Причинно-следственные связи в деле исчезновения либереи

Причинно-следственные связи в деле исчезновения либереи

Авторитетнейшим исследователем судьбы либереи, доставшейся Иоанну IV от его родственников по нисходящей линии, продолжает оставаться ныне покойный историк академик АН СССР М.Н. Тихомиров (1893–1965). Именно он в советский период длительное время возглавлял работы по розыску утраченного с началом Смутного времени (1598–1613) уникального фонда светских источников, предположительно в основном греческого и латинского происхождения, составлявших, вероятно, значительную часть царских книжных раритетов, делавших библиотеку звездой мировой величины.

Пожалуй, Тихомиров, выдающийся знаток в области истории Древней Руси, славянских стран и Византии, источниковедения, палеографии и дипломатики был именно тем ученым, который в конце концов, несмотря на непроницаемость покрова над средневековой пропажей, был способен увидеть объемно модель тайны, докопаться до истины. К великому сожалению, он ушел на 72-м году жизни…

Как мы уже знаем, в 1960 году в журнале «Новый мир» (№ 1) под заголовком «О библиотеке московских царей. Легенды и действительность» увидела свет статья Михаила Николаевича, посвященная этой важной исторической проблеме-загадке.

По мнению академика, «вопрос о библиотеке московских царей выходит далеко за пределы простого любопытства», «имеет громадное значение для понимания культуры средневековой России». В частности, ученый писал: «О том, что московские цари обладали большой библиотекой греческих и латинских рукописных книг, в Западной Европе в XVI веке ходили разнообразные слухи. Уже в то время была сделана попытка установить, действительно ли имеется такая библиотека. Крайне характерно, что эту попытку предприняли просвещенные итальянские круги, связывавшие сведения о царской библиотеке с последними византийскими императорами. Рассказывали, что византийский император Иоанн незадолго до взятия Константинополя турками, в 1453 году отправил драгоценные греческие рукописи в Москву для их спасения.

Знаток греческой письменности Петр Аркудий получил от кардинала Сан-Джорджо поручение проверить этот слух. Аркудий побывал в русской столице вместе с польско-литовским послом Львом Сапегою в 1600 году (период правления царя Бориса Годунова, начало Смутного времени на Руси. — Авт.). По словам Аркудия, он при всем своем старании не был в состоянии обнаружить следы библиотеки с греческими рукописями.

Как бы в оправдание своих бесполезных поисков, Аркудий сообщил, что такой библиотеки якобы никогда не было. Он прибавил различного рода россказни о том, что великие князья московские были людьми не образованными и как данники (важное для приближения к тайне понятие. — Авт.) татарского хана вынуждены были подвергаться унизительным процедурам при встрече ханских посланников.

Эти рассказы обнаруживают источник сведений Аркудия — он говорил о московских царях на основании некоторых авторов. И действительно, одновременно с письмом Аркудия Лев Сапега писал о том же другому католическому прелату, известному Клавдию Рангони, папскому нунцию в Польше, прославившемуся впоследствии содействием самозванцу Дмитрию. Сапега уверял, что в Москве нет никакой библиотеки, за исключением немногих церковных книг.

Однако даже то усердие, с которым Петр Аркудий и Лев Сапега выясняли вопрос о греческих рукописях, показывает, что в Италии существовало мнение, что в Москве имелись различного рода сочинения знаменитых греческих и латинских авторов. Об этом же говорилось в других сообщениях о библиотеке в Москве, где, по мнению некоторых просвещенных поляков, процветала греческая письменность».

Академику Тихомирову нельзя отказать в такте: аккуратно, дипломатично, в расчете быть правильно понятым своим читателем, он, представляется, обходит «острые углы», касающиеся католических Польши (в момент написания статьи — государство — член Варшавского договора), Литвы (союзной республики бывшего СССР), итальянских богатеев и кардиналов Ватикана, именуя последних «просвещенными итальянцами».

Случайно ли вояж важных католических эмиссаров состоялся не раньше и не позже, а именно в период царствования избранного на власть Бориса Годунова, в канун вторжения на русскую землю польского ставленника Лжедмитрия I? Не нацеливалось ли это странное легальное путешествие только на отыскание либереи или все же являлось специальным и многоцелевым? Мог ли он являться частью огромного заговора против явно ослабевшей в плане государственного управления Руси? Если да, то какие именно цели преследовала вся эта широкомасштабная трансграничная и дорогостоящая акция?

Здесь уместно привести выдержку из труда «Смутное время московского государства в начале XVII столетия. 1604–1613» (СПб., 1904) русского историка Н.И. Костомарова: «…не Борис царь, а первопрестольник церкви взялся объяснять запутанное дело Русской земле: по его словам, все это дело происходило «из крамолы врага и поругателя христианской церкви Жигимонта Литовского короля»; цель у него была «разорить в Российском государстве православныя церкви и построить костелы латинские и лютерские, и жидовские». В этих делах он, Жигимонт, с панами радными назвал странника-вора, беглеца из Московского государства, расстригу Гришку Отрепьева князем Углицким Дмитрием. Грамота оповещала, что «патриарху и всему освященному собору и всему миру известно, что Дмитрия царевича не стало еще в 1590 году, назад тому четырнадцать лет».

Теперь попробуем перевести смысл слов из приведенных выдержек на язык, характерный для гласности наших дней, сформулировав следом легенду причинно-следственных связей в таинственной судьбе либереи.

Итак, в 1584 году скончался Иоанн Грозный, который, одолев в свое время татарских ханов в Казани и Астрахани (крымские ханы тогда продолжали являться реальной и сильной внешней угрозой Руси) и перестав отчасти быть данником, решился сделать гласной «секретную» информацию о своей уникальной библиотеке, имевшей мировое значение. Эта библиотека даже была показана зарубежным специалистам.

Таким образом, была умышленно допущена широкая и мощная утечка информации государственного значения, ранее никогда не разглашавшейся. В 1598 году на престол взошел царь Борис Федорович Годунов — первый избранный русский государь, царь-реформатор, который, в частности, из обета и желания улучшить быт простолюдинов отказался от сбора ряда налогов с них, чем ослабил поступления в казну, финансирование своего войска и не желая того породил в нем и среди бояр ропот.

Как «избранный», не являясь «помазанником божьим», этот человек по современной терминологии, вероятно, «страдал комплексом неполноценности» в результате того, что ему приходилось все время объяснять боярской думе смысл своих поступков, оправдываться перед ней что ли. Уровни власти над подданными у Бориса и Иоанна заметно отличались. Запад чутко определил, что «русскую лодку» можно было начинать активно раскачивать как изнутри, так и извне.

Обвинения в убийстве в Угличе царевича Дмитрия и слух (возник примерно в 1597–1598 гг.) о появлении самозванца (Лжедмитрия I) понятно, действовали весьма разрушительно. Они сократили жизнь русского царя Бориса Годунова. Как сообщается, «в апреле 1605 года Борис неожиданно для всех скончался» (по некоторым признакам можно предположить, что смерть Бориса наступила внезапно в результате острого приступа гипертонической болезни и, как следствие, сильного кровоизлияния. Возможно, основных заболеваний у царя было несколько).

Насколько внезапно?

Вот как описывает это событие в своем труде Н.И. Костомаров: «13-го апреля была неделя мироносиц. Царь встал здоров и казался веселее обыкновенного. После обедни приготовлен был праздничный стол в золотой палате. Одно известие (письмо Димитрия к Мнишку) говорит, что он принимал тогда иноземных послов. Борис в этот день ел с большим аппетитом и переполнил себе желудок так, что ему стало тяжело. После обеда он пошел на вышку, с которой он часто обозревал всю Москву. Вдруг сошел он оттуда и закричал, что чувствует колотье и дурноту. Побежали за доктором. Но еще не успел прийти доктор, ему стало хуже. Окружавшие его заговорили о будущей судьбе России. Борис сказал: «Как угодно Богу и земству!». Вслед затем у него полилась кровь из ушей и из носа; он упал без чувств. К нему прибежали патриарх, духовенство, едва успели кое-как приобщить его, а потом наскоро совершили уже над полумертвым посвящение в схиму и нарекли Боголепом. Он скончался около трех часов пополудни».

Перед внезапной кончиной царь Борис произнес только одну фразу…

А сколь быстрой была гибель вдовы и сына Годунова — царевича Федора, низложенных после публичного «признания» на лобном месте боярина Василия Ивановича Шуйского перед огромной толпой горожан, уверенных в том, что Борис Годунов — организатор «попытки» углического убийства и жаждавшей тому срочного рокового подтверждения?

Событие, о котором идет речь, происходило в Москве уже в начале июня. По этому поводу Костомаров сообщает: «Долой Годуновых! — заревела неистово народная громада. — «Долой их, б… детей! Всех их друзей и сторонников искоренить! Бейте, рубите их! Не станем жалеть их, когда Борис не жалел законного наследника и хотел его извести в детских летах. Господь нам теперь свет показал; мы доселева во тьме сидели. Засветила нам теперь звезда ясная, утренняя — наш Дмитрий Иванович. Буди здрав, Дмитрий Иванович!» Говорят, что некоторые советовали Федору (царевичу Федору Борисовичу Годунову. — Авт.) и обличить неправду писем Дмитрия; но он не решился.

Толпа хлынула без удержу в Кремль во дворец. Уже некому было защищать семью Бориса. Караул держали стрельцы; они увидали, что не совладать им с народом, и отступились. Федор бросился в тронную (вероятно, в Грановитую палату) и сел на престоле. Он думал, что толпа не посмеет наложить на него рук, как увидит, что в царственном величии. Мать и дочь стояли с образами в руках, словно со щитом против народной ярости. Но для народа Федор Борисович был уже изменник Федька, а не царь. Его стащили с престола. Мать-царица, потерявши все царское величие, начала метаться перед народом, сорвала дорогое жемчужное ожерелье с шеи, бросилась в толпу, плакала, униженно просила не предавать смерти детей ее.

Народ и не хотел убивать их. Вдову-царицу, молодого Федора и Ксению перевезли на водовозных клячах в прежний Борисов дом, где жил Борис, когда еще не был царем. К дому приставили стражу. Весь царский дворец опустошили, все в нем ломали, грабили; говорили, что Борис осквернил его.

Другие толпы напали на дом свойственников и клевретов покойного тирана. Досталось всем носящим прозвище Годуновых; постигла одинаковая участь Сабуровых и Вельяминовых: дворы опустошили, их имущество разнесли, их дома разломали, челядь разогнали, иных вдобавок поколотили и, наконец, заковали и отдали за-приставы. Тогда раздражило громаду сильно то, что во дворце отыскали двоих посланников от Димитрия; они были иссечены, испечены: никто не знал прежде, что их мучили тайно.

«Вот, — кричал народ, — и всем то же было бы! вот что делают Годуновы! вот какое их царство!»… Дали тогда трепку всем, кого только могли обвинить в прежней приверженности к Годуновым. Толпа бросилась на их дом. Взломали замки, забирали платье, деньги, утварь, выводили лошадей и скот, а когда доходили до погребов — тут было раздолье: поставят бочку дном вверх, разобьют дно и черпают сапогами, котами, шапками и пьют, пока без чувств не попадают, и так в этот день до ста человек лишились жизни. Душ не губили, зато сильно грабили без всякой пощады…

…Димитрия беспокоило, что Годуновы находились в Москве. Федор был уже наречен царем, Федору дана была присяга; нельзя было поручиться, что нет больше сторонников Годуновых или способных назваться их сторонниками для своих видов; при всяком неудовольствии на нового царя могло явиться покушение поднять их знамя.

Прежде чем Димитрий решился идти на Москву, он послал вперед князя Василья Васильевича Голицына, князя Василья Рубца-Мосальского, бывшего воеводой в Путивле, и дьяка Сутупова; он приказал его опасных врагов… вдову Бориса и сына — убить… Наконец, разделавшись с клевретами Бориса, 10-го июня князья Василий Голицын и Рубец-Мосальский поручили дворянину Ми-хайле Молчанову и Шеферединову, взяли с собой троих дюжих стрельцов и вошли в дом.

Семья Борисова десять дней находилась в страхе, не зная, что с ней станется… Мучения неизвестности и сомнения разрешились… в десятый день утром. Вошли посланные, взяли царицу и отвели в одну комнату, а Федора в другую; Ксению оставили. Царице накинули на шею веревку, затянули и удавили без труда. Потом пошли к Федору.

Молодой Годунов догадался, что с ним будут делать, и хоть был безоружен, но стал защищаться руками: он был очень силен от природы, дал в зубы одному, другому, так что те повалились. Тогда один из них схватил Федора за детородные части и начал давить. Федор лишился силы и от невыносимой боли стал кричать: «Бога ради, докончите меня скорее!» Тогда другой товарищ взял дубину и хватил его с размаху по плечам и груди, а потом накинули на шею петлю и удавили.

Сестру бывшего царя, девицу Ксению, не убили. От ужаса она лишилась чувств, и насилу молодая жизнь перемогла в ней потрясение… Голицын и Мосальский объявили народу, что Борисова вдова и сын отравили себя ядом».

Оглупленная, доведенная до кровавого экстаза Москва то чистосердечно, то лицедействуя в угоду ситуации предала семью Годуновых. Усопший царь Борис, когда был жив и в силе, без сомнения, предвидел нечто подобное и был предусмотрителен в отношении сокровищ державы…

Итак, жена и сын Годунова десять дней томились в ужасных предчувствиях и погибли насильственной смертью. Уж очень опасно эти люди мешали претенденту. При желании они не смогли бы даже откупиться. Их не хотели слушать вообще. Шансов на спасение, как видно, не имелось вовсе. В Тулу, на поклон же к самозванцу морально готовая к физической расправе над ней семья не попросилась. Отдадим должное русскому характеру…

…И поныне мрачно и одиноко возвышается полузабытый склеп семьи Годуновых в Троице-Сергиевой лавре. Кругом него нетоптанная трава — не частят к нему монахи, не подходят экскурсанты… Страшна великая русская смута, даже ее дальние глухие раскаты.

Итак, с высокой долей достоверности можно предположить, что тогдашние военные недруги Руси — католические Польша и Литва, находившиеся в лоне Ватикана, давно опасавшиеся в лице амбициозной Москвы утверждения «Третьего Рима» как сильного военно-политического центра, объединявшего после падения Византии весь православный мир, имели решительный план изменения стратегической ситуации в свою пользу. Был задуман и начал поэтапно реализовываться непростой и ресурсоемкий план вывода на политическую арену Лжедмитрия I как претендента на русский престол. Ими наверняка разрабатывались задачи как военно-политического и клерикального, так и чисто экономического характера. Скорее всего одной из таких задач было решение судьбы царской казны и конкретно, ее составной части — драгоценной либереи московских царей. Именно в этих целях на русскую землю под легендой «путешественников» направляются компетентные представители Ватикана Петр Аркудий и Лев Сапега, которым вменено в обязанность, если так можно выразиться, осуществить политическую, военную и целевую разведывательную деятельность в отношении конкретных объектов. Это и понятно, если молодому, образованному и умному Лжедмитрию (в которого за границей в это время вкладываются огромные деньги) удастся стать русским царем, такую затратную политическую удачу необходимо «отыграть» в короткий срок, сделать ситуацию прибыльной. Еще бы, Русь — полнокровный донор для хитрых и коварных потребителей!

Аркудий и Сапега ищут, в частности, следы либереи, как мы отметили выше, не в Иоанновой, а уже в годуновской Москве, но, что интересно, не могут их отыскать. Кроме Москвы, как следует из достоверных источников, они бывали и в Можайске. Делалось ли это проездом или в можайскую часть подмосковного региона их вел след либереи, останется на ваше решение.

Теперь, когда вы, друзья, постепенно убеждаетесь в реальности исчезнувшей некогда либереи, приведем выдержку из итогового абзаца в статье академика М.Н. Тихомирова: «Библиотека московских царей с греческими и латинскими рукописями существовала — это факт, не подлежащий сомнению», и, по мнению Михаила Николаевича, ее раритеты не следует путать ни с одним известным истории синодальным собранием книг, ни с «русским» книжным фондом московских царей, распыленным в XVIII столетии, после переноса столицы из Москвы в Петербург.

Библиотека московских государей вряд ли была уничтожена мудрым Иоанном IV.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.