35

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

35

Булганин после ухода Москаленко потребовал у оперативного управления Генштаба данные о личном составе МВД; получив их, министр задумался, мысленно представив себе дислокацию многих дивизий МВД, частей охраны, сотни тысяч сотрудников госбезопасности, особых отделов. И если Берия сможет поднять эту армаду «в ружье», то не миновать гражданской войны. А Лаврентий может пойти на все…

Министр обороны прикинул количество войск и боевой техники, необходимых для блокирования дивизий и других сил огромного ведомства Берия, сроки выдвижения армейских соединений в целях блокады, предусмотрел возможность быстрого реагирования на изменение обстановки в случае принятия им, министром, решения на блокирование наиболее крупных гарнизонов МВД.

Теперь Москва… На столе министра лежала огромная карта города с подсиненными районами микрогарнизонов МВД, ключевыми точками (вокзалы, телеграф, радио, арсеналы) и подкрашенной красным карандашом дислокацией частей и соединений ПВО, которые будут скрытно введены в город сегодня ночью с максимальной маскировкой их, укрытой техникой в дворах, в спортивных сооружениях. На улицах ничего не должно быть! Предусмотрено развертывание резервных телефонных и радиосетей. Под видом учения в окрестности Москвы стянуты части и соединения ПВО, находящиеся в готовности «номер один»: летчики в кабинах самолетов, артиллеристы-зенитчики на позициях, командование — в заглубленных или подвижных командных пунктах.

Булганин приказал Москаленко отобрать сотню надежных генералов и офицеров. «Им будет поставлена задача охраны объектов, а потому все они должны иметь личное оружие», — напутствовал министр командующего ПВО генерал-полковника Москаленко. Теперь, рассматривая схему охраны Кремля, министр мысленно выстраивал очередность замены охраны МВД охраной ПВО. Хрущев поручил снятие охраны Кремля генералу Серову. Что предпринимать в случае сопротивления? У них тоже есть оружие. Кто будет заниматься блокированием двух дивизий МВД? Жуков? Москаленко? Им придать танковые и мотострелковые батальоны из Таманской и Кантемировской дивизий Московского военного округа. А может, назначить Москаленко командующим войсками военного округа?

«Вот как ведь сложилась обстановка, — размышлял Булганин, — ни Генштабу задачи не поставишь, ни Московскому округу; все приходится обдумывать самому. Главное — не допустить утечки информации, не рассекретить план раньше времени… Даже о гарнизонной гауптвахте надо беспокоиться министру». Булганин позвонил коменданту и приказал освободить гауптвахту от арестованных и привести ее в надлежащее состояние.

Весь день министр отдавал указания, проверял исполнение ранее отданных распоряжений, уточнял местонахождение выведенных на учение дивизий МВД, звонил Москаленко, тщательно «упаковывая» значение телефонных, почти малозначащих разговоров, сводя их, как правило, к учениям ПВО, дважды сообщал Хрущеву о положении дел, тщательно маскируя события, фамилии, предстоящие и уже решенные дела.

Наступила последняя ночь тревог и надежд; Маленков, Булганин и Хрущев допоздна оставались на своих рабочих местах, уточняя все, что еще находилось в стадии решения; ночью Булганину позвонил со своего командного пункта Москаленко и доложил, что части и соединения ПВО расположились в городе, связь только по установленной схеме и кодовым таблицам учения, начавшегося, как и было определено, в полночь. К Москве, на самых дальних подступах, «прорывались» бомбардировщики «противника», их обнаруживали новейшие локаторы, реально атаковали ночные перехватчики, учебно вели огонь зенитные батареи и дивизионы. Все было, как говорят французы: «А ла гер, ком а ла гер» — на войне как на войне…

Не спал в ту ночь и Хрущев; по обычному городскому, не поставленному на контроль МВД телефону ему дважды с разных точек Москвы звонили Серов и Круглов, сообщая о ходе учения войск МВД, которое должно активизироваться с возвращением министра, с выходом на апогей 27 июня. Пока же шла обычная внутригарнизонная работа, отрабатывались на картах предстоящие оперативные вопросы, «шлифовались» варианты командирских решений. Около пяти часов утра Серов сообщил Хрущеву установленным кодом последнюю информацию: две дивизии МВД, согласно ранее выданному предписанию министра посредникам, начали погрузку в эшелоны с дальнейшим выдвижением в сторону Москвы. «Хитер Берия — самого в Москве нет, а машина уже работает». Хрущев уточнил время прибытия дивизий к московской окружной дороге, записал номера эшелонов, чтобы потом, если удастся, пустить их в обход Москвы, в противоположную сторону.

В семь с четвертью Круглов сообщил об очередном получении предписания министра посредникам: выдать личное оружие офицерам московских дивизий МВД; о выдаче оружия солдатам и сержантам речь пока не шла. Все генералы и офицеры Министерства внутренних дел с пятнадцати ноль-ноль переводились на казарменное положение.

Хрущев о поступившей информации никому звонить не стал — об этом скажет перед началом заседания Президиума только Маленкову и Булганину; теперь же, на даче, собираясь в Москву, Никита Сергеевич в который раз мысленно выстраивал все то, что предстояло сделать в самые критические моменты сегодняшней акции, особенно после прилета Берия из Берлина. Выходя из здания, услышал звонок телефона, вернулся назад. Звонил Маленков, жаловался, что Микоян категорически отказывается ехать встречать министра МВД. «Я — зампредсовмина, и мне по протоколу не положено встречать министра. Это вызовет подозрения», — заявил Микоян. «Но Берия не только министр, а заместитель предсовмина», — настойчиво разъяснял ему Маленков, нажимая на острую необходимость встречи именно Микояном и не менее острую необходимость доставить Берия в Кремль. «Препирательства длились сравнительно долго, — сказал Маленков Хрущеву, — но все улеглось: Микоян согласился».

Чем ближе становился полдень, тем тревожнее на душе было у всех, кто посвящен в предстоящую акцию. Хрущев торопил Булганина: надо вызывать группу захвата. Булганин согласился и позвонил Москаленко, приказав ему «немедленно прибыть для участия в важном мероприятии по учениям ПВО. При себе иметь оружие».

К зданию Министерства обороны участники «важного мероприятия» прибывали на служебных машинах; их встречали и провожали в приемную, откуда министр вызывал по одному. Первым в его кабинете появился заместитель командующего Московского района ПВО Батицкий — высокий, начавший полнеть, с серебром в густых черных волосах, с такими же густыми черными бровями, широкоплечий генерал-лейтенант; он доложил о прибытии, осторожно пожал мягкую, небольшую руку Булганина и сел в предложенное министром кресло.

— Как, Павел Федорович, здоровье? Как настроение?

— Спасибо, товарищ министр! Здоровье в порядке, настроение боевое.

— Когда стреляли последний раз из личного оружия? — спросил Булганин.

— Месяц назад, товарищ министр.

— У вас «ТТ»?

— Нет, у меня трофейный «вальтер», — Батицкий вынул из кармана пистолет и тут же его положил обратно.

— Готовы выполнить, товарищ Батицкий, весьма ответственное задание? — негромко спросил Булганин, глядя в решительное, волевое лицо генерала.

— Готов, товарищ министр!

— Ну и голос у вас! — улыбнулся Булганин, покачав головой.

— Голос командирский, товарищ министр, — Батицкий поднялся, принял строевую стойку, выждал, пока министр ответил кому-то по телефону, и, по его знаку, вышел в приемную.

Следующим в кабинет министра не без робости вошел начальник штаба ПВО генерал-майор Баксов, доложил о прибытии, поздоровался и, по кивку Булганина, опустился в глубокое кожаное кресло.

Булганин поинтересовался состоянием здоровья, спросил о ходе учения ПВО, о личном оружии, попросил показать штатный «ТТ».

— Надеюсь, вы, Алексей Иванович, надежно стреляете?

— Двадцать девять из тридцати, товарищ министр! — Баксов во время ответа на вопрос поднялся, но тут же, по знаку Булганина, сел.

— Вам, товарищ Баксов, поручается ответственное задание, — Булганин посмотрел в глаза генерала, словно удостоверяясь в его готовности выполнить опасную задачу, на мгновение перевел взгляд на руки, державшие «ТТ». «И этот не подведет», — подумал министр, вспомнив полный решимости и воли взгляд Батицкого. — Возможно, с применением оружия. Не дрогнете?

— Никак нет, товарищ министр. Задание выполню в любой обстановке.

— Семья у вас какая?

Баксов ответил и с разрешения министра покинул кабинет, так и не уяснив того, с чем придется столкнуться, какую задачу решать; все пока оставалось тайной, видимо, не пришло время…

Получив команду прибыть к министру обороны с оружием, начальник политуправления Московского района ПВО полковник Иван Зуб удивился: «К министру обороны? С оружием? Что-то тут не так. Наверняка напутал кто-то. Да и до меня ли министру?»

Обычно политработников вызывали в Главное политическое управление, по соседству с Генштабом, а сегодня в ГеШа, да еще с оружием. Его встретили у подъезда, открыли массивную дубовую, с начищенными медными ручками дверь, провели наверх по широкой мраморной лестнице, показали на открытую дверь приемной. «Неужели и в самом деле к министру? Зачем? Докладывать о политико-моральном состоянии войск? О дисциплине? Но приказали никаких докладов и справок не брать».

Только ступив в приемную, поверил в то, что его и в самом деле ведут к министру обороны; он одернул китель, успел вынуть расческу, махнуть ею по волосам. Как и каждый военный, полковник Зуб был воспитан в духе строгой субординации, уставного уважения к начальникам, и потому, приближаясь к двери министерского кабинета, ощутил, как часто забилось сердце, застучав в висках молоточками, как перехватило дыхание. Увидев сидевшего за огромным столом министра, на мгновение собрался и четко доложил о прибытии. Проваливаясь в глубокое кресло, успел крепко ухватиться за подлокотники и тут же услышал ровный, чуточку флегматичный голос:

— Волнуетесь, Иван Григорьевич? — Булганин краешком взгляда скользнул по списку, отыскав фамилию полковника Зуба.

— Откровенно признаться, товарищ министр, волнуюсь, — проглотив сухой комок, ответил Зуб.

— Как здоровье?

— В порядке, товарищ министр. Спасибо.

— Я вижу, вы воевали. — Булганин посмотрел на ряды орденских планок. — Не стесняйтесь. А главное — не волнуйтесь.

— В бою не трусил, товарищ министр.

— Хорошо, Иван Григорьевич, а если придется применить в особой обстановке личное оружие, — рука не дрогнет?

— Нет, товарищ министр. Рука твердая.

— Вы с оружием? Покажите.

Зуб вынул из кармана пистолет и, по знаку министра, сунул «вальтер» в карман.

— Как стреляете?

— Без промаха.

— Я вас пригласил, чтобы поближе познакомиться с вами. Вы — начальник политуправления, политработник с фронтовым опытом, и я, откровенно признаюсь вам, возлагаю на вас весьма ответственную, государственной важности задачу. В особой обстановке вам, возможно, придется мгновенно принимать самостоятельное решение, не допустив ни на мгновение растерянности. Вместе с этим — это высокое вам доверие, Иван Григорьевич, и я очень на вас надеюсь. Противник у вас очень хитрый, готовый на все.

— Доверие, товарищ министр, оправдаю!..

Выйдя в приемную, Зуб увидел Москаленко, Батицкого, Баксова, Юферова, о чем-то оживленно беседующих. Он поздоровался и присел на стул. Тут же в кабинет министра пригласили генерал-полковника Москаленко.

— Входите, Кирилл Семенович, — услышал Зуб голос министра, и дверь закрыли.

— Я познакомился с вашими товарищами. Не успел поговорить с вашим адъютантом. Выбор ваш одобряю. А теперь, — Булганин пригласил Москаленко к столу с картой Москвы и схемой Кремля. — Вот это здание. Вы въедете через Боровицкие ворота, повернете вот сюда, — мой водитель знает, куда подъехать. Я встречу вас у подъезда в 11.50.

В кабинет, решительно открыв дверь, вошел Жуков и поздоровался с Москаленко — с Булганиным они виделись рано утром.

— Что за офицеры в приемной? — спросил Жуков у Москаленко.

— Полковник Зуб — начальник политуправления и подполковник Юферов — мой адъютант.

— Я, Георгий Константинович, уже побеседовал с ними. Люди надежные, испытаны боем, — Булганин снял очки. — Фронтовики.

— Я, товарищ министр, — Жуков подчеркнуто вытянулся, — хотел уточнить порядок доставки группы в Кремль.

— На моей машине, а ее не останавливают, на совещание поедут товарищи Москаленко, Батицкий, Зуб и адъютант Москаленко Юферов. С вами едет генерал Баксов. У входа в здание я вас встречу. Вы, Георгий Константинович, чем-то взволнованы?

— Позвонили из гаража — моя машина неисправна.

— Этого еще не хватало! Я вызову на всякий случай еще одну машину, и вы поедете на ней.

— Спасибо, товарищ министр. Это запасной вариант. Мою машину обещали отремонтировать… Я принял меры!

Жуков в ту ночь оставался в рабочем кабинете и, когда утром узнал, что машина неисправна, позвонил начальнику гаража, выдал по-фронтовому. Это же надо такому случиться — в такой день и отказ двигателя.

— Я могу идти, товарищ министр? — Москаленко понял, что лучше всего ему выйти в приемную, мало ли какие разговоры могут быть у министра с первым заместителем.

— Да, да, пожалуйста.

Как только Москаленко вышел, Жуков спросил:

— Готовность моей группы? Я должен знать точно.

— Где-то около часа дня.

— А от чего это зависит?

— Не торопись, Георгий Константинович. Все узнаешь в свое время.

Зазвонил телефон «кремлевки». Булганин снял трубку, послушал и протянул ее Жукову.

— Тебя Хрущев ищет.

Разговор был нескорый. Жуков согласно кивал головой, изредка повторял: «Понял. Все ясно».

Адъютант министра посадил в зашторенную машину Булганина, как и было приказано, Москаленко, Батицкого, Зуба и Юферова; сам сел на место министра; сзади, на машине первого замминистра, ехали Жуков и Баксов. Все напряженно смотрели вперед, стараясь предугадать направление движения, и когда машина, проскочив по Моховой, повернула направо, стало ясно: ехали в Кремль! Волнение резко усилилось — въезжали в святая святых, где беспрепятственно господствовали силы госбезопасности, а с ними каждый предпочитал не связываться, помня, как тысячи командиров и политработников пали под дулами НКВД. Никто не проронил ни слова, думали лишь о неясном будущем: что их ждало здесь, на брусчатке таинственного для них Кремля? Охрана стояла попарно у каждой двери, площади Кремля были пустынны. Они, кроме Жукова, впервые видели Кремль изнутри, от Боровицких до Спасских ворот, и потому сидели притихшие, затаив дыхание. Машина сделала резкий поворот и остановилась у подъезда, возле которого стоял Булганин. Москаленко, а за ним все остальные вышли из машин и направились к двери.

— Это со мной на совещание, — Булганин произнес жестко и четко, чеканя каждое слово, на мгновение задержавшись у стоящих перед входом офицеров госбезопасности. Шестерка, возглавляемая Булганиным, поднялась по лестнице, прошла мимо дверей и вошла в большую комнату. Министр, не скрывая волнения, усадил всех на стулья и перед уходом сказал: — Здесь ждите.

Жуков вспомнил, как в годы войны он много раз для доклада входил вот в ту знакомую дверь — кабинет И. В. Сталина, ту дверь, в которой скрылся Булганин.

Сталин… Сколько мет в жизни Жукова оставил этот малоразговорчивый, небольшого роста человек, легко входящий в гнев, гроза для каждого, кто соприкасался с ним, умевший навязать волю всем, кто оказывался рядом, не терпевший возражений, незнаек, торопыг, необоснованных предложений, любивший тщательно скрываемую лесть, подхалимаж. Здесь, в этом кабинете, Сталин в огненном июле сорок первого года снял его с должности начальника Генштаба, здесь утверждался план разгрома врага под Сталинградом и Курском, в Белоруссии и под Берлином. Сколько раз доводилось выслушивать его некомпетентные суждения в сорок первом — сорок втором годах, спорить, доказывать…

«Товарищ Жюков» — так произносил Сталин его фамилию. Отсюда, из кабинета, в первой половине октября сорок первого Сталин позвонил только что назначенному командующим Западным фронтом Жукову и спросил:

— Товарищ Жюков! Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Удержим, товарищ Сталин.

Интересно, стоит ли тот телефон вч-связи? Сколько переговорено по нему за долгие годы войны…

Жуков поднялся и принялся ходить вдоль ряда стульев у стены, на которых сидели притихшие, с встревоженными глазами люди, обеспокоенно смотревшие на ту самую дверь. Неспроста им приказано прибыть с оружием, видимо, кого-то арестовывать, а может, и не одного. Жди всякого, вон сколько охраны на улице, внутри зданий. «Могут, — спрашивал себя Жуков, — ворваться сюда офицеры МВД?» Могут, и рта не успеешь открыть, как будешь надвое рассечен автоматной очередью…

Медленно тянулось время; казалось, секундная стрелка потяжелела и едва двигалась по циферблату. Жуков приоткрыл дверь: мягко ступая по ковровой дорожке, неслышно прошел офицер охраны. За ним второй, третий. Что это? Куда они идут? Он проследил взглядом за их лицами, походкой, прикрыл дверь. И вновь тишина, нарушаемая лишь доносившимися от Спасской башни ударами кремлевских курантов.

Из кабинета вышли Булганин и Хрущев, остановились перед поднявшимися генералами и офицерами; их лица тоже были полны напряжения и ожидания.

— Пришло время сказать вам причину вызова вас сюда, — Булганин обвел взглядом всех, вытянувшихся перед ним участников опасной акции.

— Вам поручается ответственнейшее задание, — вмешался Хрущев, — арестовать подлеца Берия!

— Все готовы? Оружие проверено? — спросил Булганин.

— Все готово. Задание, товарищ министр, будет выполнено! — четко доложил генерал-полковник Москаленко.

— Мы вам верим. Мы на вас надеемся, — произнес Хрущев, глядя на группу. — А теперь слушайте… — Хрущев рассказал о плане ареста, о сигналах, подаваемых из кабинета Президиума ЦК, о последовательности и порядке их действий. Кое-что уточнил и Булганин, напомнив о четкости и внимательности каждого.

— При попытке Берия использовать личное оружие — стрелять немедленно. Не исключено воздействие охраны. Будьте готовы отразить одиночные и групповые действия работников МВД, личной охраны Берия.

— Помните, — напутствовал Хрущев, — если операция провалится, все вы будете немедленно расстреляны Берия и его подручными. Осечки быть не должно! И последнее. Когда войдете в кабинет, то вы, — Хрущев указал на самых рослых и физически крепких Батицкого и Юферова, — встанете по обе стороны от Берия…

Булганин и Хрущев ушли. Теперь каждый почувствовал свою личную причастность к крайне опасной, полной риска обстановке и ощутил медленно ползущий изнутри страх…

Они не знали, что в это время за дверью, в кабинете Сталина председатель Совета Министров Маленков, не являясь секретарем ЦК, вел заседание Президиума ЦК КПСС. Дело в том, что, по предложению Н. С. Хрущева, на Маленкова были возложены обязанности ведущего заседание. «Ленин не был секретарем ЦК, — сказал Хрущев, — а заседания Политбюро вел». Этот разговор состоялся сразу после смерти Сталина.

Жуков беспрерывно посматривал на часы: время начала акции истекло, а из зала Президиума никаких сигналов. Беспокойство нарастало. Когда стала предельно ясной необычная задача, каждый из группы не раз подумал о том, что операция может быть мгновенно сорвана. А тут еще у Москаленко при перезарядке браунинга произошел перекос патрона, и он едва не выстрелил от волнения, — руки рефлекторно вздрагивали, браунинг едва не выпал. Жуков нащупал в кармане свой «вальтер» и чуточку успокоился: пистолет был им заряжен заранее, патрон в патроннике, — все готово. Он окинул взглядом всех пятерых; каждый волновался по-своему, но бледность на лицах была у всех, и только лицо генерала Батицкого не носило печати излишней взволнованности: взгляд устремлен, волевой подбородок выдвинут вперед, густые широкие брови насуплены. Этот наверняка не дрогнет в любой обстановке…

Что же там, за той дверью? Прибыл ли Берия? Или он, нащупывая нити операции, в своем ведомстве готовит контрмеры?

Жуков, чтобы держать себя в наивысшей готовности, беспрерывно ходил, поглядывая на двери, не вынимая руки из кармана, ощущая шероховатую рукоять «вальтера».

Анастас Иванович Микоян покидать кабинет предсовмина явно не торопился; нервно ходил вдоль длинного стола для заседаний, вынимал носовой платок и вытирал лицо, беспокойно посматривал на часы. Ему предстояло первому предстать перед очами всемогущего Берия, и кто знает, как поведет себя этот, никого не боявшийся после смерти Сталина деятель, наделенный обстоятельствами реальной наивысшей властью и полномочиями.

— Анастас Иванович, пора! — Маленков кивнул в сторону огромных, с большими гирями напольных часов.

— Главное, не дать ему уехать в министерство! Что хотите делайте и говорите, но результат должен быть один: Берия вы обязаны доставить в Кремль, на заседание Президиума. Мы будем слушать доклад, а вы — на аэродром. Желаю удачи!

Микоян кивнул и, не по возрасту сгорбившись, вышел из кабинета; он шел по мягкому ворсу дорожек, не слыша своих шагов, кивал отдававшим ему воинскую честь офицерам охраны, шел задумавшись, продолжая мысленно выстраивать процесс встречи. Об этом мучительно думал и в салоне машины, мчавшейся по улице Горького, и после того, когда вышел из нее. Только теперь он увидел, что день был солнечным, что на голубом небе редкие шапки белоснежных облаков, что вокруг зелень трав и деревьев.

К нему подошли и почтительно поздоровались заместители министра внутренних дел Серов, Кобулов, Круглов, кто-то еще из окружения Берия, — одних он где-то встречал, других видел впервые; он здоровался молча, пожимая руки и кивая головой, бросая испытующий взгляд из-под густых черных бровей на непроницаемые лица работников МВД. Он огляделся вокруг — черные лимузины и десятки людей. Почему сегодня их так много?..

— До посадки двенадцать минут, — сказал ему генерал-полковник Серов; Анастас Иванович кивнул головой, посмотрел на часы, взглянул на небо. И снова молчание: эти люди умели скрывать свои мысли, были приучены больше слушать, нежели говорить. И все-таки, почему их так много? Могло случиться, что Берия удалось пронюхать о замысле Маленкова — Хрущева, и он, естественно, принял контрмеры. А вдруг они все направятся в Кремль? Как сообщить Маленкову или Булганину? Вместо встречающего — заложник…

Серебристый Ил-14 снижался бесшумно, моторы мерно рокотали на малых оборотах; казалось, летит не самолет, а планер. Машина выровнялась, какое-то время неслась над землей, словно нащупывая колесами шасси бетонку, мягко чиркнув ими по шероховатым плитам; в конце сравнительно короткой полосы Ил-14 взревел моторами, круто развернулся и легко покатился по рулежке. Натренированный экипаж осторожно подрулил к стоянке и выключил моторы, тут же к самолету дюжие молодцы подкатили трап, и в проеме открытой двери показался одетый в серый костюм Берия. Он на мгновение задержался, огляделся, блеснув стеклами пенсне, и медленно начал спускаться по трапу. Сойдя на землю, Берия поздоровался с Микояном, выслушал короткие рапорты заместителей, пожал им руки, по-барски кивнув остальным, стоявшим в пяти-шести метрах позади основной группы встречающих.

— Как дела в Берлине, Лаврентий Павлович? — едва совладав с собой, глухо и заученно произнес Микоян.

— Плохо! — резко отозвался Берия. — Подняли головы недобитые фашисты, вывели на улицы стариков, женщин, детей. Я об этом еще расскажу.

— Мне поручено сообщить тебе о заседании Президиума ЦК, — негромко произнес Микоян, озвучивая заранее подготовленные фразы. — Маленков и другие члены Президиума просили тебя прибыть в Кремль.

— Постой, постой, Анастас. На сегодня планировалось заседание Президиума Совета Министров. Так? — Берия переложил туго набитую папку в левую руку.

— Да. Но вчера решили собрать Президиум ЦК и послушать твое сообщение о положении в ГДР.

— Неужели это так срочно? Надо с дороги привести себя в порядок. Я заскочу в министерство на полчаса.

Этого-то и ждал Микоян и об этом настойчиво предупреждали Булганин, Маленков и Хрущев, советуя принять все меры к тому, чтобы вырвать инициативу из рук Берия и повести дело по другому, неизвестному Берия руслу.

— Все собрались и ждут тебя, Лаврентий!

— Подождут! — безапелляционно, с присущей ему бесцеремонностью произнес Берия.

— Неудобно, понимаешь, Лаврентий. Всего час-полтора, а потом — по своему плану. Я тебя очень прошу, — Микоян взял Берия под локоть.

— Что это ты сегодня такой предупредительно деликатный. И голос у тебя сегодня бархатный.

Знал бы Берия, каких сил требовалось Микояну, чтобы играть эту роль, проявляя и обходительность, и тщательно скрываемую настойчивость, и, естественно, страх; он, подобно джигиту, обхаживающему непокорного коня, был готов ко всему, напружинив и мышцы, и мысли.

— Устал. Столько забот в торговле! Вах-вах! Того нет, другого нет, — стараясь сохранить в себе обыденное состояние, наигранно отвечал Микоян.

— Богдан, — Берия обратился к мрачному, стоявшему в одиночестве Кобулову, — ты пока все подготовь. Я скоро приеду.

Они сели в лимузин, в глубину салона; говорили вполголоса, особенно Анастас Иванович, Берия же громко хохотал, охотно делился берлинскими впечатлениями.

— Танки пришлось применять. Да, да! Танки идут, а женщины навстречу с детскими колясками. Свободы, видишь ли, им захотелось! Полной демократии требуют. Я говорил руководству: мы — победители, вы — побежденные. Вот и ведите себя соответственно. В Сибирь бы тех, кто о демократии кричал! Уверен, что всю эту кашу заварили недобитые гестаповцы, — ну, мы им дали!..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.