Глава 2 Спор генерала с фельдмаршалом
Глава 2
Спор генерала с фельдмаршалом
На следующий день фельдмаршал Бутурлин встал ранним утром, вышел в сад, по-стариковски покряхтел, умываясь холодной водой, которую щедро лил на руки и шею главнокомандующего расторопный денщик, и тут же уселся за работу: продиктовал ордер о движении корпуса Румянцева в Померанию; а войскам Тотлебена предписывалось маршировать в сторону Дризена через Кранге и Шлаге для соединения с главной армией, оставив бригадира Краснощекова с двумя казацкими и грузинским полками для охраны организованных в Померании магазинов и подчинив их графу Румянцеву.
Из прочитанной почты Бутурлину стало ясно, что перемирие, установленное до 16 мая, точно и неукоснительно соблюдаемое до сих пор, не может быть продолжено. Дипломатические переговоры ничего не дали. Русское правительство, узнав о предложении французского двора о созыве мирного конгресса, в свою очередь сделало ряд предложений Англии и Германии, но на них получило уклончивые ответы. Англия стремилась к полному торжеству над Францией, к захвату большинства ее заморских колоний, видела ее слабость и полностью игнорировала ее в предварительных переговорах о перемирии и мире. Англия признавала только Россию и Австрию и заботилась о сохранении прусского короля, спасении Ганновера и прочих своих союзников.
Бутурлин хорошо понимал, что шесть лет войны пока ничего не дали России: по-прежнему на ее границах стоит прусская агрессивная армия, склонная ко всяческим неожиданным авантюрам, как это было шесть лет назад, когда Фридрих II захватил Саксонию. Ничто не образумило прусского короля. Так нужно в этой кампании начинать военные операции со всех сторон как можно скорее и большими силами. «Да, не всякое дело всем равно воображается, и действительно, часто малые приключения, поздно до нашего времени доходящие, подают повод к великим происшествиям, – думал фельдмаршал Бутурлин, еще раз проглядывая «Рескрипт Коллегии иностранных дел о международном положении в связи с переговорами о мирном конгрессе и наставления русским послам в Вене, Париже и Лондоне о дальнейших планах и действиях русского правительства». – Вот французский двор, утратив многие свои завоевания во многих частях света, хочет сохранить остальные свои тамо владения перемирием. И ничего с этим не поделаешь… И стоило Англии пожелать, как французы тут же послали своего министра в Лондон для переговоров… А ведь эта негоциация коснется и войны с прусским королем, и хоть не решит всех возникших вопросов, но может великое, однако ж, общему союзу нанести предосуждение, тем токмо, что тогда неминуемо произойдут между членами оного недоверия и несогласия. И сейчас уже все время чувствуется это недоверие и несогласие с австрийским командованием, никак порой не договоримся. Может, Салтыков из-за этого и ушел по болезни… Кто знает, как обернутся дела в этой кампании. Невозможно всего предусмотреть наперед, обстоятельства чуть ли не ежедневно меняются…»
Бутурлин много лет был членом Конференции и привык мерить события большими масштабами. Недалекий в военном деле, он был весьма осведомлен в европейской политике, находился в курсе всех событий, имел друзей за границей и хорошо знал многих европейских и русских дипломатов.
«Конечно, весь воюющий мир желает покоя, и мы, русские, тоже мечтаем о мире и покое, но только честном и прочном, со справедливым удовольствием обиженным сторонам и существенным ослаблением прусского короля, – размышлял он. – Но ведь желать мало, интересы у всех, даже союзников в этой войне, различные, нужно добиться справедливого наказания агрессора. Ведь если сейчас его не наказать, то мир, заключенный второпях и без военной подготовки, может оказаться бесполезным и война, прекратясь на время, снова вспыхнет с еще большей свирепостью…»
Вошедший адъютант прервал трудные раздумья главнокомандующего, доложил о приходе графа Румянцева.
– А, проси. – Бутурлин встал навстречу гостю.
«О как, уже работает, как будто и не было крепкого застолья вчера», – быстро подумал Румянцев.
– Что, удивлен? – добродушно сказал Бутурлин. – А у меня всегда так. Чем больше вечером выпью, тем лучше работается утром. Вину, что ли, чувствую за вчерашнее, не знаю, но только это уж давно так… Ну что, присаживайся, ваше сиятельство, введу тебя в курс политических новостей…
– А что-нибудь новое пришло за эти часы?
– Да как тебе сказать… Нового-то вроде и не пришло, но события будут стремительно разворачиваться в этой кампании, не придется уж так больше поговорить, ты в Померанию отправишься, я в сторону Познани… В разных направлениях будем действовать, увидимся ли в этом году, не знаю.
Бутурлин позвал лакея и велел накрывать завтрак на две персоны. Его лицо, широкое и довольное, расплылось в улыбке при воспоминании о вчерашнем застолье.
– Ты пойми, Петр Александрович, 16 мая истекает установленный срок перемирия. А мы должны всерьез опасаться, что Англия о мире и не помышляет до тех пор, пока не добьется своего. Правда, премьер Пит прямо ничего не говорит, но весь смысл его послания совершенно ясен: дескать, Франция должна скорее заключить мир в Германии с прусским королем, иначе потеряет все владения в других частях света, а в Германии, что б ни завоевала, ничего за собою удержать не может… Вот ведь как пугает французский двор, вбивает клин в союз европейских держав… Да и вся политика Англии как на ладони: хочет сохранить во всей силе прусского короля и намеревается подорвать влияние Франции в заморских ее владениях. И эта твердость Англии и усердие ее в пользу короля прусского понуждает Францию поспешать с заключением мира, дабы спасти свои интересы.
– И вы считаете, что Франция пойдет на такой рискованный шаг, как разрыв союза с Россией и Австрией? Ведь это лишь умножит притязания ненасытного прусского короля…
Румянцев также внимательно следил за ходом политических событий на Европейском континенте.
– Нет, не думаю… Французскому двору не остается иного пути, как токмо предоставить свои заморские земли их жребию, хотя бы на время. А далее можно активнее начать действия против прусского короля, используя сложившийся союз, и таким образом поправить свои европейские дела, укрепить положение в Европе и ослабить короля прусского, а также Англию.
– Да уж Англия своего не упустит. – Румянцев лишь поддакивал Бутурлину, а у самого все мысли вертелись вокруг вчерашнего разговора о Померанской экспедиции. Европейская политика – это интересно, но от него лично мало что зависит. Дело решается в высоких имперских кабинетах. А он что… Да и Бутурлину-то вряд ли удается воздействовать на европейскую политику. Конференция от имени императрицы вершит судьбами войны и мира.
– Настоящее зло, которое Англия собирается содеять в этой войне, – с упоением продолжал Бутурлин, – это усиление прусского короля, и, имея такую подпору на твердой земле, Англия снова начала бы войну, не дожидаясь, пока Франция вновь обретет силу на море. Эта нация живет коммерцией, и она не может следовать другим правилам, кроме своего интереса. А положение ее на островах научило ее почитать для своей выгоды все средства дозволенными. Вот она и крутит всей европейской политикой: то одного поддержит, то другого, а все лишь для своей выгоды. А теперь ей выгодно поддержать прусского короля.
– Шесть лет войны показали, что король смел и предприимчив. – Румянцев всегда с уважением относился к умному противнику.
– Да, верно, главная сила Бранденбургского дома – в персоне нынешнего короля прусского… Сколько вредительных соседям своим планов он осуществил, но его чрезмерное усиление подготовлено его предками, а он лишь дал выход накопившейся мощи. Да и все его правительство скорее военное, а не гражданское, и вообще вся жизнь государства построена на военный лад, и для долговременного мира там просто нет почвы. И вряд ли можно ожидать, что прусский король хоть когда-нибудь проявит миролюбивые склонности. Но силы его не безмерны. Франция активизируется и бросит свои войска на прусского короля, Австрия тоже пообещала усилить на него нажим… В июле в Аугсбурге начнется формальная негоциация о генеральном замирении. Французский двор вряд ли согласится с условиями Англии, а потому спешно собирает две армии – под командой маршала дюка Бролио в Гессенских землях и под командой принца Субиза на Нижнем Рейне. И в самом ближайшем времени мы ждем известий о начале действий принца Субиза. Если французы начнут операции успешно, то Англия запросит мира, ведь в прошлую зиму она бесплодно потеряла четырнадцать тысяч человек и не видит возможностей восстановить эту потерю.
– А что слышно о соглашении прусского короля с Оттоманской Портой? Говорят, будто он преуспел здесь.
Румянцев встал, посмотрел на карту, испещренную условными знаками, обозначающими движения различных войск. «Как бы нам не пришлось воевать с этой Портой», – подумал он, глядя на огромные территории на юге Европы, захваченные турками.
– Король прусский и тут преуспел, его эмиссар в Константинополе, принятый там как полномочный министр, добился аудиенции у визиря и заключил на оной прелиминарныи трактат*, на ратификацию которого предоставлено четыре месяца… А сам король с корпусом в двадцать – двадцать пять тысяч отправился в Силезию и уже, как доносят, находится в Нижнем Лаузнице, послав брата Генриха снова в Саксонию. Но там уже большие силы австрийцев, да французы будут напирать с запада… Так что у прусского короля не найдется больших сил, чтобы направить в Померанию…
– Ваше сиятельство, прусский король умеет воевать, умеет свободно маневрировать своими войсками, и его корпуса возникают то тут, то там, создавая численный перевес, где это необходимо в данный момент… Он узнает о Померанской экспедиции и тотчас же пошлет подмогу Кольбергу, вот увидите, у него хорошая агентурная связь с нашей армией, кто-то докладывает ему о всех наших замыслах и передвижениях… А у меня нет полковой артиллерии, да и войск не хватает для того, чтобы успешно завершить намеченную операцию… Добавьте еще два пехотных полка…
Бутурлин вскочил с места и замахал на Румянцева руками:
– Да ты что, голубчик, с ума сошел, где ж мне их взять-то, сказал тоже, два полка… Ну ладно, ты меня совсем замучил… Завтракать пора, а ты меня терзаешь. Получишь несколько пушек, а если тебе придется туго, пошлю тебе в помощь князя Долгорукова, а во время марша прикрывать тебя будет генерал Тотлебен со своим корпусом… Пойдем завтракать, я уж давно работаю.
Делать было нечего, оставалось подчиниться приказу главнокомандующего, чтобы совсем уж его не рассердить. Странное впечатление производил Бутурлин. Ничего не изменилось в его жизни, так же добродушен, переменчив, сластолюбив, любил поесть и выпить. Так же легко отказался от всех вчерашних обещаний, как и давал их под парами винными… И ничуть не стесняется неверности своего слова, как будто так и надо. Да за это мальчишек наказывают, а ведь урон от их неверности куда меньше. К тому же и странный человек… Вчера напился так, что лакеи еле-еле дотащили его до кровати, а рано утром, как ни в чем не бывало, проснулся, славно поработал, здраво рассуждает о политике. Правда, скорее всего, высказывает чужие мысли, присланные ему от Конференции, но, что ж, о политических прожектах нельзя рассуждать, не зная фактов. И о военных операциях – тоже… Ничего ведь не знаем о Кольберге, хотя дважды уже осаждали крепость, не разведали, не знаем намерений короля. Ясно одно – он будет держаться за эту крепость всеми силами, имеющимися у него в этот момент.
Завтрак прошел скучно, Бутурлин был недоволен тем, что Румянцев напомнил ему о вчерашних обещаниях, которые сегодня ему казались чересчур пышными. Знал: Румянцев не любил болтунов, ибо сам всегда крепко держал свое слово.
Расстались холодно.
– Ваше высокографское сиятельство, – официально обратился к фельдмаршалу Румянцев, – в ближайшие дни мы выступаем в Померанию.
– С Богом!
15 мая в Грауденце, небольшом местечке, где расположилась штаб-квартира Румянцева, раздался генерал-марш.
День был погожий, солнце только взошло, и легкий туман еще стелился по земле. Но вот туман развеялся, а по дороге на Кониц заклубилась пыль: то первые телеги с провиантом и снаряжением двинулись в далекую Померанию. Солдаты погоняли лошадей, тяжко груженные телеги еле двигались по пересохшей дороге. Потом засверкали на солнце острия копий, заиграли зайчики на ружьях. Стройными рядами двинулись поротно колонны полков, оставляя за собой длинные шлейфы пыли.
Из разных мест с зимних квартир поднимались войска и двигались в том же направлении, переправлялись через Вислу и шли к польскому городку на западе, на границе с Померанией…
Густо населенная, богатая Польша с опаской смотрела на движение русских войск. Столько уж раз за последнее столетие Речь Посполитая оказывалась растерзанной чужеземцами! Воины шведского короля Карла-Густава в прошлом веке недолго господствовали над Польшей, но нанесли большой ущерб. С тех пор еще не раз тут происходили стычки. И вот новая армия движется по многострадальной земле. Как поведут себя солдаты русской армии, стародавние противники?
Румянцев тщательно подготовился к походу. Накануне были разосланы приказы-ордера во все полки и отдельные батальоны. Впереди войска должны были следовать разъезды и постоянно докладывать о состоянии дорог, продвижении войска. Румянцев внимательно выслушивал донесения и сам принимал все решения о тех или иных изменениях маршрута. Он высоко ценил своих командиров, не пренебрегал их советами, все они были люди опытные, смелые, но за годы службы привыкли исполнять чужие повеления.
Перед выступлением в поход Румянцев собрал командиров полков и строго предупредил о непременном соблюдении всех положений, которые он разработал в «Учреждении», во время марша, на отдыхе, во время активных действий с противником.
– Первое дело – сохранить порядок, дисциплину, за неповиновение карать беспощадно, вплоть до наказания шпицрутенами*… Солдаты всегда должны помнить, что они на службе, всегда должны быть чем-то заняты, иначе они могут испортиться от безделья… Поход трудный, сопряженный с различными лишениями и соблазнами. Припасу может не хватать, могут не вовремя доставить, сами знаете, не хватает подвод, лошадей, чтобы вовремя доставить провиант. Никаких поборов с населения, где бы мы ни шли… Я требую порядка и повиновения…
Румянцев в эти дни много работал. Иной раз и ночью горели свечи в его кабинете. Нужно все было предвидеть, подготовить, рассчитать. Особенно беспокоило командующего корпусом состояние резервных батальонов. Беспокоило его и отсутствие связи с флотом вице-адмирала Полянского. Послал нарочных офицеров в Мемель, Пиллау и Гданьск, но сведений о движении флота еще не поступало. Как бы не повторилась прошлогодняя конфузия под командованием адмирала Мишукова… А главное, следить за исполнением указа – народ не разорять и не допускать всяческого своеволия. Бывает, не удержится солдат и почувствует себя хозяином на захваченной земле; несмотря на строгие указы, грабит мирных жителей… Вот это уж никуда не годится, надо отвыкать от старых принципов ведения войны. Сто лет назад шведы на этом и проиграли, когда они, захватив и Варшаву, и Краков, почувствовали себя безнаказанными на польской земле, чуть ли не вся шляхта покорилась воле Карла-Густава, предав короля Яна-Казимира и отказавшись от данной ему присяги. И лишь жестокосердие шведских завоевателей, грабивших и убивавших без суда и следствия польских жителей, разорявших костелы и монастыри, погубило их, ибо гордый польский народ не мог простить надругательства над своими святынями… Беззаботный, без меры щедрый, порой даже чванливый и своекорыстный, храбрый и мужественный, польский народ, раздираемый разного рода противоречиями, питаемыми порой тщеславием и эгоистическими сиюминутными чувствами, объединился и вышвырнул за пределы отечества шведов, восстановив в законных правах короля Яна-Казимира, который, правда, через десяток лет сам отказался от польской короны… «Так бывает, и нам, – думал Румянцев, – не следует повторять ошибок прежних, даже выдающихся, воинов, каким несомненно был Карл-Густав».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.