Монастырская казна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Монастырская казна

История эта началась достаточно давно, когда только зарождалась кладоискательская контора, формировался коллектив, а я был молод, горяч и относился к поиску порой бесшабашно. Разумеется, как и в каждой субкультуре, как у альпинистов есть, например, истории про черного альпиниста; у спелеологов – про белый призрак заблудившегося в пещерах; я тоже слышал немало мистических случаев, произошедших среди кладоискателей, но не обращал особого внимания, поскольку сам еще не попадал в такие ситуации. Вот как произошла моя первая встреча с непознанным…

Все мои знакомые знают, что я занимаюсь кладоискательством, проявляю особый интерес к старинным вещам, что я коллекционер, и потому при каждой возможности тащат мне всякое барахло. Кто-то хочет продать, кто-то откровенно впарить, кто-то просто проконсультироваться. Нередко заявляют – «у нас есть уникальная вещь!», а на поверку оказывается ничего особенного. Но ведь каждому приятно думать, что у него дома сокровище! Многие даже обижаются, не верят, что бережно хранимая потертая медная монетка или какая-нибудь расколотая старинная чашка– на деле не представляет никакой ценности, являясь лишь семейной реликвией.

По такому же случаю однажды раздался звонок на мой мобильный. Приятный голос пожилого мужчины поведал, что в семье у них есть богослужебная книга, они знают, что она очень дорого стоит, хотят продать, но везде сталкиваются с обманом. Куда ни обращаются, никто не хочет дать за сокровище более 200 рублей. Но они-то знают, что реальная стоимость вещи, как минимум, – 200 тысяч долларов. Жизнь так повернулась, что квартиру надо купить новую сыну с семьей, им с женой хотелось бы век доживать на дачке где-нибудь в недалеком Подмосковье, которая по нынешним временам тоже обойдется недешево, а внучке желательно получить образование на Западе, вот потому-то они решились расстаться со своей святыней, которая после революции осела в их семье и долго уже хранится.

На тот момент я как-то не придал особого значения, почему они пользуются моим личным номером и откуда вообще его знают, не будучи со мной знакомы. Клиенты обычно звонят на офисный. Но я назначил им встречу в офисе на следующий день. Приехала семья средней руки, более-менее воспитаны-образованы, но все же видно, что недалеко ушли от деревенских корней своих. Девушка лет восемнадцати, достаточно молодые ее родители и старшее поколение – пожилая пара.

Секретарь налил им кофе, они чинно расселись. Я предложил приступить сразу к делу, потому что приехал специально для них в офис в свой выходной, когда в принципе и контора-то не работала, и приготовился взглянуть на сокровище, которое способно решить квартирный вопрос, помочь приобрести дачу да еще дать образование на Западе. Они бережно открыли деревянный ящик, в котором помещалась коробка из плотного картона, в ней – сверток, аккуратно обернутый газетами. Когда газеты сняли, под ними обнаружился старый темно-синий бархат – в него-то и было упаковано сокровище. Это действительно была богослужебная книга, причем весьма потрепанная.

Полистав бережно, чтоб не спугнуть потенциальных клиентов, я понял, что это обычный требник, что 250 рублей за него отдать уже будет жалко и что истинная его цена – те самые 200 рублей, и никто их нигде не обманывал! Но они меня так уверяли, что их ко мне направили наши общие знакомые и что они не сомневаются никоим образом в моей честности, поэтому они приехали именно ко мне и только мне отдадут свое богатство…

Конечно, я оказался в щекотливом положении: было весьма неудобно их разочаровывать. Вздохнув, начал объяснять: показал сохранившуюся отметку о тираже, обратил внимание на то, что требник активно употреблялся и потому изрядно пострадал – из него даже странички сыпались! – что исторической ценности не представляет, потому что принадлежал он, скорее всего, какому-нибудь батюшке сельскому, который требы выполнял в соответствии с этой книгой. Выпущен требник в XIX веке, причем самой поздней его части, в общем эта книга бывшая в употреблении и мало кому интересная – тем более там почти совсем нет картинок!..

Повисла длительная пауза. У посетителей моих – чуть ли не слезы на глазах. Минут через десять, справившись с разочарованием, дедушка мудро изрек, что предыдущий хозяин, когда расставался с этой книгой, сказал примерно так: «Не держитесь за нее, придет время – она сама найдет своего хозяина!»

Вспомнив, что у нашей сельской церкви скоро престольный праздник, я подумал, что это будет отличный подарок, учитывающий связь времен: как бы по наследству от неведомого дореволюционного священника богослужебная книга перейдет к нашему батюшке, – поэтому, заплатив 250 рублей, я стал обладателем этого требника. На том мы и расстались. Огорченная и расстроенная семья уехала восвояси.

Прошло достаточно долгое время, прежде чем я вспомнил, что книгу пора бы уже и подарить. Отыскал ее на полке, просмотрел, прикидывая, стоит ли ее упаковать покрасивее, и заметил, что из нее сильно лезут страницы. То есть сначала надо бы расставить странички по местам, где-то подклеить… и вдруг, когда я ее перелистывал, выпал листочек бумаги. Он был очень дешевый – даже не желтый, а какой-то серый. Исписан с двух сторон каллиграфическим почерком – уверенным, красивым, с «ятями», которые подтвердили мое предположение, что требник был выпущен в конце XIX века. Сначала я не обратил внимания, отложил его отдельно, а сам принялся расставлять и подклеивать странички, что заняло достаточно много времени. Кое-как упаковав книгу, я в конце концов ее все-таки батюшке презентовал, чему он весьма обрадовался. А тот листочек остался у меня дома. И как-то зимой, разбираясь в своих архивах… а чем еще заниматься кладоискателю зимой? Копать нельзя. Остаются чердаки, остаются реставрация и оформление коллекций, остаются оценка и реализация найденного за предыдущий сезон, работа в архивах, остается мечтать и намечать планы на следующий сезон…

И вот я, перебирая свои записи, находки, натыкаюсь на этот листочек. Практика у меня достаточно большая: много расшифровано надписей на крестах, складнях, на разнообразных документах, которые я находил на чердаках, поэтому прочитать рукописный каллиграфический почерк того времени большого труда не составило. Чем я больше погружался в этот текст… (это был лист бумаги формата A4, но достаточно мелко написано, достаточно сжато, причем с двух сторон!)… тем больше я волновался – и наконец меня даже охватила дрожь. Было это письмо батюшки, скорее всего монаха, своему духовному чаду. Батюшку звали отец Иоанн, а духовное чадо – Владимир. В письме он обращался к этому Владимиру так, будто они хорошо знакомы. По-видимому, у них была давнишняя и прочная духовная связь. Письмо написано в конце 20-х годов и наполнено православной философией – точнее, рассуждениями о том, каким должен быть Владимир. Но самое главное, что меня привлекло, там было описание места. Места, где спрятан клад! Причем не просто клад, а монастырские ризница и казна.

Понимая, какие это объемы, я просто не ожидал, насколько я корыстолюбив, меня затрясло, как в лихорадке: появилось желание, несмотря на разгар зимы, мчаться туда и забрать этот клад. Указывалось даже, что это скит А***, который находился на земле, принадлежащей монастырю, и что раньше это была какая-то пустошь, и даже было указано ее прежнее название. Однако монастырь не назывался, и было невозможно сделать вывод: какой это вообще регион – Московская, Ярославская, Владимирская, Тверская или Рязанская губерния? Присутствовало подробное описание местонахождения клада конкретно на этой монастырской земле, разъяснялось, где он спрятан на территории скита, но где располагался сам этот скит – этими данными я не обладал.

Поработав немного в архивах, я понял, что даже этих данных мне маловато, чтобы приступать к поиску. Тут я вспомнил, что хозяев книги направили ко мне наши общие знакомые, а раз они звонили по моему личному номеру – значит, посредниками были какие-то достаточно близкие друзья. Я стал обзванивать всех и в конце концов нашел. Оказалось, что это практически мои земляки – из соседнего села. Я встретился с ними и учинил следствие, добиваясь, каким образом попал к той семье требник. Исподволь я также выяснял, знают ли они о содержании письма, вложенного между страниц. Они, к счастью, не знали. Они стали рассказывать, начав с упоминания о большом и хорошо укрепленном монастыре на границе Московского княжества, проходившей некогда по Оке. Существует он с XVI или даже, может, с XV века, знаменит и ныне снова действующий, почему я и не буду называть его. Монастырь этот был немало обласкан царями, вклады туда делали Иоанн Грозный и Борис Годунов, да и более поздние русские монархи.

С приходом революции новая власть принялась выкорчевывать религиозную идеологию, началась «борьба со святостью», а под ее эгидой происходил грабеж, красиво именовавшийся экспроприацией. Коммунистическая вера вела непримиримую борьбу с религией, поскольку в одном государстве невозможны две главенствующие веры – атеистическая и православная. В один страшный день пришли чекисты и, недолго думая, часть монахов перестреляли, часть разогнали. Некогда им было возиться – всех истреблять, потому что пришли они в монастырь с определенной целью. Но достичь ее не смогли. Потому что кто-то заранее предупредил монастырскую братию. И теперь никаких мало-мальских ценностей в древних стенах не нашлось. И пытали чекисты, и расстреливали, да только ничего не добились – никто не мог сказать, где спрятаны архив, монастырские ризница и казна. Из оставшихся в живых часть монахов рассеялась, часть ушла в скиты. Так они и просуществовали до конца 20-х – начала 30-х годов по скитам, но и туда однажды добралась советская власть. И оттуда, из этих скитов, уже никто не ушел живым. Один, последний, скит долгое время был охраняем Божьим промыслом. Потому что размещался на островке среди болота в глухом лесу – до ближайшей опушки не менее 5 километров!

И вот когда и эта цитадель веры пала, каким-то чудом каратели не добили одного-единственного монаха. Уцелевший монах прибился к некоей верующей семье. Эти верные прихожане монастыря его и приютили. И были это прадедушки-прабабушки того самого семейства, что мне сокровище свое принесло. С ними он доживал свой век. В начале 30-х годов он преставился, и, поскольку монахи все бессребреники, после него практически ничего не осталось. Несколько не очень ценных икон и требник. На смертном одре, передавая требник, он сказал: «Не держитесь за эту книгу – она сама найдет своего хозяина!»

Картинка в историческом калейдоскопе судеб сложилась. Мне больше не были нужны никакие архивы. Я хорошо знал эту местность и очень просто вычислил пустошь, на которой находился искомый скит. Ведь это была моя родная земля, на которой отыскать что-то для меня не составляло труда. С нетерпением я дожидался весны. Разработал маршрут, все карты были у меня на руках. Я срисовал в Google точки, забил их в GPS, y меня были распечатки космосъемки этой местности и – с первыми проталинами ломанулся в лес.

Что тут началось! Опыт у меня многолетний, я был хорошо технически оснащен, да еще если учесть, что это моя малая родина… Невозможно не выйти на это место, имея точки, введенные в GPS, карту космосъемки да и просто вспоминая маршруты моего детства, хоженые-перехоженые.

Однако GPS глючил с завидным постоянством, стиралось все, обнулялось, да и я, оказавшись в лесу, совершенно запутывался. Пытаюсь зайти с другой стороны, припоминаю, что там есть пруд на истоках ручья. Но вот поднимаюсь вверх по руслу ручья и должен бы выйти к этому пруду, к этой поляне, где стоял скит, а его все нет и нет, сколько ни иду. И вдруг ручей просто растворяется среди леса! А я блуждаю часами и не могу найти дорогу обратно!..

Так происходит не раз и не два. Я начинаю психовать, нарушать неписаные правила. Меня ведь жадность обуревает, а на самом деле ни в коем случае нельзя искать одному, даже ходить в лес в одиночку – тем более в такие достаточно долгие экспедиции! Но мне-то хочется получить монастырские сокровища в полном объеме и самому. В одну из своих попыток я напарываюсь на сук, который выбивает стекло очков, и лишь по счастливой случайности не остаюсь без глаза. Поневоле приходят на память рассказы моих друзей и коллег о том, что место вполне может не допускать к себе, что клад не готов открыться и, что бы вы ни делали, взять его не сможете.

Но с нечеловеческим упорством я хожу в тот лес снова и снова, почти все лето. А дома, после очередной неудачи, просматриваю космосъемку: вот же они – туда ведут хорошие тропинки! Но, когда я иду по этим тропинкам, они опять же растворяются в лесу. Уже и сезон подходил к концу. И я был в этом месте уже не пять и не семь раз. То у меня отказывался металлоискатель работать, то меня по дороге вязала милиция, то случалась авария – и я вынужден был оказывать помощь незнакомым людям, попавшим в беду, а несколько раз вообще опаздывал либо не мог взять билет на поезд… всё было против!

Обуяла меня какая-то упертость во что бы то ни стало найти и добыть этот клад. И придумал я уловку, надеясь в своей гордыне непременно получить желаемое. У меня есть несколько друзей, которые в конце концов стали сотрудниками кладоискательской конторы, и вот им-то я и предложил, не давая полной информации по кладу, но указав его местонахождение, забрать сокровища – за небольшой процент. Я полностью профинансировал экспедицию. Людям этим я доверял, давно уж убедившись на собственном опыте, что это люди честные. Догадываясь, каков реальный масштаб этого клада, я считал, что им и пяти процентов вполне хватит, да и я не обедняю особо. Словом, казалось, все рассчитано надежнейшим образом…

Что из этого вышло? Люди дошли до места. Правда, уже под вечер. Им оставалось времени только встать лагерем до темноты. Я им названивал, но связь оборвалась, как только они зашли в лес. Понятное дело, я нервничал, боясь, как бы у них от такого количества ценностей крыша не съехала, как бы они там друг друга не поубивали! Однако, как я потом узнал, сотовая связь в этом месте недоступна.

Дальше неведомые силы перешли в наступление. Ребята поставили палатку, развели костерок, приготовили ужин. Ну и, понятное дело, решили слегка отметить прибытие. Поели, отметили (правда, получилось отнюдь не слегка!), потом сами не понимая из-за чего, переругались, передрались, чуть ли не турнир устроили на металлоискателях! В результате один прибор был разбит. Другой металлоискатель погиб, когда один из ребят, решив по пьяни походить в полной темноте, споткнулся, выронил его и раздавил катушку своим весом. В довершение всего выяснилось, что третий, оказывается, оставил аккумулятор дома на зарядке – его металлоискатель был также бесполезен.

Делать нечего – ребята напились так, что все трое в состоянии почти горячечном увидели силуэт монаха, стоящего на краю светлого круга от костра и с укором смотрящего на них. Здесь они вмиг протрезвели, смекнув, что «троих сразу не глючит», забились в палатку и кое-как перекантовались там до утра. Очухавшись и преодолевая похмельный синдром, ребята поняли, что работать им нечем да и вообще как-то страшно и неуютно в этом лесу. Посему в тот же день вернулись ко мне с пустыми руками и с повинной.

После того как ребята пересказали мне свои лесные приключения, особенно упирая на чувство необъяснимого страха и вины, которое терзало их в этом странном лесу, сознание стало возвращаться ко мне. Я понял, что с теми силами, которые охраняют этот клад, бороться можно – побороть нельзя!.. Вернулся к письму, прочитал еще раз, затем, через несколько дней, перечитал еще и еще. И до меня стало доходить, что лишь небольшая часть текста посвящена разъяснениям, как найти на этой пустоши клад, а львиную долю занимают философские вопросы: какими качествами должен обладать этот Владимир, какое у него должно быть душевное состояние, как усовершенствовать его морально-нравственный образ, прежде чем он отправится на это место. Автор письма цитировал великого синайского игумена Иоанна Лествичника, и я, вчитываясь в суть, уже не только глазами, а душой постигая текст, ощущал его смысл, будто уколы стыда:

«Волны не оставят моря; а сребролюбца не оставят гнев и печаль».

«Сребролюбие есть и называется корень всем злым; и оно действительно таково, ибо производит ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства».

Я читал, печалился о своей душе, мне казалось, я ощущаю на физическом уровне ее боль, но снова читал с жадностью. И все же я радовался за своего тезку, которому предназначалось это письмо, радовался тому, что у него есть такой духовный отец, который печется о его душе. Воздействие послания неведомого батюшки было столь сильно, что я более уверенно и упорно пошел по пути постепенного воцерковления. Старался осознанно работать со своей душой. Насколько получалось, не мне судить, конечно же. Но также я помнил заключение письма. Заканчивалось оно словами: «Владимир, когда ты поймешь свою миссию, свое предназначение в этом деле, тогда и дерзай!»

Прошел не год и не два, когда я предпринял очередную попытку добраться до этого места. Я много передумал за это время о своих ошибках, во многом раскаивался и многого стыдился. И вот теперь дорога открылась. Я увидел, что, касаясь края этой поляны, проходит просека – вероятно, старая дорога, которая сильно заросла. Однако по ней вполне можно проехать на высокопроходимой технике. Выйдя на поляну, сразу понял, что я у цели. А когда увидел в отдалении на пригорке перед маленьким прудом силуэт монаха, смотрящего в мою сторону, у меня не осталось сомнений, где нужно искать монастырские ризницу и казну. Не возникло вопроса, откуда мог взяться монах в этой глуши, первой мыслью было броситься к нему и попросить благословения… Но старец улыбнулся и потихоньку, отступая назад, растворился среди стволов.

Я даже не стал трогать металлоискатель, разделся, вошел в воду и обнаружил, что прудик давно уже превратился в заиленную лужу – в самых глубоких местах я проваливался не выше чем по пояс. Очень скоро нащупал ногами острые углы и гладкие бока каких-то емкостей. Я понял, что клад столь большого объема в этих условиях по-другому спрятать было невозможно.

На следующий день я приехал на поляну на уазике, хорошо подготовившись, сначала разбил лагерь, поставил палатку. Только процесс вытаскивания из прудика занял у меня более двух дней!.. Деревянные, обитые медными пластинами ларцы, конечно, подгнили, но засмоленные чугунные котлы, обшитые металлом сундуки оставались нетленны. Разумеется, я не удержался и вскрыл самый маленький сундучок… Это поразило воображение, потому что таких вещей я не находил никогда, а увидеть их можно даже не во всяких музеях! Это были в основном серебряные изделия, а на самом серебре инкрустация камнями: кубки, чаши, блюда, оклады… – предметы культа и подношения, которые делались веками и от монархов, и от богатых прихожан. Честно говоря, мне проще это было вытащить со дна, чем погрузить в машину.

И конечно, на третий день, чтобы не вводить себя во искушение, даже мысленное, я, стараясь не глядеть на запечатанные емкости с сокровищами, тронулся в путь. Мой путь лежал к тому самому монастырю, который находился буквально в паре десятков километров. Добрался туда вечером, когда монастырские ворота были уже закрыты. Братия находилась, видимо, на вечерней службе. Я с трудом выгрузил все перед воротами, а сам отогнал машину, чтобы не было видно, и позвонил в сторожку. Дождался, пока выйдет полусонный сторож и показал на гору ларцов, сундуков и котлов:

– Смотрите, что вам подложили! Я мимо проходил, подумал, вдруг сатанисты? Не ровен час – взорвется?!

Сторож перепугался и отошел в сторонку.

– Зовите компетентных лиц! – подсказал я. – Я тут пока поохраняю.

Сторож перепугался еще более и сбегал за экономом. Я же, выгружая монастырское имущество, специально поставил ближним к воротам тот сундучок, который ранее вскрыл. Вместе с экономом с монастырского двора вышло с десяток монахов. Они топтались в нерешительности, боясь подойти к неведомому приношению. Наконец эконому пришлось пересилить страх, бочком-бочком, настороженно, подобрался он к сундучку, аккуратно и плавно откинул приоткрытую крышку и… чуть не сел на широкую свою рясу! Увидев, что вроде бы дело обходится без взрыва, монахи подошли ближе, заглянули в сундучок… Было очень интересно наблюдать, как сначала среди них возникло некоторое замешательство, потом суета, переходящая в панику, кто-то с воздетыми руками помчался обратно в монастырь, затем выбежали за ворота множество монахов – так что вся дорога почернела от ряс. Я отошел в сторонку, наблюдая. Через несколько минут появился настоятель, отдал команду – и сокровища мгновенно были занесены на территорию монастыря…

Через неделю в местных и некоторых столичных газетах появилось объявление о великом чуде, вернувшем монастырю его накопленное веками имущество, которое долгое время считалось разграбленным либо пропавшим. Я же после всего пережитого и произошедшего внезапно со всей очевидностью уразумел, кому на самом деле было адресовано письмо духовного отца. Этим Владимиром, которого он так внимательно и терпеливо поучал, оказалсяя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.