Храм Святой Софии при турецком владычестве
Храм Святой Софии при турецком владычестве
Когда турки заняли все кварталы Константинополя и обезоружили последних сопротивлявшихся, султан Мехмед II через Харисийские ворота торжественно въехал в завоеванный город. В сопровождении свиты он проехал по главным площадям и улицам византийской столицы и направился к храму Святой Софии, в котором укрылись около 10 000 человек. О приближении турок христиан известили звуки их труб и бряцающего оружия. С грохотом упали двери, и толпа янычар ворвалась в храм, сокрушая все на своем пути…
В течение одного дня все мужчины были связаны веревками, а женщины — собственными покрывалами. Чтобы поскорее всех увести, хватали и связывали как попало: девушек — с рабами, священнослужителей — с привратниками, сенаторов — с монахами. Несчастных монахинь силой отрывали от алтарей и с растрепанными волосами гнали вон из храма. Кругом раздавались стоны, плач и предсмертные крики умиравших:
«Кто изобразит это бедствие? Кто опишет плач и крики детей, слезы матерей, рыдание отцов? Там один турок тащит из храма монахиню, а другой вырывает у него добычу. В другом месте тащат женщину за косу, и грудь у нее обнажена. Госпожа и служанка, господин и раб связаны вместе. Молодые люди связаны вместе с девицами, которых до того не смел коснуться солнечный луч, и которых едва отец видел. Если кто оказывал сопротивление, того били беспощадно».
Так писал один из очевидцев о Святой Софии, которую русский паломник мечтал увидеть и благоговейно плакал и молился при появлении на горизонте ее купола. А теперь пленных вывели из храма и, как животных, погнали по улицам города. По дороге к ним приставали новые партии, и так было захвачено около 60 000 пленников.
А потом завоеватели стали грабить святыни. Все, что веками стекалось в храм Святой Софии, было похищено: золото, серебро и жемчуг, сосуды и украшения… А когда больше уже нечего было грабить, завоеватели изорвали картины и сломали статуи. А потом бросили все это на пол и попрали ногами. Историк Франтца, очевидец падения Константинополя и вместе с другими византийцами попавший в плен, впоследствии писал:
«Земли не было видно под трупами. Всюду слышались крики и стенания почтенных матрон и дев, посвятивших себя Богу. Кто опишет крик и плач детей, оскорбление святынь и прочие ужасы? Здесь представлялась взорам Божественная Кровь Спасителя, разлитая по полу, и Тело Его, разбросанное по углам. Переломанные священные сосуды валялись повсюду. Священные ризы, вытканные золотом и шелком, служили попонами лошадей или клались под ноги, как ковры. Многое и другое совершилось в этот день, что возмутило бы душу каждого и исторгло слезу…
В храме Премудрости Божией бражничали турки и предавались неистовым страстям, окруженные женщинами, девами и юношами. Кто не оплакивал тебя, о священный храм! Везде плач и страдания, в домах — слезы, в храмах — стоны мужей, рыдания женщин, грабежи, плен, оскорбления… Господи, Христе, Царь! Спаси от такого бедствия всякую страну и всякий город, населенный христианами…»
В пятницу, на третий день после завоевания Константинополя, обычная в тот день мусульманская молитва происходила уже в Святой Софии, наскоро обращенной в мечеть. Султан взошел на минбар (кафедра для проповедей) с саблей в руке и прочел котбу. В некоторых хрониках сказано, что в этот день один греческий священник вышел из подвала церкви, где он прятался три дня, принял веру победителей и указал султану место, где были спрятаны церковные сокровища.
Впоследствии султан Мехмед II прибавил к Святой Софии два минарета и два контрфорса с юго-восточной стороны. При султане Баязиде II был построен еще минарет (у дворцовых ворот). В 1569 г. султан Селим II возвел еще два минарета и несколько подпорных стен, а султан Мурад III поставил внутри храма мраморные трибуны и две большие алебастровые урны, взятые из Пергама и предназначавшиеся для омовения мусульман. Наверху собора, благодаря усилиям великого визиря Мехмет-паши, появился алем — бронзовый вызолоченный полумесяц.
Переделывая собор в мечеть, турки уничтожили многие мозаики и фрески со святыми образами, часть их покрыли надписями или затянули толстым закрашенным холстом, так как ислам запрещает иметь в мечетях изображения. Некоторые мозаики были разобраны и проданы иностранцам. И только четыре шестикрылых серафима, украшавшие паруса куполов, видны еще и теперь, но на их лицах нарисованы большие звезды.
Алтарь храма был заменен михрабом; около него вместо императорского места были устроены максура (заповедное место для султана), место для муфтия и беседка для придворных. Трибуна султана, поддерживаемая колоннами и окруженная золотой решеткой, была построена Ахмедом III, а до того времени максура была приделана к стене.
Ковры, покрывшие плиты пола, располагались так, чтобы лица верующих были обращены к Каабе. Минбар мечети состоял из кафедры под остроконечным навесом. На нее всходили по очень крутой лестнице с великолепными перилами.
Тугра с именем одного из почитаемых имамов
Старинные серебряные люстры-канделябры храма Святой Софии были заменены железными. Тысячи лампад помещаются на этих обручевидных люстрах, украшенных страусиными яйцами, цветами и букетами золотых листьев. По восточному преданию, лампады олицетворяют небесные звезды, которые освещают окружающие их страусиные яйца — символ их спутников, а пучки золотых листьев изображают кометы. Люстра, спускающаяся с центра купола, была повешена при султане Ахмеде III; к ней привешен большой золотой шар. Место, занимаемое этой люстрой, считалось святым, так как здесь можно было встретить Хадира — очень почитаемого мусульманского святого, который иногда приходит, чтобы помочь людям. В куполе, на месте прежнего изображения Предвечного Бога, написаны стихи из Корана.
При входе около дверей, предназначавшихся для султанов, проделано так называемое «Холодное окно», из которого всегда дует ледяной ветер. На верхней галерее с южной стороны устроены две двери с изваяниями: одна называется «Воротамирая», другая — «Воротами ада». В западной стороне верхнего этажа, около окна, верующие видят «Светящийся камень» — мраморную плиту, привезенную из Ирана. Она имеет свойство поглощать солнечные лучи днем и светиться ночью.
Если войти в Святую Софию из северных дверей нартекса, можно увидеть облицованную бронзой колонну, которая всегда влажная. Верующие и паломники приписывают «Влажной колонне» чудотворную силу. Страдающие какой-либо болезнью вставляют палец в отверстие и потом проводят им по больному месту.
Выше говорилось, что при возведении Святой Софии впервые применялся мрамор различных цветов и оттенков. Некоторые узоры явились поводом для рождения всевозможных легенд. На одной из мраморных плит, справа от амвона, есть рисунок, напоминающий кисть руки. В старых путеводителях говорилось, что это отпечаток руки султана Мехмеда II, который в день взятия Константинополя въехал в храм верхом на коне по трупам павших христиан. Испугавшись, конь поднялся на дыбы, и, чтобы не упасть, султан вынужден был опереться на стену… Однако легенда эта не совсем верна, так как, по сведениям византийских писателей и турецких историков, султан вошел в храм пешком и остановился, изумленный красотой собора.
В середине XIX в., когда огромное здание собора вот-вот готово было обрушиться, султан Абдул-Меджид приказал основательно его отреставрировать — укрепить расходившиеся стены, стянуть купол и т.д. Для этого был приглашен знаменитый зодчий Фоссетги, который в первую очередь решил сломать все лишние контрфорсы и обновить наружные стены.
Когда с внутренних стен была отбита штукатурка, закрывавшая фрески, их показали султану и спросили: «Заштукатурить ли их снова или только слегка позолотить?». Следует вспомнить, что в последнем случае фрески, естественно, будут просвечивать, что нарушило бы правила ислама, не допускавшие в мечетях изображений. Султан задумчиво посмотрел и сказал: «Нет, позолотите только слегка. Может быть, когда-нибудь придется их снова совсем открыть».
Внутренность храма после 400 лет вернула свои прежние краски, вновь выступила драгоценная мраморная облицовка Святой Софии и мозаики на золотом фоне. Правда, некоторые изображения погибли (полностью или частично), все изображения живых существ были покрыты слоем извести, но при работе были приняты все меры предосторожности: сначала турки закрыли все фигуры парусиной, на которую потом нанесли тонкий слой краски. Но все же некоторые лики и сегодня можно различить сквозь штукатурку, и в мечети до сих пор сохраняются мозаичные сокровища, насколько это допустимо с точки зрения ислама.
Перед главным входом в храм находится открытая, овальной формы паперть длиной 50 и шириной 3 м. В прежние времена она была ограждена аркадами, но теперь от этого сооружения остались только незначительная часть и мраморный бассейн с фонтаном. Далее следуют два крытых притвора: в прежние времена здесь в ожидании отпущения грехов стояли кающиеся и новообращенные; последние ждали крещения, которое должно было ввести их в лоно Церкви.
На верхних хорах в юго-восточной части храма мусульмане показывают глыбу красного мрамора и уверяют, что это осколок от колыбели Иисуса Христа. А чуть дальше — бассейн, который будто бы использовался для омовения Спасителя.
В 1935 г. по распоряжению президента Турции Кемаля Ататюрка храм Святой Софии был превращен в музей. Реставраторы вскрыли часть мозаик. Над дверями при входе в храм открылась хорошо сохранившаяся мозаика с четырьмя фигурами — Мария с Младенцем Христом, справа от нее — император Константин Великий с макетом города Константинополя, слева — Юстиниан держит план Святой Софии. Но вообще мозаичных картин сохранилось очень мало, хотя сейчас они постепенно освобождаются из-под краски и предстают в своем первоначальном виде (например, образ Пресвятой Богородицы в алтаре).
В правой части собора имеется небольшая ниша. Если приложить ухо к стене, можно услышать легкий шум. Христианские жители Стамбула сложили легенду, согласно которой в день штурма Константинополя, когда турки ворвались в храм, священник, продолжая читать молитву и держа в руках чашу со Святыми Дарами, направился к боковому нефу. Уже мечи готовы были поразить его, как неожиданно стена раскрылась, и он исчез в ней. Легенда утверждает, что священник в своем укрытии продолжает читать молитву, и когда Святая София вновь станет христианской, он вернется к алтарю, чтобы продолжить службу…
В России это предсказание воспринималось не только как легенда. Многие русские поэты (Г.Р. Державин, А. Мей, А. Толстой, Ф.И. Тютчев и др.) так или иначе отразили в своих стихотворениях образ Царьграда — города, который, как они считали, должен принадлежать русским. У поэта А. Майкова есть стихотворение «Ай-София»:
И — как предсказано было — он выйдет опять с тою же чашей,
Прерванный чин литургии окончить, при возгласах славы,
Светлый воскресный канон воспевая… и известь исчезнет,
И — уже тонко сквозящийся ныне — Спасителя облик
Купно со всеми святыми опять просияет на злате
Вкруг загоревшейся снова мусии…
Зодчий Фоссетти не упустил случая и разыскал ту потаенную дверь: ее отперли, убедились, что она ведет в маленькую сводчатую часовню, и снова заперли.
Во дворе Святой Софии, справа от ворот, находятся тюрбе (закрытые гробницы) четырех султанов. Тюрбе султанов Мустафы I и Ибрагима — это древняя христианская крестильня. Тюрбе султана Селима II представляет собой шестиугольное здание; кроме самого султана здесь захоронены его жены, пять дочерей и семнадцать сыновей, задушенных по приказу султана Мурада III при восшествии на престол. Тюрбе самого султана Мурада III — это квадратное здание, облицованное майоликой. Вместе с султаном здесь похоронены его родственники и девятнадцать сыновей, задушенных по повелению султана Мехмеда III.
Столь кровожадная традиция началась еще в правление султана Мурада I (1360—1389), когда был раскрыт заговор, в котором участвовал и его сын. Все участники заговора (в том числе и сын султана) были казнены, а в 1478 г. братоубийство в династии Османов было узаконено. Однако установленный султаном Мехмедом II закон скорее способствовал усилению вражды между его сыновьями, чем ослаблению ее.
Здесь следует сделать небольшое отступление, чтобы рассказать, что юридические действия султанов как обладателей абсолютной власти не должны были противоречить Корану и шариату, фактически же власть их никакими законами не ограничивалась. Вместе с тем султаны сами часто становились жертвой недовольных ими групп сановников или собственных сыновей, покушавшихся на отцовский трон.
Султан Мурад I
Так, султан Мехмед , в молодости отличавшийся жизнерадостностью и общительностью, с годами превратился в скрытного и подозрительного человека. Он постоянно опасался за свой престол и даже за саму жизнь, и надо отметить, что имел для этого множество оснований. Когда в 1482 г. он отправился в далекий поход против Узуна Хасана (султана государства Ак Коюнлу), некоторые крупные сановники попытались свергнуть его и посадить на трон его сына Джема. Но в начавшейся борьбе за трон тот потерпел поражение и вынужден был бежать сначала в Египет, потом на остров Родос, оттуда — во Францию и, наконец, в Италию. Здесь он попал в руки папе римскому Александру VI (Борджиа), который через некоторое время направил послов к Баязиду II с предложением: великий понтифик обязывался содержать Джема за ежегодную выплату в 40 000 дукатов либо умертвить его за единовременную сумму в 300 000 дукатов. Султан выбрал второй вариант, и в 1494 г. Джем по приказу папы римского был отравлен в Неаполе…
Были и другие попытки подобного рода, например, султана Мехмеда II не раз пытались отравить венецианцы. После этого была введена тайная охрана султана, вооруженным людям запрещалось приближаться к нему. Вот тогда-то, желая избежать даже малейшей возможности борьбы между сыновьями за престол, он и издал едва ли не самый чудовищный в истории закон, гласивший: «Тот из моих сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих братьев, чтобы был порядок на земле». И закон этот остался не только на бумаге: 60 принцев Османской династии в XVI—XVII вв. погибли насильственной смертью — некоторые из них в младенческом возрасте…
Сам Мехмед II, завоеватель Константинополя, был отравлен своим врачом по наущению собственного сына Баязида II. Отцеубийцу постигла та же участь — он тоже был отравлен по наущению сына Селима I.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.