Скипетр против посоха

Скипетр против посоха

Христианская церковь играла на полуострове особую роль. Близость иноверческого населения заставляла ее внимательно следить за пиренейскими делами и при необходимости вмешиваться в их ход. Тому было по крайней мере две причины. Прежде всего церковь испытывала опасения за чистоту веры, вполне оправданные, если учесть тесные контакты христиан и мусульман. После арабского завоевании в мусульманских городах значительная часть населении продолжала исповедовать христианскую религию. Живя в иноязычной и инокультурной среде, эти люди усвоили арабский быт и образ жизни, восприняли арабский язык. Недаром их называли мосарабами.[38] Но религию, причем не только веру, но и организацию, они сумели сохранить и пронести через годы завоеваний и повседневность мусульманского господства. Они выбирали из своей среды епископов, которые должны были получать одобрение мусульманских властей.

В своих кварталах мосарабы имели христианскую церковь. Ограничения касались больше их социального положения: они не могли быть воинами, им запрещалось носить оружие и ездить на лошадях, они не всегда могли воспользоваться своими наследственными правами. Язык и привычки неизбежно должны были наложить на весь строй жизни и мышления мосарабов особую печать, и возвращение их под сень Рима, включение в общую массу пиренейских христиан несло с собой различного рода отклонения в отправлении культа и в церковной практике.

Видимо, близость ислама и постоянное взаимодействие с ним в разных формах, равно как и существование мосарабской церкви, стали причиной того, что полуостров менее других регионов беспокоил Рим с точки зрения религиозного инакомыслия. В те столетия, когда на юге Франции бушевали Альбигойские войны,[39] а в Италии подспудно вызревали идеи Сегарелли и Дольчино,[40] страны Пиренейского полуострова практически не знали еретических движений. Долговременное противостояние религий, с одной стороны, заставляло христианство консолидироваться, а с другой стороны, позволяло церкви закрывать глаза на незначительные нарушения и проступки, оставляя таким образом верующему некоторую внутреннюю свободу.

Второй заботой церкви было стремление включить в христианский мир как можно большие территории и человеческие массы, что на полуострове выражалось в постоянной поддержке идеи Реконкисты.

Оба эти аспекта в Португалии усугублялись ее вассальной зависимостью от папского престола. Укрепившаяся в процессе Реконкисты королевская власть и церковь стали двумя главными противостоящими друг другу силами в стране. Столкновения были неизбежны. Они возникали и из-за отношения португальских королей к своим вассальным обязанностям, и в связи с положением духовенства внутри страны, и по поводу духовно-рыцарских орденов.

Португальские монархи рассчитывали на удаленность своего сюзерена, надеясь, что эта зависимость не будет очень обременительной. Как редки были поступления взноса, который они должны были выплачивать в знак вассальной службы в папскую казну! Уже сын Афонсу I, Саншу I, годами затягивал его выплату, уклоняясь под разными предлогами, несмотря на неоднократные требования и запросы Рима. При нем Португалия не выполняла своих обязательств почти 20 лет. И лишь при папе Иннокентии III, одном из могущественных понтификов средневековья, его легат добился уплаты королем 500 мараведи.[41] Подобные проволочки не раз случались и позже.

Но, кроме этой непосредственно «материальной» стороны дела, папский престол гораздо больше беспокоило отношение лузитанских королей к португальской церкви. Саншу I не раз приходил в столкновение с духовенством, пытаясь ограничить его земельные владения и иммунитеты, как это было с коимбрским епископом, у которого он отнял два замка, нарушил его права и привилегии в этих землях. Его вмешательство в дела епископа Порту привело к тому, что папа наложил интердикт на все королевство, который был снят лишь перед самой смертью Саншу.

Сын Саншу, Афонсу II Законодатель пытался бороться с клиром юридическими мерами: по его указу был проведен пересмотр и подтверждение грамот, удостоверявших владение землей, причем подтверждение получили далеко не все владельцы. Он же начал, хотя и очень ограниченные, так называемые «расследования» – описи имуществ, проводившиеся ради выявления незаконно присвоенных земель и ограничения крупного землевладения.[42] В течение его 12-летнего правления королевство 11 лет находилось под интердиктом, и его преемник, Саншу II, начал править, будучи отлучен от церкви и отвергнут сюзереном-папой.

Саншу II сделал все возможное, чтобы вернуть стране нормальную жизнь и уладить конфликт с церковью: выплатил долг папе, обязался за счет казны восстановить разрушенные церкви, монастыри, дома клира, обещал ни нарушать привилегии церкви. Однако ни португальское духовенство, ни папу не умиротворила реальная политика короля. Его позиция в конфликте епископа Порту с городом, а затем междоусобицы в стране заставили папу искать иного претендента на престол. Таковым мог быть брат короля Саншу, Афонсу, которому и было решено передать португальский престол на Лионском соборе 1244–1245 гг.

Однако и при Афонсу III отношения с церковью оставались теми же, что и раньше. Именно при нем в 1258 г. были проведены самые широкие «расследования» законности церковных и монастырских владений, что стало причиной многочисленных жалоб на короля.[43] Тактика Афонсу III была обычной для португальских монархов: на кортесах 1273 г. он обещал удерживать от злоупотреблений своих должностных лиц, возместить церкви ущерб и т. д., по на деле вмешательство в дела епископств, нарушение иммунитетов, сбор податей, причитавшихся церкви, продолжались, что привело к новому интердикту, наложенному панским нунцием в 1277 г. Если к этому прибавить первое отлучение Афонсу III за заключение брака с Беатрис, то получится, что около трети всего его правления король и королевство были отлучены от церкви.

Церковный интердикт был весьма распространенным в средние века средством воздействия, очень часто применявшимся именно в политических целях. Находясь в вассальных отношениях с римским престолом, Португалия постоянно оказывалась под угрозой этого способа расправляться с непокорными. Интердиктам подвергалась и страна целиком, и отдельные города; от церкви отлучался и король, и жители отдельных мест, и население всего королевства.

Что значил интердикт для средневекового человека? Кроме самого факта отторжения человека от церкви, лишения его ее покровительства и заступничества перед богом, интердикт нарушал весь привычный ход жизни. Замолкали колокола, закрытыми стояли церкви, которые в обычное время служили, конечно, не только культовыми сооружениями, но и центрами общения, образования, культуры. Нельзя было совершить по церковному обряду ни венчания, ни похорон. Хроника горестно свидетельствует, что умерших хоронили в канавах, ямах, потому что на кладбище – священное место – отлученным вход был запрещен. Новорожденных не крестили, и если ребенок умирал, родители были уверены, что душа младенца осуждена на вечные муки.

Такая ситуация, естественно, не могла не восприниматься людьми как своего рода катастрофа, если исходить из того уровня религиозности средневекового сознания, каким мы его полагаем. Первым и естественным желанием человека было изменить подобное положение. С этой точки зрения показательны события в Порту в конце XIV в., когда город в очередной раз отлучили от церкви. В декабре 1383 г. сюда пришла весть об избрании нового правителя, который обратился к португальскому народу с призывом бороться с угрожавшей стране Кастилией. Горожане Порту сразу поддержали его. Народ прошел по улицам со знаменем города, направился к собору, который уже очень давно стоял закрытым – там никого не отпевали и никого не крестили. Открыв двери собора, горожане по собственному почину начали служить мессу, ударили в колокола, «ранее похороненных выкапывали и несли в церковь, и никто не осмеливался противиться этому».[44] Такое бывало не раз.

История Португалии еще раз заставляет задуматься о природе средневековой религиозности. И страна в целом, и ее города в отдельности годами оставались отлученными от церкви, равно как и государи и их подданные, но и те, и другие предпочитали не уступать своего, продолжая добиваться осуществления своих требований и замыслов. Более того, во многих случаях (например, при заключении брака с Беатрис, при столкновениях с епископом Порту) с самого начала было ясно, что интердикт неизбежен; и тем не менее и король, и горожане шли на это.

А ведь известно, что интердикт освобождал подданных от вассальной присяги верности сюзерену, что папы нередко использовали в борьбе со светскими государями. Португалия же парадоксальным образом не становилась слабее под ударами бича папских наказаний.

Наследник Афонсу III, король Дипйш, родился во время интердикта и вступил на трон, когда португальская корона уже давно находилась в напряженных отношениях с Римом из-за «расследований» Афонсу III и его желания возвратить узурпированные церковью земли. С 1279 г., когда Диниш взошел на престол, и вплоть до 1290 г. он старался урегулировать конфликт с папой и церковью, не отказываясь в то же время от своих королевских прав внутри страны. Он продолжил «расследования», которые были завершены к 1290 г., после чего все незаконно приобретенные привилегии и земли были возвращены в казну. Еще раньше он отменил все дарения, совершенные им до своего совершеннолетия. Он издал несколько указов с целью повысить роль и статус королевских должностных лиц и королевского суда. В то же время Диниш постоянно вел переговоры с папским престолом, направлял послов к европейским монархам, вел тонкую дипломатическую игру, стараясь избавиться от вмешательства во внутренние конфликты Португалии такой универсальной силы, как папская власть, и ослабить силу церковного наказания в качестве воздействия на корону.

Одинпадцатилетнее состязание недюжинного интеллекта короля, силы его характера, умения завоевывать союзников закончилось в пользу португальского монарха в Португалии. В 1290 г. между Португалией и папским престолом был заключен конкордат. Отныне разногласия с церковью внутри страны подлежали ведению короны и прелатов Португалии. Через 19 лет конкордат был подтвержден. Видимо, пользуясь свободой, предоставленной условиями конкордата, Диниш издал постановление, запрещавшее орденам и духовенству приобретать недвижимое имущество. Таким образом, король довел свою политическую линию до логического завершения.[45] Надо помнить, что это произошло в том самом столетии, которое считается эпохой расцвета папства, веком его наивысшего могущества и международного влияния.

На Лионском соборе 1254–1255 гг., где решался вопрос о государе Португалии, состоявшей в вассальной зависимости от Рима, был отлучен и низложен и германский император Фридрих П. Тогда же папство пыталось распространить свое влияние на Русь и монголов. В 1300 г. в Риме торжественно отпраздновали «юбилей церкви». В 1302 г. была издана булла Бонифация VIII о вселенской власти папы, претендовавшего на верховную роль не только в церковных, но и в светских делах. Но уже поднимали непокорные головы государи Европы. И тот же Бонифаций VIII вскоре получит пощечину от французских рыцарей,[46] а папский престол будет перенесен в Авиньон. И одним из первых показателей этого ослабления Рима стали успехи Португалии в борьбе за централизацию против церковно-феодального сепаратизма.

Немалую роль в этом процессе сыграла личность Диниша. Он, воспитанный на принципах сильной королевской власти, имея примером деятельность своего отца, получил хорошее образование. Кроме того, судя по всему, Он обладал природным умом, решительностью и талантом правителя. При нем многие города и городские местечки Португалии получили права и привилегии, зафиксированные в грамотах, страну покрыла целая сеть ярмарок. Вообще торговля пользовалась особым вниманием Диниша, и в 1308 г. он заключил официальный договор с английским королем о взаимной торговле и привилегиях английских и португальских купцов. Он же утвердил и устав купцов, заключавших договоры о финансовой взаимопомощи, положив начало таким новым формам деятельности, как кассы морского страхования.[47]

Историческая традиция связывает с именем Диниша посадки корабельной рощи и попытку создания флота, возникновение первой светской библиотеки и первой мощеной улицы в стране. В правление Диниша в Лиссабоне появился университет, позднее переведенный в Коимбру. Диниш приказал использовать в официальных документах только португальский язык, а впоследствии всемерно способствовал его развитию, повелел перевести на португальский исторические и юридические сочинения. Наконец, и сам Диниш известен всему миру прежде всего как поэт – создатель неповторимых кансон галисийско-португальского цикла. Он по сию пору считается одним из крупнейших поэтов Португалии, а в конце XIII в. его двор был средоточием поэтического творчества Португалии и центром притяжения поэзии всего полуострова.

В своей многогранной деятельности этот король-поэт тщательно трудился надо всем хоть сколько-нибудь важным для дела государства. Долгие годы предметом не только внимания, но и беспокойства Диниша оставались духовно-рыцарские ордены. Они возникли в Португалии в эпоху Реконкисты. Первыми в этих краях появились тамплиеры. Есть свидетельства об их деятельности в районе реки Минью еще в бытность Португалии графством. Тамплиеры не раз участвовали в королевских походах против мусульман, за что Афонсу I пожаловал им в 1144 г. замок Соуре. В 1160 г. тамплиеры заложили замок Томар, который стал в Португалии главной резиденцией ордена. Как и другие духовно-рыцарские ордены, тамплиеры в Португалии занимались и заселением новых земель. По инициативе этого ордена восстановились и заполнились жителями Помбал, Эга, Сераш и другие местечки. В 110 г. тамплиеры присоединили к своим владениям замок Алмурол, расположенный на островке посреди Тежу, получив таким образом возможность контролировать в этом месте реку. В Реконкисте принимали участие и госпитальеры, но в Португалии их роль оказалась сравнительно невелика.

Наиболее влиятельными были собственно пиренейские ордены. Как известно, в Кастилии в XII в. возникло три ордена: Сантъяго, провозгласивший две цели: войну с исламом и покровительство гробнице апостола Иакова; Калатрава, «воинство против неверных», названный по имени крепости, которую рыцари ордена удержали в сражении в 1158 г.; Алькантара, в конце XII в. отделившийся от Калатрапы. Все они прямо подчинялись папе.

Орден Алькантара не получил распространения в Португалии. Сантъяго же и Калатрава очень скоро перенесли свою деятельность и сюда. Рыцари Калатравы сначала получили во владение Эвору, но позднее она была изъята у них королем и возвращена в его патримониум, а Калатраве в 1211 г. был предоставлен замок Авиш, на юге Алентежу. Постепенно португальская ветвь Калатравы автономизировалась, и в XIII в. по отношению к ней чаще можно встретить наименование «Ависский орден», «рыцари Ависского ордена». Он имел своего магистра и был достаточно самостоятелен, что в конце XIV в. показала португало-кастильская война: под разными знаменами друг против друга сражались воины, осененные зеленым орденским крестом, рыцари Калатравы и рыцари Ависского ордена.

Главная резиденция Сантъяго располагалась в Португалии в Палмеле. Орден Сантъяго сохранял единое управление, и португальские рыцари должны были выполнять распоряжения кастильского магистра.

Магистры духовно-рыцарских орденов обычно избирались или назначались советом ордена, который мог и сместить магистра, если считал это необходимым. Орден делился на две группы лиц с разным статусом и функциями: духовенство отправляло религиозный культ и занималось воспитанием детей рыцарей ордена, которые несли воинскую службу, занимались хозяйственной деятельностью и т. д.

Получая владения во вновь отвоеванных землях, принимая вклады и имущество новых членов ордена, духовно-рыцарские ордены стали крупными землевладельцами в Португалии. Сочетание военной силы и экономической мощи делало их весомой силой в королевстве, позицию которой монарх не мог не учитывать. Ависский орден все-таки был «своим», португальским, и с этой точки зрения меньше беспокоил Диниша. Кастильское же подчинение Сантъяго, учитывая, что многие его земли и замки располагались близ кастильской границы, постоянно грозило нелояльностью и мятежом.

С первых лет своего правления Диниш стремился к автономизации ордена Сантъяго. Не раз пытался он добиться от папы разрешения на это. Казалось, желанная цель близка: в 1288 г. папа Николай IV издал буллу, по которой португальским рыцарям ордена Сантъяго дозволялось подчиняться провинциальному магистру, выбранному из их числа. Но через семь лет Целестин V, а чуть позже Бонифаций VIII отменили это постановление.[48] Видимо, это было вызвано тем, что в разразившейся в это время войне между Португалией и Кастилией победа оказалась на стороне первой, а папы не желали нарушения сложившегося на полуострове равновесия.

Однако ни Диниш, ни португальские рыцари ордена Сантъяго не признали этой отмены. Внутри ордена шла борьба между сторонниками и противниками автономии ордена. На практике португальские рыцари и в эти годы продолжали выбирать себе магистра, пока в 1377 г. папской буллой не были запрещены выборы португальского провинциала ордена.[49]

В ответ Диниш послал в Авиньон двух своих приближенных, в том числе адмирала Мануэла Песаныо. В переговорах с папой послы прибегли к старым испытанным аргументам: война с неверными, укрепление военных сил страны и пр. Однако вряд ли только эти доказательства оказали столь решительное воздействие на папу и он в конце концов согласился признать автономию португальских рыцарей ордена Сантъяго. Скорее всего не только тонкая дипломатическая игра португальских послов, но и усиливавшийся раскол церковных иерархов принесли Португалии долгожданный успех. «Национализация» ордена Сантъяго обеспечила португальской короне уверенность в рыцарском орденском войске.

В том же 1319 г. папа принял важное решение – об имуществе ордена тамплиеров. Как известно, в начале XIV в. французский король Филипп IV Красиным начал преследование ордена тамплиеров. «Дело» тамплиером и последовавший за тем суд поставили орден вне закона, а Вьениский собор санкционировал это под давлением Филиппа. Орден был повсеместно уничтожен, а его владения передавались другим духовно-рыцарским орденам, в том числе и госпитальерам. Диниша не устраивал такой поворот событий, так как передача крупных владений тамплиеров в дополнение к уже существовавшим богатствам госпитальеров могла настолько усилить этот орден, что в Португалии появилась бы независимая и опасная для трона сила. Желанием Диниша было получить земли и другое имущество тамплиеров в распоряжение короиы. Но отторжение земель от церковных владений, в свою очередь, не могло устроить папу. Он оттягивал решение. Очевидно, посольство 1318–1319 гг. сумело урегулировать и эту сложность. В 1319 г. стороны нашли компромисс: в Португалии был образован новый орден, которому передали все владения тамплиеров. Оп был назван орденом Иисуса Христа; центром его считался замок в Каштру-Марин. Во главе стоял собственный магистр.[50] Таким образом, в Португалии появился еще один «национальный» орден, уже при своем возникновении теснейшими узами связанный с королевской властью.

Все политические мероприятия Диниша имели целью внутреннюю консолидацию и рост престижа Португалии. Закрепление границ страны, повышение роли королевской власти и относительная стабильность внутреннего положения дала Португалии возможность не только занять достойное место на полуострове и в Европе, но и осознать это возвышение. Не последнюю роль в этом процессе сыграла церковная политика Диниша.

Грядущий XIV век перенес акценты борьбы и столкновений в иную плоскость – слово взяли поднимавшиеся города. Все меньшую роль во внутрипортугальских делах играла церковь как организация, противостоящая центральной власти, и папство в частности, разумеется, в пределах, свойственных средневековому обществу. Этому способствовали и раскол в церкви – «великая схизма», и возраставшее значение централизующихся европейских государств. Отношения с Францией, Англией, особенно в период Столетней войны, когда Португалия связала себя союзом с англичанами, выступают на первый план в системе европейских связей королевства. В XIV–XV вв., как мы увидим, вопросом первостепенной важности для Португалии стало ее положение на полуострове, которое ока отстаивала в борьбе с Кастилией. В этом кипящем котле страстей и интересов папская власть все больше воспринималась как сила внешняя. Схизма помогала португальским королям в случае необходимости найти выход из сложной политической ситуации путем признания того или иного претендента на папский престол.

Духовно-рыцарские ордены всегда оставались мощной военной и политической силой в королевстве. После «национализации» орденов складывается традиция выбора магистров из членов королевской семьи. Нередко во главе ордена становился побочный сын короля. Яркий пример тому – передача должности магистра Ависского ордена младшему из бастардов[51] короля Педру I Жоану, впоследствии основателю новой, Ависской династии. При Жоане во главе орденов оказались его многочисленные сыновья. Сохраняя значение военной опоры королевства, ордены начинают в это время заниматься и другими видами деятельности. Орден Сантъяго первым смог оценить те перспективы, которые сулило освоение морских просторов и новых заморских земель. Эта деятельность орденов достигла апогея при сыне Жоана I Ависского, правителе ордена Христа, известном в европейской историографии под именем Эприке Мореплавателя.

В XIV в. контроль короны за активностью орденов возрос настолько, что постепенно один за другим они перешли под непосредственное управление короля, что было санкционировано и папой. Сходный процесс, кстати, имел место в это время и в соседней Испании. Растущее влияние государства, делавшего в этот момент последний шаг к абсолютизму, привело к инкорпорации в его структуру этих наполовину церковных институтов, что означало тогда ие столько подчинение церкви, сколько освобождение государства от ее «вселенской» власти. Будущее, однако, еще не раз меняло соотношение этих двух главных сил средневековья.