ВДОХНОВИТЕЛИ ПО СЛЕПОТЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВДОХНОВИТЕЛИ ПО СЛЕПОТЕ

“Шовинизм, хвастливость и безграничное доверие к своим силам сделали немцев легкомысленными, и этой чрезмерной самоуверенностью страдает каждый лавочник и сапожник, как и профессора, ученые и министры”. Так писал Достоевский еще в 1876 году.

“Народ, переживший Иену и создавший Седан и Мец, по выражению Ницше, от побед поглупел”.

Что эти заявления не голословны, могут показать хотя бы следующие примеры.

Немецкий писатель Реймер доказывает, что Иисус Христос был германцем, так как никто, кроме германца, не мог создать такое великое учение.

Другой писатель, Людвиг Вольтман, утверждает, что Микельанджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль были также немцами.

Немецких детей учебник Даниеля учит в школах, что “Франция вначале была небольшим королевством; она расширилась за счет Германии. В средние века Лион и Марсель были германскими городами”.

“Мы лучшие в мире колонисты, лучшие моряки, лучшие коммерсанты. Мы самый даровитый народ, далее всех ушедший в науках и искусствах. Мы вне сомнения наиболее воинственная нация в мире. Мы им покажем, что значит затронуть Германию”. Таков общий смысл речей императора Вильгельма за последние годы.

Один из немецких пангерманистов заявляет: “Всемирная Германия явится мыслимой только тогда, когда Россия будет разорвана на куски и окончательно низвергнута. Мы не поколеблемся отрезать широкие полосы земли от Франции и России”.

А в статье “Демократический панславизм” Карл Маркс в стремлении к той же мировой, но революционной гегемонии повторяет почти то же, что вышеприведенный пангерманист: “Ненависть к русским была и остается у немцев основной революционной страстью”. “Только в союзе с поляками и мадьярами и с помощью самого решительного терроризма против славянских народов мы будем в состоянии обеспечить прочность революции”.

И поглупев до слепоты от таких воспитательных тенденций, не видя, кому служит - пангерманизму или социализму Маркса, немецкий полковник, взятый в плен, захлебываясь в своем легкомыслии, яростно исповедывал: “Мы, немцы, бьем железным кулаком, чтобы искры летели, чтобы под нашим ударом все дробилось в мелкие куски, прахом рассыпалось. Мы воюем так, чтобы у вас на целое столетие из рода в род осталось страшное воспоминание об этой войне. Чтобы у вас внуки и правнуки боялись немцев. Чтобы у вас детей в колыбелях пугали немцами. Чтобы у вас от края и до края дрожали от мысли о возможности новой такой войны. Нашею войной мы хотим сделать вас миролюбивыми. Поэтому мы и воюем не с полками лишь, окопами вашими и пушками, мы еще беспощаднее громим ваши фабрики, заводы, мельницы и города, топчем ваши поля, уничтожаем ваши леса… Мы обеспложиваем, кастрируем враждебные нам страны”.

И только “пожав, что посеяли”, руководитель военно-политического натиска на Россию легкомысленный и слепой немецкий генерал Гофман, как высеченный младенец, признался: “Германская империя вывезла Ленина в запломбированном вагоне из Швейцарии в Россию с тем, чтобы он и его товарищи дезорганизовали русскую армию… Мы не сознавали той опасности для всего человечества, которая создалась этим приездом большевиков в Россию”.

Достоевский и Ницше, два человека противоположных вероучений, оказались пророками для немецкого народа. Высокая работа мысли и культуры XVIII и первой половины XIX века, выдвинувшая Германию на степень мировой, прогрессирующей нации, преломилось в безграничное самомнение, преступное легкомыслие и политическую слепоту. Мировой ужас последствий этой эволюции заключается в том, что умственное и моральное падение постигло действительно великий и сильный народ, сильный исключительным национализмом, объединяющим в среде нации все классы и сословия, все партии и учения.

Победы 66-го и 70-х годов превратили здоровый патриотизм в карикатурное юнкерство и общий шовинизм. Шовинизм не только милитаристический, но во всем: в культуре, литературе, мысли, экономике, торговле, домашнем быту и общественной жизни. Лавочник, портной, гимназист, бюргер, рабочий, фабрикант, мыслитель, экономист, солдат. Император - все стали юнкерами; все подчинилось движению силы физической и даже религию замкнули в рамки “Германия прежде и выше всего”. Военная слава, самовлюбленность и самонадеянная уверенность в мировом господстве в недалеком будущем затмили ум и сердце, как будто какой-то злой дух вселился в германский народ с конца второй половины XIX века. Германии Гете и Шиллера, Германии Гегеля и Канта, Германии чистых идей и высоких побуждений, Германии романтической и сентиментальной, добродетельной и честной больше не существует.

Экономическая, политическая и умственная жизнь “Новой Германии”, в мечтах немецкого шовиниста, не укладывается уже в рамках географических границ “Старой Германии” и ее многочисленных колоний. Импульс шовинистического начала, глубоко проникшего в немецкие массы, уносит помыслы тевтона далеко за пределы тщеславных планов Александра Македонского и Наполеона: “Истинная история к собиранию под свою могущественную руку населения древности”. Этим наследием современный юнкер-германец считает все народы Европы, в том числе и русских, которые, по мнению выразителя вожделений Новой Германии Чемберлена, были когда-то все под властью тевтонов.

Так мыслила самоуверенная Германия перед всемирной войной. Сотни тысяч жертв, колоссальность народного напряжения и экономического истощения страны не отразили немцев от легкомысленного увлечения своей силой и фантастических стремлений власти. Военный полууспех первых трех лет войны, выразившийся в удержании обоих фронтов, вскружил немцам головы еще более и заставил их быть совершенно слепыми ко всему остальному, что совершилось и подготовлялось вокруг. Вместе с тем аппетит к мировой гегемонии разросся, но, встретив непреодолимую техническую преграду на западе, на суше и на море в задаче “собирания наследия древности”, безумный шовинизм бросил Германию по еще более легкомысленным путям политико-экономической авантюры на восток.

При этой перемене фронта основная цель оставалась все той же - мировая гегемония немцев. Средствами для достижения ее намечалось: ослабление России, экономическое завоевание Сибири и Азии и борьба с Англией и Америкой по всей периферии Евразийского материка.

В отношении России честолюбивые планы Германии мирового времени ограничивались только ее европейской частью. Несмотря на все свое самомнение в материально-техническом могуществе, Германия, не потерпев военного поражения на западном фронте, поняла, что экономическое превосходство находится на стороне коалиции Англии, Америки и Франции, из коих первая к тому же была непобедимой на море, неуязвимой на территории метрополии и полной распорядительницей судьбой колоний. Если бы Германия оставалась “Старой Германией”, то, вероятно, былая ее мудрость подсказала бы ей в свое время ни в коем случае не ввязываться в войну с Россией, а искать разрешения вопроса экономического соперничества с Англией в добровольном и обоюдовыгодном соглашательстве с сильной Россией. Но “Новой Германии” пути рассудка, логики и справедливости были чужды. Ей было понятно разрешение вопросов своего интереса только путем насилий над другими народами, не останавливаясь в средствах, которыми можно было бы утолить эту жажду насилий. Мораль Германии, сильно поколебавшаяся еще до войны, в течение войны так пала, что в ее поступках и мыслях путаются понятия о целях и средствах, и порой кажется, что не путем насилий Германия стремилась к власти, а желала власти, чтобы творить насилия.

Основная идея и цели нового пути к достижению мировой гегемонии выражены между прочим в обширном труде германского политического экономиста Вернера-Дайя, изданном в 1917 году под названием: “Наступление на Восток. Азиатская Россия, как Германская мирная экономическая цель”. Книга обширная; в политическом отношении - знаменательная, а в статистическом интересна. Она вышла из печати как раз в период Брест-Литовских переговоров, в первую их фазу.

“Самым знаменательным в ходе мирных переговоров между Германией и Россией является то, что они велись не столько с целью закончить войну (ибо оружие было давно уже сложено), сколько для того, чтобы создать мир для начала эпохи нашего всемирно-политического развития и нашей всемирно-политической мысли”. Так начинает автор книги свое вступление. Учитывая, с кем велись переговоры, это начало сразу отражает, с одной стороны, Германию императора Вильгельма, а с другой - Германию Ницше.

Далее автор усиленно доказывает, что великая война представляет собою не что иное, как пробу сил экономического напряжения со стороны наиболее экономически сильных и передовых государств Европы - Англии и Германии, непримиримых врагов с точки зрения конкуренции во всемирном экономическом владычестве. Учитывая невозможность добиться положительных результатов на западе и на море, немецкая торговля “должна считаться с действительностью и, когда дело идет о расширении и упрочении международного положения нашего сопротивления и наибольшей пользы”, и для этого Германия должна утвердиться на всем востоке Евразийского континента. “Этим путем она получит возможность сопротивляться своей противнице на всех точках соприкосновения периферии, но не на море, а на суше. Конечные пункты этого сухопутного пути лежат через ближайшие политические станции: с одной стороны, через Балканы и Турцию, и с другой - через Европейскую Россию - в Северной, Средней и Внутренней Азии, то есть в Сибири, Туркестане, Монголии, Северной Персии, Афганистане и Западном Китае”.

Автор полагает, что этих конечных пунктов Германия должна достигнуть “путем прочного союза с Россией”, доказывая, что между Россией и Германией нет никаких оснований к существованию враждебных чувств: “Мы воевали с Россией по необходимости, вследствие временного политического конфликта, тогда как с Великобританией мы воевали по необходимости и по убеждению”. Он уделяет много труда и места в своем труде, чтобы доказать русским отсутствие причин для соперничества между Германией и Россией, конечно, касаясь только вопросов экономических, и, наоборот, убеждает, что эти две страны дополняют друг друга в промышленном отношении, а потому совместная работа может быть только на обоюдную пользу обеим странам. Однако вывод его из всех этих экономических доводов несколько неожиданный и охлаждающий от увлечения соблазном: “Русское государство получает громадное преимущество тем, что приобретает возможность простейшим, и кратчайшим путем выйти из многочисленных затруднений и внутренней политики настоящего положения (созданного при особом участии немцев). Германия извлекает менее значительную пользу, так как она приобретает возможность установить прочную торгово-политическую станцию посредством аннексирования русского рынка на твердой почве национального хозяйства”.

Проповедуя обоюдовыгодность союза между Россией и Германией, автор, однако, мыслит, что с точки зрения германского положения в России “нам в основе безразлично, будем ли мы иметь дело с максималистическим, кадетским или царским правительством. Будет ли вести переговоры за Россию Ленин или Кривошеий, это ничего не изменит в требованиях, которые мы предъявим России. Эти требования так определенно вытекают из потребностей нашего развития, что даже контрреволюция, с которой придется считаться, не ослабит их силы до тех пор, пока выгодное военное положение создаст почву для возможности вообще требовать чего-либо от России”.

Переговоры имеется в виду вести именно с советской Россией, “когда мы надеемся, что все готово для мирных переговоров в настоящем и для соглашения в будущем”. Дипломатия ставится выработать “такие внешние формы условий союза, которые не были бы ни унизительны, ни оскорбительны”.

Несмотря на постоянное повторение в трактате, что “Россия для Русских”, что никакое русское правительство, каких бы политических убеждений оно ни было, не в состоянии отдать страну в жертву безграничной иностранной эксплуатации, тем не менее дух положений, проводимых вожделениями автора, проникнут всецело принципом “Германия прежде и выше всего”, что совершенно исключает необходимость в добровольном согласии России на союз и на договор. “Пусть меняется место мирных переговоров, пусть сменяются господствующие партии вражеской страны, основной пункт мирных переговоров германской политики будет состоять все в той же цели - континентально-политического захвата Востока. Общий ход германской политики не зависит ни от современного для данной минуты русского правительства, ни от условий социальной жизни в России. Германская политика нуждается в систематическом континентальном развитии; решение русской проблемы является для нее решением совместной проблемы; ей необходимо обеспечить за собою неприступную торгово-политическую позицию на Евразийском континенте и для этого захватить важнейшие промышленные пункты. Поэтому она не должна обращать внимания, с какой Россией связуют ее основные положения ее восточной политики. В чужой стране она больше не знает партий, а есть только партия сама в себе. Поэтому она с одинаковой определенностью ставит свои требования - сегодня большевистской, завтра социал-революционной, послезавтра кадетско-романовской России. Мы выскажем свои взгляды относительно необходимых условий для заключения мира, и будем считать личным делом русского правительства того времени, с каким чувством оно воспримет наши условия и доведет мирные переговоры до их завершения”.

Будет ли и каким способом будет бороться Россия против стремления Германии “стать твердой ногой в Азиатской России и взять в свои руки экономическое развитие этой мощной и нетронутой страны вместе с Дальним Востоком и его окраиной, нисколько нас не касается, ибо это не наше дело. Согласие на заключение мира означает в то же время соглашение на основаниях существующего военного положения. В данном случае мы занимаем выгодное, а русские невыгодное положение”. К такому немецкому логическому выводу должно, по мнению автора, “привыкнуть” каждое русское правительство, как то, которое заключит мир, так и то, которое ему наследует. “Если встретятся препятствия, которые затруднят приобретение данной привычки, то наше военное положение дает возможность оказать нежное давление, достаточное для того, чтобы отбросить их в сторону”.

В мирное время немцам, оказывается, было затруднительно “действовать более интенсивно в торгово-политическом отношении” в Европейской России, так как “автократический строй русского правительства” оказывал им в этом постоянное препятствие. Но теперь, с уничтожением прежнего “царизма”, “даже при возвращении царизма, хотя бы и в либеральной одежде и, по всей вероятности, в образе Великого Князя Николая Николаевича”, немцы уверены, что ни одно русское правительство не сможет не пожелать открыть им братские объятия и вместе с тем приобрести “капитал, индустрию и организацию от Германии”, которая будет таким образом вознаграждена “соответственно ее военному положению и военному давлению”. При этом автор обещает, что по заключении договора Германия будет себя держать по отношению к России “с большим тактом и уважением”.

В заключение идеи и плана “континентального похода” Германии на Восток, ослепленный, с одной стороны, немецким шовинизмом и легкомыслием, а с другой - тщательно и подробно изученными богатствами Сибири, автор видит уже в будущем “естественное политическое соединение” из Германии и Японии с Россией, окружающее Старый Свет “широким железным поясом, который не разорвет никакая сила, и с твердых краев которого соскользнут всякие попытки охватить его”. При этом типичный современный тевтон забывает высказанное перед этим свое предупреждение Сибири - не рвать с Европейской Россией, дабы не лишать себя помощи, “чтобы задержать возможные шовинистические намерения Японии”. Но к чему нельзя допустить Японию, то, конечно, составляет право Германии Вильгельма.

“Будущность Сибири исполнена жизни, силы, бодрости и по своей внутренней энергии способна осуществить все надежды; она находится в напряженной готовности наброситься на все образующиеся предприятия настоящего времени и принять в них деятельное участие. Как только будут удалены внешние административные тормозы, Сибирь отважится на этот шаг, надо только чтобы нашелся руководитель, который направил бы на верный путь ее разрозненные силы”.

“Это и есть задача Германии”.

Таким самонадеянным восклицанием резюмируется идея политико-экономического плана завоевания немцами России в промышленном отношении. От начала до конца в этом плане нет ни одной идеологической мысли, что является характерным знамением всех политических и национальных тенденций Германии последнего времени; все строится на материальных расчетах, материальных выгодах, материальной власти, материализованной душе. Это и составляет мысль и дух современного юнкерского тевтона, юнкерской Германии в целом. Если в религии социализма, в религии Лжи, отвлеченная идея о духе заменена теоретической идеей о материи, то в религии юнкерства даже эта теоретическая идея заменена материалистическими расчетами, а понятие о Вселенском Духе почти воплощено в тезисе - “Германия прежде и выше всего”.

Это религия безграничной слепоты.

Путем насилия крайняя религия социализма Бронштейна, Ленина, Тобельсона стремится по идее достигнуть основной цели - всемирной власти интернационала. Путем такого же насилия религия слепоты юнкеров Германии стремится достигнуть всемирной власти немецкого национализма через материалистические расчеты. Если Бронштейн, Ленин, Луначарский, Голощекин, Белобородов, Юровский - большевики слева, то Людендорф, Вильгельм, Гофман, Вернер-Дайя, фон Кюльман - большевики справа. Сродство побуждений, характеров, темпераментов и принципов религий этих двух большевистских полюсов настолько велико, что сотрудничество их друг с другом почти нормально и почти естественно: одних - по Лжи, других - по слепоте. Так, Красины, Клембовские, Шнеуры, Гуторы, Саковичи, Ермаковы, работая в левом большевистском лагере не по идее, а по материальным причинам, являются по существу германскими юнкерами, рабами религии слепоты. Германские социал-демократы, работающие по национальному шовинизму в лагере большевиков справа, остаются в основе последователями религии Лжи.

Красины, Клембовские, Гуторы, Саковичи, Гофманы, Вильгельмы, Кюльманы - это вдохновители по слепоте исторических, политических и религиозных преступлений последнего времени в России. Это вдохновители по слепоте изуверского убийства Царской Семьи в городе Екатеринбурге.

Сродство полюсов большевизма сказалось особенно ярко в проявлениях их зверского и изуверского инстинктов: большевизм слева признает необходимым проявление грубых и вредных действий для возбуждения в массах революционного энтузиазма, а большевизм справа - для утверждения в массах безропотного преклонения перед физическим правом. В области достижения этих целей последователи религии Лжи и религии слепоты не знают пределов. Изуверский терроризм большевизма слева слишком свеж в памяти всех, чтобы нуждался в отдельных примерах. Терроризм большевизма справа уже, по-видимому, несколько забылся, но стоит вспомнить ужасы хотя бы ченстоховского изуверства, совершенного германскими войсками, чтобы убедиться в отсутствии пределов зверства и для этого полюса большевизма. В том же зверском инстинкте объединяются и мысли руководителей большевистских полюсов: выше приводились слова Карла Маркса, руководителя большевизма слева, а вот слова руководителя большевизма справа, Императора Вильгельма, проповедовавшего в 1900 году с высоты своего престола солдатам, отправлявшимся в Китай: “Не берите пленных… пусть те, кто попадет в ваши руки, погибнут. Как тысячу лет назад гунны при своем царе Аттиле приобрели себе имя, которое еще и теперь в предании напоминает об их могуществе, так имя германцев через тысячу лет должно вспоминаться так, чтобы никогда больше (китаец) не смел косо взглянуть на немца…”

Оба руководителя большевистских полюсов подготовляют своих последователей к достижению в будущее одной и той же цели - мировой власти через ту кровавую и безумную эпопею зверства и насилия, которой ознаменовалось сначала участие немцев во всемирной войне, а затем дружественная работа объединившихся большевиков справа с большевиками слева по насильственному утверждению в России советской власти. Человеческая психология часто непоследовательна в реагировании на переживаемые исторические события. Кто не помнит того возмущения, которым было охвачено русское общество при известиях о зверствах и насилиях немцев над русскими, застигнутыми войной в Германии, и над сербами в захваченных австрийцами и германцами их городах и селах? Можно ли забыть предательские, изуверские и жестокие способы ведения войны Германией? Ужели забыты немецкие руководители на Балтийском побережье, натаскивавшие матросню на кровавые подвиги, или немецкие инструктора в Смольном институте, вдохновлявшие советских главарей на социальные операции над русской интеллигенцией?

По-видимому, многие забыли, многие поддались гипнозу “нежного давления”; многие в тайниках души мнят потом перехитрить немца. Десятки тысяч россиян укрылись в Германии; тысячи их мечтают совместно с немцами свергнуть большевиков слева и учредить царство большевизма справа. Тысячи других таких же россиян творили подпольно эту же работу за спиной Колчака, Деникина, Юденича и помогали большевикам слева отвращать от этих вождей народные массы.

И обратно. Кто подготовлял в ближайшие годы революции кроме последователей религии Лжи! “Жидовствующие” (не еврействующие) россияне. Их было много - от левых кадетов до левых социалистов включительно, да еще много среди беспартийной бюрократии. Кто совершил революцию? Русская интеллигенция и “жидовствующие”. Кто углубил революцию, создав путь большевикам обоих полюсов? Та же интеллигенция с “жидовствующими”.

А теперь? Творцы из интеллигенции и творцы из “жидовствующих” как бы исчезли, а на их место народная масса выбросила имя еврея, еврейского народа. Евреи создали революцию. Евреи разорили Россию. Евреи залили кровью наших отцов, матерей, братьев, сестер и детей, города и села, горы и долы матушки России. Евреи изуверски уничтожили Царскую Семью. Евреи виновники всех зол, постигших Россию. Еврейский народ должен за это ответить.

Такова злая человеческая психология; о немцах забыла, а на евреев взвалила. Если у России есть какому народу предъявлять в будущем за все совершенное ныне зло вексель к уплате, то во всяком случае к германским народам, а не к еврейскому народу.

В Германии родился большевизм справа, и Германия же бросила в Россию большевизм слева. Если по существу борьба с последним, то есть борьба с религией Лжи, есть идейная борьба, то борьба с большевизмом справа, борьба с религией слепоты есть борьба с материалистическими расчетами, борьба с торгашами в основании.

В мае 1917 года в Вене состоялось совещание представителей германского и австрийского Генеральных штабов, на котором в целях прорыва русского фронта и внесения разложения в ряды русской армии было решено использовать революционное движение в России и прибегнуть к политическому оружию борьбы. К такого рода борьбе германские и австрийские офицеры Генерального штаба подготавливались специально еще в мирное время, и небольшой опыт испытания силы этого оружия был проведен немцами еще в 1905 году, в войну России с Японией. К использованию теперь именно политического оружия борьбы немцев побуждали две причины: первая, необходимость сосредоточить максимум вооруженных сил на Западном фронте для попытки нанести Антанте решительный и последний удар, и вторая, вырвать из рук Англии ее политический успех в России.

Германский Генеральный штаб считал, что Февральская революция и свержение династии Романовых в России были произведены русскими революционными элементами при значительном моральном содействии и денежной помощи со стороны Англии. Эта причастность последней должна была укрепить в новой России влияние экономической соперницы Германии, почему захват политического руководства в свои руки казался немцам очень заманчивым и увлекательным, в целях развития в дальнейшем своего нового политическо-экономического плана “Наступления на Восток”.

Момент для наложения на Россию своего политического кулака представлялся Германии очень своевременным (необходимо иметь в виду, что Германия слепо верила в свои силы, как физические, так равно и политические): определившееся слабовластие политического центра России, при сильном недовольстве создавшимся положением крайних флангов и при полной политической незрелости массы населения, предоставляли, казалось, Германии возможность вести двойную игру, действуя на низменные инстинкты темного населения городов и деревень. Первой задачей основного плана немцев являлось ослабление интеллигентных и вооруженных сил России и приведение их к тому состоянию, при котором Германия могла бы приступить к мирным переговорам и предъявлять свои экономическо-политические требования. Этого положения намечалось достигнуть, с одной стороны, установлением жестокого террора против интеллигенции, а с другой - путем овладения темной массой, действуя под видом проведения принципов крайнего социалистического народовластия на ее низменные инстинкты. В дальнейшем руководившие исполнением этого плана немецкие большевики справа рассчитывали, соединившись с российскими большевиками справа, устранить насильственно социалистических вождей революции и водворить в России юнкерско-полицейский режим, родственный и дружественный по духу Германии Вильгельма.

Устранение с российского престола бывшего Государя Императора Николая Александровича и Государыни Императрицы Александры Федоровны вполне отвечало политическим планам Германии и согласовалось с личными несимпатиями Вильгельма к покойному главе дома Романовых и его супруге В политическом отношении бывший Царь по личным воззрениям и качествам был твердой преградой для германских вожделений, непреклонно отстаивая национальные интересы России и не допуская немцев к самостоятельному хозяйничанию. Николай II унаследовал от Отца в полной мере тезис “Россия для русских”, и если германофильствующие русские круги и германофильски настроенные некоторые Члены Дома Романовых, часть министров и придворных, стоявших “у власти”, создали Ему в отечестве репутацию пособника Вильгельма, то будущая бесстрастная и справедливая история сумеет разобраться в исторической интриге, создавшей трагедию последнего царствования, объективно, отнеся успех этой интриги к слабости воли покойного Государя Императора и его слишком большому (тоже чисто русской черте) доверию к людям, при неумении их выбирать, но не к Его личному германофильству, какового в Нем не было и не могло быть.

Еще в 1899 году известный германофоб профессор Золотарев при громадном стечении публики высшего петроградского света прочел свою знаменитую лекцию, громившую предшественников Императора Александра III за их послабления, допущенные в отношении немцев в России, и за слишком большое увлечение колонизацией немцами южных губерний и восхвалявшую Александра III, положившего предел грозному, но мирному завоеванию России немцами. Присутствовавший на лекции Государь Император Николай II по окончании ее подошел к лектору и в присутствии всей обширной аудитории обнял профессора Золотарева и поцеловал его, благодаря за здравость и смелость исторической справедливой критики. Вильгельм не мог забыть этого поцелуя Николая II, который к тому же не поддавался ни на какие шовинистические и честолюбивые планы Императора-актера. Так, между прочим, Николай II отклонил в 1905 году предложение Вильгельма ввести в Варшаву германские войска и отказался от участия в фантастическом плане раздела мира “союзом трех Императоров”: России, Германии и Турции.

Нелюбовь и недоверие Государя Императора к Вильгельму опирались на определенном понимании политического зла и корысти, сосредоточенных в этом германце-юнкере по отношению к России. Императрица Александра Федоровна не только не любила, Она ненавидела Германию и императора Вильгельма и не могла говорить об этом без сильного волнения и злобы. Ее ненависть вытекала из того зла, которое Германия причинила Гессенскому герцогству. “Если бы Вы знали, сколько они сделали зла моей родине!” - говорила Она близким людям. Это чувство ненависти было так остро в Ней, быть может, и потому, что, лишившись маленькой девочкой матери, Она все время воспитывалась в Англии у бабушки королевы Виктории, вследствие чего и для Германии и Вильгельма Императрица Александра Федоровна являлась определенной англофилкой. Вильгельма она характеризовала как “актер, отличный комедиант, фальшивый человек”. В Тобольске Государыня высказывала про него: “Я знаю его мелкую натуру, но Я никогда не ожидала, что он может унизиться до общения с большевиками. Какой позор”. Только общей болезнью слепоты, обуявшей русское общество в последние годы, можно объяснить возникновение клеветы против Императрицы Александры Федоровны, обвинявшей Ее в германофильстве и любви к императору Вильгельму. Оба, и Государь и Государыня, больше всего боялись во время ареста в Тобольске и Екатеринбурге, чтобы Их насильно не увезли в Германию, что вполне могли проделать шовинистские германские руководители для своих политических целей.

Во исполнение задачи, поставленной политикой, германским Генеральным штабом, во главе с генералами Людендорфом и Гофманом, был разработан подробный план “военно-политического наступления” против России, детально предусматривавший ряд последовательных политических этапов во внутреннем развитии русской революции, в связи с теми чисто военными мероприятиями, которые одновременно намечалось проводить военными силами Германии. Общее руководство исполнением плана было возложено на генерала Гофмана, а для непосредственного руководства политической атакой германским Генеральным штабом была нанята ему известная группа членов циммервальдовской интернациональной конференции во главе с Лениным и Бронштейном, с которыми еще раньше у немецкого военно-политического шпионажа были связи. Шайка этих главарей была вывезена немцами из Швейцарии, провезена через Германию и Финляндию в запломбированном вагоне и доставлена в Смольный институт в Петроград, где помещался совет солдатских и рабочих депутатов. Здесь же обосновался и секретный штаб из немецких офицеров, ближайше управлявший последовавшими внутренне-политическими операциями, террором и пропагандой.

В начале сентября 1917 года об этом немецком плане во всех его подробностях стало известно в Могилеве, в Ставке Верховного Главнокомандующего. Документы были получены из вполне верного источника, почему тогдашний начальник штаба генерал Духонин докладывал о замыслах Германии Председателю Совета Министров и Верховному Главнокомандующему Керенскому и предупреждал о серьезности надвигающейся опасности. Керенский отнесся к предупреждению, по-видимому, с недоверием и, кажется, не сообщил даже своим коллегам по Правительству о полученных в Ставке агентурным путем сведениях.

Между тем события октября и ноября месяцев стали развиваться с поразительной точностью, во всем согласно с программой, намеченной планом германского Генерального штаба. Ставка, имея в стенах Смольного института свою агентуру, была вполне осведомлена о присутствии там немецких офицеров Генерального штаба, об их руководстве различными террористическими актами и борьбой на внутренних фронтах и о предстоящем перевороте в Петрограде. К этому же времени приблизительно необходимо отнести присоединение к немцам российских большевиков справа. Уверенные в силе власти Германцев над главарями циммервальдовской шайки и убежденные, что в нужный и желательный момент эти главари будут убраны со сцены и власть перейдет в их руки, российские ревнители юнкерской германской религии слепоты - светское офицерство военного времени, некоторые жандармские и полицейские чины и к стыду значительное количество высшего генералитета армии стали тайно примыкать к нараставшему пролетарскому большевистскому движению слева. Из числа таких генералов в Ставке появились генералы Гутор и Бонч-Бруевич, которые стали пытаться убедить генерала Духонина в том, что сохранение верности союзникам ошибочно, что внутренне-политический момент требует учесть значение нового движения как безусловно всенародного, и категорически опровергали данные агентурных сведений о причастности к этому движению германского Генерального штаба.

Генерал Духонин остался верен русскому национальному началу и, как честный солдат, пал на своем посту, не уступив его добровольно ни сынам Лжи, ни германским юнкерам, ни российским предателям, соблазнявшим его, генералам Гуторам, Бонч-Бруевичам и Одинцовым. Необходимо отметить, что во главе палачей, ворвавшихся утром 20 ноября в кабинет генерала Духонина, были - переодетый германский офицер и переодетый русский жандармский офицер Родионов, который еще в мирное время состоял на службе у германского Генерального штаба и который позднее был командирован с латышами в Тобольск для перевоза Царской Семьи в Екатеринбург.

Германцы честно выполнили принятые на себя, по уговору с Лениным и Бронштейном, обязательства: организовали матросню и чернь для выборгской кровавой бойни, перебили теми же “народными войсками” юнкеров в Петрограде и свергли правительство Керенского, помогли ликвидировать царскосельскую авантюру главковерха Керенского, разложили фронты и развратили солдат, растерзали Духонина, овладели Ставкой и, наконец, изгнали из Киева непослушных петлюровцев, помогши советскому воеводе, бывшему подполковнику Муравьеву, овладеть Украиной.

10 февраля немцы предъявили утвержденной ими в России власти Ленина и Бронштейна к уплате первый вексель - подписать акт о прекращении войны с Германией, Австрией и Болгарией.