Очерк сорок седьмой Первая мировая война и российские евреи. Февральская революция 1917 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Очерк сорок седьмой

Первая мировая война и российские евреи. Февральская революция 1917 года

Во время войны, в одной из оскверненных синагог Галиции С. Ан-ский обнаружил‚ что от десяти заповедей‚ начертанных над Ковчегом Завета‚ остались неповрежденными два слова: «тирцах» – «убий» и «тинаф» – «прелюбодействуй» (взамен «не убий», «не прелюбодействуй»).

1

Задолго до начала Первой мировой войны дальновидные политики уже понимали‚ что ее не удастся предотвратить. Европейские страны выделяли огромные средства на вооружение своих армий‚ а германский кайзер Вильгельм II предупреждал о «надвигающемся конфликте двух рас‚ романо-славянской и германской»: «война может сделаться просто неизбежной»‚ и тогда «совершенно безразлично‚ кто ее начнет».

В петербургской газете «Новое время» написали: «Мы не против дружбы с Германией… но считаем‚ что она должна быть основана исключительно на признании немцами нашей силы». Вторили этому в «Биржевых ведомостях»: «У нас нет причин волноваться. Россия готова! Русская армия‚ бывшая всегда победоносной‚ воевавшая обыкновенно на неприятельской территории‚ совершенно забудет понятие «оборона»…»

15 июня 1914 года в Сараево, столице Боснии, член сербской националистической организации Гаврила Принцип застрелил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жену. Между Австро-Венгрией и Сербией существовал многолетний конфликт по поводу владения Боснией и Герцеговиной‚ и в организации убийства эрцгерцога стали обвинять сербские власти.

Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум; Николай II немедленно заявил‚ что Россия «ни в коем случае не останется равнодушной к участи Сербии», но, несмотря на это, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Россия начала всеобщую мобилизацию‚ в ответ Германия объявила войну России – 19 июля (1 августа) 1914 года, и на другой день Николай II подписал «Высочайший Манифест» с призывом «ко всем верным подданным» – забыть «внутренние распри… в грозный час испытаний».

Так началась Первая мировая война: страны Антанты – Россия‚ Англия и Франция совместно с Сербией воевали против Германии и Австро-Венгрии. Впоследствии к странам Антанты присоединились Италия‚ Румыния‚ Греция‚ к их противникам – Турция с Болгарией; к концу войны мало кого интересовало‚ какие причины послужили поводом к ней.

За полгода до начала той войны П. Дурново‚ член Государственного совета и бывший министр внутренних дел‚ представил Николаю II докладную записку‚ в которой предсказал последующие события:

«Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи – будем надеяться‚ частичные‚ неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении… Начнется с того‚ что все неудачи будут приписываться правительству. В стране начнутся революционные выступления…

Армия‚ лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле‚ окажется слишком деморализованной‚ чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционные интеллигентские партии не смогут сдержать расходившиеся народные волны‚ ими же поднятые‚ и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию‚ исход которой не поддается даже предвидению…»

2

После начала той войны многие евреи Германии выражали свои патриотические чувства. Яков Вассерман, писатель (из дневника): «Я предвижу большую победу Германии и германизма; Германия становится мировой державой, да хранит нас Бог от чрезмерной гордости!» Эрнст Лиссауэр, поэт, сочинил «Песню ненависти к Англии» – в тот день, когда Британия присоединилась к странам Антанты. Вильгельм II наградил автора, его стихи положили на музыку и распевали в Германии:

Но к вам наша злоба

До гроба,

Злоба всегда и везде,

Злоба на земле, на воде…

Одна у нас злоба, одна!

Она нам навеки дана,

Мы выпьем ее до дна…

В первые дни войны группа немецких евреев посетила Вильгельма II и сообщила ему‚ что верующие евреи Германии собираются молиться за победу немецкого оружия. «Сколько евреев в Германии?» – спросил кайзер. – «Шестьсот тысяч»‚ – ответили они. «А сколько евреев живут в России?» – опять спросил он. «Вместе с Польшей – примерно шесть миллионов». Кайзер помрачнел: «А что будет‚ если русские евреи обратятся к Богу‚ чтобы Он даровал победу русскому оружию?.. Ведь их же больше! Знаете что‚ попросите Всевышнего только об одном – чтобы не вмешивался».

Немецкое командование распространяло листовки на занятых территориях: «Евреи Польши!.. Вы слишком долго страдали под железным игом Москвы. Мы, освободители, идем к вам…» Немецкие евреи записывались добровольцами в германскую армию‚ чтобы отомстить России за Кишинев и октябрьские погромы 1905 года. «Месть кому? – предостерегал С. Дубнов. – Ведь в русской армии десятки тысяч евреев‚ и немецкой армии придется опустошать ту же «черту»‚ где раньше хозяйничали русские погромщики… Трагизм момента неописуем».

В первые дни войны по России проходили многолюдные демонстрации в поддержку царя и правительства‚ даже оппозиционно настроенная интеллигенция была охвачена патриотическим подъемом. В. Розанов‚ писатель: «Что-то неописуемое делается везде. Что-то неописуемое чувствуешь в себе и вокруг. Какой-то прилив молодости. На улицах народ моложе стал‚ в поездах – моложе…» Ф. Сологуб‚ поэт: «Прежде чем весна откроет Лоно влажное долин‚ Будет нашими войсками Взят заносчивый Берлин…» И. Северянин‚ поэт: «Германия‚ не забывайся. Ах‚ не тебя ли строил Бисмарк. Но это тяжкое величье Солдату русскому на высморк…»

Еврейские газеты печатали патриотические статьи‚ в синагогах молились о даровании победы русскому оружию. В одесской синагоге кантор и хор исполнили «Боже‚ царя храни!» и «Славься!»‚ а затем, с разрешения начальства, евреи прошли по городу многолюдной колонной. В Петрограде‚ после молитвы в синагоге, евреи с флагами и портретом Николая II вышли на улицу, синагогальный хор шел впереди процессии‚ пел русский гимн и молитвы за царя. На экстренном заседании Думы депутат Н. Фридман говорил: «В настоящий час испытания… мы‚ русские евреи‚ как один человек‚ станем под русскими знаменами и положим все свои силы на отражение врага. (Шумные аплодисменты всей Государственной Думы. Демонстративно аплодируют правые и националисты.) Еврейский народ исполнит свой долг до конца».

В еврейском еженедельнике написали: «Теперь не время для внутренних пререканий‚ теперь не время думать о нанесенных и наносимых нам обидах… В исторический момент‚ когда нашей родине грозит иноземное нашествие… русское еврейство мужественно выступит на поле битвы и исполнит свой священный долг». Вторила этому газета «Новое время»‚ которая не баловала евреев своими симпатиями: «Манифестация русских евреев… должна вызвать во всех нас‚ русских‚ чувство глубокого удовлетворения… Такие минуты не забываются… Пронесется гроза‚ выглянет солнце мира над родиной‚ и русский народ не забудет о тех‚ кто в дни испытаний бодро шел с ним рядом‚ плечо к плечу».

Но в те же самые дни историк С. Дубнов записывал в дневнике: «Жалко прозвучала речь еврейского депутата‚ столь смиренная‚ что ей аплодировали даже правые… Ни одного намека на реформы‚ на амнистию: всё как встарь… Много постыдного было в еврейской манифестации на улицах Петербурга… с коленопреклонением у памятника Александру III… Надо идти в бой за отечество‚ но в то же время и за себя‚ как часть отечества‚ как нацию среди наций… Если рабов гонят в бой наравне с гражданами‚ то они должны громко заявить‚ что они сражаются только в надежде на завоевание для себя равенства и свободы».

В 1914 году были мобилизованы более 300 000 российских евреев; их количество в армии в процентном отношении – а впоследствии количество убитых и раненых – оказалось выше того процента‚ который составляло еврейское население среди граждан страны. Община Петербурга создала на свои средства лазарет на 200 кроватей и передала его в распоряжение армии. Еврейский комитет Лодзи приготовил лазарет на 500 мест; варшавский еврей М. Руг оборудовал в своем доме госпиталь и обязался содержать его до окончания войны; в Минске‚ Одессе‚ Бердичеве и других городах выделяли палаты в еврейских больницах для солдат; даже бедные общины обещали содержать за свой счет по 10–20 кроватей для раненых.

Черносотенец В. Пуришкевич сообщал, что в созданный им отряд Красного Креста «шли все, кто хотел работать и не боялся неприятельского огня… Были евреи-врачи (почти половина), поляки, осетины, русские, армяне». Студенты-евреи заграничных университетов‚ которых процентная норма заставила покинуть Россию‚ возвращались назад и добровольно шли в солдаты; еврейские девушки становились сестрами милосердия; группа горских евреев пожелала вступить в Кабардинский конный полк; просили о зачислении в армию «из чувства патриотизма» – трижды Георгиевский кавалер «отставной стрелок» Иосиф Губиш‚ авиатор Моргулис‚ прославившийся в войне с японцами Фроим Черкасс.

В газете «Одесские новости» опубликовали письмо солдата-еврея: «Милый дядя! Мы выступаем в поход на австрийскую границу. Я вполне спокоен‚ ибо иду с сознанием‚ что после войны евреям будет хорошо. Меня смерть не страшит‚ я готов умереть за отечество и за мой народ. Пусть же я буду последней искупительной жертвой на заре новой жизни еврейского народа. Гриша».

3

Начались боевые действия‚ и вскоре появилось первое известие: «Вольноопределяющийся еврей Кац за отличие в бою при Гумбинене произведен в подпрапорщики и награжден Георгием. Знак отличия вручил Кацу лично командующий армией».

А затем сообщения с фронтов стали печатать в газетах из номера в номер: «гомельчанин Илья Тумаркин за выдающуюся храбрость награжден Георгиевским крестом и умер от ран‚ полученных в бою… житель Лодзи Парадизталь отличился в кровопролитной стычке с неприятелем… тяжелораненый Перников добрался до места назначения с важным секретным документом… доброволец Фридланд под сильным огнем неприятеля вынес раненого офицера… Мендель Берков первым ворвался в окопы германцев… доктор Лурье под убийственным огнем артиллерии оказывал помощь раненым… врач-доброволец Шварц из Вильно за самоотверженную работу награжден золотым Георгием и назначен старшим врачом…»

В годы той войны фейерверкер артиллерийской бригады Лейзер Пехович получил за военные подвиги четыре Георгиевских креста; Мордехай Плотскин из Вильно также заслужил четыре Георгия‚ был ранен и потерял обе ноги. Артиллерист Ф. Тартаковский из Черкасс и рядовой уланского полка Айзик Гутман были награждены тремя Георгиевскими крестами; дважды Георгиевский кавалер с русско-японской войны рядовой Лейба Ицков Хайкин заслужил третьего Георгия; рядовой Хаим Иофин из Киева «за беспримерную храбрость» получил три Георгиевских креста. Дважды Георгиевскими кавалерами стали Я. Миллер из Петрограда‚ Г. Фейгензон из Бердичева‚ Г. Константиновский из Луганска‚ разведчик М. Каплан из Проскурова‚ Л. Брусиловский‚ С. Сафьян‚ Я. Фрейдин и И. Эдельман из Одессы‚ В. Михельс‚ И. Копелиович и многие другие.

Трижды Георгиевский кавалер с русско-японской войны Бенциан Бродкинд из Самары пошел добровольцеми в армию‚ вместе с ним отправились на фронт его единственный сын Янкель и шурин Лейзер Шапиро. Они служили в одной роте‚ перед атакой вызвались обследовать вражеские окопы и захватили в плен двенадцать австрийских солдат. Их наградили Георгиевскими крестами‚ а в очередном бою все трое были тяжело ранены. Орден Святого Георгия получил и ефрейтор Файвуш Полисский. Его командир сообщал: «В бою у деревни Лиховки, будучи опасно ранен в обе ноги с раздроблением кости, несмотря на яростные и беспрерывные атаки германцев и сильный их ружейный и пулеметный огонь, (Полисский) продолжал стрелять и оставался до самого вечера, совсем обессиленный, в обморочном состоянии был унесен с позиций…»

Сорокасемилетний Фроим Черкасс‚ дважды Георгиевский кавалер с русско-японской войны‚ пошел на фронт добровольцем‚ отличился в боях‚ был ранен, получил еще один Георгиевский крест. «Ныне Черкасс‚ прихрамывая‚ снова просится на войну‚ но медицинская комиссия признаёт его более неспособным к несению воинской службы». Тринадцатилетний Иосиф Гутман бежал из дома‚ стал разведчиком в полку‚ был ранен; командующий армией наградил его серебряной медалью «За храбрость». По два Георгиевских креста заслужили пятнадцатилетний Исаак Гольдберг и семнадцатилетний Соломон Евзерович. (В России существовал еврейский Союз Георгиевских кавалеров; к 1917 году в нем состояло более 2000 награжденных.)

В годы Первой мировой войны полтора миллиона евреев участвовали в боевых действиях по обе линии фронта. 180 000 из них погибли‚ на долю евреев России пришлось около 100 000 жертв. Пуля и граната еврейского солдата поражали среди прочих его единоверцев‚ а потому среди еврейского населения России была популярна история‚ во многих ее вариантах – о храбром еврее‚ унтер-офицере русской армии. Во время атаки он первым бросился на врага, пронзил штыком австрийского солдата. Несчастный успел только воскликнуть «Шма‚ Исраэль!» – и упал замертво. А унтер-офицер был так потрясен случившимся‚ что несколько дней ничего не ел‚ ни с кем не разговаривал и‚ в конце концов‚ застрелился.

Невозможно теперь определить‚ было ли так на самом деле или же это народный вымысел‚ основанный на том‚ что действительно могло произойти. «Шма‚ Исраэль!» – предсмертная молитва еврея на штыке у другого еврея‚ из вражеского окопа‚ из другой страны проживания…

4

К началу Первой мировой войны в Российской империи было более пяти миллионов евреев‚ половина из них оказалась в районах боевых действий. Города и местечки неоднократно переходили из рук в руки под непрерывным артиллерийским обстрелом: дома горели‚ жителей убивали‚ скот погибал‚ население разорялось. «Шум‚ пальба‚ стрельба… – сообщали с места боев. – Из погребов с воплями и рыданиями выбегают полуодетые женщины‚ дети и мужчины‚ задохнувшиеся от дыма, обезумевшие от ужаса и горя…. Бегут и падают‚ падают и бегут снова. Матери теряют детей, дети матерей… А наутро солнце освещает торчащие, как скелеты, трубы, тела людей и животных‚ валяющихся на базарной площади».

Жители убегали на восток‚ когда к их домам подходила линия фронта; общее число российских беженцев превысило 4 миллиона человек. Свидетель тех событий сообщал в газету: «Это было ужасное зрелище. Беженцы – голодные‚ измученные‚ оборванные‚ больные – медленно тянулись по дорогам‚ хороня на обочинах детей и стариков… В ряде районов беженцы шли сплошной стеной‚ вытаптывали хлеб‚ портили луга и леса‚ оставляя за собой пустыню».

Среди беженцев оказались десятки тысяч евреев из прифронтовой полосы‚ однако‚ в отличие от прочих‚ их не выпускали из пределов черты оседлости. Увеличилась скученность в городах и местечках; началось массовое обнищание‚ голод‚ болезни и смерти; посыпались просьбы в Петроград‚ чтобы беженцев-евреев впустили во внутренние губернии России. С. Дубнов записал в дневнике: «Председатель совета министров… ответил: «Откуда у вас‚ евреев‚ берется такой оптимизм? Неужели вы думаете‚ что теперь вам всё дозволят?» А Кассо (министр просвещения) заявил‚ что процентная норма в учебных заведениях для него свята и нерушима. Так с нами говорят в дни‚ когда тысячи наших братьев лежат на полях Польши‚ Волыни‚ Подолии‚ сраженные в борьбе за Россию».

С первых дней войны в польских газетах появились статьи об «австрийской ориентации» евреев‚ которые якобы шпионили в пользу врага‚ встречали его хлебом-солью, снабжали провиантом. Обвиняли евреев и в «проявлении радости» при появлении немецких войск; писали о складах оружия в синагогах‚ о сигналах неприятельским аэропланам с крыш домов‚ а также о бутылках с планами военных крепостей‚ которые они пускали к немцам по течению реки Неман. Газеты сообщали со ссылкой на «свидетелей»: «Евреи провели подземный туннель, через который гонят скот и живность в Германию. Сюда часто прибывает немецкий цеппелин… евреи наполняют его скотом и гусями, после чего воздушный корабль отлетает в Пруссию».

Находились «свидетели»‚ которые видели «собственными глазами»‚ как евреи откармливали гусей золотыми монетами и отгоняли их к врагу‚ как из Германии прилетали на цеппелинах мужчины в длинных лапсердаках для сбора денег; в газете «Новое время» сообщили читателям‚ что евреи в гробах – вместо покойников – переправляли врагу «сотни пудов» золота. Даже знание языка идиш ставили в вину: в отличие от прочих жителей евреи свободно разговаривали с немцами‚ а это вызывало подозрения. Не доверяли и евреям‚ которые перед началом войны побывали на немецких курортах‚ – их могли подвергнуть административной ссылке в Сибирь.

«Шпиономания» коснулась и военной цензуры: уничтожали письма‚ если в них обнаруживали слова на идише или иврите‚ летом 1915 года запретили газеты и журналы на этих языках; цензура не пропустила в печать сборник «Еврейская старина» на русском языке‚ так как в его научных статьях приводились цитаты на иврите. Газеты сообщали: «Приказом петроградского градоначальника от 24 июня подвергнуты штрафу в сто рублей или аресту на один месяц: Шлиома Скловский‚ Двейра Скловская‚ Нахман Равич и Иосиф Эльяшев за разговор на еврейском жаргоне…» – «Содержатель булочной Ицик Левит‚ 59 лет‚ за разговор по телефону на немецком языке‚ по повелению главнокомандующего выслан в Енисейскую губернию под надзор полиции на время действия военного положения…»

В 1914 году‚ во время наступления русской армии‚ казаки устраивали погромы в Галиции и Буковине; жестокий погром во Львове получил название «кровавое воскресенье». Летом 1915 года прошли погромы в прифронтовой полосе Гродненской‚ Ковенской‚ Виленской‚ Минской и Волынской губерниях. С. Дубнов, из дневника: «Казаки повсюду творят ужасы: кроме убийств и грабежей изнасилование женщин стало обычным… «Вспомни, Боже, что делается с нами! Посмотри на позор наш!»…» Немецкая пропаганда использовала эти факты, распространяла прокламации с призывом: «Евреи‚ вспомните дело Бейлиса! Вспомните Кишинев и другие погромы!»

С. Ан-ский, из книги «Разрушение Галиции» (1915 год):

«Евреи были признаны поголовно все шпионами – это открыто подтверждалось в расклеиваемых по стенам афишах. Всякий малейший успех австрийцев объяснялся исключительно еврейским шпионажем… В Любачеве, без всякого повода, был сожжен весь центр города, где помещались сотни еврейских магазинов. Капитан местного полка, не знавший, что я еврей, указывая на пожарище, сказал мне: «Это наши казачки постарались. Поджигали сами. И выбирали только еврейские магазины и дома. Видите, дома уцелевшие – это христианские»…

Грабежи, поджоги, убийства и насилия сопровождались издевательствами над еврейскими святынями и над человеческим достоинством евреев. Во многих местах синагоги предавались не только разгрому, но и поруганию, священные свитки разрывались, кидались в отхожие места. Раввинов избивали, тащили по городу за пейсы, отрезывали им бороды и пейсы, заставляли чистить выгребные ямы».

Верховный главнокомандующий русской армии великий князь Николай Николаевич и начальник его штаба генерал Н. Янушкевич разрешили выселять евреев из районов боевых действий‚ а также из тех мест‚ где их пребывание считалось нежелательным. Изгнали евреев из пограничных районов Царства Польского‚ предоставив на сборы несколько часов; корреспондент русской газеты сообщал с места событий: «Гродзиск‚ 25 января 1915 года. Стуком в окна с улицы подали евреям сигнал к выселению. В несколько минут этот муравейник высыпал на улицу и побежал с криком и плачем к поезду. Несли детей‚ несли стариков‚ несли узлы с кое-каким скарбом. Давили друг друга‚ взбираясь на поезд. Все площадки‚ все буфера‚ наконец‚ все крыши были облеплены людьми. Это была какая-то живая змея из человеческих тел…»

Еврей из Гродзиска рассказывал: «Забил барабан‚ и мы получили приказ покинуть город. Поднялся стон и плач‚ мы побросали свои лавки и квартиры и с детьми на руках пошли по грязи и болотам‚ под проливным дождем… Синагогальный служка‚ оставив жену и детей‚ с опасностью для жизни вернулся обратно. Каким-то чудом пробрался незамеченным в пустую синагогу‚ собрал все Свитки Завета‚ отнес их на чердак и остался сторожить. Три дня он пролежал на чердаке без еды и питья‚ пока не изменилось положение‚ а затем вывез святыни в Варшаву».

Выселяемые шли пешком‚ ехали на подводах; по пути на восток они встретили русский полк, стали взывать к еврейским солдатам: «Смотрите‚ братья‚ что делают с нами!..» Те плакали в строю и шли дальше к линии фронта, а в польской газете уже рекомендовали‚ чтобы покинутые евреями «позиции заняли полные энергии и инициативы поляки из Америки». Один из изгнанников писал в еврейскую газету: «Ненависть‚ страх и презрение клокочут кругом, выхватывают из нашей среды жертву за жертвой. Война со всеми ее ужасами разоряет нас и гонит из города в город‚ а помощи нет ниоткуда‚ и слов сострадания не услышишь».

О том же говорил М. Горький: «Вы не можете представить‚ что теперь делают с еврейским населением Польши!.. Высылали по пятнадцать‚ двадцать тысяч – всё еврейское население города – в двадцать четыре часа… Пропаганда ведётся успешно. Жить тошно…»

5

Война шла с переменным успехом. Русская армия взяла у австрийцев Львов и Галич, осадила крепость Перемышль; немецкие и австрийские войска подошли к Варшаве, но русские их потеснили и продвинулись до западных границ Польши. В октябре 1914 года начались военные действия на Кавказе против Турции; к зиме того года установилась сплошная линия фронта от Румынии до Балтики.

В начале 1915 года в Германии ввели карточки на хлеб‚ появились заменители продуктов питания – это восприняли в России как скорое и неминуемое поражение врага‚ который непременно погибнет от голода. Русские газеты с гордостью писали об изобилии в городских булочных‚ переполненных калачами‚ плюшками‚ сайками: «Как бедны они (немцы) во всех шелках и бархатах‚ как богаты мы в своем рубище…»

В марте 1915 года русские войска взяли Перемышль‚ захватили 100 000 пленных‚ и в Восточной Галиции установилось русское правление. Это вызвало новый патриотический подъем; по всей стране проходили торжественные манифестации в честь победоносного русского оружия‚ а в Германии – в поисках виновников поражений – заговорили о том, что евреи отсиживаются в тылу и наживаются на войне. Немецкий солдат сообщал с фронта о настроении его окопных товарищей: «У каждого из нас есть лишь одно желание – как можно быстрее окончательно свести счеты с этой бандой». Письмо подписал Адольф Гитлер.

Вскоре немецкие и австрийские войска начали контрнаступление и вновь заняли Галицию. Летом 1915 года немцы вторглись в Курляндию‚ захватили практически всю Польшу‚ взяли Варшаву‚ Львов, Ковно и Вильно‚ подошли к Риге и Минску‚ – были опасения‚ что они двинутся на Киев‚ и в Петрограде решали вопрос‚ следует ли эвакуировать мощи и прочие святыни из Киево-Печерской лавры. Генерал А. Поливанов докладывал на секретных заседаниях: «Считаю своим долгом заявить Совету министров, что отечество в опасности. Наше отступление развивается с возрастающей быстротою… Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем…» – «Неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами…» – «Деморализация, сдача в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры…» – «Уповаю на пространства непроходимыя, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси».

В мае 1915 года в Москве прошел антинемецкий погром, заодно уничтожали и грабили имущество лиц с нерусскими фамилиями. К осени того года Россия потеряла в боях 3 миллиона убитыми и ранеными‚ полтора миллиона попали в плен. В русской армии недоставало тяжелых орудий и снарядов: военная промышленность могла изготовить 100 000 снарядов в месяц‚ а требуемый расход превышал миллион; газеты сообщали‚ что на одном только участке фронта немецкая артиллерия выпустила такое количество снарядов‚ которое в России изготавливали за полгода.

Председатель Государственной думы М. Родзянко свидетельствовал: «Армия тогда сражалась почти голыми руками… Я был свидетелем‚ как иногда отбивались неприятельские атаки камнями‚ и даже было предположение вооружить войска топорами на длинных древках». То же подтверждал генерал А. Деникин: «Помню сражение под Перемышлем… Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии‚ буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали – нечем…» Солдатам не хватало винтовок‚ патронов к ним‚ и подъем в русском обществе сменился раздражением‚ страхом‚ подозрением. Заговорили о том‚ что в стране гнездится измена‚ армию специально оставляют без оружия; начались поиски виновников поражения среди министров‚ генералов и‚ конечно же‚ среди евреев.

В зоне боевых действий расклеивали объявления: «В каждом населенном пункте будут взяты евреи-заложники‚ отвечающие жизнью за враждебные акты‚ совершенные их соплеменниками». В заложники брали обычно раввинов и уважаемых граждан; к лету 1915 года около 400 заложников сидели в тюрьмах Полтавы‚ Екатеринослава и Могилева‚ порой их вешали за обвинения‚ предъявленные к неизвестным им «соплеменникам». Казнили и подозреваемых в шпионаже‚ а те – из-за незнания русского языка – порой даже не понимали‚ в чем их вина. Военно-полевые суды рассматривали дела без защитников‚ и адвокат О. Грузенберг – по рассказам – «метался от главных военных прокуроров в штабы армий‚ не щадя ни себя‚ ни своих сил‚ ни здоровья». Иногда ему удавалось спасти приговоренного к смерти‚ снять обвинение с оклеветанного‚ – он записал на закате дней: «Разрезать веревку на шее совершенно чужого тебе человека: разве есть на свете радость глубже и прекраснее?..»

В воинских частях публиковали приказы: «Следить за солдатами-евреями‚ охотно ли они сдаются в плен‚ и вообще за их поведением…» – «При встречах войск на пути следования с евреями и немецкими колонистами принимать меры к тому‚ чтобы эти лица не могли пересчитать количества войск и обозов или узнать названия частей…» – «Согласно распоряжению командующего армией… подлежат немедленному выселению из районов военных действий и пунктов расположения войск поголовно все без исключения евреи…» Указывали даже приметы шпионов для их опознания: «Еврейские девушки, занимающиеся шпионажем в пользу противника, снабжены шифрованными документами австрийского штаба, по большей части зашитыми в подвязку, и носят шелковые чулки со стрелками…» – «Замечено, что австрийские шпионы… в переписке именуют Россию «тетей Рузей», а Австрию «сестрой Эстер». Указывая, где наши войска и сколько их, они пишут: «тетя Рузя живет теперь там-то, живется ей хорошо» – если сил много, или «здоровье ее плоховато» – если сил мало».

С. Дубнов записывал в дневнике: «Часто думаешь: откуда это безумие юдофобии в такой момент? Психологически это объяснимо. Палач по-своему боится своей жертвы. Юдофобам… совесть подсказывает‚ что евреи должны мстить своим гонителям‚ и это должное превращается в умах палачей в сущее». Когда русские войска отступали из Галиции‚ выслали в двадцать четыре часа из прифронтовых районов – для предотвращения «предательства» – почти всё еврейское население городов и местечек. Некоторые из них попали в Сибирь‚ под конвоем их гнали пешком по глубокому снегу‚ в летней одежде и легкой обуви. «Меня потрясло это зрелище‚ – вспоминал очевидец. – Я понимал‚ что живыми до Баргузина доберутся немногие‚ да и те наверняка отморозят руки и ноги».

Во время отступления из Польши изгоняли целые еврейские общины‚ и десятки тысяч человек‚ под угрозой смертной казни‚ уходили в дожди и слякоть «в места‚ удаленные от боевых действий». Депутат В. Дзюбинский говорил с трибуны Думы‚ «с какой непомерной жестокостью производилось выселение евреев… в течение нескольких ночных часов… под угрозой‚ что если кто-нибудь останется к рассвету‚ то все будут повешены… Стариков‚ больных‚ расслабленных‚ параличных приходилось нести на руках…»

К осени 1915 года около двух миллионов евреев оказались на территориях‚ занятых германскими и австрийскими войсками. Реквизиции хлеба и других припасов довели население до крайней нищеты; этому способствовала отправка мужчин на принудительные работы в Германию. Так началось физическое уничтожение старых гнезд еврейской жизни с их традиционным укладом. В зоне боевых действий артиллерия разрушала до основания сотни маленьких городков и местечек Украины‚ Польши‚ Литвы и Белоруссии‚ вслед за артиллерией разгром довершала пехота.

Читатель написал в еженедельник «Рассвет» в разгар войны: «Умер еврейский городок… Умер маленький мирок нашей жизни. Жили люди‚ был городок‚ и нет его больше. Война поглотила его… Там‚ где прошли огонь и меч‚ выкосив всё добро‚ нельзя свить нового гнезда. Там‚ где не на чем и нечего сеять‚ ничего не вырастет. В тех местах‚ где навет изгнал евреев‚ теперь, как вороны‚ слетевшиеся на поле битвы‚ начинают оседать чужие‚ продавая еврейские товары‚ оставленные изгнанниками. Они победили. Был городок и нет его больше…»

6

В апреле 1915 года газета «Наш вестник» при главном штабе Северо-Западного фронта опубликовала сенсационное сообщение о «возмутительном предательском поведении» евреев местечка Кужи Ковенской губернии. Они якобы спрятали немецких солдат в подвалах своих домов‚ ночью подожгли по сигналу местечко‚ и немцы из засады напали на русских солдат‚ расположившихся там на ночлег.

Жителей местечка Кужи предали военно-полевому суду «за измену отечеству и предательские действия против нашей армии»; в отместку за это выслали около 200 000 евреев из прифронтовых районов Курляндской‚ Ковенской‚ Сувалкской и Гродненской губерний. Из Ковно в течение двух суток изгнали 20 000 человек‚ включая рожениц‚ раненых солдат-евреев‚ стариков и старух‚ тяжелобольных и обитателей сумасшедших домов. Фабрики‚ магазины‚ имущество – всё было брошено на произвол судьбы‚ десятки тысяч жителей тех губерний повезли в товарных вагонах на юг черты оседлости‚ на многих вагонах было написано мелом – «шпионы».

Корреспонденты русских газет телеграфировали: «Минск – проследовало 8000 евреев. Витебск – за последние три дня проследовало свыше 20 000 евреев. Вильно – сегодня прошли через город 13 поездов с евреями…» В суматохе выселения жены теряли мужей‚ родители своих детей‚ в газетах появились обращения такого содержания: «Брук Леа ищет своего мужа Давида… Бекер Соня ищет своего отца Иосифа Бекера и мать Фейгу… Меламдович Меер ищет свою дочь Хаю Фридкин (солдатку) с пятью девочками… Винник Давид с семьей ищет сына Лейбу с четырьмя детьми…» С. Дубнов записывал в дневнике: «Кошмар усиливается. Творится безумное и преступное… Мой народ истекает кровью‚ порабощенный вчера‚ истребляемый сегодня‚ угрожаемый завтра…»

П. Курлов, военный генерал-губернатор прибалтийских губерний, из воспоминаний: «Я получил приказание Верховного Главнокомандующего выселить из названной (Курляндской) губернии всех евреев без различия пола, возраста и занимаемого ими положения… Снабжение госпиталей и других военных учреждений, а равно и вся торговля были в руках евреев. В местных лазаретах работало значительное количество еврейских врачей. Поголовное выселение вызвало приостановку жизни в губернии… Скопление народа на дорогах препятствовало проходу воинских частей».

Тот же Курлов отметил: «Огульное обвинение евреев в шпионаже не имело под собой серьезных оснований. Таких данных не давали мне шпионские дела контрразведывательного отделения…» Однако известие о «вероломном предательстве» евреев местечка Кужи перепечатал «Правительственный вестник», затем столичные и провинциальные газеты‚ и это произвело огромное впечатление на российское общество. «Черносотенцы ликовали и открыто говорили о необходимости еврейских погромов‚ простые русские люди сокрушенно качали головами‚ а евреи… были явно пришиблены этим сообщением».

Но вскоре предводитель дворянства одного из уездов Ковенской губернии сообщил в газету‚ что в домах местечка Кужи нет таких подвалов‚ в которых можно спрятать десятки немецких солдат; скорее всего‚ предположил он‚ русский отряд не выставил на ночь охранения‚ был захвачен врасплох‚ а для оправдания выдумали версию о еврейском предательстве. В Кужи поехала комиссия во главе с депутатом Думы А. Керенским, который заявил затем с думской трибуны: «Такого случая не было и по местным условиям быть не могло»; при проверке выяснилось – лишь в одном еврейском доме оказался крохотный погреб ниже человеческого роста. Однако высланные уже ехали в неизвестном им направлении‚ и даже начальство не всегда знало конечный пункт назначения.

Путешествия длились неделями‚ а то и месяцами; составы подолгу стояли на станциях‚ пропуская военные эшелоны; в вагонной тесноте лежали вповалку больные скарлатиной и сыпным тифом; люди голодали‚ болели и умирали в пути. Порой местные власти не принимали высланных и отправляли назад; один из эшелонов возвратили из Полтавы обратно в Ковно‚ а оттуда его снова послали в Полтаву. «Евреев пересылали в товарных вагонах‚ как скот‚ по накладным‚ – говорил в Думе депутат Н. Фридман. – Писали накладную: товар – четыреста пятьдесят евреев‚ пересылается туда-то… Я видел выселенцев Ковенской губернии: люди‚ которые еще вчера были состоятельными‚ стали в один день нищими. Я видел среди выселенцев дам и девушек‚ которые вместе с русскими дамами шили белье‚ собирали пожертвования‚ а теперь лежали на полотне железной дороги. Я видел семьи мобилизованных‚ я видел среди выселенцев раненых солдат с Георгиевскими крестами…»

Евреи Вильно, узнав о прибытии первого поезда с изгнанниками, срочно открыли сборные пункты, за два часа собрали «тысячи килограммов хлеба, сахара, масла, сыра, яиц, вареного мяса, сельди». В Сморгони для изгнанников из Ковно принесли на вокзал «хлеб, булки, яйца, сахар, молоко». Петроградская община основала Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО)‚ на первом его заседании состоятельные евреи столицы собрали 400 000 рублей. Пожертвования поступали из всех еврейских общин России; деньги присылали евреи Америки и других стран; русское правительство выделяло средства на нужды еврейских беженцев.

Уполномоченные ЕКОПО сопровождали эшелоны‚ организовывали в пути столовые‚ подвижные кухни и медицинскую помощь; Общество распространения просвещения среди евреев устраивало школы и вечерние курсы в местах расселения беженцев и насильно высланных; Общество охранения здоровья открывало молочные кухни‚ детские сады‚ амбулатории и госпитали; Общество ремесленного и земледельческого труда подыскивало для беженцев работу‚ помогало ремесленникам закупать сырье и сбывать изделия‚ основывало курсы для обучения ремеслу инвалидов войны.

В еврейских общинах на собранные пожертвования открывали бесплатные столовые‚ лавки для продажи хлеба по дешевой цене‚ ясли для грудных детей и приюты для малолетних. В Варшаве еженедельно раздавали беженцам 35 000 пудов хлеба‚ сахар‚ чай и уголь для отопления; евреи Минска разместили в своих домах 1000 беженцев; сибирские евреи покупали для них тулупы и валенки‚ варежки‚ носки и теплое белье; в Вологде в каждом еврейском доме стояли кружки для сбора денег; общины посылали своих представителей в районы боевых действий‚ и те привозили оттуда на воспитание детей-сирот.

Выселение евреев из Ковенской и Курляндской губерний вызвало хаос в торговой и экономической жизни огромного края. Города опустели‚ торговля замерла‚ фабрики простаивали, христианское население страдало от дороговизны и безработицы. Выхода не было‚ и военные власти позволили изгнанникам вернуться в свои дома, но при этом от них потребовали выделить заложников из раввинов и богатых евреев – «с предупреждением‚ что в случае измены со стороны еврейского населения‚ заложники будут повешены». Евреи отказывались возвращаться на таких позорных условиях; высланные из Вилькомира написали главнокомандующему: «Мы оскорблены в наших патриотических чувствах и не согласны выделить заложников‚ сыновья и братья которых сражаются за честь и славу России».

В стране не хватало транспорта для перевозки военных грузов‚ а на запасных путях железнодорожных станций простаивали сотни вагонов с высланными евреями. В апреле 1915 года журналист сообщал:

«С трудом отодвигаешь тяжелые громадные двери товарного вагона. Заглядываешь внутрь. Спертый‚ удушливый воздух‚ холод и мрак. Глаза с трудом различают отдельных людей в копошащейся живой массе. Из-за груды грязных подушек и тряпья поднимаются всклокоченные головы стариков и старух. Молодые женщины глядят воспаленными‚ лихорадочно горящими‚ умоляющими глазами… Хриплым шепотом жалуются: «Лучше бы умерли дома».

Есть больные. В груде тряпья много детей. Высовываются исхудавшие‚ посиневшие ручки. На холоде меняют детям пеленки‚ протягивают им иссохшую грудь. Плач детей… протяжный беспомощный плач доносится из всех вагонов. Кажется‚ весь длинный‚ безглазый поезд колышется и вздрагивает‚ как огромное живое существо‚ весь содрогается от детского плача‚ от надрывающего душу стона…»

Еврейский писатель И. Л. Перец – в то время очень больной – увидел из окна квартиры группу изгнанников-евреев‚ которые брели по варшавской улице с детьми‚ узлами и подушками. «Опять еврейские подушки!» – простонал он‚ и это были последние его слова.

7

В газете «Русский инвалид» написали: «Разве время теперь толковать о равноправии? Равноправие не простая вещь… Его надо заслужить преданностью отечеству и общим моральным ростом».

Еврейский журналист ответил на это в еженедельнике «Рассвет»: «Я лично не придерживаюсь того мнения‚ что права нужно заслужить; я думаю наоборот‚ что лишение прав нужно «заслужить»‚ о чем есть подробные указания в «Уложении о наказаниях»… Если теперь Бог нам поможет, и мы оторвем от Пруссии известный кусок земли‚ тогда прусский немец станет русским подданным. О его преданности России‚ против которой он теперь ведет войну‚ навряд ли можно говорить‚ и, тем не менее… этот немец‚ сейчас после присоединения к России‚ получит права… те самые права‚ которых лишены мы‚ помогавшие ценою жизни насильно превратить этого немца в русского подданного».

Писатели и артисты организовали в Петербурге вечер «в пользу еврейского населения‚ пострадавшего от военных действий»; среди прочих выступали Л. Андреев и М. Горький‚ дирижировал оркестром композитор А. Глазунов; доход с вечера составил 8000 рублей. Для этой же цели еврейские и русские художники и скульпторы устроили продажу своих произведений; в аукционе участвовали И. Репин‚ А. Бенуа‚ К. Сомов.

В 1915 году по инициативе М. Горького возникло «Русское общество для изучения еврейской жизни»‚ которое выпустило сборник «Щит» в помощь российским евреям. В нем приняли участие ученые, политические деятели, писатели и поэты Л. Андреев, К. Бальмонт‚ В. Брюсов‚ И. Бунин‚ В. Короленко, Ф. Сологуб, З. Гиппиус, Д Мережковский. Сборник начинался статьей Л. Андреева: «Мне нет надобности… ссылаться на геройство евреев в деле обороны России‚ на их трагическую по своей верности любовь к России… Надо всем понять‚ что конец еврейских страданий – начало нашего самоуважения‚ без которого России не быть».

Сборник «Щит» предварял эпиграф из стихотворения Х. Н. Бялика «Над бойней» (перевод В. Жаботинского):

Небеса! Если в вас, в глубине синевы,

Еще жив старый Бог на престоле,

И лишь мне Он незрим, – то молитесь хоть вы

О моей окровавленной доле!

У меня больше нет ни молитвы в груди,

Ни в руках моих сил, ни надежд впереди…

О, доколе, доколе, доколе?

Д. Мережковский, из статьи в том сборнике: «Тяжело, больно, стыдно… Когда на наших глазах кого-нибудь обижают – «по человечеству» нельзя пройти мимо, надо помочь, или, по крайней мере, надо кричать вместе с тем, кого обижают. Это мы и делаем, и горе нам, если мы перестанем это делать, перестанем быть людьми…»

В газете «Русские ведомости» задали вопрос: «Если евреи могут умирать за Россию‚ то почему они не могут жить повсеместно в России‚ почему они не могут быть офицерами в русском войске?..» Эту проблему обсуждали повсюду‚ и – по свидетельству управляющего делами Совета министров – «даже непримиримые антисемиты приходили к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям на фронте». На секретных заседаниях министры говорили о «недопустимых ни в одном цивилизованном государстве насилиях и надругательствах» во время выселения евреев: «Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются не погребенные трупы. Повсюду падаль и невыносимые миазмы». Министры потребовали от командования «отказаться от преследования еврейской массы и огульного обвинения ее в измене»‚ но генерал Н. Янушкевич сообщил в ответ: «принятые меры в отношении евреев весьма слабые»‚ их следует усилить «в еще более значительной степени».

Поток еврейских беженцев нарастал. Летом 1915 года власти временно допустили их в города Воронежской‚ Тамбовской, Пензенской губерний, но там не оказалось никакого пристанища‚ тысячи евреев с детьми и вещами расположились на улицах‚ площадях‚ в подворотнях домов. Распространялись заразные болезни, от которых страдало местное население; положение стало безвыходным‚ и этот вопрос поступил на рассмотрение правительства.

Министры уже понимали, что черту оседлости придется временно расширить, однако некоторые соглашались на это «с душевным прискорбием». Из стенограмм секретных совещаний Совета министров: «Медлить нельзя. Движется масса евреев…» – «Приходится признаться‚ что уступки неизбежны. Вопрос в их объеме…» – «Вся Россия страдает от тяжести войны‚ но первыми получают облегчение евреи. Мое чувство как-то не может этого переварить…» – «Евреи встряхнут сонное царство… заставят перейти от старозаветных приемов хозяйства к более совершенным…» – «Откровенно заявляю перед Советом министров‚ что душа не приемлет…» – «Нельзя одновременно вести две войны – с германцами и с евреями… Надо разделить эти войны…» – «Необходимо что-нибудь сделать для облегчения займа за границей…» – «Ротшильд дальше не идет… Сказать ему: старайся‚ помогай…»

Это было время поражений русской армии; требовались громадные займы для продолжения войны‚ но преследования евреев вызывали возмущение в других странах, создавая трудности в получении иностранных кредитов. Поэтому один из министров предложил «извлечь из этой уступки наибольшие выгоды… и предъявить евреям откровенный ультиматум: «Мы даем вам изменение правил о черте оседлости… а вы пожалуйте нам денежную поддержку на русском и иностранном рынках»…». В августе 1915 года министр внутренних дел разослал по губерниям особый циркуляр: временно, «ввиду чрезвычайных обстоятельств военного времени», евреи из прифронтовой полосы получили право жительства в городах вне черты оседлости.

Закрытыми по-прежнему оставались сельские местности внутренних губерний России‚ Петроград и Москва‚ казачьи области – Терская‚ Кубанская и Войска Донского‚ а также места царских резиденций. Установили льготный прием в учебные заведения для участников войны и их детей – независимо от национальности и вероисповедания‚ однако прочие ограничительные законы продолжали существовать. Раненых еврейских солдат после излечения немедленно высылали из Петрограда и Москвы; отсрочку до двух месяцев давали лишь «для приспособления искусственных конечностей». В Москве проводили облавы на «беспаспортных евреев», среди прочих арестовали пожилую женщину‚ которая приехала в лазарет для свидания с раненым сыном. Английские финансисты во главе с Ротшильдом просили русское правительство пересмотреть антиеврейские законы‚ но царь запретил давать какие-либо обещания по этому поводу.

В августе 1915 года Николай II «принял на Себя командование сухопутными и морскими силами» России‚ и массовые выселения евреев из районов боевых действий прекратились. Однако подозрения в измене оставались‚ и министерство финансов предупредило губернские власти‚ что «немцы‚ числящиеся в русском подданстве»‚ совместно с «подкупленными» евреями намереваются «произвести в различных местностях Империи посредством особых машин выжигание хлебов на корню» – чтобы «подорвать благосостояние крестьянского населения России». А в другом циркуляре – теперь уже департамента полиции – евреев обвинили в «искусственном вздорожании предметов первой необходимости… а также в изымании из оборота звонкой монеты»‚ чтобы вызвать «недовольство» в стране. Заговорили о том‚ что евреи прячут золото повсюду‚ даже в гробах покойников; на киевское кладбище явился наряд полиции и перед погребением обыскал труп еврейского мальчика.

Агитация в газетах‚ официальные обвинения в измене‚ выселения целых общин и взятие заложников способствовали усилению антисемитизма. В 1915 году Союз русского народа потребовал «пересмотра государственных законов о жидовстве и признании его изуверской религией‚ губящей христианские царства». В мае 1916 года из-за возросшей дороговизны разразился погром в Красноярске; в больнице оказались шесть раненых еврейских женщин и ротмистр Игнатов, которого жестоко избили за то, что призывал солдат остановить погром.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.