Глава первая Упоительное лето «Разгром варваров»
Глава первая
Упоительное лето
«Разгром варваров»
Стремительно наступавшие немецкие части группы армий «Север» заняли Ригу первого июля 1941 года. Боевая группа полковника Отто Лаша, командира 43-го полка первого корпуса вермахта, стремительным броском ворвалась в город с юго-западного направления, со стороны Бауски. Немцы вышли сначала к левому берегу реки Даугавы, рассекающей город надвое, откуда их артиллерия открыла огонь по центральной, правобережной части Риги, которая оставалась еще в руках русских. Снаряды, просверлив нагретый воздух лета, с оглушительным грохотом рвались в извилистых кишках улиц Старого города, разнося вдребезги средневековые дома с окнами-бойницами, повидавшими на своем веку не одну осаду. Выгорела и рухнула трехъярусная башня знаменитой церкви Святого Петра, на Ратушной площади превратился в груду развалин средневековый Дом Черноголовых — шедевр рижской архитектуры.
Город защищали разрозненные русские части — сборные отряды моряков и пехоты, полки НКВД, даже окруженцы, пробившиеся из Либавы. Сплошной организованной обороны тут не было и быть не могло: четырьмя днями ранее неукротимый Манштейн передовым танковым отрядом своего пятьдесят шестого корпуса взял Двинск, а это двумястами километрами восточнее Риги! Столица свежеиспеченной Советской Латвии была обречена. Да что там этот Двинск, не в нем ценность, а в тамошних мостах через Даугаву, которые целехонькими достались вермахту. Диверсанты в красноармейской форме (медицинской службы) отменили подрыв мостов, сбив с толку перепуганных русских саперов. Недоумки! Дернулся, заподозрив неладное, только один русский лейтенантик, но его быстро скрутили тренированные немецкие, как бы их теперь назвали, спецназовцы. Им удалось захватить и железнодорожный мост, лишь незначительно поврежденный. И через несколько минут по даугавпилсским улицам катили немецкие танки. Вперед, только вперед — на Псков, Лугу и Ленинград, ненавистный город!
Рижские мосты, впрочем, русские успели взорвать. Эти славяне старались, как только могли, держаться, отходили организованно, огрызались злобно. Еще на левом берегу немцы заигрались в атаках и попали в охват — обороняющиеся обрушили на них огонь с трех сторон, да такой сильный, что даже самому полковнику пришлось лечь за пулемет. Немцам все же удалось сломить оборону русских. После артподготовки они переправились через Даугаву и, подавляя отдельные очаги сопротивления Красной Армии, овладели городом. Полковник Отто Лаш получил за взятие Риги Рыцарский крест.
Неподалеку от вымершего городского рынка, где отчаянно метались только ошалевшие от артиллерийской канонады крысы, удушливо тлели две подбитые русские танкетки; брошенной второпях техникой были забиты все выезды из Риги.
Кучка обезумевших от страшных предчувствий и слепой надежды горожан рвалась в ворота Рижской центральной тюрьмы в поисках своих недавно арестованных чекистами родственников, не зная еще, что все они расстреляны накануне.
А по городским улицам уже шагала победным маршем немецкая пехота. Стройными рядами проходили бойцы вермахта в серо-зеленых коротких мундирах с закатанными по локоть рукавами; оглушительно треща, катили оснащенные тупорылыми пулеметами мотоциклетки; уверенно и неотвратимо ползли по прогибающимся мостовым лязгающие гусеницами танки.
Как они были счастливы тогда, юные белокурые сверхчеловеки, в эти знойные летние дни, совершая свой молниеносный победный марш. Никто не был в силах помешать стремительному движению на восток дивизий вермахта, взломавших оборону большевиков на всех направлениях. Россия, как и предрекал фюрер, оказалась колоссом на глиняных ногах. Один стремительный удар — и всё рассыпалось в прах.
Какими убогими казались жизнерадостным и веселым, уверенным в себе солдатам вермахта русские пленные — в нелепых своих длинных гимнастерках, ободранные и униженные, раздавленные свалившейся на них катастрофой…
«Оберкомандо Вермахт, Берлин, Шенеберг, 20.07.1942.
Содержание: клеймение советских военнопленных.
Советские военнопленные должны быть клеймены особым и устойчивым знаком.
Знак состоит из открытого снизу острого угла, около 45 градусов и 1 см длиной, на левой половине ягодиц в 5 см от заднего прохода. Знак делать ланцетами, которые находятся в каждой воинской части. Как краску употреблять китайскую тушь. При выполнении действовать так: стянутую кожу намочить китайской тушью, потом поверхностно колоть накаленным ланцетом. Избегать глубоких кровоточащих разрезов. Так как к настоящему времени нет достаточного опыта устойчивости знака, то каждые 14 дней, 4 недели и 3 месяца знак проверить и если нужно, возобновить.
Клеймение — не медицинская процедура…»
Ах, до чего же сладок воздух только что завоеванного города! Полной грудью дышали сейчас немецкие солдаты, впитывая запахи чужой жизни, отныне всецело принадлежащей им, и аромат победы сдабривался горьким привкусом пожарищ и кислятинкой отстрелянных гильз.
Гренадеры радовались вдвойне: они вернули германскому рейху жемчужину старинного Ганзейского союза, вернули город, созданный в этом диком языческом краю тевтонским гением. Казалось, над узкими петляющими улочками Старого города, изуродованного немецкой артиллерией, витает тень великого архиепископа Альберта и над колоннами вермахта распростерты плащи его крестоносцев, огнем и мечом усмирявших окрестные племена и народцы в те далекие времена, когда Европа была еще совсем юной.
Полковник Лаш тоже был счастлив. Ах, если бы он только мог обладать волшебным даром предвидения, о чем бы он подумал тогда? Впереди — блестящая карьера: он станет генералом от инфантерии, получит «дубовые листья»… А потом? Потом… комендант и начальник обороны родного города — Кенигсберга, который вот такие же, в мятых гимнастерках и нелепых ботинках с обмотками, иваны превратят за страшную неделю артподготовки в груду развалин, а после пойдут на яростный и беспощадный штурм. Крепость будет держаться еще трое безнадежных суток, в крови, дыму, отчаянии бессмысленной бойни, а потом он сдаст им город, свой город… Его, генерала Лаша, публично проклянет фюрер, семью отправят в концлагерь, детям изменят фамилию. А ему — десять лет русского плена… Правда, ягодицы генерала русские не клеймили.
Но вовсе не обязательно следовало быть ясновидцем Гануссеном, чтобы насторожиться за эту первую неделю войны. Солдат вермахта поражала та звериная ярость, с которой защищались русские. И это тогда, когда одни сдавались врагу полками и дивизиями, а другие бились бессмысленно и отчаянно, взводами и ротами, предпочитая гибель сдаче в плен. Да что там ротами! В полутора сотнях километров от Риги, среди литовских полей и болот, один танк русских задержал на двое суток продвижение целой механизированной дивизии вермахта. У местечка Райсеняй (Где это? Кому вообще известно и нужно это место — Райсеняй?) танк КВ-1, громадный, с непробиваемой броней и огромной, похожей на стоящую стоймя банку консервов, башней, двое суток расстреливал, как в тире, немецкую технику, пока его дьявольскими ухищрениями не подорвали вместе с экипажем.
А уже на следующий день после взятия Риги, 2 июля, двумя сотнями километров восточнее, у латвийского городишки Дагда, передовые части отборной эсэсовской дивизии «Мертвая голова» нарвались на русскую засаду. Их здорово потрепали и, что немыслимо, даже несколько десятков эсэсовцев взяли в плен! Сдающиеся в плен бойцы дивизии «Мертвая голова»? Кошмар для комдива — папы Эйке!
…Не в пример обитателям других захваченных немцами европейских столиц, рижане радушно встречали наследников гордых тевтонов.
«Как только на улицах показались немецкие солдаты, на домах появились развевающиеся национальные флаги. Многие латышки в красочных национальных костюмах с радостными лицами спешили приветствовать идущих по улицам немецких воинов. В мгновение ока выросла гора цветов у памятника Свободы, который оказался не тронутым военной бурей. После перерыва в целый год у подножия памятника вновь встал почетный караул. Рядом с немецкими солдатами стояли и наши айзсарги».
Так живо описывала этот исторический день в начале июля сорок первого года одна из провинциальных латышских газет — лиепайская «Курземес вардс».
Почему-то именно провинциальным мастерам пера и ротатора удавались самые цветистые репортажи о первом дне июля 1941 года.
Елгавская «Национала Земгале» рассказывала своим читателям:
«Сегодня в Риге после вступления в нее героической армии Великой Германии… царил неописуемый восторг. У всех сверкали в глазах слезы радости. Всюду на улицах приветствовали, славили, осыпали цветами героических освободителей…
Вчера вечером, с наступлением темноты, под артиллерийским огнем, который поражал бегущие на восток банды азиатов, части увенчанной победами немецкой армии вошли в Ригу. Ночью в городе продолжалась чистка отдельных домов, в которых укрепились жидовские комиссары-„политруки“ со своими кровавыми подручными. Эти гнезда все безжалостно уничтожены, а бандиты взяты в плен.
Как только на улицах Риги появилась первая немецкая воинская часть, на башне Рижского замка взвился наш национальный красно-бело-красный флаг. Мгновения спустя и над крышами домов и площадями затрепетали наши знамена.
Восторг латышей перед бравыми немецкими воинами, возвратившими им свободу, выразился в грандиозной манифестации.
…Сегодня, в 9.30 заработал передатчик Рижского радио, транслируя государственный гимн.
…Слушая Рижское радио, каждый латыш в своем сердце возносит глубочайшую благодарность освободительнице Латвии, всегда побеждающей национал-социалистической армии Великой Германии и Адольфу Гитлеру.
Да здравствует могущественная Великая Германия! Да здравствует Адольф Гитлер!»
Восторг обывателей тихого сытенького городка Елгавы, когдатошней резиденции курляндских герцогов, расположенной в полусотне километров от столицы Латвии, был столь велик, что начальник местной вновь образованной латышской службы безопасности некий господин Вагуланс 4 июля обнародовал следующее свое распоряжение:
«Многие граждане обращаются в штаб безопасности с предложениями разрешить повесить рядом с латвийским национальным флагом и национальный флаг Германии. Чтобы демонстрация уважения несокрушимой армии Германии была по возможности единообразна и внушительна, сообщаю, что домоуправителям и домовладельцам указано поднять наши и национальные флаги Германии 6 июля 1941 года и не снимать весь день. Поясняю, что самый малый размер национального флага Германии допускается 1,5 на 1 метр. Диаметр белого круга 75 см, свастика занимает всю белую площадь. У больших знамен площадь белого круга и свастика соответственно больше. Концы свастики повернуты вправо».
…Концы свастики повернуты вправо, а у больших знамен белый круг посередине и свастика, соответственно, больше. Да-а-а.
Но обратим наши взоры вновь к столице, там в те дни происходило столько интересного.
Вместе с немцами в захваченном городе объявилось множество каких-то вооруженных людей в штатском. Они словно возникли из ниоткуда — из пыльного сумрака чердаков, мглы загаженных подвалов, тишины подворотен.
Сегодня в Латвии их называют — «национальные партизаны». В Испании второй половины тридцатых, во время гражданской войны, были, как известно, интернациональные бригады добровольцев со всего света, вступившие в борьбу с поднявшим голову фашизмом, а у нас тут, стало быть, свои национальные партизаны. Кто же это такие и чем они занимались?
А вот послушаем серьезного человека, который был в курсе всех их дел. Это Вилис Хазнерс, бывший офицер латвийской армии, сам тоже «партизан», который в дальнейшем стал не кем-нибудь, а адъютантом полковника-лейтенанта Волдемара Вейсса, создателя в первые дни войны так называемой «вспомогательной полиции порядка», а затем одного из основателей и командиров латышского эсэсовского легиона.
В своих воспоминаниях, опубликованных спустя три десятка лет после войны в уютной гостеприимной Канаде, отставной гауптштурмфюрер СС Хазнерс рассказывает о былом много интересного. Пишет и о том, как латвийское офицерство занималось подпольной деятельностью после присоединения Латвии к СССР. Эта конспиративная работа была весьма своеобразной.
«Эти задачи, как они задумывались вначале, так, собственно, и могли быть только пассивного характера; предполагалось, что Вторая мировая война могла пойти по-иному в своем развитии, и вскоре могли бы сложиться обстоятельства для активной работы, с видами на восстановление государственной независимости».
Попросту говоря, патриоты и партизаны в армейских мундирах делали ставку на гитлеровский рейх, с нетерпением ожидая начала войны Германии с СССР, чтобы решительно выступить на стороне немцев в тылу Красной Армии, рассчитывая заработать тем самым разрешение на восстановление латвийского государства.
Надежды небеспочвенные, ведь Гитлер после оккупации Чехословакии создал «независимое» государство Словакию во главе с аббатом Тисо, а после оккупации Югославии — «независимую» Хорватию Анте Павелича! Но ведь этих «независимых государств» до войны не было вовсе, а Латвийская-то Республика существовала, значит, и шансов у нее могло быть поболее. Вот почему верой и правдой служили латышские национальные подпольщики германской разведке, регулярно поставляя информацию резиденту абвера в Прибалтике фрегатен-капитану Александру Целлариусу. В этом, собственно, и заключалась их основная «партизанская» деятельность.
«Полное замешательство в нашу подпольную организацию Сопротивления, — вспоминал Хазнерс, — внесли депортации 13 и 14 июня 1941 года. В них пропало большинство командиров отрядов Сопротивления и почти распалась наша организация в территориальном корпусе (латвийская армия была частично преобразована в особый территориальный корпус РККА, это произошло в сороковом и в начале сорок первого года. — Примеч. авт.), ведь из лагерей в Литене и Лиласте забрали всех наших людей. С этим развеялись и наши планы по обеспечению оружием в случае вооруженных столкновений (они намечались сразу же после начала войны между Германией и СССР), и если бы в нашем распоряжении не было бы спрятанного оружия, которое сберегли уволенные военнослужащие и айзсарги, то пессимизм и трудности в начале активной деятельности совсем подавили бы нас…
Великолепной вспышки активности достигла деятельность партизан в день начала русско-германской войны — 22 июня 1941 года…»
Тема депортации 14 июня 1941 года широко потом освещалась в латышской печати различных лет, особенно (в пропагандистских целях) во время развернутой кампании за выход республики из состава СССР. 14 июня стало одной из многочисленных траурных дат в официальном календаре Латвийской Республики — поскорбеть о своих многочисленных жертвах от рук «кровавых русско-еврейских большевиков» здесь умеют и любят.
А вот еще одно воспоминание…
Бывший латышский эсэсовец Индулис Кажоциньш (кстати, отец бывшего бригадного генерала английской армии и нынешнего директора латвийского Бюро по защите Конституции — аналога российского ФСБ — господина Яниса Кажоциньша!) в своих мемуарах, опубликованных в журнале «Даугавас ванагу менешракстс» № 3 в 1982 году, пишет, что на 15 июня 1941 года планировалась экскурсия работников завода «ВЭФ». На нескольких грузовиках хорошо вооруженные «экскурсанты» (фактически замаскировавшиеся тут боевики. — Примеч. авт.) должны были отправиться в Видземе, в городок Мадону, где, объединившись с местным подпольем, захватить тамошнюю радиостанцию и призвать население к восстанию против оккупантов-большевиков. Над всей Латвией, так сказать, «безоблачное небо»… Однако в ночь на 14 июня большинство организаторов «турпоездки» были арестованы НКВД и депортированы. Захват не вышел.
И еще…
«Докладная записка НКГБ СССР № 2288М в ЦК ВКП(б), СНК СССР и НКВД СССР об итогах операции по изъятию антисоветского уголовного и социально опасного элемента в Литве, Латвии и Эстонии
17.06.1941.
Подведены окончательные итоги операции по аресту, выселению антисоветского, уголовного и социально опасного элемента из Литовской, Латвийской и Эстонской ССР…
По Латвии: арестовано 5625 человек, выселено 9546 человек, всего репрессировано 15 171 человек…
Всего по трем республикам арестовано 14 467 человек, выселено 25 711 человек, всего репрессировано 40 178 человек.
В том числе по трём республикам:
а) активных членов националистических контрреволюционных организаций арестовано 5420 человек, выселено членов их семей — 11 038 человек;
б) бывших жандармов, охранников, полицейских, тюремщиков арестовано 1603, выселено членов их семей — 3240 человек;
в) бывших крупных помещиков, фабрикантов и чиновников бывшего госаппарата Литвы, Латвии и Эстонии арестовано 3236, выселено членов их семей — 7124 человека;
г) бывших офицеров польской, литовской, латвийской, эстонской и белой армий, не служивших в территориальных корпусах и на которых имелись компрометирующие материалы, арестовано 643 и выселено членов их семей 1649 человек;
д) членов семей контрреволюционных организаций, осужденных к ВМН, арестовано 27, выселено — 465 человек;
е) лиц, прибывших из Германии на репатриацию, а также немцев, записавшихся на репатриацию и по различным причинам не уехавшим в Германию, в отношении которых имеется компрометирующий материал, арестовано 56, выселено 105 человек;
ж) беженцев из бывшей Польши, отказавшихся принять советское гражданство, арестовано — 337, выселено 1330 человек;
з) уголовного элемента арестовано 2162 человека;
и) проституток, зарегистрированных в полицейских органах бывших Литвы, Латвии и Эстонии, ныне продолжающих заниматься проституцией, выселено 760 человек;
к) бывших офицеров литовской, латвийской и эстонской армии, служивших в территориальных корпусах Красной Армии, на которых имеется компрометирующий материал, арестовано 933 человека, в том числе по Литве — 285, по Латвии — 424, по Эстонии — 224 человека…».
То, что среди высланных действительно было множество немецких агентов, подтверждают и нацистские источники. Так, согласно обзору, составленному полицией безопасности и СД Латвии в декабре 1942 года, 14 июня было арестовано и выслано около 5000 лиц, непосредственно связанных с германской агентурой. Именно эти аресты и высылки сорока тысяч человек из всех трех прибалтийских республик, признаваемых сейчас национальной довоенной элитой (включая две с лишним тысячи уголовного элемента и почти тысячу активных жриц любви, что удивительно и странно!) послужили, как считается, катализатором «отдельных» антисемитских выступлений части местного населения после прихода немцев. Только за один день 30 ноября 1941 года немцами и их латышскими пособниками во время акции по зачистке рижского гетто было расстреляно более 20 000 человек. Ну, так то же евреи…
Но об этом я расскажу ниже…
…Здание рижской префектуры полиции было занято одним из отрядов латышских партизан, которым командовал молодой симпатичный парень. Звали его Виктор Арайс. Он был такой широкоплечий, крепкий, с красивым открытым лицом.
Совсем недавно ему исполнился 31 год. Всего год назад он закончил университет и стал адвокатом.
Тогда же, 1 июля, в этот нескончаемый, суматошный, до отказа наполненный событиями знойный день, в помещении префектуры появились немцы.
Это были не простые пехотинцы в пропыленных мундирах. На них была аккуратная черная форма, все — люди важные, серьезные и немногословные. Старшим являлся бригадефюрер СС Вальтер Шталеккер, а команда называлась эйнзацгруппа «А» (одно из четырех мобильных подразделений СД, специально созданных перед нападением Германии на Советский Союз для массового уничтожения евреев и прочих «врагов» рейха на оккупированных территориях при активном участии коллаборантов из числа местного населения. — Примеч. авт.).
При бригадефюрере неотлучно находились переводчик из балтийских немцев капитан Ганс Дреслер и предусмотрительно прихваченный из Берлина бывший начальник политуправления ульманисовского режима Роберт Штиглиц (шеф, как бы сказать, латышского довоенного гестапо). Поскольку он давно был связан с абвером, в Германии его пригрели в надежде скоро использовать по специальности в Латвии. И вот наступил, наконец, его звездный час. Штиглиц был типичным служакой, да и выглядел соответствующе — суховатый, чопорный, с неизменным пробором на всегда коротко стриженной голове. Начальник политохраны неплохо потрудился в Германии, а результат его труда покоился в портфеле бригадефюрера — толстая книжечка в темно-красной обложке. В ней фамилии — коммунисты, совпартактив, сторонники новой власти в Прибалтике. Против кого стоит крестик — тех немедленно уничтожить. Дел много!
Конечно, это была случайность, что именно люди Арайса первыми заняли здание префектуры. Еще большей случайностью кажется то, что переводчик бригадефюрера Шталеккера Дреслер оказался старинным приятелем Виктора Арайса по совместной учебе в елгавской гимназии и службе в Латвийской армии. Скорее всего, именно Дреслер и рекомендовал Арайса своему шефу, хотя достоверно об этом ничего не известно. Но вся дальнейшая деятельность Виктора Арайса, красивого улыбчивого молодого человека и подчиненной ему команды латышских добровольцев была вовсе не случайной, да и результатом спонтанной вспышки гневных страстей ее не назовешь. И заключалась она в убийстве именно евреев. Его отряд, по весьма приблизительным подсчётам, уничтожил около пятидесяти тысяч евреев, как жителей Латвии, так и вывезенных сюда нацистами из оккупированных ими стран Европы и самого рейха.
Работа команды Арайса, в числе многих сотен других убийц, явилась достойным венцом антисемитской кампании, проводившейся в Латвии в течение двух межвоенных десятилетий крайне правыми националистами. Приход гитлеровцев стал для них той волшебной палочкой, по мановению которой начала осуществляться их самая затаенная мечта — убить всех евреев. Всех! До единого!
Наступление эпохи «нового порядка» в Риге непременно требовалось отметить еврейским погромом. Нет, можно было, конечно, расстрелять, к примеру, оставленных в университетской клинике раненых красноармейцев, знаменуя этим победу вермахта и латышских партизан, но то было бы как-то мелко и неинтересно. Да и кому они были нужны — полумертвые беспомощные люди в гниющих бинтах, изнемогающие от жажды и голода. Это попозже шефа университетской клиники профессора Павла (Паулса) Страдыня по доносу коллег заберут в гестапо. Сослуживцы сообщат, что он укрывает среди раненых переодетых «комиссаров и жидов». Рассказывают, что будущего академика спасло лишь заступничество начальника немецкого военного госпиталя и его врачей. А всех военнопленных спустя некоторое время все равно отправят умирать в шталаг 350 в Саласпилсе.
Да, требовался, ох, как требовался нацистам еврейский погром в «освобождённой от большевистской тирании» Риге. Но сподвигнуть на него рижан просто так не удалось. Тут-то и пригодился Виктор Арайс со своими молодцами.
В помещениях хоральной синагоги, что располагалась в самом центре Риги, на улице Гоголя, пряталось несколько сотен евреев-беженцев из Шауляя. Они сумели добраться только до Риги, потому что немецкое наступление отрезало им дорогу на восток. Измученные, перепуганные, полные самых страшных предчувствий, женщины, старики и дети, а таких было подавляющее большинство, нашли приют в своем храме, надеясь на покровительство Бога. Но Бога не было больше.
4 июля, под вечер, Виктор Арайс и его подчиненные подъехали к зданию синагоги на нескольких автомобилях. Группа разделилась. Часть быстро пробежалась по подъездам окрестных домов. Парни проглядывали таблички с фамилиями жильцов в подъездах. Оп, есть — евреи! Они врывались в квартиры и забирали людей с собой. Быстро-быстро, кулаком по лицу, прикладом в рёбра! Никаких вещей, бегом марш! Несколько десятков перепуганных людей затолкали в душную синагогу, заполненную литовскими единоверцами. А 4 июля — это пятница, как стемнеет, начинается шабат — еврейский святой день — суббота, время молиться и отдыхать. Вот и помолитесь и отдохнете! Навсегда, ха-ха! Остальные ребята сноровисто облили стены заботливо припасенным керосином, обложили паклей, а потом подожгли. В матерей, пытавшихся выбросить детей из окон горящего здания, стреляли из автоматов. Когда старые стены и перекрытия занялись хищным веселым пламенем, рев которого временами заглушал вой сгоравших заживо людей, бойцы Арайса стали бросать в окна ручные гранаты, чтобы быстрее со всем этим покончить. Так несколько сотен литовских и рижских евреев обрели свой мученический конец.
Тем еврейским беженцам удалось добраться до Риги благодаря отваге советских танкистов, которыми командовал тогда мало кому еще известный комбриг Иван Черняховский. Молодые ребята сгорали заживо в своих легких БТ и Т-26, расстреливаемые в упор огнем немецких «панцернов». Они заплатили своими жизнями, задержав прорыв колонн вермахта, чтобы дать мирным людям шанс спастись от неминуемой гибели. Увы, шауляйским евреям удалось дойти только до Риги.
…Прах генерала-полковника Черняховского, погибшего во время боев в Восточной Пруссии в 1945 году и похороненного с воинскими почестями в Вильнюсе, в начале 90-х был извлечен из могилы, которая находилась в центре города, и депортирован в Россию. Эта акция была проделана по указу новых вильнюсских городских властей. Через полтора десятка лет придет черед и эстонским гробокопателям…
В тот же день, 4 июля 1941 года, в Риге были разгромлены все остальные синагоги и молельные дома, числом более двадцати. И тогда же в газете «Тевия» («Отечество»), главной латышской газете времён немецкой оккупации, появилось «Приглашение» следующего содержания: «Все национально думающие латыши — перконкрустовцы, студенты, айзсарги, офицеры и другие, кто желает принять участие в очистке нашей земли от вредных элементов, может обращаться к руководству команды безопасности по адресу ул. Волдемара, 19, с 9.00 до 11.00 и с 17.00 до 19.00».
Видимо, очень не хватало вначале людей — истинно «национально думающих» патриотов. Но они вскоре нашлись, и в достаточном количестве!
Эти суматошные жаркие дни начала июля принесли с собой столько надежд! Сколько планов составлялось, сколько прожектов! Полковник-лейтенант Вейсс, бывший латвийский военный атташе в Таллине, например, носился с идеей формирования латышской армии, которая плечом к плечу с немецкими братьями по оружию дойдет до Сибири в великом победоносном походе против большевизма…
Прибывший в Ригу в обозе немцев бывший военный атташе в Литве тридцатидевятилетний красавец полковник-лейтенант Виктор Деглавс привез в своем портфельчике уже неведомо кем заготовленные списки членов правительственного кабинета Латвийской Республики.
Самые активные патриоты из недорепрессированных НКГБ военных и бывшей ульманисовской бюрократии замерли в сладком предвкушении дележа государственных постов и министерских окладов. Особо жаркие совещания происходили на квартире полковника Александра Пленснера, бывшего атташе в Берлине, также вернувшегося в Ригу с немецкой армией. Кипели страсти, плелись интриги, а национально думающие студенты и офицеры шли записываться в команду Арайса, вдохновленные впечатляющим началом ее деятельности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.