Темур и Баязед
Темур и Баязед
Османская империя образовалась в результате больших, граничащих с авантюрой событий. К 1221 г. под давлением тюрко-монголов племя тюрок-огузов оказалось вытесненным из Центральной Азии в Малую Азию. Один из кланов этого племени, которое кочевало в поисках территории для охоты и скотоводства, предложил свои услуги сельджукскому султану, когда тот больше всего нуждался в них. Этот клан возглавлял некий Эртогрул. За это предок Баязеда получил во владение небольшую территорию, пригодную для выпаса скота, в Анатолии, в двухстах километрах от Константинополя. Из этой территории со временем выросла огромная Османская империя.
Сын Эртогрула принял ислам и взял имя Осман (отсюда название его подданных – османы). Это был один из выдающихся основателей династии, суровый и неприхотливый. После его смерти из личных вещей у него осталось немного: расшитый кафтан, тюрбан, несколько кусков муслина, ложка и солонка. В его царствование сын Орхан захватил Бурсу и отбросил наемников, которых послал против него Константинополь.
В те времена армия состояла из всадников, которые владели землей, сами снаряжали себя и, по мере надобности, собирались на зов султана. Став императором, Орхан и его брат Ала ад-Дин поняли, что для того, чтобы победить соседей-христиан и захватить необходимые им земли, надо добавить к боеспособной, но недисциплинированной кавалерии надежную и постоянную пехоту.
Они создали регулярные пехотные войска, разделенные на единицы по десять, сто и тысяче человек, которые носили униформу и получали большое жалованье – серебряную монету в день. Для той эпохи это был большой прогресс, но нововведение не принесло значительных результатов, так как «пияды» (пешие солдаты) плохо подчинялись приказам.
Выход нашли принц Ала ад-Дин и паша Халил Сендерели. Поскольку тюрки той поры были неспособны к строгой дисциплине и к службе в пехоте, они сформировали пехотный корпус из европейцев, взятых в плен и обращенных в ислам. Одна из тайных целей двух создателей новых отрядов заключалась в том, чтобы обеспечить надежное окружение султана и оградить его от заговоров и интриг.
Использование неверных тоже было не совсем эффективным, поэтому один юрист, Кара Рустем, предложил отбирать у христиан детей, давать им соответствующее воспитание и подготовку, как физическую, так и моральную, до «рекрутского» возраста. Идея Кара Рустема оказалась плодотворной: после пленения или захвата (это называлось «девширме») самых крепких мальчиков (греков, армян, румын, поляков, венгров, грузин и т. д.) обращали в ислам, учили турецкому языку, делали все, чтобы они забыли своих родителей и считали отцом султана, вернее, его образ. Благодаря суровому и методичному физическому воспитанию, они становились хорошими солдатами, а религиозное воспитание прочно привязывало их к правилам дервишей Бекташа.
В 1362 г., в царствование Мурада I, этот воинский корпус был утвержден официально, его назвали «новое войско», по-тюркски – «иенычеры», в европейских языках – «янычары».
Эти воины носили высокую шапочку квадратной формы с кисточкой, которая свешивалась на затылок, балахон из красного сукна и широкие панталоны синего цвета. Их оружием были сабля, круглый щит, кинжал, боевой обоюдоострый топор, лук и колчан со стрелами.
Новички-янычары давали клятву соблюдать строгий кодекс поведения, а именно:
– абсолютно повиноваться офицерам и другим начальникам;
– жить в полном согласии друг с другом и составлять единую боевую единицу;
– отказаться от роскоши, недостойной настоящего воина, и во всем стремиться к простоте;
– никогда не уклоняться от принципов святого Бекташа и соблюдать все религиозные правила ислама;
– не жениться;
– отдавать все свое время воинской подготовке;
– не заниматься другим делом, кроме военного.
Никто не мог вступать в корпус янычар, кроме рекрутированных в соответствии с законом «девширме».
Ореол непобедимости долгое время сопровождал янычар. Именно их султаны бросали в бой, когда исход его уже был предрешен; как правило, появление янычар означало окончательное поражение противника.
Кроме этого элитного корпуса, в турецкой армии были конные отряды, включая легкую, очень мобильную кавалерию, которая должна была изматывать противника и вести разведку: прежде всего, это были отряды «сипаев» – в кольчугах на восточный манер, с копьями, щитами, луками, боевыми топорами или палицами, саблями и кинжалами. Сипаи получали наследственные земельные владения и должны были выставлять всадников в количестве, пропорциональном их доходу. Сама же легкая кавалерия жила за счет грабежей и выкупа пленных.
Вооружение сипайских конников было примерно таким же, как у конницы Темура. Они выполняли функции почетной охраны султана вместе с янычарами и имели священный штандарт османов красного цвета.
Остальная часть армии состояла из легкой пехоты, вольтижеров, которые также жили грабежами, и регулярных пехотных частей. Начиная с Мурада I, султаны располагали вспомогательными отрядами христиан, набираемыми из покоренных народов, которые были хорошими солдатами даже в бою против своих же соплеменников, к примеру сербские кирасиры под командованием своего князя.
С такой армией за сорок лет, начиная с султана Орхана до султана Баязеда, Турция стала могущественной империей. Под власть Орхана по очереди попали Бурса, Никодемия, Никея, второй город Византии, Пергам и его провинция и, наконец, Галлиополи, город на европейском берегу.
Мурад I успешно продолжил дело отца, захватив Анкару и Адрианополь, куда перенес свою ставку. Это был открытый вызов Европе, поскольку этот город (нынешняя Эдирне) является воротами в Грецию и Болгарию.
София была взята в 1383 г., за ней – Фессалоник; половина Болгарии оказалась под османским игом. Мурад обратил взор на своих восточных соседей: на востоке еще оставались небольшие независимые государства, появившиеся в результате распада крупного сельджукского султаната Малой Азии; они также были покорены.
В Косово он разгромил сербскую армию с помощью своего сына Баязеда, который проявил в этой битве незаурядные таланты полководца. Он был провозглашен султаном после того, как Мурад погиб в сражении. Покоренные сербы с тех пор стали поставлять военные контингенты для султана, которые воевали даже против европейцев.
Баязед I правил Османской империей с 1389 г. и оказался достойным наследником своих предков. Он продолжал завоевания в таком темпе и настолько сокрушительно, что его прозвали Молниеносным. Баязед отобрал у византийцев Ала-Шерир, последний город, которым они владели в Азии, покорил независимые государства, граничившие с его империей на востоке, несмотря на то что они просили помощи у Темура, затем осадил Константинополь, а его другая армия продвинулась до Дуная.
В 1394 г. он присоединил к своим землям всю Болгарию и не скрывал, что собирается сделать то же самое с Венгрией, затем со всей Европой. Он заявил: «Мой конь будет есть овес на алтаре Святого Петра в Риме».
Поражение, которое Баязед нанес сербам и болгарам, его быстрое продвижение в Малую Азию показали, что он – ярый противник христианства. Хотя время Крестовых походов давно закончилось и такие предприятия казались анахронизмом, король Венгрии Сигизмунд и бургундский герцог Жан Бесстрашный решили поднять христиан на борьбу с Полумесяцем.
Европейцы организовали так называемый крестовый поход против османов, в котором главную роль играла Франция, предоставившая для этого элиту своего дворянства во главе с графом Неверским, сыном герцога Бургундского, графом Евским, коннетаблем, и маршалом Франции Бусико. Крестоносцы соединились с венграми и остальными христианскими войсками на берегах Дуная, затем двинулись на город Никополис, который уже был захвачен султаном. Однако между французами и их союзниками возникли большие разногласия, и тогда Баязед атаковал их.
Знаменитая битва произошла под Никополисом 25 сентября 1396 г. Французская кавалерия решила дать бой самостоятельно: она бросилась на османские позиции и была уничтожена янычарами. Венгры и другие союзники отступили под ударом сербской конницы, которую султан держал в резерве.
Баязед, такой же безжалостный, как и Темур, приказал уничтожить большую часть пленных, прежде чем вернуться в Бурсу, потому что получил тревожные известия о приближении к границам опасного противника. Но перед возвращением он велел разграбить Грецию (подробно см. «Османская империя»).
В это время Баязед, конечно, был самым достойным противником Темура.
Темур, рьяный приверженец своей веры, строгий в своих представлениях о справедливости, был мастером расчета и планирования. Часами, нередко в одиночестве и по ночам, Темур проводил время за громадной шахматной доской. Он передвигал фигуры, вырабатывая стратегию замысловатых кампаний, «которые он неизменно выигрывал в борьбе с любым оппонентом». В его победоносной армии количество лошадей исчислялось шестизначной цифрой. За войском следовали стада не только верблюдов, но и слонов, животных, оказавшихся не только полезными в бою, но и использовавшихся как тягловая сила при строительстве его легендарной новой столицы – Самарканда. Из этой новой столицы – в конце XIV в. – Темур правил империей, которая простиралась на восток до Великой Китайской стены, на север – до российских степей, на юг – до реки Ганг и Персидского залива, на западе включала Иран, Армению и до верховий Тигра и Евфрата – и, следовательно, до границ Малой Азии. Дальше простиралась другая великая мусульманская империя – империя османов.
Интересы двух победоносных соперничающих императоров, Темура и Баязеда, должны были столкнуться на этой границе, в районе, где (каким виделось различие в их характерах Гиббону) «Темур проявлял нетерпение равного, а Баязед был неосведомлен о превосходстве».
Вызывает сомнение наличие у Темура каких-либо планов в отношении территории его османских соседей. Как солдат, он отдавал должное военной мощи турок. Как создатель империи, стремящийся приумножить свои владения, он все еще имел другие области для завоеваний; его дорога на юг – в Сирию, Святую землю, Месопотамию и в Египет – была открыта. Схожим образом Баязеду больше всего нужно было завершить завоевания на Балканах захватом Константинополя, который наверняка в скором времени попадет в его руки. Темур видел, в чем заключаются интересы каждого из них в отдельности. Баязед этого не видел. Преисполненный гордости и иллюзий непобедимости после десяти лет побед без единого поражения, Баязед недооценивал силы своего соперника и действовал таким образом, что провоцировал Темура выступить против него.
Европейские монархи не забыли ужас, вызванный нашествием Чингисхана, и с беспокойством следили за восхождением нового тюркского завоевателя – Темура, – который претендовал на титул Властелина мира. Жестокость, сопровождавшая его походы на Русь, указывала на то, что это был решительный враг христиан и он был так же опасен, как султан Баязед, самый грозный противник Византийской империи. Однако западные короли надеялись, что, когда две мощные воли столкнутся – что было неизбежно, так как Азия была слишком мала для их амбиций, – христианство воспользуется их раздором.
Отношения между двумя великими завоевателями становились все напряженнее. Яблоком раздора стал эмират Эрзерум и Эрзин-джан.
Баязед послал угрожающее письмо властителю Эрзерума и Эрзинджана, предлагая немедленно заплатить вассальную дань как его сюзерену. Напомним, что сюзереном Тахиртена был не кто иной, как Темур. Тот послал гонца, чтобы сообщить Темуру о «приглашении» Баязеда.
Кроме того, Баязед подстрекал на эту территорию Кара-Юсуфа, властителя Черной Орды, которому Темур неоднократно давал почувствовать свою мощь и который затаил на него злобу. Здесь были задействованы не только амбиции – эмират Тахиртена был ключом к Малой Азии.
Баязед, оккупировав, но в то же самое время не сумев ассимилировать значительную часть Анатолии, оставил у себя за спиной в качестве изгнанников из завоеванных им владений ненавидящих его бывших правителей, стремившихся вернуть себе свои земли из-под власти османов и начать снова править своими прежними подданными, все еще сохранявшими им верность. Многие из них жили в изгнании при дворе Темура. Темур, однако, не связывал себя с их положением или же с действиями султана до тех пор, пока османы не захватили Сивас. Прояви Баязед тогда осторожность, он понял бы, что этот укрепленный город может служить ему оборонительным аванпостом. Вместо этого в 1399 г. Баязед предпочел использовать его в качестве опорного пункта для осуществления наступления далеко на восток, вплоть до верховий Евфрата, под командованием сына Сулеймана. Там войска османов вскоре нарушили границы территории находившегося под протекторатом Темура тюркского правителя Кара Юсуфа, который попал в их руки.
Впервые гнев Темура обратился против Баязеда, и он письменно обратился к нему (снова находившемуся в Европе), требуя вернуть пленника. Гиббон цитирует письмо, приведенное у персидского историка Шараф ад-Дина. «В чем причина твоего высокомерия и безрассудства? – спрашивал Темур султана. – Ты провел несколько сражений в лесах Анатолии: ничтожные трофеи». Продолжая в качестве одного из главных защитников ислама, обращающегося к другому его не менее верному защитнику, он, тем не менее, доводит до сведения: «Ты одержал несколько побед над христианами в Европе; твой меч был благословлен апостолом Аллаха; и твое следование заповеди Корана в войне против неверных есть единственное отражение, которое удерживает нас от разрушения твоей страны, передней линии и оплота мусульманского мира». В завершение Темур убеждает султана: «Вовремя прояви мудрость, подумай, раскайся и предотврати удар грома нашего возмездия, которое все еще висит над твоей головой. Ты не больше чем муравей, зачем ты дразнишь слонов? Увы, они растопчут тебя своими ногами».
Баязед предпочел отнестись к этому и последующему посланиям с презрением: «Твои армии бесчисленны, пусть так, но что такое стрелы твоих стремительных тюрков против ятаганов и боевых топоров моих непоколебимых и непобедимых янычар? Я буду охранять князей, которые искали моего покровительства. Ищи их в моих шатрах. – Он закончил послание оскорблением, более интимным по своему характеру: – Если побегу от твоего оружия, пусть мои жены будут трижды отрешены от моего ложа; но если у тебя не хватает мужества встретиться со мной на поле битвы, может быть, ты снова примешь своих жен после того, как они трижды окажутся в объятиях чужестранца».
Баязед гордился тем, что представлял собой ислам и защищал от Креста знамя Пророка. Темур справедливо считал, что он сделал для ислама гораздо больше, чем его соперник: он утвердил ислам и распространил его до самой Индии. Конфликт был неизбежным и потому, что Баязед и Темур объявляли себя проводниками одной политики – собрать военные силы тюрков и поставить их на службу Полумесяцу, – и оба считали, что земля слишком мала для двух героев: Аллах должен был выбрать из них одного.
Итак, разрыв состоялся. Это был 1402 год.
Неистовый в сражениях, Баязед вместе с тем отличался тщательностью в подготовке к ним.
Темур тем временем вступил в Южную Грузию. Видимо, в этот период он принял решение сразиться с Баязедом, поскольку срочно отправил своих жен и внуков в Табриз. Однако он еще раз послал своих представителей к султану и потребовал сдать крепость Кемах и отдать одного из его сыновей в качестве «залога мира», – за это он был готов отказаться от завоевания Османской империи.
Темур остановился у границы, в Авнике, чтобы дождаться возвращения своих посланников. В этот период, предшествующий накалу страстей между завоевателями, Темур принял несколько европейских послов, которые предлагали ему союз с императором Византии, королем Франции, генуэзцами и венецианцами, которые обосновались в Малой Азии и в окрестностях Константинополя.
Представитель императора Константинополя, доминиканский монах отец Франсуа, подтвердил, что его повелитель готов стать его вассалом, если он победит Баязеда. Со своей стороны генуэзские и венецианские посланники обещали использовать свои флотилии, чтобы помешать османам войти в Босфор.
Возвратившись в Константинополь, эти посланники подняли штандарт Темура на башнях Пера: это означало, что они уже были уверены в превосходстве Великого эмира над Молниеносным.
Опасаясь, что мусульмане будут ему пенять за столь странную роль спасителя Европы, Темур отправил верных людей – дервишей пропагандировать среди народа неприглядный образ Баязеда – насквозь прогнившего, женатого на христианке, окруженного продажными придворными – и светлый образ Темура, Великого эмира Самарканда, человека строгих нравов, защитника верующих, уважающего ислам.
В довершение этой «психологической акции» он поручил одному из эмиров очернить Баязеда в глазах туркменов, которые жили главным образом в районе Сиваса, Кайзери и Малатии. Этот секретный агент должен был обещать им свободный выбор своего хана из числа предводителей, которые не будут поддерживать султана.
Баязед медлил, и Темур решил активизировать свои действия: он послал Мухаммада Султана захватить Кемах, а сам занял Эрзерум. Кемах, известная крепость на неприступной скале на берегу Евфрата, был взят после жестокого боя, в котором обе стороны проявили непомерную отвагу.
Затем Великий эмир пошел на Сивас, где встретился с посланниками Баязеда с подарками, а также высокомерным письмом, в котором Молниеносный категорически отвергал все требования Темура.
Возмущенный тоном письма, Темур отказался от подарков и велел посланникам передать Баязеду, что Кемах уже захвачен.
Прежде чем отпустить посланников, он показал им лагерь своей армии, где они с изумлением и страхом увидели многочисленные, прекрасно вооруженные конные отряды, которые проводили учения под командованием двадцати царствующих принцев Туркестана, Ирана, Индии и Монголии, безусловных вассалов Великого эмира из Самарканда.
Когда его люди вернулись, Баязед понял, что будет война. Со своей обычной мобильностью, как мы отмечали выше, он снял осаду Константинополя, который был уже на грани капитуляции, и двинулся в Бурсу. Там он собрал большую армию, призвав под знамена войска, отведенные из-под Константинополя, армию Анатолии, Румелии, Кармана и гарнизон Галлиполи, он также призвал своих новых вассалов, как христиан, так и мусульман, и татар с юга Руси. Он призвал и своего союзника Фараджа, но султан Египта не откликнулся на призыв, опасаясь Темура после того, как тот захватил Сирию.
Предвидя, что Великий эмир пойдет прямо на Анкару, Баязед решил дать бой на заранее подготовленных позициях и направил большую армию к этому городу, чтобы занять прилегающие высоты до прихода своего противника.
Но шпионы доложили ему, что Темур готовится пойти на север, на город Токат. И Баязед тут же изменил планы.
С самого начала столкновение между двумя завоевателями напоминало шахматную партию, в которой Темур превосходил Баязеда на каждом ходу и в конце концов ставил шах и мат.
Оставив в Анкаре только резервы для укрепления гарнизонов города, Баязед с основными силами перешел реку Кизи Ирмак и дошел до лесистой горной местности к западу от Сиваса и Токата, откуда он мог контролировать путь, соединяющий два города. Это было идеальное место для пехоты, которая должна была отразить натиск вражеской конницы.
Но вместо того чтобы подняться на север по дороге в Токат, Великий эмир резко отклонился влево, вышел на Сивас и спустился до Кайзери.
Немного передохнув и пополнив запасы продовольствия и фуража, армия двинулась на северо-запад и достигла Киршехира.
Таким образом, избежав лесного массива, занятого османами, армия Темура окружила их с юга, чтобы выйти на Анкару с юго-востока.
Произошла стычка между сторожевыми отрядами, и тогда ошеломленный Баязед понял, что противник у него в тылу. Он сразу принял меры для того, чтобы броситься на Киршехир со всеми войсками в надежде опередить Темура.
Между тем Темур совершил еще один скрытый маневр: он ушел из этого города в направлении Анкары, дошел до нее за три дня, тогда как Баязед находился в сорока километрах от Киршехира. Великий эмир остановился в этом пустынном районе и отправил вперед отряды, которые должны были рыть колодцы на пути следования армии.
Прибыв в окрестности города, войска сразу начали мощную осаду – Темур надеялся взять город до подхода Баязеда. Через несколько дней стены начали поддаваться под ударами саперов, а элитные войска готовились к штурму; в это время Великий эмир вдруг снял осаду и отвел все войска к северу от города, заняв единственную реку в округе и отравив единственный источник за рекой.
Тем временем Баязед, поняв, что движение войск Темура на Киршехир – это лишь только хитрый маневр, повел свою армию форсированным маршем в направлении Анкары. Молниеносный намеревался застать Темура врасплох и навязать ему бой на равнине между своими войсками и сильным гарнизоном крепости. Такая тактика была бы выигрышной против любого другого военачальника.
Фактически Баязед совершал свои маневры, будучи ведом военным гением Великого эмира: его измученная многодневным переходом армия, истощившая все запасы воды, была на грани деморализации, тем более что ей пришлось занять боевые позиции, которые выбрал для нее противник.
Султан с ужасом осознал, что он вернулся туда, откуда вышел, что его люди небоеспособны, и что Темур стоит на выгодных позициях, оставленных им самим.
Со своей стороны, Темур высоко оценивал стойкость и дисциплинированность османов, которые будут сражаться за своего султана до последнего солдата. Он также прекрасно понимал, что Баязед – опасный и талантливый противник.
Ночь прошла в подготовке к сражению. Мало кто спал в османском лагере: солдаты искали источники неотравленной питьевой воды, но все равно воды не хватало для такой многочисленной армии.
На рассвете Темур объявил своим солдатам, что Аллах уже решил, кто будет победителем, потому что он видел сон, в котором ему вручили штандарт Али от имени Пророка.
28 июля 1402 г. в 9 часов утра Великий эмир отдал приказ начать битву. Это было самое крупное сражение в мировой истории, вплоть до Наполеоновских войн.
На карту Мира было поставлено все. Исход этой битвы должен был изменить судьбы многих народов. Для Константинополя победа Великого эмира была последней надеждой, как и для эмиратов Малой Азии. Европа, еще не способная противостоять Молниеносному, видела в этом свое спасение: ее представляли два посланника короля Испании, сидевших за стенами Анкары, и флотилии, которые стояли перед Босфором. А от Багдада до Каира молили Аллаха о победе Баязеда.
Темур имел чуть больше 100 тыс. всадников, около двадцати боевых слонов и многочисленную пехоту (300 тыс.), укомплектованную саперами, инженерами, кузнецами и копальщиками колодцев. Его конница состояла из легких эскадронов, вооруженных саблями и луками, и тяжелых эскадронов в кирасах и кольчугах, которые имели копья, палицы и боевые топоры.
По этому случаю он сохранил свой обычный боевой порядок из шести частей: два корпуса в центре под его личным командованием, левый и правый фланги, а впереди два мощных авангарда.
В резерве оставались элитные отряды, только что прибывшие из Самарканда. Арьергард обладал такой силой и мобильностью, что мог решительным образом вмешаться в сражение в любой момент. Слоны находились на передней линии в центре.
Армия Баязеда, уступавшая в численности (80 тыс. всадников), рассчитывала главным образом на прекрасно обученную и вооруженную пехоту (200 тыс.), ядро которой составляли янычары. Ее боевой порядок также состоял из шести частей, но располагался по-другому.
Мощный центр, которым командовал сам султан, находился на одной линии с флангами, а позади них стояли еще два корпуса. Позади центра располагались конные отряды сипаев (10 тыс.), за ними – арьергард.
Его конница, кроме сипаев, включала в себя туркменов из Малой Азии, вассалов султана; тяжелая кавалерия состояла в основном из сербов (6 тыс.), которыми командовали два сербских принца, данники и зятья Баязеда.
Сербы, с головы до ног одетые в черные доспехи, составляли правый фланг, а янычары располагались вокруг султана.
Под звуки труб авангардные отряды Темура одновременно бросились на фланги османов, и левый фланг начал отступать.
Зато правый фланг, усиленный сербской кавалерией, сумел отразить эскадроны принца Шахруха. Скоро все смешалось, и началась общая схватка.
Темур понял, что пришло время ввести в действие план, который был задуман для того, чтобы пробить брешь в рядах противника.
Он бросил против туркменских отрядов, включенных в османскую армию, конный корпус под командованием туркменских военачальников, которых когда-то изгнал Баязед. Увидев, что против них сражаются Тахиртен и другие туркменские принцы, туркмены перешли на их сторону и помогли раздавить левый фланг Баязеда, уже изрядно потрепанный.
Однако центр османской армии, сгруппировавшийся вокруг султана, и янычары держались стойко. Принц Хусейн, снова обретший милость Темура после своего предательства под Дамаском, жаждал доказать свою преданность дяде. Он ввел в дело лучший конный отряд, который стремительно пробился к рядам янычар, но те тут же уничтожили смельчаков, осыпав их градом стрел.
В этот момент Мохаммед, самый храбрый сын султана, осуществил такую мощную контратаку против правого крыла противника, что наступление задохнулось. Хрупкое равновесие установилось между двумя армиями, и было невозможно предсказать, кто окажется победителем.
Обычная тактика Великого эмира заключалась в учете всех факторов: силы противника не были истощены отражением атаки авангарда, зато Баязеду, чтобы компенсировать дезертирство туркменов, спасти левый фланг от уничтожения и блокировать наступление правого фланга Темура, пришлось бросить в бой все резервы, между тем как резервы его противника оставались неиспользованными. Солдаты сражались с небывалым ожесточением. В этой братоубийственной схватке в полной мере проявилась храбрость османов.
Однако у Темура было большое превосходство в силе. У него были пушки, которыми Баязед, видимо, никогда не пользовался. Темур привел из Индии слонов, с высоты которых его воины швыряли в солдат Баязеда горящую жидкость.
К полудню Темур решил, что наступает решающий момент. Он бросил все свои войска вперед, а своему внуку Мухаммаду поручил заняться центром турецкой армии, дав ему лучшие эскадроны, недавно прибывшие из Самарканда. Османы уступали на всех позициях, их центр раскололся на несколько частей, которые отчаянно сражались до полного уничтожения.
Множество турецких солдат покинули поле боя, когда увидели, что высшие офицеры сбежали вместе с наследником трона, но большая часть погибла с оружием в руках. Сербы, выделявшиеся черными доспехами, сражались настолько отважно, что заслужили восхищение Темура.
Баязед отчаянно отбивался вместе со своими янычарами, которые героически гибли, защищая его. С несколькими, оставшимися в живых, он захватил холм и держал там оборону до вечера. Только после гибели последних янычар султан согласился сесть на коня, дабы укрыться бегством. Но далеко он не ушел – его настиг Махмуд-хан, фиктивный суверен империи Темура, и взял в плен вместе с двумя сыновьями.
Уже была ночь, когда несчастного султана, израненного, в грязной одежде, привели в шатер победителя. Темур прервал шахматную партию и сказал пленнику несколько вежливых слов. Он заверил его, что ему и его сыновьям ничего не грозит, и добавил: «Известно, как ты бы поступил со мной и моей армией, если бы Аллах дал тебе сегодня победу».
Темур оказал редкую милость побежденным, ведь он разбил врага, чья слава не уступала его собственной. Эту победу можно сравнить с победой Македонского над Дарием, Наполеона над Фридрихом Великим.
Великий Завоеватель мог позволить себе благородство после такой убедительной победы, без сомнения самой престижной за всю его карьеру полководца.
Баязед Молниеносный в один день потерял свободу, армию и империю. Его поместили в удобный шатер под охраной эмиров. Чтобы обеспечить безопасную перевозку столь знатного пленника, который проявлял признаки беспокойства, Темур приказал посадить его на носилки, оборудованные прочными прутьями и напоминавшие клетку, которую поставили на спину верблюда. Этот способ перевозки породил легенду о железной клетке, о которой так часто писали восточные и западные авторы. По их версии, Темур держал Баязеда в клетке и кормил его сырым мясом через решетку. Кроме того, некоторые пишут, что Баязед служил подставкой для победителя, когда тот садился на коня, и что его вели, как привязанного быка, за императорским кортежем. В действительности же Темур относился к Баязеду с почтением, но держал его под строгим наблюдением.
На следующий день Темур подошел к Анкаре, которая тут же капитулировала. Он дал аудиенцию знатным гражданам и утвердил сумму выкупа, которую должны были заплатить жители города.
Два посланника испанского короля в Малой Азии, Пайо Гомес де Сотомайор и Эрнан Санчес де Паласуэлос, которые находились в крепости во время сражения, пришли поздравить Великого Завоевателя с победой от имени своего повелителя.
Желая объявить всей Европе о своей победе над Баязедом, Великий эмир разрешил им вернуться в Испанию и послал вместе с ними своего гонца, который должен был передать королю Испании письмо и подарок: трех юных и знатных пленниц-христианок из гарема Баязеда.
Этим жестом, одновременно дипломатическим и галантным, Темур хотел заверить европейских монархов в том, что собирается поддерживать с ними взаимные добрые отношения, которые начались перед битвой при Анкаре, потому как опасался, что победа над османами обеспокоит европейцев в продолжение его западных завоеваний.
Перед тем как покинуть Анкару, Темур послал войска во все районы Малой Азии, чтобы закрепить победу, сломив огнем и мечом любое сопротивление, собрав военную добычу и освободив от власти Баязеда туркменские государства. Его чиновники составили реляции о победе под Анкарой и покорении Османской империи, разослав их по всем провинциям империи.
Из Анкары он двинулся в Кутахью, где находился почти месяц. Согласно историкам, это был «великолепный город, как в смысле внешнего вида, так и по качеству его плодов, красоты домов и количеству фонтанов… Он устроил там роскошные празднества и пригласил на них самых красивых женщин своего двора; там подавали изысканные вина Азии, а музыканты показывали чудеса своего искусства».
В это время отряды, отправленные в Анатолию, собрали огромную добычу.
По этому поводу историк пишет, что «самый последний солдат стал богачом благодаря награбленному добру, а тот, у кого не было ничего, кроме лошади, оказался владельцем нескольких табунов; все воины возблагодарили Аллаха, который сделал их такими богатыми».
Темур поручил Мухаммаду Султану захватить Сулеймана, старшего сына Баязеда, прежде чем тот доберется до Бурсы, где его отец хранил свои сокровища.
Во главе тридцати тысяч отборных всадников Мухаммад Султан дошел до Бурсы форсированным маршем за пять дней, оставшись только с четырьмя тысячами после столь стремительного и изнурительного перехода, но Сулейман все-таки успел скрыться, захватив часть казны отца.
Впрочем, победителям осталось достаточно добычи, чтобы нагрузить караван из 2 тыс. верблюдов, который пришел в Кутахью, где остановился Темур. Среди доставленных богатств находилась одна реликвия – знаменитый Коран в переплете из кожи газели, который читал халиф Осман в момент, когда его убили.
Ученые и теологи, взятые в плен в Бурсе, были отпущены на свободу, причем Великий эмир дал им денег и провизию.
В гареме Баязеда осталась его любимая жена, прекрасная принцесса-сербка Оливера, которую Темур отправил к ее супругу, своему знатному пленнику, после того как она приняла ислам.
В отношении христиан, которые не принадлежали населению его империи, он проявил удивительное благородство. Но надо отметить, что генуэзцы и венецианцы, а также византийские греки, перестали пользоваться прежней свободой в торговых делах.
Европейцы, опасавшиеся, что Темур продолжит свои завоевания на запад, успокоились, когда увидели, что он и не думает переходить через пролив, где все еще стояли генуэзские и венецианские корабли, которые должны были препятствовать бегству османов.
Первыми драматическим положением беглецов из армии Баязеда воспользовались генуэзские моряки. Они согласились перевезти османов на другой берег за огромные деньги. Несколько генуэзских капитанов даже утопили «человеческий груз» недалеко от берега, чтобы скорее вернуться за новыми «клиентами».
Затем примеру генуэзцев последовали венецианские корабли и даже византийцы, не желавшие упустить столь «выгодное дело». Таким образом, большое количество османских солдат и придворных Баязеда добрались до европейского берега; среди них был и принц Сулейман, старший сын султана, который в обмен за свое спасение заключил договор о союзе с Византией.
Действуя таким образом, византийцы, генуэзцы и венецианцы своими руками рыли себе могилу: они упускали беспрецедентный шанс, который предоставила им фортуна в лице Темура, т. е. спасали тех, кто в скором будущем погубит их же самих.
По причине слепоты, алчности и политической недальновидности этих европейцев Османская империя вскоре после ухода Темура восстановила свое могущество. И взятие Константинополя будет реваншем тех, кто потерпел поражение под Анкарой, и их местью недалеким «союзникам» Великого эмира.
Удивительно, что Темур, который, без сомнения, был осведомлен о поведении европейских и византийских моряков в проливе, ничего не предпринял, чтобы положить конец таким нечестным действиям. Он смотрел на это предательство сквозь пальцы.
Так, например, он доброжелательно принял генуэзскую делегацию, которая привезла в Кутахью богатые подарки и вела с ним переговоры о сумме налога, который отныне должен был платить «базелиус» Мануэль, который все еще находился в Европе и выпрашивал деньги у христианских королей.
Но Темур не хотел, чтобы мусульмане его империи упрекали его в разрушении исламской державы, которая вела войну с «неверными», и спланировал гениальный отвлекающий маневр. Этим маневром было взятие Смирны, владения рыцарей Родоса, европейского анклава в Анатолии, которая выдержала осаду Мурада, затем самого Баязеда, благодаря выгодному географическому положению.
Эта крепость, защищенная высокими толстыми стенами, стояла на берегу, прилегая к морю, а перед ней был вырыт глубокий ров и построена мощная стена. При ней имелась внутренняя гавань, так что она могла получать помощь морем.
2 декабря 1402 г. Темур появился перед Смирной и предложил рыцарям сдаться, обещав сохранить им жизнь, если они обратятся в ислам.
После категорического отказа он сосредоточил там все имевшиеся у него войска. Взятие Смирны доказывает, насколько Темур был искусен в осаде и штурме крепостей: османы топтались у Смирны десять лет, а он достиг успеха за несколько дней.
Его саперы начали со строительства моста через ров, затем разрушили внешнюю стену и вышли к укреплениям. Они разрушили их в основании, используя пики, рычаги, огонь, горящее масло, холодную воду и даже уксус.
Чтобы защититься от снарядов осажденных, они придумали передвижные ограждения, которые постоянно пропитывались уксусом, что делало их несгораемыми.
Но самое замечательное в этой осаде – строительство огромного деревянного настила в море, который превратил в «сушу» часть города, обращенную к морю, так что ни один корабль не мог войти в гавань или выйти из нее.
С этого настила солдаты стали с небывалым остервенением пробивать бреши в стенах. Лучшие лучники Великого эмира вели обстрел осажденных, которые пытались помешать разрушению стен. Темур отдал приказ поджечь громадные бревна, поддерживающие стены. Когда они обрушились, начался массовый штурм.
Население и гарнизон были уничтожены, после чего победители снесли укрепления и подожгли город. Корабли, пришедшие на помощь Смирне, были вынуждены отступить под градом снарядов, выпущенных из катапульт.
Несмотря на эту акцию против христиан, Великий Завоеватель получал благодарности и предложения о союзе от многих европейских монархов.
После посланий от короля Испании он получил аналогичные письма от Карла V, французского короля; Генриха IV, короля Англии; и Мануэля, императора Византии. Император Трапезунта стал его вассалом так же, как и его давний соперник, египетский султан, который направил своего посланника с письмом, где давалось обещание чеканить монеты и воздавать молитвы в честь победителя во всех городах Сирии и Египта.
Эта блестящая победа, по всеобщему признанию, сделала пребывание Великого эмира у ворот в Европу ненужным. Он считал, что судьба зовет его дальше, на восток, к этому «нечестивому» Китаю Миня, где толпы язычников только и ждут «огня и меча», чтобы обратиться в истинную веру.
Несмотря на поспешность, какую он обычно проявлял после каждого завоевательного похода, как бы чувствуя неумолимый бег времени, он предпринял меры, дабы не потерять плоды своей победы: восстановил эмиров и принцев, свергнутых Баязедом, и спровоцировал вражду между сыновьями султана за обладание османской императорской короной.
Он даже подумывал отдать Анатолию своему знатному пленнику в обмен на выкуп и договор о вассальности, но Баязед умер 9 марта 1403 г. в результате болезни, несмотря на то, что у его постели находились лучшие османские и персидские врачи.
Баязед был побежден, потому что преждевременно и не имея соответствующих ресурсов, встал на путь расширения империи в мусульманском мире, стремясь следовать распространяющимся на весь мир завоевательским тенденциям ислама. Таким образом, Баязед на свою погибель вступил в конфликт с мировой империей Темура, который в то время желал всего лишь мирного сосуществования с Османской империей. И в этой войне между двумя великими тюркскими империями далеко не последнюю роль сыграли интриги Византии в возможно мирных отношениях между Темуром и Баязедом.
Темур, опечаленный смертью Баязеда и, очевидно, испытывающий что-то похожее на угрызения совести, устроил ему роскошное погребение в Бурсе, в мечети, которая носит имя Великого султана.
Последующий траур тяжело отразился на Великом эмире, будто Молниеносный уносил с собой в могилу тех, кого Темур любил больше всего на свете.
Первым стал Махмуд-хан, принц-чингисид, номинальный властитель Самарканда, назначенный Темуром, который скончался после кратковременной болезни. Это был верный и преданный его сподвижник; Темур, называвший себя его генералом, проливал слезы над его бездыханным телом.
Самый тяжелый удар случился 13 марта 1403 г.: Мухаммада Султана, его любимого внука, наследника трона, за несколько часов унесла болезнь в возрасте 29 лет, несмотря на отчаянные молитвы деда и усилия самых известных лекарей.
На этот раз старый и суровый Завоеватель потерял контроль над собой: историки сообщают, что «он сошел с трона, разорвал на себе одежды и бросился на землю, издавая странные стоны». Может быть, Темур предчувствовал, что эта смерть является предвестником краха дела его жизни?
Мухаммад Султан действительно был лучшим из наследников, который мог бы в дальнейшем объединить единомышленников и спасти империю.
Историки сообщают, что Мухаммад Султан, сын первенца Темура, Джахангира, и принцессы Шумерзан, самой красивой женщины своего времени, был известным и уважаемым членом темуридского семейства, когда ему еще не было и 20 лет от роду. Они пишут, что Темур видел в нем признаки твердого и благородного характера и считал, что ему нет в этом смысле равных среди остальных сыновей и внуков. Поэтому он и назначил его своим преемником. Даже враги Великого эмира восхищались отвагой и благородством юного принца.
По всей империи был объявлен большой траур. Били барабаны, эмблема полководца, принадлежавшая покойному, лежала вместе с ним в гробу из ценного дерева, который эскортировали две сотни элитных всадников под командой семи эмиров; кортеж направился в Самарканд, правителем которого был покойный.
После молитв, продолжавшихся несколько дней, Великий Завоеватель вновь приступил к командованию армией, но было заметно, что «с этого дня в нем произошла большая перемена, и он стал совсем другим».
Он покинул Анатолию и пошел на восток через Конию, Кайзери, Сивас, Эрзинджан и Эрзерум. Позади лежала разгромленная Османская империя, которую он не стал присоединять к своим владениям. Его задача состояла в том, чтобы вывести из строя опасного соперника, успехи которого могли привести к образованию мощной коалиции против него. Теперь западные границы империи Темура на севере примыкали к Грузии и Армении, в центре и на юге – к Ирану.
Примечательно, что он увел с собой племена карататар, которые жили в Анатолии, чтобы расселить их в Хорасане вместе с другими подданными империи.
Между тем вмешательство Темура в судьбы Малой Азии привело к глубоким изменениям в истории этой части света. Когда Баязед был на вершине могущества, ему должен был сдаться Константинополь, а восточные европейцы, ослабленные и раздробленные, не смогли бы сопротивляться османам, усиленным конницей с востока. Победа Великого эмира при Анкаре спасла то, что осталось от Византии на целых полвека; она вызвала кардинальные перемены в завоевательной политике Османской империи, которая, отрезанная от Азии своим поражением, снова оказалась вынужденной обратиться к Европе. Но когда эта империя вновь восстановила свои силы за счет необычной жизнестойкости, она столкнулась уже с более сильной Европой, готовой дать отпор.
Битва под Анкарой со всей очевидностью продемонстрировала слабость христианского Запада. Впервые за несколько веков судьба Европы решалась за пределами Европы, в соперничестве двух тюркских держав. Христианство оставалось пассивным перед лицом великой драмы, в которой столкнулись Баязед и Темур. Решался вопрос, кто будет владеть Балканами. Решалась судьба Константинополя. Два Полумесяца сошлись в этой битве, а христианский мир даже не имел возможности сделать выбор между двумя силами, которые оспаривали друг у друга мировое господство.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.