Поморцы

Поморцы

Данила Викулин в 1695 г. основал на реке Выг, в нынешней Карелии, первую общину поморцев.

Через четыре года к ней присоединились братья Андрей и Семен Денисовы, ставшие впоследствии основными идеологами согласия. Они написали главное догматическое произведение поморцев, их исповедание веры, знаменитые «Поморские ответы».

Богослужения поморцев совершаются в часовнях и проводятся наставниками (в народе называемых попами, хотя они и не имеют сана). Выходя из часовни, поморцы говорят друг другу: «Простите Христа ради» – и отвечают: «Бог простит».

Споры по вопросу отношения к браку привели к разногласиям внутри поморского согласия и возникновению различных групп: брачных поморцев, венчающихся в православных церквах; небрачных поморцев, не вступающих в брак; полубрачных поморцев, считающих, что хотя каждый должен стремиться к безбрачию, но вступающим в брак без благословения общество не судья. От поморцев отделилась группа тропарщиков, которые совершали, в отличие от других поморцев, молитву за царя.

В первой половине XVII века поморское согласие, по-видимому, преобладало среди старообрядцев новой столицы. Относительно недалеко от Петербурга, в Карелии, находился главный конфессиональный центр поморцев – Выгорецкий монастырь. Многочисленным было поморское население Ямбурга и Старой Ладоги. Ревизия 1745 г. свидетельствовала о принадлежности к этому согласию самых известных петербургских предпринимателей: Игнатия Гутуева, ратмана петербургской биржи Афанасия Дорофеева, гостинодворцев Яковлевых, Петра Рогожина, приставленного от купечества к сбору подушной подати[36].

В 1760 г. (а по некоторым данным, даже в 1740-м) поморцы основали в Охтинской верхней слободе, как называли тогда Малую Охту, свое кладбище – самое старое старообрядческое кладбище в Петербурге[37]. Его появление тут не было случайно. С одной стороны, Охта была фактически самостоятельным поселением с собственным самоуправлением, удаленное от города – здесь кладбище не бросалось в глаза полицейской власти. С другой стороны, среди населявших Охту плотников – потомков олончан и архангелогородцев, было много старообрядцев. В 1768 г. специальным императорским указом Малоохтинское кладбище получило официальный статус и надолго стало главным центром петербургских поморцев.

До начала XX века кладбища играли огромную роль в жизни старообрядческих общин. Вплоть до 1883 г. им было запрещено строить церкви и молитвенные дома, а большинство существовавших (они были основаны в основном при Екатерине II) возникли явочным порядком и в любой момент могли быть закрыты. Между тем, прямого запрета на устройство кладбищ не существовало.

В результате у старообрядцев именно кладбища (прежде всего Рогожское и Преображенское в Москве) стали важнейшими конфессиональными, общественно-благотворительными, коммерческими и кредитными центрами. При них основывались молитвенные дома и целые скиты-монастыри, богадельни, столовые для бедных, книгописные и иконописные мастерские. Вместе с тем сам заупокойный обряд и кладбищенское благолепие были важны для старообрядцев принципиально.

С кладбищами была связана и мирская жизнь старообрядческих общин. Сюда стекалась коммерческая информация со всех концов России, здесь предприниматель-старообрядец всегда мог найти приказчиков и рабочих из среды единоверцев или получить кредит из кладбищенского капитала. «Кладбища, – писал историк петербургского раскола В. Нильский, – это были и есть твердыни старообрядчества, его опоры и вековечные учреждения, долженствующие, по мысли раскольников, узаконить и утвердить навсегда раскольничьи общины России»[38].

На несколько лет позже Малоохтинского кладбища появился второй центр петербургских поморцев – молитвенный дом с подворьем и школой на Моховой улице. Его основателем был купец Иван Феоктистович Долгий (1734–1799), на средства которого строилась моленная и были приобретены для нее редкие иконы и книги[39]. Вплоть до николаевского царствования поморцы на Моховой существовали открыто и привлекали множество прихожан. Время Николая I, вообще очень тяжелое для старообрядцев, роковым образом сказалось на судьбе моленной. В эти годы владельцем дома и попечителем моленной был купец Пиккиев (по его имени моленную называли «пиккиевой»), В 1839 г. были официально запрещены ремонты и подновления, через два года сняты колокола, и, наконец, в 1854 г. после многочисленных проверок моленную окончательно закрыли. При этом изъяли пятьсот четыре иконы старинного письма в серебряных, украшенных камнями окладах[40].

В 1792 г. еще одна поморская моленная появилась на Малоохтинском кладбище. Главным ее жертвователем стал другой столичный купец – М. И. Ундозеров. При моленной в дальнейшем появились богадельня и больница.

В 1820-х годах при кладбище без видов на жительство постоянно проживало около ста пятидесяти человек, среди них управляющий, казначей, два приказчика, три повара, три дворника, староста, четыре псаломщика и до двадцати певчих[41]. Между поморцами Моховой и Малой Охты иногда возникали разногласия по обрядовым вопросам, прежде всего о допустимости венчания в старообрядческих моленных.

При кладбище жил один из наиболее известных «брачников», автор классической летописи петербургского раскола П. Л. Любопытный-Светозаров.

Конфессиональные споры внутри поморской общины привели к возникновению в Петербурге нового беспоповского толка – аристовщины, названного так по фамилии его основателя, петербургского купца Аристова. Постоянно велась оживленная полемика и с главными противниками таинства брака в век Антихриста – федосеевцами.

Еще с 1762 г. федосеевцы владели частью Малоохтинского кладбища, имея там свою моленную и богадельню. Соседство с ними и погубило поморцев. Более радикальные федосеевцы вызвали особое недовольство властей, и одновременно за их учреждениями на Малой Охте в начале 1850-х годов сначала была закрыта моленная поморцев, а потом и вовсе запрещены похороны старообрядцев на Малоохтинском кладбище. Поморцам пришлось хоронить своих мертвецов на Волховом кладбище, у федосеевцев[42].

В царствование Александра II отношение власти к расколу смягчилось. Летописец поморской общины рассказывает: «В конце 1864 года почтенный старец Д. А. Куликов, томимый желанием быть погребенным на этом хотя и упраздненном кладбище, сам при жизни подал об этом прошение и два месяца спустя, 24 декабря, скончался. Необычная просьба была доложена государю и всемилостивейше удовлетворена. Дмитрий Александрович был погребен где желал»[43]. В это же время руководившие тогда поморской общиной богатые купцы А. Д. Пиккиев, В. И. Миронов и А. П. Орловский подали прошение о возвращении кладбища общине, которое оказалось успешным.

Эта новость так обрадовала поморцев, что, по словам петербургского журналиста Н. Скроботова, «один из упомянутых попечителей при разрешении вновь хоронить покойников на поморском кладбище, выхлопотал дозволение вырыть гроб отца своего из могилы и перенес его с федосеевского кладбища на поморское» (потом и другие поморцы последовали его примеру)[44]. На Малой Охте поморцы на средства купца Н. П. Михайлова воссоздали женскую богадельню.

В конце XIX века главным благотворителем и покровителем в сношениях с властями для петербургских поморцев стал их единоверец Василий Александрович Кокорев.

Единственная моленная, оставшаяся у поморцев после разгрома николаевского царствования, помещалась в частной квартире А. Д. Пиккиевой на Моховой улице, причем домовладелица самовластно определяла состав ее прихожан. Побывавший до того в волковской федосеевской моленной Н. Скроботов пишет: «Бедною, тесною и мрачною явилась поморская моленная после более просторной федосеевской»[45]. Основная мысль очерка журналиста: поморцы (в отличие от федосеевцев) полностью лояльны государству. Они не только приняли присягу Александру III, но и отслужили в честь него молебен. После молебна Кокорев пожертвовал 100 рублей на обед на помин души Александра II. А между тем, положение непокорных федосеевцев объективно лучше, чем поморцев.

Благодаря этим ли обстоятельствам или связям Кокорева в 1886 г. поморцам удалось открыть новый молитвенный дом на Лиговке в доме рубашечника Никифорова.

И все же во второй половине XIX века петербургская поморская община переживала упадок. Большая религиозная терпимость власти привела к постепенной эрозии внутриконфессиональных традиций. Происходит размывание некогда чрезвычайно жестких и сложных норм бытового поведения, обязательных для старообрядцев; поморцы все чаще переходят в православие, единоверие или, напротив, к более свято блюдущим «старину» федосеевцам. Только во время похорон на Малой Охте и в молитвенном доме на Лиговке по-прежнему можно было увидеть поморцев в длинных кафтанах со светлыми пуговицами, с особой стрижкой волос с навесом на лоб и пробритым «для благодати» теменем, с лестовкой в левой руке, истово бьющих поклоны.

23 апреля 1889 г. поморская община осиротела – умер В. А. Кокорев. Поморцы, выделявшиеся на фоне столичной толпы необычными старорусскими одеяниями, вынесли из роскошного особняка на полотенцах дубовый гроб, долбленый, без единого гвоздя, и на руках донесли до Малой Охты[46]. Фамильное захоронение Кокоревых до сих пор сохранилось в восточном углу кладбища.

Когда в 1906 г. был принят закон, позволявший беспрепятственно регистрировать старообрядческие общины, именно петербургские поморцы воспользовались им первыми в России. Не исключено, что в этом им помог зять Кокорева, крупный чиновник В. П. Верховский. В августе 1906 г., в день Преображения, на Тверской улице была заложена пятиглавая церковь в новгородском стиле. Участок с садом для нее пожертвовала вдова Кокорева. Храм был построен на пожертвования петербургских поморцев, причем львиную долю средств – четверть миллиона – внесла семья Кокоревых. Храм на 1000 верующих был освящен во имя Знамения Пресвятой Богородицы 22 декабря 1907 г. в присутствии членов совета петербургской поморской общины и депутатов от псковских и московских поморцев. При нем вскоре были основаны детский сад, школа и богадельня. Здесь же находился зал для заседания совета общины[47].

В 1912 г. за Нарвской заставой образовалась еще одна поморская община, насчитывавшая всего сорок человек и имевшая очень скромную Успенскую церковь. Перед революцией в Петербурге жило около пяти тысяч поморцев, у которых было двадцать пять наставников. Кладбищем на Малой Охте управлял попечитель с помощником, избираемые советом общины. В 1912 г. на Малой Охте похоронили пятьдесят человек, в 1913 – шестьдесят четыре, в 1914 – шестьдесят пять.

Руководство поморской общины в начале XX века представляли в основном гостинодворцы, несколько семейных кланов. Кондратьевы, пожертвовавшие 3800 рублей на строительство моленного дома на Тверской улице, владели четырьмя лавками по продаже готового платья на Зеркальной линии Гостиного двора; на Суконной линии торговал мануфактурой С. С. Дерябкин (300 рублей), на Большой Суровской – П. Н. Кончаев (500) и П. С. Сергеев (300). Там же торговали А. Н. Никифоров – кружевами (100 рублей), М. В. Тарасов – модным товаром (300) и в двух лавках дамскими шляпками – И. А. Гурьев (200) и А. Я. Желтышев (он пожертвовал на моленную 15 тысяч рублей).

Еще две видные поморские семьи занимались торговлей кожей: Ф. З. Баженов, происходивший из крестьян деревни Ершово Кондаковской волости Петрозаводского уезда Олонецкой губернии, пожертвовал на Тверскую 2000 рублей, а Д. И. Мерзлоухов, уроженец деревни Плиново Бухарской волости Даниловского уезда – 1000.

Гласный Городской думы А. П. Орловский, один из патриархов общины (он не дожил до официальной регистрации общины), владел сетью магазинов по торговле чаем[48].

Московский мещанин С. Е. Молчанов, торговавший шляпами в Пассаже, пожертвовал 200 рублей, чаеторговец Ф. Н. Парфенов – 100, торговец мукой и хлебом с Калашниковской набережной А. А. Дойников – 500. Поморцем был и крупнейший в столице шляпный торговец С. В. Гилюков (он имел десять магазинов в разных концах города).

Заметим, что все это люди для Петербурга сравнительно новые: из поморских купеческих семей остававшихся верными старообрядчеству к моменту легализации их общины только Желтышевы торговали в Петербурге более полувека – с 1855 г.; Кондратьевы – с 1875, Тарасовы – с 1876, Молчанов – с 1878, Мерзлоухов и Баженов – с 1882, Кончаевы – с 1891, Дойников – с 1900, Гурьев – с 1904 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.