ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Предупреждение Ф. М. достоевского

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Предупреждение Ф. М. достоевского

Приготовьтесь к интеллектуальному наслаждению, к интересному и познавательному чтению, к бодрой и сосредоточенной работе своего ума, - даже несмотря на мою возможную интеллектуальную посредственность или бездарность, - это все гарантирует творчество одного из величайших умов человечества - нашего Федора Михайловича Достоевского (1821-1881 гг.), - это во-первых. А во-вторых, если Вы - русский человек или гражданин России другой национальности - россиянин, то вы можете закончить Гарвардский университет и трижды МБА, но если Вы не знаете Ф. М. Достоевского, то Вас невозможно назвать образованным или грамотным человеком, а тем более - интеллигентом в положительном смысле этого слова и интеллектуалом, даже если в вашей голове будет много тонн различного информационного мусора.

В этом исследовании по понятным причинам буду обращать внимание только на идеологическую составляющую творчества Фёдора Михайловича Достоевского, о его литературном гении написано множество книг, а вот о его достижениях в философии и идеологии “почему- то” ни одной. И когда буду кратко касаться знаменитых произведений Ф. М. Достоевского, то также не буду делать полный литературный и философский анализ, а буду обращать внимание только на идеологическую позицию.

Результатам вторжения с Запада в Россию “золотого мешка” и пагубных либеральных идей в российское общество, в его жизнь, быт, психику русского человека немало посвятил труда этот великий русский мыслитель. Ф. М. Достоевский поставил перед собой почти научную цель - максимально разобраться в душе человека, в его психике и психологии, а затем повернул свой внимательный исследовательский взгляд на российское общество:

“Мешок у страшного большинства несомненно считается теперь за всё лучшее. Против этого опасения, конечно, заспорят. Но ведь фактическое теперешнее преклонение пред мешком у нас не только уже бесспорно, но, по внезапным размерам своим, и беспримерно. Повторю еще: силу мешка понимали все у нас и прежде, но никогда еще доселе в России не считали мешок за высшее, что есть на земле. В официальной же рассортировке русских людей, прежний купеческий мешок даже чиновника не мог пересесть в общественной иерархии. А теперь даже и прежняя иерархия, без всякого даже принуждения со стороны, как будто сама собою готова отодвинуться на второй план перед столь любезным и прекрасным новым “условием” лучшего человека, ”столь долго и столь ошибочно не входившего в настоящие права свои”.

Теперешний биржевик нанимает для услуг своих литераторов, около него увивается адвокат: “эта юная школа изворотливости ума и засушения сердца…”

Хотел лишь вывесть, что идеал настоящего лучшего человека, даже “натурального”, сильно уже грозил у нас помутиться. Старое разбилось и износилось, новое еще летало в фантазиях, а в действительности и в очах наших появилось нечто отвратительное с неслыханным еще на Руси развитием. Обаяние, которое придано было этой новой силе, золотому мешку, начинало зарождать даже страх в иных сердцах, слишком мнительных, хотя бы за народ, например.

О, мы, верхнее общество, положим, хоть и могли бы соблазниться новым идолом, но всё же не пропали бы бесследно: недаром двести лет сиял над нами светоч образования. Мы во всеоружии просвещения, мы можем отразить чудовище. В минуту самого грязного биржевого разврата упекли же мы вот хоть бы ссудный московский банк! Но народ, стомиллионный народ наш, эта ”косная, развратная, бесчувственная масса” и в которую уже прорвался жид, - что он противопоставит идущему на него чудовищу материализма, в виде золотого мешка? Свою нужду, свои лохмотья, свои подати и неурожаи, свои пороки, сивуху, порку?

Мы боялись, что он сразу падет перед вырастающим в силе золотым мешком и что не пройдет поколения, как закрепостится ему весь хуже прежнего. И не только силой подчинится ему, но и нравственно, всей своей волей. Мы именно боялись, что он-то и скажет прежде всех: “Вот где главное, вот она где сила, вот где спокой, вот где счастье! Сему поклонюсь и за сим пойду”. Вот чего можно было очень и очень опасаться, по крайней мере, на долгое время” (“Дневник писателя”, 1877 г.).

Согласитесь, у нас после “перестройки”, в условиях буйства либерал-демократов и “почему-то” страшного падения нравственности при их власти эти беспокойства Ф. М. Достоевского предельно актуальны, злободневны, на грани вопроса выживаемости русского народа.

В то время, когда знаменитый немецкий философ А. Шопенгауэр говорил: “Обыкновенный человек, это фабричный товар природы” и только указывал на наличие у человека “подземного входа”, по которому в 20 веке начнут спускать З. Фрейд, К. Юнг и им подобные, - то Фёдор Достоевский уже спускался по этому “подземному ходу” в середине 19-го века. Ф. Достоевский был одержим идеей изучения человека, желанием его понять:

“Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком”. Это признание Достоевского звучит потрясающе, даже сакрально.

Именно в этот период только зарождалась наука психология на Западе и именно такие же задачи она перед собой ставила. Произведения Фрейда и Юнга на Западе поняли давно, а в произведениях нашего Фёдора Михайловича до сих пор пытаются разобраться. Хотя сам великий мыслитель скромничал и себя психологом не считал:

“При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу… Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой”.

Разница состояла в том, что психологи, психиатры смотрели на человека как на подопытного кролика, а сакральность Фёдора Достоевского состояла в том, что он продолжал великолепную традицию великого Николая Гоголя - смотрел на человека одновременно глазами философа и глазами верующего, православного человека - стремился увидеть в человеке часть Бога, Божественную искру, Божественность человека, Ч е л о в е к а. Поэтому у Достоевского отношения “человек - Бог” имеют равноправный характер; да, конечно, - Бог нужен человеку, но и Богу человек тоже. Этот взгляд, кстати, был у великих мыслителей Аристотеля и Платона. Поэтому у Достоевского такой поиск, такое стремление найти в каждом своём персонаже человека, “найти и восстановить человека”, и самому “надо выделаться в человека”.

Этой грандиозной гуманитарной цели, по его мнению, и подчинено его творчество, задача которого “восстановление погибшего человека, задавленного несправедливым гнётом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков”, а не развлекать забавным чтивом скучающих дамочек и “интеллигентов”.

Ну, хорошо, - мы очень постарались и нашли человеческое в себе или в окружающих - что дальше? “Осознать своё существование, мочь сказать: я есмь! - великий дар… а сказать: меня нет, - уничтожиться для других, иметь и эту власть, пожалуй, ещё выше”, - подсказывает нам Фёдор Достоевский. - Это уже жертвенность, это уже уподобление Христу, хорошей матери, Богу; это уже проявление Божественности в человеке; это также “русская черта по преимуществу”.

Далее кратко, неспешно и по порядку внимательно посмотрим - как сам Ф. Достоевский стал человеком, “выделался в человека”, что этому помогало и способствовало, как он совершал ошибки и эволюционировал, к каким важным выводам пришел в результате своих интеллектуальных поисков и желания жертвенного служения своему народу и своей Родине-России.

Фёдор Достоевский родился 30 октября (11 ноября по н.ст.) 1821 года в Москве, чем Москва и москвичи могут очень гордиться, хотя… по складу своего ума и характера он был больше петербуржец, и, вероятно, не случайно он прожил в Петербурге почти 30 лет.

Хотя оба родителя Фёдора Достоевского слишком рано умерли, но ему с ними явно повезло, ибо - что важно пареньку или девчонке кроме безбедной жизни? - Правильное воспитание, ибо в детстве на чистый молоденький ум, сознание крепко накладывается первая информация из внешнего мира.

“Мне было всего лишь десять лет, когда я уже узнал почти все главные эпизоды русской истории Карамзина (вот ещё один пример большой пользы огромной жертвенной работы Карамзина по истории России, - Р. К.), которого вслух по вечерам нам читал отец”, “идея непременного и высшего стремления в лучшие люди (в буквальном, самом высшем смысле слова) была основной идеей отца и матери наших, несмотря на все уклонения”.

Благодаря этому, как позже признавался Ф. Достоевский, - у него “был наиболее облегчен возврат к народному корню, к узнанию русской души”.

После смерти матери Ф. Достоевского отец остался с семью детьми, и как только Фёдор подрос - отправил его в 1838 году в Военно-инженерное училище в Петербурге. Здесь мы наблюдаем уже сложный трагический душевный опыт юного Федора Достоевского - трагедия, переживания по поводу смерти мамы, затем вынужденный разрыв с привычным уютными домом, с родным отцом, братьями и сестрами, и переезд в далекий холодный город в совершенно новую незнакомую обстановку и занятие делом “не по душе”.

Ф. Достоевский полюбил Петербург не сразу, вначале было много неприятных впечатлений:

“это город полусумасшедших… Редко где найдется столько мрачных резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге…”, “самый умышленный и отвлеченный город…”.

К тому же Военно-инженерное училище, в котором шесть лет учился и жил Ф. Достоевский, располагалось в печально знаменитом Михайловском замке (или - Мальтийский замок) Павла I, в котором император был убит.

Через два года случилось новое тяжелое испытание - умер отец… Вероятно, не мало было мрачных длительных раздумий у будущего писателя по поводу загадочности и непредсказуемости судьбы, довлеющего над человеком рока, который человек не в силах изменить, смысла жизни человека и о своей будущей жизни. Ф. Достоевский стойко перенес удары судьбы и своему брату написал:

“Я в себе уверен. Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время…”.

После этой фундаментальной базовой установки Ф. Достоевский стал смотреть на людей одновременно взглядом писателя, врача, детектива и священника.