народа», террористом, пытавшимся убить первого секретаря ЦК. Нашлись и «свидетели». «Тройка» под руководством Гоглидзе приговорила директора филиала института Маркса — Энгельса — Ленина к смертной казни. В тот же день Бедия был расстрелян…[30]

Берия действовал нагло, цинично, деспотично, убирая одного за другим тех, кто хоть чуть-чуть знал о его темном прошлом. Он даже осмелился в тридцать восьмом году написать Сталину доверительное письмо с подробным объяснением своей службы в мусаватистской контрразведке, назвав эти обвинения «клеветническими и злобными», направленными на искажение истины в интересах ослабления партийного руководства и всего государства.

Сталин внял душевному излиянию карьериста и назначил его заместителем наркома внутренних дел, к Ежову…

Пришло время держать ответ за преступления перед народом по всей строгости законов.

Спешно подготовили кабинет члена военного совета округа, для суда, усилили охрану: на свободе еще разгуливали сотни недавних организаторов пыток, охранников, надзирателей — близких Берия по грязным, кровавым делам…

В первые дни суда Берия пытался отвести многие обвинения, отказываясь от предыдущих показаний, не признавая своей вины, откровенно и грубо, с присущим ему вероломством сваливал вину на других, уводил следствие в сторону, симулировал потерю сознания, но постепенно, под давлением неопровержимых доказательств, многочисленных свидетельств, Берия, теряя нить самозащиты и выгораживания, признавал свою виновность.

Выявлялись факты грубейшего нарушения законов СССР и союзных республик, преследования и уничтожения видных советских и государственных деятелей, научных работников. Было подтверждено следствием интригантское преследование Берия ради карьеристских целей видного руководителя партии и государства Серго Орджоникидзе. Оглашались многочисленные факты террористической деятельности обвиняемых; ими были уничтожены выдающиеся деятели партии и государства, Красной Армии и Флота, ответственные работники ОГПУ — НКВД — МВД — МГБ… Безнравственный облик Берия подтверждался его преследованиями и домогательствами женщин и девушек — некоторые из них бесследно исчезли… Присутствовавший на суде член правительства Грузии М. Кучава, за несколько дней ознакомившийся со многими томами обвинения, прочитав список «истребованных» Берия и фактически изнасилованных им, попросил председателя судебного присутствия маршала Конева не оглашать список.

— Многие из этого списка — жены членов ЦК и правительства Грузии…

Пять дней длились изобличения в жестокости, антигуманизме, массовых убийствах; суд над маршалом Тухачевским, Корком, Уборевичем длился всего несколько десятков минут…

23 декабря 1953 года маршал Конев объявил:

— Именем Союза Советских Социалистических Республик Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе: председателя Маршала Советского Союза Конева И. С., членов Специального судебного присутствия: председателя Всесоюзного Совета Профессиональных Союзов Шверника Н. М., первого заместителя Генерального прокурора СССР Зейдина Е. Л., генерала армии Москаленко К. С., секретаря Московского обкома КПСС Михайлова Н. А., председателя Московского городского суда Громова Л. А., первого заместителя министра внутренних дел Лунева К. Ф. в соответствии с законом от 01.12.1934 г. рассмотрело дело по обвинению Берия Лаврентия Павловича 1899 года рождения, уроженца с. Мерхеули Сухумского района Грузинской ССР, до ареста занимавшего должность заместителя председателя Совета Министров СССР и министра внутренних дел СССР, руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР суд приговорил: Берия Лаврентия Павловича на основании ст. 58–16, 58–13, 58–14 УК РСФСР и части II Указа Президиума Верховного Совета СССР от 04.01.1949 г. по совокупности совершенных им преступлений к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества…»

Конев читал неторопливо, медленно перечисляя статьи Уголовного кодекса, годы рождения и должности подсудимых, их преступления. Иван Степанович изредка делал паузы, бросая короткие взгляды в сторону подсудимых, замечая, как постепенно их головы вжимались в плечи. Был момент, когда маршал долго задержал взгляд на Берия, может, вспомнил тот осенний день 1941 года, когда Сталин решил отдать его под суд военного трибунала, посылая Берия и Маленкова на Западный, разорванный на части фронт. Тогда Конева спас Жуков…

Обвиняемые и состав суда приговор слушали стоя; Берия после слов Конева «постановило» схватился за спинку стула, широко открыл рот, — ему не хватало воздуха. Услышав слово «расстрел», вздрогнул, словно в эти мгновения в его спину вонзались горячие пули…

«Министру внутренних дел СССР генерал-полковнику Круглову С. Н.

К о п и я: Генеральному прокурору Союза ССР

На основании приговора Специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 18–23 декабря 1953 года прошу Вас дать распоряжение о немедленном приведении в исполнение приговора в отношении осужденных:

1. Меркулова Владимира Николаевича

2. Деканозова Владимира Георгиевича

3. Кобулова Богдана Захаровича

4. Гоглидзе Сергея Арсеньевича

5. Мешика Павла Яковлевича

6. Влодзимирского Льва Емельяновича

всех к высшей мере наказания (расстрел).

О приведении приговора в исполнение прошу представить акт.

Председатель Специального судебного присутствия Маршал Советского Союза Конев.»

После окончания суда Конев спросил Москаленко и Батицкого о порядке приведения приговора в исполнение. Приговор по Меркулову и другим обязан исполнить министр внутренних дел Круглов, а по Берия… «Приговор привести в исполнение немедленно…» — Конев задержал взгляд на рослом, могучего сложения Батицком — этот не промахнется, не раз усмирял взбунтовавшегося Берия. Миссия — не приведи, как говорится, господь. Вывозить осужденного из здания штаба округа и городка нельзя, хотя по углам и у железных ворот стоят бронетранспортеры. Место казни — бункер, в котором Берия находился почти полгода. Возражений не последовало, решение вступало в силу.

В бункере Берия долго пил холодную воду, ходил, словно загнанный зверь, вдоль стены, поминутно озираясь на дверь. Дверь открылась — он ощутил дыхание смерти.

— Вы слышали, Берия: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!» — решительно заявил генерал-полковник Павел Батицкий и шагнул к осужденному. Тот отпрянул к стене, забился в угол, закричал:

— Я имею право на ап… апелляцию!

— Тихо! Не ори! — Батицкий и Юферов связали вырывавшегося из рук Берия, привязав к тому самому железному крюку.

Берия упал на колени, заплакал, просил пощады:

— Почему вы нарушаете наши законы? Я имею право на апелляцию! Я хочу обжаловать решение суда в Президиум Верховного Совета! Я — член Президиума! Я — член правительства СССР! Я — депутат Верховного Совета! Это беззаконие! Это нечестно! Это несправедливо! Вы не имеете права! — истошно кричал Берия, оглашая бункер душераздирающими воплями, моля о пощаде и милосердии.

— А ты, гад, имел право без суда и следствия расстреливать тысячи невиновных советских людей?

— Я прошу пощадить меня! Я… — Берия, привязанный к крюку, падал на пол, вставал на колени, плакал, растирая рукавом сопли по перекошенному страхом лицу, по-собачьи выл, пытаясь обхватить ноги Батицкого.

— Я — Герой Социалистического Труда… Я — Маршал Советского Союза… Я…

Батицкий брезгливо посмотрел на ползающего у его ног Берия, увидел, что тот обмочился от страха, сплюнул и проворчал:

— Умереть, сволочь, не можешь достойно!

Он подошел к успокоившемуся на мгновение Берия, дал знать, чтобы погасили электричество, незаметно вынул из кармана пистолет и, как только погас свет, выстрелил навскидку, не прицеливаясь, в лоб закричавшему Берия…

Вспыхнула лампочка. В комнату вошел врач, пощупал пульс, подписал акт о смерти, кивнул стоявшим у двери солдатам; те обернули труп в одеяло, положили грузное, отяжелевшее тело на носилки и отнесли в «санитарку».

В тот день крематорий был закрыт на спецобслуживание, Берия опустили в печь первым, за ним — его сподручных…

Темной декабрьской ночью пепел вывезли в подмосковный лес, выбросили в заросший кустарником овраг, куда жители близлежащего поселка сбрасывали ненужный хлам.

Бесславно закончилась проклятая тысячами людей жизнь Малюты Скуратова XX века… «Да воздастся тебе за муки наши», — шепнул перед смертью генерал-полковник Григорий Штерн на обрыве заснеженного волжского оврага в темную октябрьскую ночь сорок первого года.

Воздалось…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.