Военная техника крестоносцев

Военная техника крестоносцев

Итак, поля покрылись шатрами, началась осада замка. Стали строить малые осадные машины и пате-рэллы, наготовили множество военных орудий, подняли крепкую осадную башню из бревен, которую восемь дней искусно строили из крупных и высоких деревьев в уровень с замком, затем надвинули поверх рва, а внизу тотчас начали вести подкоп.

Генрих Латвийский, «Хроника Ливонии»

Февраль 1220 года. Наконец установилась морозная погода. До этого много дней в Ливонии дули теплые ветры, неся с собой тучи, проливавшиеся бесконечными дождями, которые чередовались с мокрыми метелями. Снег смешивался с грязью. Все пути развезло до чрезвычайности. Но вот капризная зима исправила свою оплошность. Подморозило, и дороги стали пригодны для передвижения. Этим воспользовались властители Ливонии, чтобы отправиться в поход на земгальский замок Межотне. Тамошние земгалы сначала приняли крещение от самого епископа, а затем под напором энергичного князя Виеструрса снова сделались язычниками, отринув господство чужеземцев. Этого завоеватели не могли потерпеть. Как обычно, войско состояло из четырех частей: рыцарей епископа, светские рыцарей-пилигримов, братьев ордена меченосцев и полков ливов и латгалов. Во главе собравшейся рати стали сам епископ Альберт, магистр ордена Фольквин и племянник датского короля Вальдемара II, саксонский герцог Альберт.

Если бы мы могли взглянуть на лесной замок Межотне с высоты, нашему взору предстали деревянные стены и башни замка, выгоревшие дома поселения, расположенного у подножия стен и захваченного крестоносцами. Вокруг замка выросли палатки и шатры осаждающих. Всего в объединенном войске насчитывалось порядка восьми тысяч человек. А земгалов в замке было несколько сотен. Ожесточенный бой шел уже не первый день.

Вокруг валов и бревенчатых стенземгальского замка кипела разрушительная работа. Повсюду копошились воины и работники, повсюду высились груды камней, предназначенные для метания во врагов. Уже была готова осадная башня, с которой ливы и латгалы метали камни за стены, поражая находившихся на стенах земгальских воинов. На позиции были установлены стенобитные машины, тараны, против которых пасовали и каменные твердыни Западной Европы. Что уж говорить о небольшой деревянной крепости. Гигантские арбалеты на станинах — баллисты — без устали метали камни в защитников. Но земгалы держались упорно.

Многие из них были перебиты болтами, выпущенными из арбалетов, многие пали от камней. Почти у самого вала крестоносцы установили машину под названием еж (ericius), с помощью которого снизу стали подрывать вал. Без помощи извне Межотне был обречен, но все еще не сдавался.

Чуть поодаль установили большую машину, которую везли сюда от самой Риги. Это был трибок или, по-старо-немецки, «блиде». Размеры машины поражали воображение. Словно мачта корабля возвышался над крепкой конструкцией из толстых деревянных балок главный рычаг. С короткой стороны рычага в деревянной емкости помещались тяжелые камни. С другой стороны — гигантских размеров праща. Двое кнехтов с трудом крутили ворот, притягивая пращу. Большие усилия были нужны, чтобы преодолеть чудовищный вес камней. Когда машина оказалась на взводе, еще двое воинов подкатили большой круглый камень и закрепили его в праще.

В этот миг у машины появился сам герцог Саксонский. На нем была длинная кольчуга, поверх которой была надета котта с герцогским гербом и плащ. На поясе — меч, на голове шлем с герцогским венцом. Герцога сопровождали несколько рыцарей и оруженосцев. Боевой пыл охватил Альберта, а упорство земгалов только раззадоривало его. Увидев приготовления большой машины, герцог быстро подошел к кнехтам и стал руководить их действиями. Отстранив одного из них, он приложил ладонь козырьком ко лбу и прикинул расстояние до замка. Позиция машины удовлетворила Альберта Саксонского, который был неплохо знаком с метательными машинами. С обеих сторон свистели стрелы. Осажденные на валах отчаянно сопротивлялись. Но посланные из земгальских луков стрелы не могли причинить вред людям, копошившимся возле трибока. Герцог произнес:

— Сейчас они получат! Вероотступники!

Он собственноручно выбил стержень, который удерживал рычаг. Со свистом груз повлек длинную балку, на которой крепился огромный камень, в воздух. Праща раскрутилась, и камень полетел в сторону замка. Громкий крик потряс воздух. Крестоносцы торжествовали. Земгалов охватил страх, когда они увидели действие большой машины и величину снаряда. Первый же камень угодил в башенку на валу, где сражались несколько земгалов. Удар был так силен, что камень просто снес башенку вместе с защитниками.

— Давай! — в возбуждении кричал Альберт. — Заряжай снова! Быстрее!

Прислуга, обливаясь потом, снова налегла на ворот. Герцог и сам готов был крутить его, лишь бы скорее зарядить машину. Вскоре все было готово. Машина, напрягшись, замерла перед выстрелом. Альберт снова освободил злобную энергию машины. Тяжелый свист рассек воздух, и второй камень разнес кусок бревенчатой ограды на валу.

— Еще! — кричал Альберт, глядя на свою работу. — Заряжай!

Все повторилось. Мачта с камнем взметнулась ввысь. Снаряд пробил три бревна на валу, переранив земгалов. После этого защитники в поисках безопасного места покинули вал. Очень скоро защитники Межотне начали переговоры о сдаче. Бой на время прекратился.

* * *

Примерно так, если верить хронисту, подействовала мощная осадная техника на земгалов. Подобных орудий местные народы до прихода немцев в Ливонию не использовали. Во всяком случае, нам неизвестны свидетельства применения народами Балтии осадных машин.

Многие историки считают, что Средневековье не отличалось особенным техническим прогрессом. По словам

Жака Ле Гоффа, «средневековый Запад — бедно оснащенный мир». Французский автор также добавляет: «Хочется сказать «технически отсталый». Следует, однако, повторить, что вряд ли допустимо говорить в данном случае об отсталости и тем более о неразвитости. Ибо если Византия, мусульманский мир и Китай явно превосходили тогда Запад по степени развития денежного хозяйства, городской цивилизации и производству предметов роскоши, то и там технический уровень был весьма невысок»[87]. Действительно, в военном деле средневековая Европа использовала античную традицию, идущую от времен Римской империи. Предками метательных орудий был, несомненно, «скорпион», описанный еще Аммианом Марцеллином в книге «Деяния» («Res Gestae»):

«Скорпион, который в настоящее время называют онагром (дикий осел), имеет такую форму. Вытесывают два бревна из обыкновенного или каменного дуба и слегка закругляют, так что они подымаются горбом; затем их скрепляют наподобие козлов для пиления и пробуравливают на обеих сторонах большие дыры; через них пропускают крепкие канаты, которые дают скрепу машине, чтобы она не разошлась.

В середине этих канатов воздымается в косом направлении деревянный стержень наподобие дышла. Прикрепленные к нему веревки так его держат, что он может подниматься наверх и опускаться вниз. К его верхушке приделаны железные крючки, на которых вешается пеньковая или железная праща. Под этим деревянным сооружением устраивается толстая подстилка, набитый искрошенной соломой тюфяк, хорошо укрепленный и положенный на груду дерна или на помост, сложенный из кирпича. Если же поместить эту машину прямо на каменной стене, то она расшатает все, что находится под нею не из-за своей тяжести, но от сильного сотрясения. Когда дело доходит до боя, в пращу кладут круглый камень, и четыре человека по обеим сторонам машины быстро вращают навойни, на которых закреплены канаты, и отгибают назад стержень, приводя его почти в горизонтальное положение. Стоящий наверху машины командир орудия выбивает тогда сильным ударом железного молота ключ, который удерживает все связи машины. Освобожденный быстрым толчком стержень отклоняется вперед и, встретив отпор в эластичном тюфяке, выбрасывает камень, который может сокрушить все, что попадется на его пути.

Эта машина называется tormentum, потому что напряжение достигается закручиванием (torquere), — скорпионом, потому что она имеет торчащее вверх жало; новейшее время дало ей еще название онагра, потому что дикие ослы, будучи преследуемы на охоте, брыкаясь назад, мечут такие камни, что пробивают ими грудь своих преследователей или, пробив кости черепа, размозжают голову»[88].

Известно, что в древнеримском войске метательные машины были штатным вооружением. Одна баллиста придавалась каждой центурии, а катапульта — когорте. Когорта, состоявшая из пяти центуриев, имела шесть метательных машин. Легион, состоявший из шести тысяч воинов, имел на вооружении шестьдесят метательных машин. В когорте за использование метательных машин отвечал специально выделенный центурион, а всеми машинами легиона руководил трибун. После пятого века, когда на Рим нахлынули полчища варваров, сочетавших ненависть и почтительное преклонение перед империей, в Европе использование метательных орудий почти прекратилось. Византийцы же продолжали применение осадных машин.

Лишь с одиннадцатого столетия в Европе возродилось широкое применение метательных машин. Средневековому Западу пришлось наверстывать упущенное. Уже в двенадцатом веке Сугерий описал осадную машину в «Жизнеописании Людовика VI Толстого». В 1107 году король штурмовал замок Гурне. Вот что пишет автор:

«Чтобы разрушить замок, изготовляют, не мешкая, военные приспособления. Воздвигается высокая машина, возвышаясь своими тремя этажами над сражающимися; нависая над замком, они должна помешать лучникам и арбалетчикам первой линии передвигаться внутри замка и подниматься на стены. Вследствие этого осажденные, непрерывно, днем и ночью, стесняемые этими приспособлениями, не могли больше оставаться на стенах. Они благоразумно старались найти убежище в подземных норах и, коварно стреляя из луков, опережали смертельную угрозу со стороны тех, кто возвышался над ними на первом зубчатом ограждении осадной башни. К этой машине, которая высилась в воздухе, пристроили деревянный мост, который, достаточно протягиваясь вверх и спускаясь полого к стене, должен был обеспечить бойцам легкий проход в башню...»[89]

Приводя это описание, Жак Ле Гофф утверждает, что средневековые осадные орудия были лишены всякой технической изобретательности. Но все познается в сравнении. Когда в начале тринадцатого столетия крестоносцы появились в Ливонии, они произвели большое впечатление на местные народы своим вооружением и техникой. Значит, все-таки, можно говорить о военном превосходстве крестоносцев в Ливонии.

Рыцари начала тринадцатого века ненамного отличались от местных воинов. Тяжелых сплошных доспехов, когда рыцаря усаживать на коня приходилось с помощью лебедки, еще не было. Длинная кольчуга, кольчужные поножи да еще шлем с защитной пластиной для лица, сменившийся примерно к 1220 году глухим шлемом (топфхельмом), составляли обычную броню. Их кони тоже еще не были закованы в железо. Вильям Урбан, подчеркивая роль рыцарей в крестовых походах в Балтию, отмечает, что «рыцари были особенно важны, но не по причине их военного превосходства, которое было кратковременным, но по причине силы»[90]. Но было еще кое-что, что давало крестоносным рыцарям превосходство в боях в лесном балтийском краю. Европейские рыцари были сословием военных специалистов, боровшихся с равными по вооружению и тактике противниками. Хотя говорить о военной тактике применительно к рыцарству можно лишь относительно. Главными условиями победы в битве были боевой порядок и согласованность действий. Сплоченность рыцарей, находившихся рядом и, как правило, бывших родственниками, играла решающую роль. Светский рыцарь обычно не признавал дисциплины. Более дисциплинированными были рыцари военных орденов. Например, в бою под Арсуфом в 1191 году среди крестоносцев, возглавляемых королем Ричардом Львиное Сердце, наиболее отличились тамплиеры, которые сражались слаженно, словно «братья от одного отца».

Для настоящего рыцаря продумывать ход битвы, устраивать западни и прочие хитрости — все это считалось бесчестным. Военное искусство рыцаря состояло в умении владеть оружием в открытом поединке, один на один. Так, король Рудольф фон Габсбург перед битвой у Дюрнкрута в 1278 году приказал создать резерв из 50—60 рыцарей, чтобы пустить их в дело, если придется туго. Однако командир резерва, граф Генрих фон Пфанненберг отказался выполнять приказ, сочтя эту роль для себя бесчестьем. Его заместители приняли командование резервом только после того, как попросили прощения у рыцарей за то, что неблагоразумный король принудил их выполнить бесчестный приказ.

Правда, в Ливонии все обстояло несколько иначе. Братья ордена меченосцев, которые вели постоянные войны в местных условиях, прибегали к хитрости. Ведь их противником были язычники! Так, Генрих Латвийский описывает, как 18 рыцарей, сопровождаемые отрядом из 80 крещеных латгалов, напали на лагерь, в котором находилось порядка 600 литовских всадников. Перед нападением немцы велели лат-галам кричать по-немецки: «Бей!», чтобы враги подумали, что рыцарей много. И хитрость удалась. Кроме того, нельзя забывать, что орден меченосцев — это все-таки монашеский орден, члены которого обязаны соблюдать дисциплину. Недаром, в походах в Ливонии именно орденские рыцари играли главную роль. Как правило, они руководили объединенными силами христиан, как самые опытные воины, знающие местные условия и, что еще важнее, более дисциплинированные, чем светские рыцари-пилигримы.

Авторам приходилось слышать утверждения, что орденский рыцарь против балтийских воинов был все равно, что танк против пехоты. Наверно, это, все-таки преувеличение. Правда, сами европейские рыцари презирали пеших воинов, искренне полагая, что один рыцарь стоит десятка пехотинцев. Так они думали и в XIII веке, пока в 1302 году не прогремела «битва шпор» при Куртре, когда фламандские копейщики наголову разбили рыцарскую кавалерию французов, захватив полтысячи позолоченных шпор. Но если учесть, что воины балтийских народов в большинстве своем имели лишь кожаные панцири, то преимущество в вооружении оказывается очевидным. Первые впечатления от встречи с рыцарством были шоком. И не только для народов Ливонии. Например, один из исламских очевидцев описывает атаку «франкских железных людей», подчеркивая, что они кажутся сплошной железной массой, от которой отскакивают все удары.

Некоторые из историков сравнивали вторжение крестоносцев в Ливонию с завоеванием Америки конкистадорами. Так, немецкий историк Ф. Шлоссер писал: «Бедные ливы были так же бессильны против этих железных людей, с детства привыкших драться, как три столетия спустя слабые американские индейцы в борьбе с испанцами». Такие сравнения, конечно, не выдерживают критики. Можно говорить о том, что народы Балтии столкнулись с несколько более организованным и технически оснащенным противником. Но это был противник из одного с ними мира. Балтийские народы находились уже на такой стадии политического и экономического развития, что в тринадцатом столетии смогли быстро сократить различия в технологии и организации по отношению к Западу[91].

Рыцари привезли в Ливонию свое боевое искусство, свое вооружение, а также специалистов по строительству осадных машин. Именно к осадной технике применялось в то время слово «машина». Да и словом «механики» еще в поздней Римской империи именовали именно военных инженеров. Специалисты по строительству метательных машин очень ценились в Европе. Так, когда император Фридрих II в 1238 году осаждал на севере Италии город Брешию, король Кастилии в виде особого подарка прислал ему испанско-арабского инженера, считавшегося крупнейшим специалистом по самоходным башням, катапультам и таранам. Говорили, что ни одна стена в мире не могла устоять перед мастерством этого «механика». Как величайшую ценность везли инженера Каламандрина в императорский лагерь, на цепи и в крепкой клетке. Однако столь важный специалист каким-то образом оказался в руках осажденных, которые, недолго думая, подарили ему дом и двор, а также предложили в жены горожанку. Гораздо интереснее, чем путешествие в клетке! И началась война машин. Камни, выпущенные машинами осажденных, очень метко попадали прямо в осадные машины императора, выводя их из строя.

Подобные инженеры были и в Ливонии. Хроники упоминают об использовании метательной техники при осаде замков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.