ДВЕ РЕЧИ О НОВЫХ ЗАКОНАХ, КАСАЮЩИХСЯ ФИНЛЯНДИИ, ПРОИЗНЕСЕННЫЕ В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ 8 И 11 ИЮНЯ 1910 ГОДА
ДВЕ РЕЧИ О НОВЫХ ЗАКОНАХ, КАСАЮЩИХСЯ ФИНЛЯНДИИ, ПРОИЗНЕСЕННЫЕ В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ 8 И 11 ИЮНЯ 1910 ГОДА
Речь 8 июня 1910 г.
Господа члены Государственного совета!
Внесенный правительством на ваше разрешение законопроект о порядке издания касающихся Финляндии законов общеимперского значения получил уже всестороннее освещение как в первоначальной стадии своего рассмотрения, так и в трудах Особой комиссии Государственного совета. Это избавляет меня от необходимости утруждать ваше внимание подробным изложением существа вопроса. Все необходимые разъяснения будут вам представлены, сообразно ходу прений, при обсуждении законопроекта по статьям.
В настоящее время я считаю необходимым обратить ваше внимание в нескольких лишь словах на принципиальную сторону дела. Я должен это сделать, потому что как русские наши оппоненты, так и те из иностранцев, которые считают себя призванными влиять на русские дела, относят правительственный законопроект к области грубого правонарушения и стараются внушить нашим законодательным учреждениям, что они совершили или совершают дело чуть ли не позорное. А так как правительство, разрешая каждое дело, должно иметь в виду всегда и прежде всего интересы России, то позорным оно считало бы лишь полное равнодушие или, скорее, малодушие — забвение об этих интересах. Отсюда, я думаю, понятно вам, почему правительство считало необходимым подняться в финляндском вопросе выше местной узкой точки зрения и, столкнувшись с ней, оглянуться на прошлое, оценить настоящее и проникнуться, главным образом, одною мыслью: не попасть в юридическую ловушку, не утерять всего того, что в прежние времена было создано напряжением воли и порывом гения русского народа.
Внимательно следя за доводами противников законо-проекта, я и гут, как и в Государственной думе, не могу примирить их с принципом русской государственности. В этих доводах я вижу один коренной, основной, принципиальный тезис и два последующих параллельных течения. Довод основной, коренной состоит, кроме ссылки на незыблемые старинные шведские законы, на невозможность нарушить финляндскую конституцию помимо согласия финляндцев, еще в том, что статья 2 наших Основных законов по всем вопросам, касающимся местных финляндских дел, отсылает нас к особым установлениям и узаконениям Великого княжества Финляндского. Эти установления и узаконения, как известно, в силу самого закона, не могут быть отменены или изменены помимо финляндского Сейма. А следовательно, все дела, которые разрешались прежде Сеймом, а теперь относятся к общегосударственным, не могут разрешаться без Сейма, так как это было бы равносильно разрешению помимо Сейма дел, которые, в качестве внутренних дел, могут быть разрешаемы исключительно в сеймовом порядке.
Дальнейшая аргументация противников законопроекта, как я только что сказал, разветвляется и идет по двум разным течениям. Чувствуя полную невозможность обойти вопрос об интересах Империи, одни из лиц, стоящие в оппозиции к законопроекту правительства, указывают, что общеимперские интересы ограждаются, во-первых, принадлежащим Монарху правом административного законодательства, а во-вторых, законодательством параллельным. Другие же, признавая в принципе необходимость общегосударственного законодательства, полагают, что необходимо было ранее законопроект об этом внести на разрешение Сейма и только в случае отказа его допустимо и позволительно было бы разрешить этот вопрос помимо Сейма, уже в силу государственной необходимости.
Я считаю, что как только что упомянутый мною коренной, основной принцип, так и истекающие из него двоякого рода суждения, безусловно, ошибочны. Я не могу согласиться на признание внутренним делом автономной провинции общегосударственных вопросов, касающихся всех русских граждан, бьющих по их правосознанию, по их карману. Я считаю общегосударственные вопросы выходящими из пределов внутренних, вопросами даже прямо им противоположными. Разрешение этих вопросов одним Сеймом я считал бы грубейшим нарушением русских Основных законов; разрешение их сначала Сеймом, а потом нашими Законодательными учреждениями я признавал бы, во-первых, бесплодным, ввиду редкой возможности достигнуть таким путем согласованных решений, а во-вторых, по понятиям самих финляндцев, едва ли менее антиконституционным, чем тот способ общегосударственного законодательства, который предлагает правительство.
Если правила 20 мая 1908 г. вызвали протест финляндцев, заявивших, что между ними и Монархом не должно быть русских советчиков, то утверждение Монархом решений Сейма по общегосударственным вопросам только после обсуждения и решения тех же вопросов Государственной думой и Государственным советом едва ли может быть признано законоприемлемым кем-либо из финляндцев. Но главное, путем предоставления Сейму прав общегосударственного законодательства приносятся в жертву интересы Российской империи. Пренебрежение к этим интересам я вижу не только в основе суждений оппозиции, по и в дальнейшем развитии их теорий. Остановимся па одной из них —% предложении отдать на разрешение Сейму законопроект об общегосударственном законодательстве, а в случае неудачи этого шага решить этот вопрос и без Сейма.
Я не могу понять, не могу представить себе, чтобы Россия могла обронить свои державные права и ждать, чтобы их подобрал противник, для того чтобы потом уже наброситься на него и отнять от него эти права силою. Ведь философия этого предложения такова — решайте вопрос свободно, совершенно самостоятельно, а если вы его решите не по-нашему, тогда берегитесь. Точно так же совершенно неприемлема и вторая теория, теория о том, что общегосударственные интересы покрываются законодательством параллельным и законодательством административным. Придти к такому заключению возможно только, если всецело войти в понимание финляндцев — основывать, строить свои суждения исключительно на узком юридическом толковании; но юридические положения в финляндском вопросе чрезвычайно шатки, и основываться на них, не принимая в расчет элементов политических, экономических и исторических, крайне рискованно, так как это всегда фатально кончается такими комбинациями, которые приводят к разрешению русских имперских дел одними только финляндцами.
О невозможности оградить русские имперские интересы законодательством параллельным я уже сказал. Прибавлю только, что оно могло более или менее успешно действовать только в те времена, когда, с одной стороны, не собирались Сеймы, а с другой стороны, у нас не существовали еще представительные законодательные учреждения, то есть в то время, когда для той или другой страны действовала одна только законодательная власть — в виде единоличной воли Монарха. В те времена, если прямо смотреть на вещи, акты, общие для России и Финляндии, почти не обсуждались Финляндией, а просто, по большей части, обнародовались в Великом Княжестве Финляндском в финляндском порядке, прикрываясь формально природой административного законодательства, хотя акты эти в громадной части носили чисто имперский характер. Когда же начали собираться Сеймы, то параллельное законодательство почти не могло осуществляться.
Вспомните историю издания уголовного уложения. Ведь для того, чтобы осуществить его в приемлемой форме, пришлось прибегнуть к приостановке путем Высочайшего манифеста утвержденного в финляндском порядке закона и к предложению Сейму нового законопроекта в окончательной уже форме, то есть, иначе, с предупреждением, что Сейм не имеет права сделать в нем никаких изменений. Вот к каким способам, едва ли, с точки зрения финляндцев, закономерным, приходилось прибегать в отдельных случаях для того, чтобы оградить самые примитивные интересы Империи. Да и административное законодательство могло обслуживать русские интересы только в патриархальные времена, когда никто почти не отличал его от общеимперского, когда оно, попросту говоря, выходило из законных своих рамок.
Проследите ход этого законодательства и вы увидите, что с самого начала оно отменяло целые статьи общего уложения 1734 г., того уложения, которое считается коренным финляндским законом; этому есть целый ряд документальных доказательств; а затем, временами, оно принимало характер уже чисто императивного общеимперского законодательства. Со времени созыва Сейма оно сузилось до неузнаваемости. Прикрывая этим родом законодательства русские общегосударственные интересы, узко юридическая или, позвольте так выразиться, провинциальная правовая точка зрения впадает в бессознательное юридическое лицемерие. Когда в поле ее зрения попадают общеимперские интересы, то сторонники этого взгляда пугливо от них отмахиваются, инстинктивно, конечно, чувствуя, что в этот узко-правовой провинциальный наряд невозможно обрядить широкие задачи русского государственного понимания,
Поэтому следовать за тем или другим способом аргументации противников законопроекта для правительства невозможно, так же как невозможно признать вместе с оппозицией, что проходящее красной нитью через целое столетие осуществление тем или другим путем общеимперского законодательства — повторная ошибка, постоянно повторяющееся исключение и что великодушные обещания наших Монархов о сохранении местного законодательства, местного управления равносильны пренебрежению русскими интересами и подчинению их интересам финляндским.
Русское правительство должно помнить другое — оно должно помнить, что когда миновали патриархальные времена и начали собираться Сеймы, а Сеймы начали касаться вопросов, до боли затрагивающих русские имперские интересы, то немедленно и повелительно начала сознаваться потребность в общегосударственном законодательстве, которого требовали лучшие в то время умы России. Правительство должно помнить и другое — что даже в самые трудные минуты 1905 и 1906 годов, когда, казалось, все шаталось, вопрос об общегосударственном законодательстве не понимался исключительно в финляндском освещении, как он понимается некоторыми теперь.
Уже докладчик указал на собиравшееся в то время совещание 1906 года, которое определенно сознавало, что разрабатывавшийся им Сеймовый устав, безусловно, не касается общегосударственного законодательства. Не мешает припомнить, может быть, и письмо бывшего в то время финляндским генерал-губернатором действительного тайного советника Герарда, который писал министру, статс-секретарю Великого Княжества Финляндского:
Вполне полагаясь на полную компетентность нынешнего Императорского сената в разрешении тех вопросов, которые касаются внутреннего управления краем и затрагивают интересы и желания местного населения, я нахожу нужным остановиться прежде всего на двух предметах: 1) на значении проектированного закона для установления порядка рассмотрения законопроектов, общих для Империи и для Великого Княжества Финляндского, и 2) о том, насколько проект этот затрагивает прерогативы Верховной власти. По первому предмету долгом считаю высказать, что Императорский финляндский сенат, коему вверено главное внутреннее управление Финляндии (параграф 1 Высочайшего постановления 13 сентября 1892 г.), мог составить и составил проект закона о законодательной деятельности представительного учреждения, компетенция которого ограничивается Великим Княжеством Финляндским, не затрагивая вопросов, имеющих значение как для Империи, так и для Великого Княжества, и не предрешая вопроса о порядке издания законов сего рода. В этом отношении, проект сеймового устава находится в полном согласии с Высочайшим манифестом 20 февраля настоящего года, в коем установлено, что о порядке обсуждения законопроектов, общих для Империи и Великого Княжества Финляндского, Высочайшею властью в свое время будут преподаны надлежащие указания.
Правительство должно обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство, которое не оставит неотмеченным история. Это решение Государя предоставить на обсуждение, в порядке общеимперского законодательства, тех дел общеимперского характера, которые сохранились еще до настоящего времени в сфере финляндского единоличного административного законодательства. Государь предпочел разрешению таких вопросов единолично, в финляндском порядке, разрешение их в порядке общеимперском, при содействии Государственной думы и Государственного совета. Факт, который, как известно, вызвал сильную монархическую тревогу в левом крыле Государственной думы.
В заключение, господа, я считаю себя обязанным напомнить, указать вам, что перед вами только два пути. Надо выбрать! Один путь — путь прежний: путь предоставления Финляндии свободного поступательного движения вперед в деле самоопределения своего положения в Империи, в деле самодовлеющего разрешения общих для Империи и для Финляндии вопросов. На этом пути встречаются такие случайности, как издание Уголовного уложения 1899 года, как подготовка финляндским Сенатом в 1906 г. проекта новой формы правления, о чем председатель Совета министров узнавал случайно из газет. Другой путь — поворот к решительной охране русских имперских интересов при сохранении полного уважения к финляндской автономии, к финляндским привилегиям. Чтобы идти по этому пути, надо не только понимать, что общеимперские законодательные учреждения не могут быть устранены от решения общеимперских дел и что эти учреждения не могут быть уравнены с провинциальными учреждениями, а должны обладать компетенцией компетенций, но нужно верить, что Россия не культурогаситель, что Россия сама смело шагает вперед по пути усовершенствования, что Россия не обречена стать лишь питательной почвой для чужих культур и для чужих успехов. И в зависимости от крепости этой веры законодатели должны решать. Или отрекитесь от прав общеимперского законодательства в пользу финляндского провинциального Сейма, или докажите, что дарованные Государем России законодательные учреждения считают своей обязанностью, своим долгом свято охранять то, что принадлежит всему государству. Если, господа, существуют длинные периоды для обдумывания, то существуют исторические минуты для решения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.