Мелкие профессиональные землячества

Мелкие профессиональные землячества

4 апреля 1866 г. костромской картузник Осип Комиссаров отклонил руку стрелявшего в Александра II Дмитрия Каракозова и тем спас государя от верной смерти. Как и многие столичные шапочные и картузные мастера и торговцы, О. И. Комиссаров происходил из села Молвитино Буйского уезда.

Согласно городской переписи, в 1869 г. из 116 владельцев шляпных и фуражечных мастерских в Петербурге костромских крестьян было 51, из 700 рабочих – 228, из 172 одиночек – 103. В 1890 г. всего в Петербурге насчитывалось 164 хозяина шляпных и фуражечных мастерских, 2 служащих, 1260 рабочих и 176 одиночек. В 1900 г. соответственно 350, 8, 1706 и 203. В Костромской губернии шапочным ремеслом занимались только в селе Молвитино и в одноименной волости Буйского уезда.

Молвитино, насчитывавшее в 1860-е годы, по данным П. Семенова-Тян-Шанского, 280 дворов и 1271 жителя, располагалось на оживленном торговом тракте в 40 верстах от уездного города[217]. Земледелием молвитинцы занимались мало: их основными занятиями были скупка льна у окрестных крестьян и, главным образом, изготовление шляп, шапок и картузов.

Шапочный промысел был распространен и в самом селе, и в прилежащих к нему 36 деревнях Молвитинской волости. Появился он в здешней округе еще в конце XVII столетия. С 1850-х годов местные шапочники начали уходить на заработки в столицу. К 1890 годам около тысячи молвитинцев занималось изготовлением головных уборов. Девять десятых шили шапки (это считалось более выгодной работой), остальные – картузы. Широко использовались швейные машинки.

Мех для шапок оптом закупался на Нижегородской ярмарке (кроме бобра и кролика – они шли из Москвы). В Петербурге покупали старые зонтики – их шелк шел на тульи. Из столиц в село шли и другие потребные в ремесле материалы – бархат, плис, сукно, коленкор, тафта, вата, машинные нитки.

10 мастерских работали в 1890-е круглый год, имея по 5-25 мастеров и по 1–5 мастериц и 30 мальчиков. Лучшая мастерская делала оборот на 100 тысяч в год. Большинство же хозяев с мастерами и учениками отправлялись в одну из столиц и там работали с мая до конца декабря, по заказу магазинов. Заработок бывал от 60 до 160 рублей.[218]

Молвитинские шапочники – редкий пример сельских ремесленников, перенесших свое ремесло из деревни в город практически без изменения характера его организации. Они интересны еще и тем, что образовывали костяк единоверческого прихода.

Буйский уезд, вообще «примечательный крайней домоседливостью своих жителей», высылал в Петербург точильщиков. Их присутствие в городе, дворы которого они методически обходили с неизменным «Ножи, ножницы точить», было весьма ощутимо. В отличие от большинства других костромичей точильщики оставались в Петербурге на зиму, а летом возвращались к себе в Буй. Точильщики образовывали в городе небольшие артели в 3–5 человек. В артельную кассу шла примерно треть заработка: она тратилась на жилье и утренний чай с хлебом. Точильщики, по сообщению анонимного газетного очеркиста, зарабатывали в среднем полтора рубля за день работы. Главный доход давали им даже не индивидуальные заказы, а работа для кухмистерских, трактиров, Апраксина двора (заточка старых ножей, поступавших на продажу)[219].

В Иружской волости Зубцовского уезда был распространен отход пильщиков. Их занятием была продольная пилка для мебельщиков. Уходили осенью с 1 сентября и возвращались первый раз к Пасхе. Затем снова отправлялись в Петербург, где находились до Петрова дня.

Пильщики работали парами. Пара работала у мебельщиков сдельно. Оплата зависела от числа «проходов» и породы дерева. Дороже всего стоила пилка орехового дерева – 25 копеек за проход, ясень – 15 копеек, дуб – 10, липа – 5, ольха – 3. Самой невыгодной считалась пилка толстого орехового дерева, самой выгодной – тонкого. Пилили или на козлах (хозяйских), или на ямах (толстое дерево). Чурки американского ореха весили до 100 пудов. Пара в день зарабатывала 2–3 рубля. Работали на своих харчах (в среднем 2 рубля на человека в неделю). За квартиру – 1 рубль в месяц.

Для работы требовался сравнительно дорогой инструмент: пила долевая стоила 8 рублей, топор – 50 копеек, подпилки – 15 рублей (по 35 копеек подпилок), ручки – 50 копеек, лом – рубль, веревки – 65 копеек. Всего на пару около 25 рублей. Летом инструмент оставляли в Петербурге у знакомых. К концу XIX века промысел сильно пал из-за появления специальных пилорам.

Из Тверской губернии в 1890-е годы отходило 530 крючников. В Петербург шли крючники из Иружинской волости Бежецкого уезда (в основном из деревни Алексино) и соседней с ней Раменской Новоторжского – всего 107 человек. Остальные находили работу на волжских пристанях.

Тверские крючники занимались погрузкой и разгрузкой судов, работали на железнодорожных станциях или совмещали погрузо-разгрузочные работы с ломовым извозом. Уходили крючники из деревень в конце апреля, в деревню возвращались к 14 ноября.

Отход начинался в 18–19 лет. Существовали три типа трудоустройства крючника: артельная, наем к определенному подрядчику, поденная работа. Артели и работники, связанные с определенным подрядчиком, нанимались на сезон. Хозяин обеспечивал харчами и квартирой. За семь месяцев работы на руки полагалось 120–180 рублей.

Артель (она состояла обычно из 25–40 человек) избирала из своей среды нескольких выборных, ищущих выгодный подряд. Снималась артельная квартира рублей за 25 в месяц. Харчи выбирались в долг в лавке, расплачивались ежемесячно или за все лето. Питание одного крючника в месяц обходилось примерно в 10 рублей. Еще рублей 6 платили кухарке.

Выдача заработка происходила по окончании сезона. Размер выплаты зависел от полезности работника как ловкого и сильного крючника или как предпринимателя.

Больше всего полагалось артельному подрядчику – старшему из выборных, взявшему работу на подряд (сам он в физической работе участия не принимал). Затем шли «отделенные», заведующие «штабелем», то есть порядком укладки, «вешальщики», стоявшие у весов и контролировавшие количество перенесенного груза, и носильщики девятипудовых кулей. Следующий разряд – носильщики мешков (в стандартном мешке – 5 пудов). Наконец, последними по оплате шли молодые члены артели, так называемые первоучки, которые «ставили» мешки, то есть подавали их и помогали ставить на плечи. Если при работе требовались лошади, то наем ломовых извозчиков производился самой артелью.

Поденщики получали от подрядчиков от 80 копеек до полутора рублей в день. Харчи за свой счет: обычно завтрак из хлеба, рубца и печенки – 10 копеек, такой же обед с чаем – 20, ужин – 10; всего 40 копеек в день. Ночевали поденщики в ночлежках – 5 копеек за ночь.

С конца XVIII века в Холмовской волости Пошехонского уезда получил распространение отход в Петербург корзинщиков. Корзины, сделанные из сосновой дранки в виде ящиков для упаковки ягод, посуды, яиц и других хрупких или легко повреждающихся товаров, широко употреблялись в магазинной торговле города.

В 1869 г. этот промысел в столице был почти полностью монополизирован ярославскими крестьянами (21 из 29 хозяев корзиночных мастерских и 173 из 273 рабочих в них).

В 1901 г. корзиночным промыслом был занят 671 ярославский крестьянин, из них 619 (92,3 %) уходило в Петербург. Подавляющее большинство из них (98,3 %) отправлялось в столицу из трех волостей, лежавших на стыке Романово-Борисоглебского, Пошехонского и Даниловского уездов[220]. Отход здесь не был сезонным, корзины в магазины требовались постоянно.

Широко применялся труд подростков – четверть корзинщиков была моложе 18 лет. Ученье продолжалось 23 года, причем в это время мальчикам жалованье не полагалось. Подмастерье зарабатывал от 10 до 14 рублей в месяц на хозяйских харчах. Жили работники в помещениях мастерских. Работа продолжалась 13–15 часов чистого времени в день. В день рабочий изготавливал в среднем 60 корзин из сосновой дранки.

Технология работы была сравнительно несложной, инструмент стоил 5-10 рублей, и поэтому среди корзинщиков было довольно много самостоятельных хозяев (5,7 % или 38 человек). Одиночка зарабатывал в год до 300 рублей, хозяин в среднем – 1200.