Земельные отношения

Земельные отношения

 Однако до того, чтобы князь и дружинники окончательно осели на землю, сделались земельными вотчинниками, было еще далеко. Гриди даже в мыслях не имели домогаться от князя земельных пожалований. Земля была для них таким даром, которым труднее всего было воспользоваться, и потому едва ли не бесполезным.

На то были свои причины. Богатство в тогдашнем обществе не измерялось количеством земельных угодий. Ни князю, ни любому другому человеку Древней Руси еще очень долгое время и в голову не приходило, что можно быть богатым землею. Земли кругом было в избытке, но это были безлюдные пространства, покрытые непроходимыми лесами. При острой нехватке рабочих рук славянское население лесных районов Русской земли производило расчистки участков под пашню с величайшим трудом. Земледелие крайне медленно становилось главным сельскохозяйственным занятием восточнославянских племен, оттесняя на задний план скотоводство и охоту. Окончательный перевес над ними земледельческие труды получили не ранее половины X в. Но и тогда зона земледелия даже в южных, лесостепных областях и особенно в Русской/Киевской земле была весьма ограниченна вследствие постоянной военной угрозы из степи.

Покушаться на земли покоренных племен было экономически бессмысленно, более того — небезопасно. Связь племени с принадлежавшей ему территорией была не только хозяйственной, но и мистической: на ней обитали племенные боги и духи предков. Чужаки, пожелавшие завладеть этой территорией и утвердиться на ней, подвергли бы себя наихудшей опасности — мести со стороны враждебных духов. Вот почему «мы видим между соседними племенами конфликты и войны... но не встречаем завоеваний в собственном смысле слова. Разрушают, истребляют враждебную группу, но не захватывают ее земли»[468]. Иллюстрацией этого утверждения могут служить действия Ольги после взятия Искоростеня. Как повествует летопись, одних горожан Ольга велела перебить, других «работе предасть, мужем своим», то есть поделила полон между своими гридями, а оставшихся «древлян» обложила данью. Никакого передела «Деревьской земли» в пользу княжеской семьи и дружинной знати не последовало.

Непосредственная власть над людьми, чей труд способен был доставить господину необходимые жизненные блага, была неизмеримо важнее власти над землей, которой владело зависимое население. Живший много позднее Даниил Заточник все еще был уверен, что как «паволока бо испестрена многими шелками и красно лице [красивый вид] являет», так и князь «многими людьми честен и славен по всем странам». Другими словами, чем больше подданных — тем больше могущества, тем богаче казна, тем сытнее живется.

Война была необходимым и естественным следствием подобного образа мыслей: «примучивание» новых данников, захват рабов поднимали социально-политический и сакральный престиж князя, расширяли основу экономического процветания княжьего двора. Русы не проявляли ни малейшей склонности к сохе и плугу. В начале X в. Ибн Русте писал, что русы «не имеют пашен». Два столетия спустя Гельмольд, говоря о поморских славянах (известных в Восточной Европе и в халифате под именами русы, варяги), подтвердил его слова: «...пренебрегая всеми выгодами хлебопашества, они вечно были готовы к морским походам и наездам, надеясь на свои корабли как на единственное средство к обогащению».

Основой благосостояния всех раннесредневековых «Русий», в том числе и Русской земли на Среднем Днепре, были война и торговля. Грабеж соседних народов, получение с них даней и сбыт добычи в Византии и Халифате за звонкую монету и изделия роскоши — таков круг повседневных занятий русов, согласно показаниям всех имеющихся источников. Эмблемой «русского общества» того времени, лучше всего отражавшей его идеал благосостояния, мог бы быть меч, лежащий на груде золота.

 Говорить о князе как о землевладельце по отношению к первой половине X в. можно лишь с известной степенью условности. Во всех источниках, относящихся к этому времени, русский князь является в качестве носителя верховной власти и никогда как землевладелец. Чтобы услышать княжеский голос, наделяющий подданных землей, нужно перенестись во вторую половину следующего столетия. Однажды к князю Изяславу Ярославичу (сыну Ярослава Мудрого) пришел инок, посланный преподобным Феодосием, и «рек тако: „Княже благочестивый, Бог умножает братию, а местце мало; просим у тебе, дабы еси нам дал гору ту, иже над печерою". Князь же Изяслав, сиа слышав, зело радостен бысть; и посла к ним болярина своего, дасть им гору ту».

Этот рассказ Киево-Печерского патерика об основании лавры рисует киевского князя собственником «горы над пещерами», и это вообще первый известный нам случай, когда князь выступает земельным собственником. Но на каких основаниях Изяслав Ярославич сделал земельное пожалование? По отношению ко всему предшествовавшему периоду летопись не дает ни одного примера приобретения князьями земли, так что мысль о постепенном формировании ко второй половине XI в. крупного частновладельческого княжеского «домена» приходится сразу отбросить. Всего вероятнее, что, даря инокам просимый ими земельный участок, Изяслав реализовал древнее княжое право распоряжаться неким свободным земельным фондом. Как можно думать, во владении великокняжеского рода издавна находились некоторые пустопорожние земли вокруг Киева, не вовлеченные в сферу экономической деятельности городской и сельских общин. Князья хозяйничали на них с ведома и согласия киевского веча[469]. Таким образом, княжеское землевладение не выходило за пределы Среднего Поднепровья, Русской земли в узком географическом понятии. Но и здесь оно всего лишь продолжало родоплеменные традиции земельных отношений. Князь был собственником пустующих («государственных») земель, «но не в роли частного владельца, а как представитель всего народа»[470]. Осваивать эти пустоши под пашню было некому, так как свободными людьми, их трудом князь распоряжаться не мог. Хозяйственную ценность для князя и дружинников представляли только охотничьи угодья, ловища. Летописец отметил, что «вне града», то есть в окрестных лесах, Игорю принадлежало перевесище — просека, где устанавливали силки для ловли птиц, перевесы.