Глава XI Почему неприступна Москва?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XI

Почему неприступна Москва?

Сравнение оперативной стратегии

Возникает следующий вопрос: если стратегия материальных средств устанавливает такое бесспорное безусловное превосходство Советского Союза, если теория «штурма Москвы голыми руками» с помощью грузовиков и бронемашин является без всякого сомнения с точки зрения современной военной истории величайшим вздором, то на что же в самом деле рассчитывает тогда германский генеральный штаб? Ведь это, в конце концов, люди с высшим военным образованием, у них есть громадная контрразведка, даже если они и беззащитны перед слепой и безответственной силой, подталкивающей их сзади. Но нельзя предположить, что Гитлер и Геринг попросту с завязанными глазами идут навстречу своей собственной гибели. Нельзя также поверить тому, что они рассчитывают исключительно на свои политические спекуляции, лелея надежду объединить весь мир для похода против СССР. Они понимают, хотя и недостаточно отчетливо, что война разразится, может быть, в совсем иных политических условиях; что Германии снова, как и в 1914–1918 гг., придется вынести на себе главное бремя всего наступления, несмотря на всех своих потенциальных «союзников». Стратегия материальных средств, казалось бы, не оставляет им никаких шансов на успех. Но эта стратегия еще не вполне решает. До известной степени и при известных обстоятельствах ей может быть противопоставлена оперативная стратегия, абсолютному соотношению определенных сил может быть противопоставлен перевес в специфическом искусстве движения.

Конечно, оперативная стратегия имеет дело с материальными силами—людьми, военными машинами и продуктами промышленности и сельского хозяйства. Но она подчиняет все это влиянию двух других элементов: позиции и движению. Поскольку оперативная стратегия особым образом распределяет и организует материальные силы, размещает их на наиболее выгодных позициях, она может в результате до известной степени изменять их значение и вес — часто настолько, что этого оказывается достаточным для победы более слабых сил над более мощными.

Но это возможно лишь при одном условии: если при этом оперативная стратегия будет иметь свободу действия, свободу для движения материальных сил.

В новейший капиталистический период, однако, как это хорошо известно, стратегия материальных средств настолько гипертрофирована, что она в буквальном смысле слова преградила путь оперативной стратегии. Она просто лишила последнюю пространства: там, где при иных обстоятельствах было бы место для свободных оперативных передвижений, механизированные средства войны и укрепления, огонь и сталь образовали плотную непроницаемую массу и создали «герметическую» позицию; это был абсолютный триумф стратегии материальных средств и конец оперативной стратегии, которая умерла от удушения. О конце этой стратегии свидетельствовала мировая война 1914–1918 гг., во время которой миллионные армии воюющих сторон годами стояли друг перед другом в пределах все тех же десятков километров, взаимно уничтожали друг друга, но на деле не продвигались ни на шаг вперед. За восемнадцать лет, истекших с тех пор, позиции еще более окостенели благодаря непрерывному росту и интенсификации массы материальных средств.

Количество пулеметов в шести крупнейших капиталистических странах (Англия, США, Япония, Франция, Германия, Италия) выросло к 1934 г. по сравнению с 1914 г. с 8 тыс. до 91 тыс., количество орудий с 13 тыс. до 16 тыс., количество аэропланов с 800 до 20 тыс., количество танков от 0 до 10 тыс., но подлинное грандиозное перевооружение мира началось в 1935 г. Во время мировой войны двух пулеметов было зачастую достаточно для обороны, чтобы парализовать атаку тысячи человек. И в то время как старая, применявшаяся в пехоте, винтовка (германская модель 98) могла делать до 18 выстрелов в минуту, старый пулемет в 1918 г. — 250 выстрелов в минуту, современные пулеметы делают 600 (германская модель LMG 08/18), а лучшие из них 1 тыс. и 2 тыс. выстрелов в минуту. Соединяя пулеметы по два и по четыре вместе, один пулеметчик может сделать 4 тыс. выстрелов в минуту. Это абсолютная «герметическая» смерть, конец прямой атаки. После этого не такую уже большую роль играет то, что артиллерия также увеличила дальность полета снарядов (с 1918 по 1933 г.) с 9 км до 14 км, дальнобойная артиллерия с 23 до 52 км, а специальные виды артиллерии со 120 до нескольких сот километров (реактивные снаряды).

Одно время военные думали, что они нашли, наконец, орудие, которое сможет двигаться несмотря на этот абсолютный огонь, т. е. иными словами сможет действовать: таким орудием считали танк. Масса танков при поддержке аэропланов в воздухе предназначалась для стремительного натиска, «в темпе галопа» прежней кавалерии, на укрепленную линию и для прорыва сквозь нее; фашистский британский генерал Фуллер уже изобрел теорию новой танковой войны почти без людей. Его сторонник, австрийский генерал фон-Эйман-сбергер, считал при этом необходимым иметь 2 тыс. танков на каждые 30 км фронта.

В настоящее время танки и в самом деле могут двигаться со скоростью 35–40 км в час (по сравнению с 3–4 км во время мировой войны), а новейшие модели развивают скорость от 70 до 120 км в час. Они могут преодолевать окопы в 4 м ширины, они неуязвимы для снарядов калибром до 2 см, проламывают стены толщиной в 40 см; во всяком случае, танки превращают обороняющуюся человеческую массу в кровавую кашу. Если пулемет парализовал пехоту, то танк, в свою очередь, парализовал пулемет.

Но здесь снова вступает в силу неумолимый закон капиталистической войны, гласящий о том, что каждое средство разрушения сводится на-нет новым, еще более сильным средством разрушения. Танки — эти быстроходные механические чудовища — уже не являются больше непобедимыми и поэтому даже они не свободны более при оперативном движении. Сначала появились минные заграждения, ямы, препятствия из бревен, которые до известной степени преградили путь танку. Затем появилось мощное современное противотанковое орудие, которое пробивает броню танка (толщиной до 5 мм); для отражения танковой атаки требуется, примерно, одно такое орудие на три танка. А теперь уже и пехотинец получает противотанковую винтовку, действующую по крайней мере против легких и средних танков, которая позволит ему, во всяком случае, беспокоить танк, если не вывести его из строя. Целые районы могут быть в наши дни превращены в «запретительные противотанковые зоны», в которых будет комбинироваться действие мин, ловушек и противотанковых орудий.

Однако танк еще не мертв, и в будущей войне он тем или иным путем сыграет доминирующую роль на земле вместе с аэропланом в воздухе. Но мертва идея танковой войны, пытавшаяся возродить к жизни новую, лишенную своих пут «кавалерийскую войну», спасти и гальванизовать старую стратегию неограниченного движения; мертва идея танка как главного носителя оперативного искусства войны. В нормальных условиях позиционной войны это искусство остается попрежнему и останется в значительной мере ущербленным.

Это в особенности более чем где-либо имеет силу по отношению к такому противнику, как Советский Союз. Все, что предопределяет невозможность свободных наступательных движений в современных условиях, приложимо с несравненно большими основаниями к фронту против Советского Союза, все это как бы множится на размеры его территории; ведь Советский Союз не только обладает любым современным техническим оружием, он владеет также позицией такой глубины, что при нормальных условиях проникновение в нее является чистой химерой. Иногда даже в. современной механизированной войне оказывается возможным обеспечить на короткое время прорыв вражеского фронта ценой чрезвычайной концентрации, страшной потери сил и всеобщего риска на других участках фронта.

Людендорф проделывал это во время последней мировой войны три раза. Ему понадобилось для этого 192 дивизии — количество, в четыре раза превышающее нынешнюю германскую армию. Посредством этих 192 дивизий и благодаря всей той поддержке, которую все еще оказывала ему страна в 70 млн. человек, стоявшая за ним, он прорвал в первый раз укрепленную линию союзников в марте 1918 г. между Ла Фер и Круазиль, одним ударом уничтожив британскую пятую армию; в результате он пробил в неприятельском фронте брешь шириной около 40 км. Эта брешь оказалась как раз достаточной для того, чтобы французские резервы сумели при последующих контратаках зажать в тиски прорвавшиеся германские дивизии и восстановить свои прежние позиции. В мае Людендорф снова прорвался, близ Реймса, и на этот раз он имел в течение одного дня «свободное» пространство в 65 км; промежутка времени до вечера оказалось достаточным для того, чтобы дать возможность получившим подкрепления французским силам нанести контрудар. 15 июня 1918 г. Людендорф в отчаянии решился на свою последнюю попытку. Он рисковал судьбой Германии, поставив ее в зависимость от одного удара, пожертвовал целыми дивизиями германских солдат и пробил в стальной стене Фоша и Хейга брешь шириной в 88 км. Он обнаружил за ней новые укрепления, новые резервы, и тогда германская армия была поставлена на колени.

Людендорф, несмотря на крайнюю концентрацию сил и величайшее тактическое искусство, не смог удержаться после своих прорывов более чем на несколько дней или часов, чтобы «пробежать» короткое расстояние до Парижа.

А теперь армия Гитлера и Бломберга собирается именно таким образом прорваться к Москве.

Эта армия в численном отношении стоит ниже, а в техническом отношении не выше неприятельской; этой армии пришлось бы наступать под непрестанной бомбардировкой с аэропланов, имеющих в поле зрения длинные моторизованные колонны, растянувшиеся на 20–30 км; колонны смогут поэтому двигаться только ночью; ко всему этому армии придется волочить за собой днем и ночью поистине чудовищный «хвост», состоящий из грузовиков, запасов снаряжения, цистерн с нефтью; склады этих «машинных дивизий», без которых такал дивизия не может жить и не может сражаться, точно так же будут подвергаться постоянной опасности воздушного нападения; может ли подобная армия прорваться к Москве, перескочив через многочисленные линии обороны Советского Союза? Это невозможно.

Полководец, который по такому плану и при такой перспективе поведет сражаться свои войска, будет больше, чем безумец, он будет предателем.

Будем считать, что армия германского наступления против Советского Союза составит всего 150 дивизий. Тогда эта армия, при современном вооружении германской дивизии, должна была бы взять с собой, примерно, следующие орудия и боеприпасы:

60 тыс. пулеметов,

30 тыс. легких и тяжелых орудий,

5 тыс. тяжелых и много тысяч легких танков,

400 тыс. автомобилей,

300 млн. артиллерийских снарядов,

15 млрд. патронов (для винтовок и пулеметов),

огромные количества горючего и других материалов.

(Во время своего наступления на Париж в марте 1918 г. германская армия имела с собой 10 тыс. орудий и 15 тыс. пулеметов.) И все это должно ринуться на Москву!

Да, современный моторизованный полк движется в десять раз быстрее, чем прежний (когда он не встречает противника); но его походная колонна растягивается уже не на 1 км, как колонна прежнего полка, а на 15–20 км. Обоз дивизии, прежде тянувшийся на 10 км, вытянется теперь на сотню километров. А каков же должен быть обоз армии, о которой шла речь выше? Должен ли этот обоз также принять участие в галопе по СССР, — разве нет в СССР аэропланов?

Это — детские вопросы. Теоретически при известных обстоятельствах германская армия, после огромного и крайне рискованного усилия, может в том или ином месте прорвать советский фронт (мы не говорим здесь об обратной возможности), но это возможно только с ограниченными по времени и по пространству результатами. Расстояние Москвы от границы обеспечивает ее безопасность по меньшей мере на годы. А Гитлеру не удастся продержаться годы, вряд ли ему удастся продержаться и месяцы. Это означает, что нормальная оперативная стратегия сулит фашистской армии в ее войне против социалистической армии так же мало, как и стратегия материальных средств.

Есть ли у нее еще какие-нибудь шансы? Да, есть еще один шанс, но это последний.

* * *

Удушение оперативной стратегии стратегией материальных средств привело некоторых полководцев капитализма к новой феноменальной концепции: к стратегии неожиданности. Эта стратегия исходит из того факта, что, в то время как война уже идет полным ходом, нельзя более проводить оперативные действия, нельзя вести войну движения; что к тому времени все шансы на быструю победу будут потеряны, и притом безнадежно. Но эта сверх-современная, сверх-хитроумная концепция выдвигает один последний шанс. Что если начать действовать прежде, чем это сделают другие? Что если использовать пространство, пока оно еще свободно, до окончательной мобилизации и развертывания сил противника и добиться решающего исхода в течение этого короткого, быстро проходящего периода?

Эта стратегия предполагает просто выиграть у неприятеля время. Свободная территория должна быть занята внезапно, прежде чем военные машины и резервы неприятеля будут доставлены на позиции; неприятель должен быть нокаутирован в материальном и оперативном отношении, прежде чем ударит гонг. Итак, эта стратегия, направленная на то, чтобы «перехитрить» противника, переносит весь исход войны на ее старт, фактически на первые несколько дней и едва ли даже недель В течение этих первых нескольких дней предварительно специально подготовленная и особо подвижная «ударная армия» должна наброситься «во мгновение ока» на ничего не подозревающего врага, расстроить его мобилизацию и поразить его жизненные нервы. Тогда двинется остальная часть массовой армии для выполнения уже легких задач.

Военным родоначальником этой стратегии неожиданности является генерал Сект, который до последнего времени осуществлял наблюдение в гитлеровском военном министерстве за «формированием кадров», т. е. занимался как раз подготовкой ударной армии, в особенности новых сверхподвижных бронеотрядов. Определение, данное Сектом этой армии, мы уже не раз цитировали. «Удар — неожиданный, молниеносный, оглушительный, нанесенный в первые же часы войны и использующий каждую унцию силы для того, чтобы внести хаос и смятение в ряды врага, в период до того, как он начнет свою мобилизацию; подобное урагану оглушительное вторжение армии… проникающее глубоко, в самое сердце развернутых войск (противника), сеющее одновременно и неизбежно панический ужас среди населения вражеской страны» (курсив наш. — Автор).

Но эта мечта Секта, бывшего начальника штаба генерала Макензена, стала теперь новой официально признанной доктриной германского фашизма. Этой идее посвящена новая книга Людендорфа о тоталитарной войне; в этой книге он пишет, что война должна начаться молниеносным ударом и что только в этом случае можно рассчитывать на победу. Начальник военной школы в Мюнхене, лейтенант-полковник Зиберт, заявил на лекции, часть которой была опубликована во французской и английской прессе: «Будут делаться попытки поразить врага в самое сердце; это означает, что все усилия будут сконцентрированы на продвижении в неприятельскую страну прежде, чем неприятель сумеет привести весь огромный механизм обороны… в движение». А маршал Петен, бывший победитель Германии, определяет новую стратегическую идею своих противников следующим образом: «В настоящий момент можно представить себе войну, начавшуюся неожиданно и применяющую методы, которые должны уничтожить первые дивизии неприятельских военных сил и разрушить жизненные центры его мощи».[89] Это все одна и та же идея: сведение оперативной стратегии к неожиданному сокрушению противника в короткий промежуток времени до полного развертывания его сил.

Политическими родоначальниками этой идеи являются Геринг и фашизм вообще, который, как известно, обязан именно этому роду стратегии при захвате власти в Германии в 1933 г. (поджог рейхстага). Здесь явно сказалось влияние всего склада фашистского политического мышления и методов борьбы фашизма, который всегда нападает на противника врасплох и нечестно, так же как и влияние «принципов» фашистских офицеров воздушного флота.

Ответ на вопрос: возможна ли такая стратегия для Германии по отношению к Советскому Союзу, явно сводится к вопросу: кто из них «более мобилен», какая из двух армий скорее окажется на фронте.

Здесь мы подходим к самому сердцу германского оперативного плана против СССР, к самому сокровенному из всех расчетов Гитлера.

Сопоставление материальных средств фашистской и социалистической армии, которое решительно складывается в пользу последней, выяснило два пункта, два пробела: это железнодорожный транспорт и военно-морской флот. В обоих случаях превосходство оказывалось в прошлом на стороне Германии, которая имеет гораздо большее протяжение железнодорожной сети (по отношению к населению), гораздо больше паровозов и подвижного состава и гораздо больше военных кораблей. Германские фашисты рассчитывают, что германская армия может двигаться быстрее, чем советская армия; что она значительно более мобильна. Она может быстрее мобилизовать своих новобранцев, быстрее отправить их на фронт (вместе с механизированными средствами войны), быстрее перегруппироваться; она может, следовательно, быстрее наступать и легче «застать врасплох».

Ведь как раз слабость транспорта, который был «наследственной язвой» старой царской армии, была, пожалуй, даже более опасной, чем слабость промышленности и техники. Царская армия всегда отличалась недостатком подвижности, это был колосс, двигавшийся, как улитка. Известно, что мобилизация и развертывание русской армии в 1914 г. потребовали не меньше месяца, а частично даже два месяца. На 30-й день после мобилизации все дивизии из Европейской России достигли пограничных пунктов, где происходило развертывание сил на западе, на 40-й день туда прибыли дивизии с Кавказа, а на 60-й день туда добрались, наконец, дивизии с Дальнего Востока! Между тем германским войскам для развертывания своих сил на русской границе понадобился срок от 13 до 15 дней. Тогда еще не существовало стратегии «молниеносной атаки» в течение первых нескольких часов, и притом главные силы Германии были заняты на западе борьбой с Францией. При всех этих обстоятельствах произошла, если не катастрофа, так полукатастрофа. Русская армия начала хорошо известное наступление на Восточную Пруссию прежде, чем закончила развертывание своих сил. А генерал Гофман, или, по мнению некоторых, Людендорф естественно взял половину этих войск в плен при Танненберге. Как это оказалось возможным?

При густоте железнодорожной сети в 41,5 км на 100 тыс. жителей (против 90 км в Германии и 103 км во Франции) среди всех этих безграничных расстояний русская мобилизация выглядела довольно странно. Сначала мобилизованные крестьяне должны были добираться до сборных пунктов в городах. А для этого призывникам, например в Сибири, приходилось совершать двух-или трехдневное путешествие в телеге, чтобы из своих деревень добраться до ближайшей железнодорожной станции. После их прибытия на местный мобилизационный пункт 7–8 дней проходило, прежде чем их грузили в товарные вагоны для отправки на фронт; во Франции каждый мобилизованный должен был, как правило, явиться на местный пункт вечером первого же дня. Затем, однако, для русских солдат, расположившихся в товарных вагонах, начинались новые трудности. Так как по всей обширной России только 13 железнодорожных линий, имеющих всего 21 колею, вели с востока на запад по направлению к фронту (неприятель располагал 32 линиями и 43 колеями) и так как работа всех этих линий шла более или менее скверно, то проходили еще 3 недели до тех пор, пока солдаты попадали на фронт. Между тем война продолжалась.

За год до войны русский военный министр Сухомлинов писал 24 апреля 1913 г. русскому министру финансов, что при мобилизации ему придется отправить на западную границу 4 тыс. отдельных поездов, а существующие железнодорожные линии могут пропустить 223 поезда в день; следовательно, ему придется потратить на это дело от 18 до 20 дней. Этот человек оказался большим оптимистом. Дивизии с Кавказа прибыли только через 6 недель, потому что оттуда вела только одна железнодорожная линия. Сибирские дивизии потеряли два месяца, так как в Сибири было проложено фактически только полпути — одноколейная железная дорога. Затем, однако, когда армии посчастливилось попасть на фронт, начались следующие приключения: задержка снабжения боеприпасами и трудности переброски войск (по вертикальным железным дорогам, идущим на юг и на север). Это продолжалось в течение всей войны. Тем временем уже в 1914 г. немцы перебросили свои дивизии из Франции в Восточную Пруссию в течение 6–7 дней, а позже они передвинули целую армию с одного фронта на другой за 10–15 дней. Германские железные дороги нанесли русским железным дорогам сокрушительный удар так же, как германская артиллерия русским батареям.

Этим объясняется, почему Россия с населением, в два с половиной раза превышающим германское, послала на поля сражения 152 дивизии, а Германия —241. Куда исчезли остальные русские силы? Они имелись налицо, но не было возможности ни экипировать их, ни перевезти. Так случилось, что огромная потенциальная мощь России до сих пор еще никогда в истории не находила своего полного военного выражения. Она оставалась призрачной.

Является ли она призрачной еще и сегодня?

Мы видели, что в отношении технических средств войны это уже более не соответствует действительности. Мы видели, однако, что норма примерно в 48 км железнодорожных путей на каждые 100 тыс. населения СССР за последние годы и общее расположение русской железнодорожной сети до 1934/35 г. свидетельствовали о наличии этого слабого пункта советской позиции.

Что, по мнению Гитлера, должно ему помочь выиграть будущую войну? Два обстоятельства: Британия и советские железные дороги.

Не подлежит сомнению, что эта концепция стала основной идеей всей германской современной стратегии. Потому что вся эта стратегия зависит от этих пунктов, вся на них основана. План неожиданного разгрома Советского Союза, основанный на воображаемой слабости советского транспорта, на применении военно-морской и воздушной атаки и с учетом позиции Британии, — блеф.

* * *

Мы не подчеркиваем того факта, что если германская «молниеносная армия» предпримет свою «неожиданную атаку», то ей придется заранее покрыть все расстояние от Восточной Пруссии до ближайшей советской границы, и что в это время советский воздушный флот, во всяком случае, не отправится в экспедицию на Северный полюс. Проблема «Балтийского транзитного марша» уже рассматривалась.

Мы не подчеркиваем того факта, что ныне это расстояние стало, безусловно, гораздо больше для Германии, в то время как для Советского Союза внутреннее расстояние до линии фронта для развертывания сил 248 стало, напротив, гораздо меньше. Так как граница Советского Союза лежит теперь на несколько сот километров дальше к востоку, чем граница царской России в 1914 г., то советским дивизиям для того, чтобы достичь западного фронта, потребуется, даже исходя из старой нормы, на семь-десять дней меньше, чем дивизиям царской армии.

Мы не подчеркиваем того факта, что советский военный флот растет сейчас с поразительной быстротой.

Максимальное развитие и совершенствование этих орудий делают почти невероятным военно-морское наступление со стороны любого противника. Это относится и к маленьким современным торпедным катерам, обладающим исключительной скоростью. Проблема «нападения с моря на Кронштадт и Ленинград», какой бы внушительной она ни казалась, весьма и весьма сложна, она заключает в себе совсем неожиданные сюрпризы для германских адмиралов и заслуживает пристального изучения. Но мы не хотим подчеркивать и этого.

Мы не подчеркиваем даже того факта, что советская граница покрыта сейчас укреплениями, о подлинной мощи и силе сопротивления которых придется, может быть, судить гитлеровским генералам, если дело до того дойдет. Им придется, во всяком случае, удостовериться, что план «оккупации Ленинграда» все же сильно напоминает воздушный замок (мы не говорим, что этот план просто чепуха).

Мы не подчеркиваем этих моментов, хотя их наличия достаточно, чтобы заставить сильно поколебаться почву под ногами Гитлера. Вместо этого, мы очень коротко и в общих чертах скажем о трех других условиях: о современном состоянии мобильности советской армии; об уровне ее моторизации, и, наконец, о новых советских железных дорогах.

Известно, что советская армия имеет постоянную мобильную эффективную силу в 1 300 тыс. чел. Полтора миллиона полностью экипированных красноармейцев, еще до мобилизации расположенных близ границ или как раз в наиболее важных железнодорожных пунктах, — это армия, которую не так легко «застать врасплох» и которая, наоборот, может при известных обстоятельствах застать врасплох атакующего.

Советская армия теперь как никогда независима от железных дорог, по той простой причине, что она представляет собой одну из лучших по моторизации армий мира. Это анахронизм в наше время — ставить все в зависимость от паровозов и товарных вагонов, в то время как пехота, посаженная на грузовики, может передвигаться со скоростью до 100 км в час; прежняя кавалерия никогда не могла развивать такой скорости. Для того чтобы перевезти одну пехотную дивизию, требуется (цифры из германских источников) 650 автомобилей, 6 700 грузовиков и 1 200 мотоциклов, а во время последних французских маневров генерал Гитри перебросил целую дивизию на расстояние в 100 км в течение восьми часов. Сам Гитлер собрал однажды в Берлин во время партийного сбора 200 тыс. национал-социалистов со всей Германии в течение семнадцати часов с помощью 20 тыс. автомашин и мотоциклов; специалисты считают, что хорошо организованная система автотранспорта позволяет армии отходить на 150–200 км в сторону от железной дороги; мероприятие до сих пор едва ли мыслимое.

Советская армия беспрерывно продолжает дальнейшую моторизацию; дороги в СССР улучшаются, а ресурсы горючего безграничны. Автомобильное производство СССР возросло с 1 702 автомобилей в 1929 г. до 100 тыс в 1935 г., а после пуска автозаводов в Ярославле, Куйбышеве, Сталинграде и в Сибири продукция автомобилей дойдет до 630 тыс. в год, что будет самой большой цифрой в Европе. Две большие автомагистрали — Москва — Минск и Москва — Киев — свяжут вскоре кратчайшим путем столицу с окраиной. Автотранспорт ликвидировал позорное наследство царизма.

3. Частично это наследство ликвидировали и сами советские железные дороги. Долгое время они были слабым местом в организме социалистического государства; этого нельзя отрицать и никто этого не отрицает. Однако с тех пор, как в 1935 г. была намечена грандиозная радикальная железнодорожная реформа и советское правительство бросило на этот участок свои лучшие силы во глава с великолепным организатором Кагановичем, ближайшим сотрудником Сталина, дело пошло совсем по-иному.

Впервые годовой план транспорта был значительно перевыполнен, грузооборот возрос до 390 млн. т и достиг в 1936 г. 483,2 млн. т по сравнению с 268 млн. т в 1932 г., 156 млн. т в 1928 г. и 132 млн. т в 1913 г. Здесь снова был показан этот фантастический «социалистический темп», который так поражает инженеров и предпринимателей капиталистических стран — ведь они меньше всего ожидали от СССР таких темпов в области транспорта. В 1936 г. протяжение железнодорожной сети СССР достигнет 85 тыс. км по сравнению с 78 тыс. км в 1928 г. и 58 тыс. км до мировой войны. Старые линии модернизируются, одноколейки превращены в двухколейные пути, и железные дороги в некоторых местах электрифицированы; число коммуникационных путей, в частносгги с востока на запад, значительно увеличено, их эффективность повышена. Неутомимый комиссар Каганович разъезжает по стране, ускоряя работы по строительству. Молодой социалистический транспорт встал на ноги.

Реорганизация только началась; действительная социалистическая норма будет достигнута лишь через несколько лет.

Но уже теперь советская железнодорожная сеть нисколько не похожа на ту, какой она представлялась германскому генеральному штабу еще в 1934 и даже в 1935 г.: — «брешью» для удара по Советскому Союзу. Время для этого упущено, и Гитлер придет слишком поздно; его шансы тают и уменьшаются с каждым днем. Фашисты не могут представитъ себе, что успехи социализма могут расти так быстро. Это был их последний шанс в сухопутной войне с Советским Союзом. Нельзя игнорировать того, что, осознав это все увеличивающееся опоздание, так же как и угрожающее финансовое положение в связи с продолжающимися вооружениями и растущее социальное недовольство внутри страны, Гитлер в известный момент придет к отчаянному решению: «дать старт, не дожидаясь более». На востоке готовы оказать ему должный прием.

Может ли Германия, с точки зрения материальных средств и оперативных возможностей, выиграть войну на суше против Советского Союза? Никогда! Идея победоносного «шлиффеновского удара» против Москвы, идея «Канн на востоке»—это химера. Гитлер никогда не увидит Москвы, разве только как пленник. А ведь во всей нашей работе мы ни разу не упомянули о возможности оборонительного наступления советских сил против фашистской Германии, о возможности контрнаступления социалистической армии!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.