Поэт и фаворит

Поэт и фаворит

Распутин появлялся в самых разнообразных слоях петроградского общества, где всегда был центром общего внимания. Вот, например, он на вечере у петроградского дельца. Холодная, почти холостая обстановка, полное отсутствие женской руки, но во всем щедрый, расточительный «купеческий размах». Большие покои, дорогая мебель, разливное море вина – в такое-то время! Так и видишь, что тут примут человека на полчаса, сделают дело в несколько тысяч, справят магарычи, уедут отсюда, «с боевого фронта», опять куда-то к себе, где теплей и уютней.

И странно-пестрая компания. Три или четыре заправилы больших кинематографических фирм. Представитель большого издательского дела с весьма своеобразным отливом. Артист виднейшего театра с гитарой и анекдотами. Четыре красивые дамы – все бальзаковского возраста. Три писателя – В. В. Розанов, Н. А. Тэффи, А. П. Каменский. Несколько человек без речей – скромные, не то с большой застенчивостью, не то с большого похмелья фигуры.

За ужином Распутин много пил и развязно ухаживал за сидевшей с ним рядом дамой. Кто-то сообщил, что Распутин на днях очень хорошо написал про любовь, и тут же показал напечатанные на машинке листки. Про любовь так писал Распутин:

– Кто это сказал, что мой милый солнце? Какая неправда. Мой милый краше солнца. Светит солнце днем, а ночью ушло. А мой милый всегда со мной. Можно прожить без солнца, а без милого помираю каждую минутку.

– K концу ужина Распутин охмелел и стал изрекать афоризмы:

– У друга жену не отымай. Найди чужого, – у него отыми. Обманывай мужа, а больно ему не делай. Делай так, чтобы он про твою измену не узнал. Человека любить велено…

– Молись, чтобы я стал камень, – тогда я дам спокой женщинам. А до тех пор не дам.

– Пить можно, а пьянеть не надо. Учись с меня. Много я выпил, а пьян не бываю. Сорок тысяч верст своими ногами прошел. А били меня так, как, пожалуй, другого не бивали. А смотри, какой я перед тобой сижу…

Раз даже сострил:

– Никогда не старайся, чтобы чужая жена к тебе шла. Старайся, чтобы она к тебе… бегом бежала.

Кто-то подходил и подливал ему вино. Он пил и белое и красное, галантно тянулся с бутылкой к соседке.

– Спляшешь, Гриша? – спрашивали его.

– Спляшу, обожди!

Но сплясать ему не удалось. В полночь позвали к телефону и он, озабоченный, куда-то уехал.

На другом вечере и в другом обществе, где Распутин 6ыл среди «вершащих судьбы России», он также звонко выпил и разоткровенничался. K тому же люди все свои были, из них некоторых он же и в люди вывел, и стесняться нечего было.

– Да, милой, с Протопоповым я, кажись, маху дал.

– Как так? – спросили его.

– С Думой не может поладить. Которые царедворцы выскочкой его считают. Прямо из сил с Аннушкой выбились, защищая иво. Как-нибудь отстоим, Саша с нами. А с Николой разговор короткий. Дух велит, и шабаш. Кульклизма! Хи-хи-хи…

Но и здесь ему помешали, позвали к телефону. Вернулся встревоженным и заторопился.

– Куда ты, Григорий Ефимович? – спросили его.

– Саша требует…

– Кто, Протопопов, Александр Дмитриевич?

– Да нет! Царица. Ахтомобиль дома ждет. Так уж мне она надоела, так надоела, што и сказать не могу! Прямо не знаю, как быть. Только зачнешь в хорошей компании ужинать, смотри, телехвон. Саша требует. Тьфу!.. Одначе ехать надо.

И он мелкими, торопливыми шагами вышел, даже не простившись с приятелями.