Глава 11 Последние мысли

Глава 11

Последние мысли

Следующим летом, в 1964 г., я снова отправился в Стоунхендж. Обстоятельства же значительно изменились по сравнению с моим визитом в 1961 г., когда я начал свое долгое исследование. Тогда я был там человеком пришлым, всего лишь одним из 300 тыс. туристов, которые ежегодно приезжают поглазеть на знаменитые камни. Теперь же я чувствовал себя старым знакомым, почти другом.

Группа телевизионщиков приехала, чтобы снять документальный фильм о событиях летнего солнцестояния, а именно о восходе солнца над Пяточным камнем и затмении Луны, видном в проеме центрального трилита. (Осмелюсь сказать, что компьютер кольца Обри предсказал бы это затмение камнем в лунке 56. Предшествующие летние затмения происходили в 1945, 1926 и 1908 гг., то есть 19, 38 и 56 лет назад, что составляет полный цикл по кольцу Обри.)

Министерство гражданского строительства в Лондоне оказало похвальное содействие в этом предприятии, но, тем не менее, на пути создания фильма возникли препятствия. Туристы вели себя культурно, но их было слишком много, и они то и дело попадали в кадр. Особенно ясно мне запомнился десант из четырех автобусов, набитых чрезвычайно подвижными школьниками. А еще – отряд из 40 девочек лет восьми под предводительством священника. Эти вездесущие создания оказались шумнее и заметнее, чем тень отца Гамлета. Радостные крики, звучные трели птиц и рев низко пролетающих самолетов почти заглушали голос корреспондента, произносившего вступительное слово: «Когда мы приближаемся к этому зловещему и тихому месту…»

Однако самую злую шутку с нами сыграла, разумеется, погода. Тот июнь в Англии казался вполне сносным. Случались и солнечные дни. Но для наблюдений в Стоунхендже погода пребывала в своем привычном гнусном состоянии. Почти неизменно ночью и на рассвете все вокруг заволакивалось туманом и заливалось дождем. Девять дней с 19 по 27 июня лишь однажды рассвет был виден отчетливо (20 июня). Ни одним ясным восходом Луны, закатом Луны или Солнца нам насладиться не посчастливилось. Нам в Стоунхендже едва удавалось не впасть в бешенство. Мы с меньшим раздражением терпели бы страшные бури, чем зыбкие туманы и изморось. И в который раз я восхитился строителями каменного века. Надеюсь, в их времена погода была получше, чем теперь, иначе мне жаль их астрономов.

Одно-единственное ясное утро случилось 20 июня, в канун дня солнцестояния. Телевизионщики решили снять, как Солнце всходит почти над Пяточным камнем, «на тот случай, если завтра погода испортится». В объективе камеры показался сам камень, черный на фоне светлеющего горизонта, солнце за ним и ворона. Эта птица, появление которой всегда считалось дурной приметой, впорхнула в кадр в самый критический момент и села на одну из важнейших точек комплекса – верхушку Пяточного камня. Съемочная группа разразилась криками, похожими на первобытные.

Непосредственно в знаменательный день, 21 июня, восход Солнца ожидался в 4:59 по британскому летнему времени (на которое переходят весной для экономии электроэнергии). Телевизионщики приготовились заранее. Их примеру последовали и десятки зевак, ученых, студентов, друидов, танцовщиков «моррис дэнс»[40], разномастная публика вроде меня и полиция. Полиции было много, потому что прошел слух, будто монумент в этот день почтят своей дракой две противоборствующие молодежные группировки: стиляги и рокеры. Камни обнесли колючей проволокой. Вокруг кольца сарсенов поставили военизированную полицию, констеблей и полицейских собак. Однако драка не состоялась. Четверо длинноволосых рокеров подъехали на своих ревущих мотоциклах. Но никто из стиляг не вышел им навстречу.

Перед наступлением волшебного мига главными действующими лицами стали друиды. Им разрешили зайти за колючую проволоку, чтобы провести скромный, полный печали вымышленный ритуал среди камней, которые, наверное, уже окружал ореол таинственности, когда в Британию прибыли настоящие друиды – жрецы, учителя, целители, ритуальные палачи. Это было нелепое, трогательное и пафосное действо. Музыкант играл во мраке на арфе. Группа людей в белых одеждах поклонилась Пяточному камню и торжественно прошествовала по кругу, помахивая дубовыми веточками, кадя медниками и бормоча что-то нараспев. Небо стало серым.

Точно в 4:59 почтенный старший друид возгласил: «Встань, о Солнце!» Возможно, «о Солнце» послушалось его. Астрономические расчеты подсказывали, что так и должно произойти. Но своими глазами мы этого увидеть не смогли. Небо поменяло цвет с серого на темно-серый. Пошел дождь, поливая равнодушными потоками и друидов, и телевизионщиков.

Затмение Луны также произошло по расписанию в 2 часа ночи 25 июня – где-то в непроницаемой дымке, закрывшей часть неба.

Итак, Стоунхендж: мемориал преданным воинам, дворец царей Северных земель, храм древних богов? Буддистская усыпальница, алтарь друидов, площадка для проведения боев, замок царицы? Место встречи инопланетян, передвигающихся на летающих тарелках? Послание с Земли в космос? Кладбище, судилище, лечебница, рыночная площадь, сельскохозяйственная постройка? Городская управа? Школа, училище, собор? Хранилище тайных знаний погибшей Атлантиды? Святилище, место поклонения змиям или душам умерших, вход в мир мертвых? Памятник жизни в мире живых? Обсерватория?

Чем-то из этого он никогда не был, но остальным – был.

Чем же именно?

На протяжении многих веков он играл важную роль в жизни людей. Потом водоворот жизни покинул его. Его применение, предназначение и сила были забыты, как и его мертвые. Долгие столетия стоял он в безмолвии и запустении, окруженный тайнами[41]. Величайший европейский монумент мегалитической эры, превосходящий Озимандию Шелли по размерам и безмолвию, кажется, застыл в вечном карауле над глубинными тайнами своего прошлого.

В последнее время некоторые из этих тайн были разгаданы. Археология и близкие ей науки нашли ответы на часть вопросов «кто?», «когда?» и «что?», относящихся к сооружению. Астрономия помогла разобраться с вопросом «зачем?». Однако многое остается по-прежнему неизвестным.

Я думал: несмотря на всю значительность последних открытий, впереди нас ожидают открытия еще более потрясающие. И меня все больше переполняло уважение к строителям эпохи неолита, уважение, которое не покидало меня с той минуты, когда компьютер впервые показал нам потрясающее мастерство и точность направлений на небесные светила. Мне в голову пришла мысль, не совсем всерьез, но все же, что любая книга о Стоунхендже или другом мегалитическом монументе должна предваряться посвящением «Человеку каменного века, непонятому, оклеветанному, недооцененному». Я не поместил подобную фразу в своей книге лишь по одной причине. Я думаю, что сумел оценить его и не сказал о нем неправды. Однако я точно знаю, что до конца не понял его. А кто понял?

До сих пор существует некое недоверие к открытиям, сделанным в Стоунхендже. В прошлом году мой коллега из Бостонского университета спросил одного чиновника из британского правительства, который по роду занятий имеет отношение к памятникам старины: «Что вы думаете о работе профессора Хокинса в Стоунхендже?» И он ответил: «Я слышал о его открытиях, но не доверяю им. Видите ли, древние британцы не могли быть настолько умными». На самом деле в период с 6000-х по 2000-е гг. до н. э. люди в различных регионах мира изобрели и начали использовать плуг, колесо, пандус, парусную лодку, рычаг, арку, научились ткать, делать посуду из глины, плавить медь, изготавливать стекло и варить пиво – и это только некоторые из множества подтверждений их «ума». Но застарелое понятие о том, что все первобытные люди – неумелые, неуклюжие неандертальцы, больше похожие на животных, чем на людей, слишком трудно изжить.

Французский философ-богослов Пьер Тайяр де Шарден однажды сказал, что «с точки зрения органики» умения наших далеких предков, «вероятно, не отличались от наших собственных. По крайней мере, к середине последнего ледникового периода человек мог выражать эстетические способности, для чего нужны разум и восприимчивость, развитые до такой степени, которую нам не удалось превзойти».

Разумеется, он подразумевал такие произведения искусства, как наскальная живопись в пещере Ласко.

Но, стоя там, среди правильных кругов и огромных, аккуратно расставленных камней, я подумал, что не только в искусстве выразили далекие предки свои развитые способности мыслить и чувствовать.

Мы узнали немало о логическом, рассудительном, «научном» строении ума строителей мегалитов. Давно закрытую книгу о Стоунхендже удалось немного приоткрыть. Может быть, дальнейшие исследования и изучение, если повезет, помогут заглянуть на другие страницы этой книги.

Девяносто лет назад Генри Джеймс представил одно из самых памятных описаний Стоунхенджа за всю его историю. В его времена этот монумент был «достаточно банальным местом паломничества». Здесь устраивались пикники «с возлиянием пива среди страшащих алтарей».

«Но, – писал он, – могучая загадка сего места не взывает к сочувствию. Нам выпало испить гармонии его торжественного уединения и незафиксированного прошлого. Он высится в истории столь же одиноко, как и на своей бескрайней равнине, а разных оттенков зеленые волны, катящиеся от него, словно символизируют отлив долгих столетий, оставивших его непостигнутым. Можно задать сотню вопросов этим грубо отесанным гигантам, клонящимся в мрачном раздумье к своим упавшим товарищам. Но вашему любопытству суждено погибнуть среди этой окутавшей их неподвижности, залитой Солнцем, сам же странный монумент, хранящий невысказанные воспоминания, превратится в волнующую картину в живописном краю. Он и в самом деле живописен. Я представляю, как сижу весь день напролет под солнцем, смотрю, как тени становятся короче, потом длиннее, и наслаждаюсь восхитительным контрастом между долговечностью мира и мимолетностью мига человеческого опыта. Есть в Стоунхендже нечто обнадеживающее. Если вам вдруг показалось, что жизнь слишком проста и мы скоро докопаемся до основы бытия, древние серые столбы, возможно, напомнят вам о том, как велико в своей сложности Время».

Конечно, лучше Джеймса и не скажешь. Но, находясь в более выгодном положении, благодаря столетию размышлений, научных изысканий и компьютерных проверок у человека может возникнуть желание поспорить с Джеймсом. В наши дни любопытство уже не умирает. Примерно на сотню вопросов найдены ответы. И то ли еще будет.

Напрасно те великие доверили тебе свой труд.

Их имена забыты, и славу им уж больше не поют[42].

Этими словами Дрейтон подводит итог. Но с течением времени, возможно, его утверждение тоже станет ошибочным. Имена тех великих строителей, скорее всего, действительно забыты навсегда. Но труд их по-прежнему занимает умы людей. Поэтому память о них живет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.