1. Жалованные и указные грамоты как источник по истории центрального управления 30–40-х гг. XVI в. (историографические заметки)

1. Жалованные и указные грамоты как источник по истории центрального управления 30–40-х гг. XVI в. (историографические заметки)

Хотя актовый материал неоднократно привлекался исследователями при рассмотрении тех или иных аспектов внутренней политики 30–40-х гг. XVI в.[1318], систематическое изучение всего комплекса дошедших до нас жалованных и указных грамот времени малолетства Ивана IV впервые было предпринято в работах С. М. Каштанова. Ученый составил хронологический перечень актов XVI в., отнесенных им к категории иммунитетных, т. е. таких, которые предоставляли грамотчикам податные или судебные привилегии. Вместе с опубликованными впоследствии дополнениями, подготовленными С. М. Каштановым, В. Д. Назаровым и Б. Н. Флорей, в этом перечне было учтено 400 великокняжеских и царских грамот 1534–1548 гг.[1319] Данный каталог не давал полного представления обо всех официальных актах того времени, так как в нем не были отражены жалованные и указные грамоты, не имевшие иммунитетного характера (в частности, уставные, кормленные, а также указные грамоты по вопросам земельного межевания и суда), но начало систематизации канцелярских документов XVI в. было положено.

Работа по выявлению и публикации грамот XVI в. шла в течение всей второй половины XX в. и продолжается по сей день. К настоящему времени опубликованы акты ряда монастырей (Иосифо-Волоколамского, московских Симонова и Новодевичьего, Соловецкого, Суздальского Спасо-Евфимьева, Троицкого Калязина и др.) за интересующий нас период[1320]. Усилиями А. В. Антонова подготовлен и издан корпус актов светских землевладельцев XVI в.[1321] В выходящем под его редакцией серийном издании «Русский дипломатарий» опубликован ряд каталогов монастырских архивов, а также десятки грамот, в том числе и относящихся к 30–40-м гг. XVI в.[1322] В целом, благодаря усилиям нескольких поколений ученых, мы сегодня имеем гораздо более полное представление об актовом материале изучаемой эпохи, чем полвека назад, когда впервые появился опубликованный С. М. Каштановым хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Однако источниковедческое изучение выявленных грамот еще далеко не закончено, и в самой методике их анализа есть немало спорных и нерешенных вопросов.

В этой связи вновь нужно упомянуть работы С. М. Каштанова, который впервые попытался сделать актовый материал основным источником для изучения внутренней политики конца XV — первой половины XVI в., включая и эпоху «боярского правления». Проследив эволюцию правительственного курса по отношению к монастырским иммунитетам на протяжении нескольких десятилетий, ученый пришел к важному выводу о существенном расширении владельческих и иммунитетных прав крупных монастырей в 1538–1548 гг., что было связано с непрочным положением боярских временщиков, оказавшихся в те годы у власти[1323]. Серьезным вкладом в актовое источниковедение стал проведенный С. М. Каштановым дипломатический анализ формуляров тарханных грамот 30–40-х гг. XVI в.[1324] Особый интерес представляют выводы автора о разнообразии типов формуляров и о сохранении в них ряда архаичных элементов, что, по справедливому предположению исследователя, объяснялось «устойчивостью местных традиций отдельных земель Русского государства», с которыми вынуждено было считаться центральное правительство[1325].

Существенное значение для нашей темы имеет и замечание С. М. Каштанова об отсутствии в России XVI в. централизованной государственной канцелярии: акты выдавались различными ведомствами (Казной, Большим дворцом, областными дворцами)[1326]. К этому важному наблюдению мы вернемся чуть ниже.

Вместе с тем некоторые методические приемы, применяемые Каштановым к анализу актового материала, и полученные с их помощью выводы еще в 60-х гг. XX в. вызвали ряд серьезных возражений со стороны ряда исследователей. Прежде всего критики подняли вопрос о репрезентативности источниковой базы, на которую опирался в своей работе Каштанов: поскольку до нас дошла только часть актов XVI в., причем почти исключительно монастырских, это налагает определенные ограничения на исследовательские выводы[1327]. Кроме того, была оспорена предпринятая Каштановым попытка объяснить выдачу чуть ли не каждой жалованной грамоты политическими мотивами[1328]. Ввиду важности этого вопроса для нашего исследования, остановимся на нем подробнее.

По предположению Н. Е. Носова, отстаиваемый С. М. Каштановым тезис о политической направленности каждого официального документа, выданного великокняжеской властью, представляет собой развитие принципа «классового подхода» к актовому материалу, сформулированного Л. В. Черепниным в его классическом труде «Русские феодальные архивы» (1948 г.)[1329].

Мысль о политической обусловленности всех официальных актов, высказанная впервые Каштановым еще в статье 1957 г.[1330], была повторена в изданной им спустя десять лет монографии: «В каждом конкретном случае, — утверждал исследователь, — выдача жалованной грамоты феодалу диктовалась определенными политическими соображениями»[1331]. Проблема, однако, заключается в том, что в самих грамотах нет и намека на какие-либо политические мотивы их выдачи. Более того, в очень многих дошедших до нас документах такого рода сам акт пожалования изображается как ответ на челобитье властей соответствующего монастыря («бил нам челом игумен такой-то…»).

Отсутствие прямых свидетельств источников, подтверждающих справедливость высказанной им точки зрения, Каштанов пытается заменить цепочкой предположений, основанных на одновременности выдачи тех или иных грамот с событиями внутриполитической борьбы, при этом особое значение придается географическому распределению известных нам грамот (хотя, как уже говорилось, до нас дошла только часть актов XVI в.). Так, по мнению ученого, целью выдачи январских и февральских грамот 1534 г. являлось укрепление власти правительства на территории только что ликвидированного Дмитровского удела, а также на землях, которые «сохраняли несколько менее свежие, но еще чрезвычайно заметные следы прежней автономии»[1332]. О степени «свежести» этих «следов прежней автономии» можно судить хотя бы по тому, что в общий перечень попала и одна вологодская грамота, хотя, как отмечает сам Каштанов, Вологодский уезд находился в уделе князя Андрея Васильевича Меньшого до 1481 г.[1333], т. е. с того времени до 1534 г. прошло уже более полувека! Но главное даже не в этом: остается неясным механизм «нейтрализации удельно-княжеских притязаний и сепаратизма влиятельных княжат» (по выражению Каштанова[1334]) при помощи жалованных грамот, выданных монастырям. Каким образом церковные корпорации, получившие грамоты, могли повлиять в нужном правительству духе на князей, чьи владения находились в том же уезде, ученый не объясняет. Подобное предположение столь же не убедительно, как и утверждение автора о том, что великокняжеские пожалования в мае 1534 г. Вологодскому Глушицкому и Иосифо-Волоколамскому монастырям были связаны с новым обострением отношений правительства с князем Андреем Старицким[1335]. На самом деле, как было показано выше (см. гл. 4), к маю 1534 г. отношения опекунов юного Ивана IV со старицким князем были урегулированы, следствием чего явился приход Андрея Ивановича на великокняжескую службу в Боровск.

Таких примеров в первой монографии С. М. Каштанова можно найти немало, причем ни в одном из этих случаев ученый не сумел убедительно обосновать свою гипотезу о том, что за выдачей каждой великокняжеской грамоты скрывалась некая политическая конъюнктура. Гораздо более реалистичным представляется иной взгляд на природу жалованных грамот, которого в свое время придерживался С. Б. Веселовский; тот же подход в полемике с Каштановым отстаивал Н. Е. Носов: согласно этой точке зрения, выдача подобных грамот не являлась каким-то политическим событием, а была вполне обычной, заурядной процедурой и диктовалась потребностями феодального землевладения и хозяйства[1336].

Сказанное, разумеется, не означает, что жалованные и указные грамоты, будучи по преимуществу хозяйственно-распорядительными документами, не представляют никакой ценности для политической истории. Они действительно мало что могут прибавить к нашим знаниям о придворной борьбе или о противостоянии опекунов Ивана IV и удельного князя Андрея Старицкого, но для изучения функционирования центрального управления «при боярах» и выяснения персонального состава дворцовых ведомств и дьяческого аппарата эти документы имеют первостепенное значение.

Ценность жалованных, указных, правых грамот и других подобных документов состоит в том, что они дают нам возможность как бы заглянуть за идеологический фасад и «увидеть» будни власти, повседневную административную и судебную деятельность правительства. Решить эту задачу помогают приемы актового источниковедения, с успехом применявшиеся Л. В. Черепниным, С. М. Каштановым и другими исследователями: палеографический и дипломатический анализ документов, внимание к особенностям формуляра, пометам на обороте грамот и видам печатей, которыми они были скреплены. Но начнем мы с рассмотрения вопроса о том, сколько всего официальных актов было издано в 30–40-х гг. XVI в. от имени юного Ивана IV и какая часть их дошла до нашего времени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.