Село Борисово

Село Борисово

В конце сентября 1998 года, не проездом, а специально, довелось мне с соратниками по краеведению побывать в селе Борисове. На въезде со стороны Вереи, свернув с Можайской дороги налево, попадаешь прямо в центр слободы. Здесь, возле небольшого пруда, заросшего старыми, совсем припадающими к воде ветлами, стоит вековая русская церковь, перестроенная несколько десятилетий назад под неуклюжее и безликое здание клуба. На нашу просьбу быть добровольными провожатыми до городища откликаются два местных жителя.

Мимо пруда и старой, изуродованной воинствующим атеизмом церкви идем, минуя особенно унылое в осеннюю пору кладбище, в сторону высокого материкового берега Протвы. Дорога заросла муравой, залита красками листопада. Пустынно. С разговорами выходим на широкое поле. И тут же, неожиданно, как прозрение, в глаза бросается полная осеннего света и воздуха удивительная перспектива с юга — задумчивые холмы, с востока — торжественная даль! Ее оттеняют и дополняют среднерусское с холодным рисунком облаков небо, непререкаемый даже при солнце, ознобный сентябрьский ветер, сельское кладбище, застывший при всем этом какой-то крик из-за черты Забвения. Вот она, воочию открывающаяся только посвященным — магическая следотень, информационное поле исчезнувшего с лица земли русского средневекового феномена — Царева Борисова городка!

Не доходя городища, останавливаемся на самом гребне кручи. Отсюда оно точь в точь напоминает «живую голову» из известной пушкинской поэмы. На ее челе нет шлема — проступают залысины из мелко битого кирпича, бинты старой известковой пыли. Наши проводники утверждают, что подземелья, не описанные никем, в селе имеются. Земля здесь источена «арочными», из кирпича, ходами, траншеи под которые, видимо, давным-давно рылись открытым способом, а сами рукотворные подземные ходы скорее всего должны были соединять между собой крепость на городище и царевы каменные строения (церкви) вокруг нее.

Русские археологи по неизвестной причине сюда никогда не заезжали и профессиональные раскопки в селе, как утверждают мои проводники, не велись.

Отечественная «терра инкогнита» XV–XVI веков!

К чести можайцев, их районная газета печатала материалы об истории села Борисово. Но темы подземелий и тайны сокрытых в них ценностей специально в публикации не касались. Спрашиваю Алексея (со слов, на его приусадебном огороде имеются просадки, связанные с одним из древних подземных ходов) о минимальном заглублении кладки. Он отвечает, что метра два с половиной будет. И зачем-то предупреждает — копать нельзя! Да, время порой само проявляет следы старых, плохо документированных тайн из истории России.

Когда наши провожатые уезжают на стареньком мотоцикле, перебираюсь через все еще глубокие рвы на вершину Кремля Борисова. На ней — одинокая унылая братская могила времен Великой Отечественной войны. Тайне кремля на городище, вершину которого я меряю шагами, ровно четыре века.

По всем признакам селяне не тревожат этих угрюмых мест. Современные строения стоят поодаль, словно не желая вторгаться в физический план береговой складки Протвы. С подобным по началу необъяснимым явлением сталкиваешься только там, где у старожилов бытуют поверья о святилищах, населенных беспокойными духами Минувшего. А может быть, что кроме физического плана чувствуют люди и иные, неуловимые для глаза и все еще не объясненные наукой планы, выстроенные в мире тонкой материи… Прав древний мыслитель, сказавший, что «у каждого места свой дух».

Итак, кремль имеет в длину (с юга на север) примерно — 75, в ширину (с запада на восток) — 65 шагов. И хотя склоны в целом держат заданную им когда-то крутизну, нельзя отказаться от старого описания, по которому площадка эта четыре века назад была почти правильной эллипсоидной формы и длина ее приблизительно равнялась удвоенной ширине. За минувшие четыре века, вместившие 146 000 дней и ночей, люди, огонь, дожди, талая вода и ветер то сбрасывали, то старательно стирали с высоты рукотворные следы величия. Сами собой вспоминаются старинные рисунки с изображениями средневековых крепостных стен, башен и церквей, снайперски вбитых в эту гору безымянными теперь зодчими.

Глядя на следы старого, быльем поросшего разора, удивляешься нашему умению и созидать и вандально рушить создававшееся своими собственными руками. Почему по всей Европе и даже в Африке стоят почти боготворимые тамошними народами и туристами величественные руины древних городов, фортов, замков, храмов и театров? Кто научил поколения не наших людей генетически любить седые камни своей старины? Отчего мы не только за века, но за десятилетия забываем, сметаем вехи, поставленные предками нашими? Может быть, тому виной то, что предки строили и города, и форты, и храмы русские из дерева и пользовались для их внутреннего освещения опасным открытым огнем: лучинами, свечами, факелами? Может быть, виной тому долгое отсутствие изобретения — громоотводного устройства?

Вот две ямы: одна (на юго-западе городища), по всей видимости, когда-то была входом в тайник, другая (на северо-востоке) — глубоким колодцем с живой водой для гарнизона крепости.

Здесь, в кремле-крепости, по всем правилам военного искусства средних веков, всепогодно и круглосуточно могли и противостояли многочисленным польским и литовским ратям воевода Константин Ивашкин и его героические стрельцы. Сколько их было со «службой обеспечения» обороны?

Две-три сотни!

Наверное, закрывая глаза павшим в боях соратникам, они сносили их тела в один из погребов-склепов, где те обретали вечный покой. Что мы знаем о тех русских героях Смутного времени? Чтим ли их память?