ЛИТОВСКИЙ ЗАМОК
ЛИТОВСКИЙ ЗАМОК
Прорезав ансамбль Театральной площади, Офицерская улица приводит к Крюкову каналу, через который в начале XVIII века перекинули широкий Офицерский (ныне Декабристов) мост. История свидетельствует, что канал прорыт в 1719 году по личному повелению Петра I. Руководил строительными работами старший подрядчик Семен Крюков, память о нем сохранилась до наших дней в названии одного из красивейших каналов Санкт-Петербурга.
Человек он был известный. Один из первых историков города – А.И. Богданов писал: «С первых лет был здесь при Санкт-Петербурге знатный подрядчик, посадский человек, прозванием Семен Крюков, которого государь Петр Великий знал довольно, и оный подрядчик вышеописанный канал делал, от чего и именование оное получил». Да, это действительно соответствует истине, однако мало кто знает, как этому строителю удалось заполучить столь выгодный подряд.
По этому поводу существует историческая легенда, дошедшая до наших дней. Оказалось, что, покровительствуя искусству, царь направил за границу для учебы несколько талантливых молодых людей, среди которых находился и Иван Никитич Никитин – будущий известный живописец, один из основоположников русской светской живописи, добивавшийся в портретах передачи характерных индивидуальных черт модели и материальности изображенных предметов. До наших дней дошли его замечательные картины «Напольный гетман» (1720) и «Петр I на смертном ложе» (1725). Вернувшись в Россию, художник безрезультатно пытался продать свои работы соотечественникам. Их не покупали. Тогда Петр I устроил в своем доме аукцион картин талантливого русского художника. На нем присутствовали знатные люди столицы, в том числе такие вельможи, как светлейший князь А.Д. Меншиков, граф Ф.М. Апраксин и граф Ф.А. Голицын – сподвижники Петра Великого.
Картины быстро раскупили, осталась одна, ее царь-аукционист продавал с особым условием: «Эту картину купит тот, кто больше меня любит».
Цена постоянно росла, и когда стоимость картины дошла до двух тысяч рублей, из дальнего угла зала сделал заявку молчавший все время дородный подрядчик Семен Крюков, сразу повысивший цену до трех тысяч рублей. Государь ударил по столу молотком и дал знак об окончании аукциона. Он публично троекратно расцеловал купца и объявил всем, что подряд на рытье канала передается этому строителю, а сам канал будет впредь называться Крюковым.
Тюремный (Матвеев) мост. Современное фото
Сразу же за Крюковым каналом возвышается современный монументальный семиэтажный жилой дом № 29. До революции на месте нынешнего жилого массива стояло, занимая целый квартал, грязно-зеленое приземистое, в два этажа, здание замка. По его углам – семь круглых башен, они и дали замку первоначальное название – «Семибашенный». Над фронтоном замковой церкви, выходящей на Офицерскую улицу, два скорбных ангела с крестом. В народе считали, что в самые черные годы русской истории здесь жил Бирон, а затем какой-то литовский князь, от чего замок и стал называться Литовским. На самом же деле здание замка выстроили во время царствования Екатерины II в 1787 году по проекту архитектора И.Е. Старова через 15 лет после смерти жестокого временщика. Своим же названием замок обязан расквартированному в нем в начале XIX века Литовскому мушкетерскому полку. Позже вместо казарм здесь устроили городскую тюрьму, сначала для уголовных, а затем и для политических преступников.
Архитектор И.Е. Старов.
Портрет работы Е.Д. Камеженкова. 1794–1800 гг.
Условия содержания арестованных в этой тюрьме считались достаточно суровыми. На довольствие каждого заключенного ассигновалось от 10 до 50 копеек в сутки. Правда, на пятидесятикопеечное денежное содержание могли рассчитывать лишь высокопоставленные арестанты в чинах, начиная с полковника. Простолюдины и дворяне более низших рангов – от прапорщиков до подполковника и от коллежского регистратора до надворного советника – довольствовались десяти-двенадцатикопеечным содержанием в сутки. При тюремном замке имелась и больница с лекарем, пользовавшим арестантов по принципу гоголевского Артемия Филипповича Земляники, рассуждавшего довольно логично: «Лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой если умрет, то и так умрет, а если выздоровеет, то и так выздоровеет». На одного заключенного, помещенного в тюремный стационар, полагалось на медикаменты всего 3 копейки в день.
Литовский замок в Петербурге.
Рисунок с натуры Кнаппе. 1799 г.
В «Описании Российско-Императорского столичного города Санкт-Петербурга» член Российской Академии наук И.Г. Георги в 1794 году отмечал: «Новостроенный тюремный замок, оконченный в 1787 году, еще пуст, да и церковь в оном доныне не освящена. Оный замок в виде нерегулярного пятиугольника и вышиною в два яруса, с весьма толстыми стенами, железными воротами и снаружи без окошек, в ширину имеет оный один только ряд тюрем и ход перед всеми тюрьмами. Тюрьмы и окны в оных неодинаковой величины, но в прочем единообразны. Во всех окны сделаны высоко и на двор. В каждой тюрьме есть кирпичная печь, маленький кирпичный стол и стул, железные снаружи двери и в той же стене нужное место. В обоих ярусах тюрьмы есть церковь. Некоторые преступники могут слушать церковную службу не иначе как через трубы в стенах. Двор шириною в 6 сажен, во круге внутренней тюрьмы, долженствует служить преступникам для пользования чистым воздухом».
В 1851 году Алексей Греч издал справочную книгу «Петербург в кармане», в которой также привел сведения о Литовском замке: «Градская тюрьма (на углу Офицерской улицы, вдоль Крюкова канала, и по Мойке, насупротив Новой Голландии) помещается в здании, построенном в 1787 году для приведения в нем в исполнение Говардовой тюремной системы; но этот план не состоялся. Потом здание было обращено в казармы, сперва Литовского полка (не нынешнего гвардейского, а армейского, преобразованного из Семеновских батальонов, почему и данное название Литовский замок). К фасаду по Офицерской улице выходит церковь. В недавнее время провели за тюрьмою от Мойки к Офицерской улице переулок, для пресечения всякого сообщения с тюрьмою».
Церковь Всемилостивейшего Спаса.
Фронтон Литовского замка
Писатель В.В. Крестовский в 1865 году так писал об этом страшном месте: «Если бы кто вздумал вообразить нашу тюрьму чем-нибудь вроде „Ньюгет" или „Бастильи", тот жестоко бы ошибся. Внешность ее совсем не носит на себе того грандиозного мрачного характера, который веет воспоминаниями и стариной. Наша тюрьма, напротив, отличается серо-казенным, казарменным колоритом обыденно-утвержденного образца. Так и хочется сказать, что „все, мол, обстоит благополучно", при взгляде на эти бесконечно скучные прямые линии, напоминающие своею правильностью одну только отчетистую правильность ружейных темпов „раз-два!". Эта-то самая казенность и давит вашу душу каким-то тягуче-скучным гнетом.
Литовский замок. Фото 1901 г.
Неправильный и не особенно высокий четырехугольник, нечто вроде каменного ящика с выступающим пузатым полукругом, наугольными башнями, низкими, неуклюжими, – здание, выкрашенное серовато-белою краскою; внизу форменные будки и апатично бродящие часовые – таков наружный вид главной петербургской тюрьмы. Только два ангела с крестом на фронтоне переднего фасада несколько разнообразят этот общеказенный скучный вид здания. В передней башне, выходящей к Литовскому мосту, вделаны низкие и тяжелые ворота, о бок с ними – образ Спасителя в темнице и в узах, да несколько кружек и для арестантов, „Христа ради“, и над воротами черная доска с надписью: „Тюремный замок“. В народе, впрочем, он слывет исключительно под именем „Литовского замка“ – название, данное от соседства с Литовским рынком.»
Во второй половине XIX века на втором этаже Литовского замка расположились камеры так называемого «татебного» отделения, куда помещались лица «по тяжким преступлениям». Первый этаж предназначался для разного рода бродяг. В камерах же третьего отделения сидели арестованные «по подозрению в воровстве, мошенничестве и краже». Арестанты четвертого отделения представляли собой уже осужденных судом воров и мошенников. Тюремные отделения отличались по цвету воротников курток заключенных: «татебное отделение» – черный воротник (надзиратели называли этих заключенных за черный цвет воротника – «егерями»), подозреваемые в воровстве и мошенничестве – голубой воротник, а уже осужденные за эти же проступки – желтый. По цвету воротника первых называли «гарнизоном», а вторых – «уланами».
Литовский замок. Фото начала ХХ в.
«Беспаспортные» заключенные, сидевшие в камерах первого этажа Литовского замка, получали воротники красного цвета и «военного» прозвища не имели, однако арестанты окрестили их «мрачным цветом». «Бродяжное» отделение носило воротники зеленого цвета, он у заключенных ассоциировался с «вольными зелеными полями и лесами».
Часть камер второго этажа этой городской тюрьмы отводилась для «частного» отделения, его арестанты носили одежду с воротниками малинового цвета. Здесь отбывали заключение так называемые «бесхлопотные» арестанты – купцы, мещане и иностранцы. Сюда помещали по особой протекции, так как заключенные этих тюремных камер освобождались от работы и даже периодически могли носить «вольную» одежду.
Старые мрачные каменные стены замка, его низкосводчатые проходы, узкие лестницы, небольшие полукруглые окна, слабо пропускающие свет – все это, как нельзя лучше, подходило под тюремное здание, тревожившее и тяготившее воображение заключенных, поколения которых создавали самые невероятные легенды и истории этой петербургской тюрьмы.
Литовский замок. Фото Н.Г. Матвеева. 1900 г.
Одну из них в 1918 году поведал в рассказе «Ангел Литовского замка» беллетрист Александр Степанович Рославлев – основатель и редактор журнала «Независимый»: «Ангел стоял на кровле тюремной церкви; отлитый из меди неведомым искусным мастером, он являл мощь строгого бытия, какое и подобает посланнику Господа. Словно бы только что ступил он на кровлю, – одежда его еще вьется и трепещет, и крылья не опущены. Обе руки Ангел положил на перекладины креста, который выше его и кажется тяжелым. Может быть, Ангел устал и вот слетел отдохнуть. Лик его задумчив, взгляд устремлен в даль полета. Таков был Ангел. Каждую ночь он обходит тюрьму; многие из арестантов слышали его звонкие шаги, а некоторые даже видели блеск крыльев; иногда он стучался в камеру кого-либо из смертников, и того в ту же ночь казнили. В дни Пасхи и Рождества Ангел являлся заключенным во сне, приносил вести от родных, предсказывал, благословлял; было даже, что он медной рукой своей в Страстную субботу выломал решетку в окне одного невинного осужденного и, усыпив часовых, вывел его за ворота тюрьмы. Не мог бы человек согнуть так брусья решетки, да и на плитняке двора остались следы ног, словно бы выжженные. Настанет день, когда Ангел уронит крест, и все выйдут на свободу.
Такова была легенда.
Через 103 мрачных каземата Литовского замка прошли тысячи заключенных, революционеров-народовольцев, а в начале XX века – участников рабочего революционного движения. В тюрьме отбывали заключение многие революционеры 1870-1880-х годов, в числе их – будущий писатель В.Г. Короленко. В 1879 году его арестовали за связь с народниками и распространение прокламаций, отпечатанных в подпольной типографии народовольцев. После нескольких месяцев пребывания в Литовском замке Короленко осудили и препроводили в ссылку в Вятскую губернию.
В начале XX века в эту страшную тюрьму поместили участников известной «Обуховской обороны».
Не избежал заключения в Литовском замке и известный писатель А.И. Куприн, правда, не за революционные взгляды и действия, а за свой буйный нрав и элементарный ресторанный дебош. В октябре 1903 года Куприн весело проводил время в обществе богемной публики, ведущей беспорядочную жизнь. Вместе с ними он совершал походы в рестораны, сопровождавшиеся, как правило, достаточно бурными кутежами и развлечениями. Итогом одного из подобных похождений оказался недельный арест писателя в Литовском замке за оскорбление «действием» полицейского чина.
В 80-х годах XIX века Литовский замок стал объектом пристального внимания художника Н.А. Ярошенко. Тогда, по словам В.Г. Короленко, в дни переживаемого правительством припадка буйного помешательства, оргии доносов, сыска, обысков, арестов и высылок, о мрачном Литовском замке много говорили в Петербурге. Попадали в его казематы не только участники революционного движения. Хватали и сажали по подозрению, «за компанию», «на всякий случай». Поводом для ареста могла быть невинная молодежная вечеринка или просто родственные отношения с ранее арестованным.
Само пребывание в Литовском замке становилось для людей началом крупных неприятностей и неудач в жизни. Ярошенко создал крамольное полотно в самый разгар деятельности террористов в России, в то время, когда никто и помыслить не мог о реализации подобного сюжета. Картина получила название «У Литовского замка». Вот как описывали газеты Петербурга выставленную Н.А. Ярошенко на передвижной выставке 1881 года картину: «На саженном полотне изображен Литовский замок. Около этого мрачного здания на первом плане девушка, одетая в черное кашемировое платье и короткое драповое пальто, сверху которого повязан узлом черный вязаный платок. На голове шапочка с поднятым вуалем. Она с заботой смотрит на заколоченное окно.»
С первых же дней появления картины девушка, изображенная на полотне, у всех ассоциировалась с именем Веры Засулич, совершившей «суд Совести» над петербургским градоначальником Треповым. Картину полицейские чины изъяли прямо на выставке, и ее судьба определялась краткой формулировкой: «Местонахождение неизвестно». Все просьбы художника и его друзей вернуть картину оказались тщетными. В дальнейшем полагали, что историческое полотно, вероятно, уничтожили стражи порядка. И только через несколько лет след «крамольного» холста отыскался. Правда, дальнейшая судьба картины художника Ярошенко «У Литовского замка» печальна.
На посмертных выставках мастера (1898, 1899) его вдова, Мария Павловна, стремилась как можно полнее представить творческое наследие мужа. Тогда же вместе с художником Н.Н. Дубовским она и развернула пролежавшую около 20 лет туго свернутую в рулон картину (оказывается, Мария Павловна спрятала ее где-то на чердаке). Полотно расстелили на полу и увидели, что его красочный слой покрылся множественными грубыми трещинами и бесчисленными осыпями. Выставлять его в таком виде было невозможно, и картину снова накатали на вал. О дальнейшей судьбе этого холста больше ничего не известно.
В настоящее время о картине могут напоминать лишь два этюда, сохранившиеся в музеях. Один из них находится сейчас в экспозиции художественного музея в городе Кисловодске под названием «Террористка». Этот этюд воспроизведен на почтовой открытке, выпущенной издательством «Изобразительное искусство» в 1972 году. Второй этюд, воспроизведенный на почтовой открытке «ИзоГИза» (Л., 1959) хранится в Русском музее в Санкт-Петербурге.
В самом названии картины Н.А. Ярошенко содержится точный адрес ее сюжета. Однако сегодня в Санкт-Петербурге такого адреса не существует, ибо замка давным-давно нет. В февральские дни 1917 года площадь перед Литовским замком стала местом бурных демонстраций. Через несколько дней мрачное здание страшной тюрьмы сжег восставший народ. Багровое от огромных языков пламени ночное небо, как красное знамя, распростерлось над страшной тюрьмой и радостью будоражило сердца людей, наблюдавших за пожаром. Очевидно, им казалось, что вместе с Литовским замком горят их беды и неудачи.
Александр Блок писал матери 23 марта 1917 года: «Выгорел дотла Литовский замок и окружной суд. Вся мерзость, безобразившая их внутри, выгорела». Развалины замка простояли до середины 30-х годов, а затем их снесли.
В 1929 году еще можно было прочитать в адресно-справочной книге «Весь Ленинград» любопытную информацию под заголовком «Художественно-исторические достопримечательности Ленинграда»: «В перечне замечательных построек города значится „Бывший Литовский замок" на улице Декабристов. Постройка относится ко второй половине XVIII века. Замок назывался „Семибашенным". Отличный фасад церкви начала XIX века. В царское время в замке помещалась тюрьма для уголовников, а иногда, за недостаточностью для них места в других тюрьмах, – и для политических. В первые дни Октябрьской революции замок был разрушен. В настоящее время это руины».
Литовский замок. Фото начала 1920-х гг.
Заметим, что автор этой информации допустил неточность, полагая, что все свершилось в период ноябрьского переворота. В руины «художественно-историческую достопримечательность» XVIII века на самом деле превратили энергичные участники февральского буржуазного переворота.
На массивном и прочном фундаменте старого Литовского замка по проекту советских архитекторов впоследствии возвели жилые дома (№ 29 и 29а) для рабочих и служащих Адмиралтейского и Балтийского заводов. В 1930 году архитекторы И.А. Мирзон и Я.О. Рубинчик спроектировали и построили современный жилой дом № 29 «с бытовым обслуживанием». Огромное здание главным фасадом обращено на улицу Декабристов. Это был один из первых домов-коммун «с обобществлением быта»; здесь проявились поиски новых планировочных решений. В 1934 году по проекту талантливого петербургского и ленинградского зодчего Ипполита Александровича Претрио возводится левая часть этого гигантского жилого семиэтажного комплекса.
Имя архитектора известно в основном как автора многочисленных построек 1900–1910 годов, выполненных в стиле «северного модерна». После революции зодчий участвовал в проектировании и строительстве домов-коммун, «Днепрогэса», фабрики «Красное Знамя», Дворца культуры им. С.М. Кирова и многих других сооружений.
Жилой массив (справа), возведенный на фундаменте Литовского замка. Современное фото
Его жизнь трагически оборвалась. Он был арестован по ложному доносу и умер в заключении в 1938 году.
По его же проекту здесь перед самым началом войны заложили второй дом (правую часть жилого комплекса), строительство которого завершили только в 1950 году.
Газета «Ленинградская правда» 7 июня 1950 года писала: «Здесь, на улице Декабристов, 29, был заложен перед самым началом войны большой дом. Каменщики успели даже сложить два этажа, как на долгое время пришлось приостановить работы. В конце 1949 года на площадку вновь пришли каменщики.».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.