Глава 3 Печенеги и Русь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Печенеги и Русь

Более столетия непосредственными южными соседями Руси был кочевой народ, именуемый русской летописью печенегами. В византийской и латинской традициях он известен как пацинаки или пачинакиты, а в арабской — как баджнаки.

Константин Багрянородный называл три печенежских племени общим именем «кангар», правда, при этом уточнял, что так они назывались раньше.

Этимология русского термина не имеет единого объяснения. Одни исследователи связывают его с именем первого вождя печенегов Бече (от него — «беченеги» — «печенеги»), другие усматривают в этом слове значение «шурин» или «свояк» и полагают, что это имя отразило факт особого статуса печенегов — как привилегированной части кочевого объединения огузов[68]. В пользу такой этимологии говорит и то, что слово «кангар» также означало «знатный», «благородный»[69].

Свой путь на запад печенеги начали из прикаспийских степей и Нижнего Поуралья. Этнически не представляли собой монолитного и чистого народа. В их союз помимо тюркоязычных орд входили и какие-то угорские объединения. В заволжский период истории печенеги пребывали в сфере политического влияния Хазарского каганата, однако не отличались особой покорностью и доставляли хазарам много неприятностей.

Дабы обезопасить свою страну от беспокойных соседей, Хазария заключила союз с гузами. Последние нанесли печенегам поражение и вынудили покинуть места первоначального обитания. По словам Константина Багрянородного, гузы, «вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинакитов, одолели их и изгнали из собственной их страны […]. Пачинакиты же, обратясь в бегство, бродили, выискивая место для своего поселения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне, обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив их, они изгнали их, поселились здесь и владеют этой страной»[70].

В труде «Границы мира» неизвестного персидского автора содержится географическое определение страны печенегов. «Восток их страны граничит с гузами, на юг от них буртасы и барадасы, на запад от них мадяры и рус, на севере от них река Рут».

Вероятно, уже в IX в. печенеги занимали степной регион междуречья Дона и Днепра. Испытывая давление с востока, они, о чем уже шла речь, отвоевывали себе жизненное пространство на западе за счет венгров. Последние были изгнаны печенегами вначале из Леведии, а затем и Ателькузы. К концу IX в. печенеги овладевают причерноморскими степями (источники сообщают об их появлении в Причерноморье около 889 г.) и становятся заметной политической силой в Подунавье. В 896 г. они в союзе с болгарами наносят чувствительное поражение Византии и расширяют свои владения до реки Сирет. Согласно данным Константина Багрянородного, к середине X в. область расселения печенегов простиралась от Дона до Карпат. В этой области расселения он называет такие реки, как Днепр, Южный Буг, Днестр, Прут, Сирет.

Вся Печенегия состояла из восьми фем (областей расселения отдельных орд), из которых четыре находились на левобережной стороне Днепра, а четыре — на правобережной. «Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно — фема Куарцицур, фема Сирукалпеи, фема Вороталмат и фема Вулапопон — расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Ачании, Херсона и прочих климатов. Остальные же четыре рода располагаются по сию сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Россией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране России местностями, с ультинами (уличами. — П. Т.), деревленинами (древлянами. — П. Т.), лензанинами (лендзянами. — П. Т.) и прочими славянами»[71].

Продолжая рассказ о стране пачинакитов, Константин Багрянородный отмечает, что от Руси она отстоит на один день пути. Несмотря на эту близость, русские письменные источники не содержат известий о печенегах вплоть до начала X в. Это объясняется, по-видимому, тем, что в период освоения южнорусских степей они не тревожили своих северных соседей. У печенегов было достаточно хлопот с венграми, болгарами, Византией на западе, Хазарией и гузами на востоке.

Впервые печенеги засвидетельствованы у русских границ под 915 г. Вот что сообщает об этом «Повесть временных лет». «В л?то 6423. Приидоша печен?зи первое на Русскую землю, и сотворише миръ со Игорем, и придоша к Дунаю»[72]. Дальнейшее изложение летописной статьи 915 г., по существу, объясняет причину мирного визита печенегов в Русскую землю.

К этому времени они втянулись в конфликт между Византией и Болгарией и, очевидно, пытались предупредить участие в нем Руси. Не исключено, что, будучи союзниками Византии, они в данном случае действовали в согласии с нею. Известно, что печенеги в это время были объектом активной дипломатии Византии. Пытаясь создать коалицию против Болгарии, византийцы направили к печенегам в качестве посла херсонского стратига Иоанна Вогаса.

Печенеги не отличались постоянством своих политических ориентаций. Видя заинтересованность в них со стороны Византии, Руси, Болгарии и Хазарии, печенеги пытались максимально воспользоваться этой ситуацией. Поочередно они выступают союзниками каждой из названных стран, получая за это от них богатые дары.

Под 930 г. летопись сообщает о нарушении русско-печенежского мирного договора 915 г. Из чрезвычайно лаконичного сообщения — «а Игорь воеваше Печенеги» — нельзя заключить, кто был инициатором этого конфликта. Можно лишь предположить, что это была ответная акция Руси на какой-то печенежский набег.

В русско-византийском конфликте 40-х годов X в. печенеги выступают на стороне Руси. «Повесть временных лет» сообщает, что во втором походе Игоря на Константинополь, состоявшемся в 944 г., принимали участие и печенеги. Силы их в союзном войске были, видимо, очень значительны, если корсунцы и болгары сочли необходимым специально предупредить об этом византийцев. «Се слышавше корсунци, послаша къ Роману глаголюще: „Се идуть Русь бещисла корабль, покрыли суть море корабли“. Такоже и Болгаре послаша в?сть глаголюще: „идуть Русь, и наяли суть соб? Печенеги“»[73]. Адекватной оказалась и реакция византийцев. Пытаясь откупиться от Игоря, они посылают богатые дары также и печенегам. «Такоже и къ Печен?гомъ посла паволоки и злато много»[74].

Щедрость византийцев сделала свое дело. На военном совете с дружиной Игорь принимает решение прекратить поход на Византию. От Дуная русские дружины «възвратися въспять», а печенеги принялись воевать болгарскую землю. Из замечания летописи — «повел? (Игорь. — П. Т.) печен?гам воевати Болъгарску землю»[75] — как бы следует, что печенеги выполняли волю Игоря, но в действительности это была их собственная инициатива. Союзнические обязательства печенегов перед Игорем закончились вместе с прекращением похода на Византию, и далее каждая из сторон была вольна в своих действиях.

Исследуя русско-печенежские отношения, необходимо иметь в виду, что они определялись не только в Киеве или печенежском стане, но также и в Константинополе. И нередко позиция Византии оказывалась решающей. Говоря современным дипломатическим языком, для империи русско-печенежские отношения были одним из ее стратегических приоритетов.

Это со всей очевидностью явствует из произведения Константина Багрянородного «Об управлении империей», в котором содержится поучение сыну и наследнику Роману II (953–963). Отметив заинтересованность Византии в мире с печенегами и указав пути его достижения, Константин VII особо останавливается на печенежско-русских отношениях: «Знай, что пачинакиты стали соседними и сопредельными также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Россию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб. Знай, что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами […]. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ»[76].

Далее Константин объясняет, в чем, собственно, выгода Византии, когда росы и печенеги находятся в состоянии войны. «Знай, что и у царственного сего града ромеев, если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут ни ради войны, ни ради торговли, ибо когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов»[77].

Обрисовав политическую ситуацию, сложившуюся в результате появления возле северных границ Византии печенегов, Константин VII излагает сыну своеобразную инструкцию — как обернуть ее на пользу империи. Для этого необходимо всегда искать мира с печенегами. «Знай, что пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами, ни росы, ни турки не могут требовать у ромеев за мир великих и чрезмерных денег и вещей, опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них […] Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю»[78].

Константин VII неоднократно подчеркивает, что мир у печенегов нужно покупать. «Я полагаю всегда весьма полезным для василевса ромеев желать мира с народом пачинакитов, заключать с ними дружественные соглашения и договоры, посылать отсюда к ним каждый год апокрисиария (посла. — П. Т.) с подобающими и подходящими дарами»[79]. В другом месте своего труда Константин VII замечает, что, «будучи свободными и как бы самостоятельными, эти самые пачинакиты никогда и никакой услуги не совершают без платы»[80].

Получая от Византии ежегодно богатые дары, печенеги отрабатывали их посредством нападения на ее соседей, в том числе и на Русь. Последняя стала объектом главного удара печенегов в годы княжения Святослава (964–972). Справедливости ради следует отметить, что значительная доля вины в этом лежит на самом Святославе. Его внешнеполитические акции, сопровождавшиеся военными походами, далеко не всегда обуславливались жизненными интересами Руси. Затеяв войну на два фронта — против Хазарии и Византии, Святослав не просчитал ее последствий, не принял во внимание возможного участия в этом противоборстве третьей силы — печенегов. Война с Хазарией была для Святослава успешной, но она оказалась выгодной и для печенегов, поскольку устраняла их сильного врага на востоке. Теперь левобережные печенеги, не опасаясь за свои тылы, могли предпринимать более активные действия против Руси.

Правобережные печенеги вообще приняли сторону Византии и явились одной из существенных причин поражения Святослава на Балканах. В свете того, что мы теперь знаем о византийско-печенежских отношениях от Константина Багрянородного, не может быть ни малейшего сомнения в том, что Византия и печенеги четко согласовывали свои действия против Руси.

Как только Святослав в 969 г. отбыл с войском на Дунай, печенеги появились у стен Киева. Масштабы печенежского вторжения были столь значительны, что реальной оказалась угроза падения столицы Руси. Вот что пишет об этом русская летопись: «В л?то 6476. Придоша Печен?зи на Русску землю первое, а Святославъ бяше в Переяславци, и затворися Волга въ град? со унуки своими, Ярополкомъ и Ол?гомъ и Володимиромъ, въ град?, Киев?. И оступиша Печен?зи градъ в сил? велицъ, бещислено множьство около града, и не б? льз? изъ града выл?сти, ни в?сти послати»[81].

Драматизм положения заключался в том, что Киев некому было защищать. Ситуацию спас черниговский воевода Претич, подошедший со своей дружиной с левого берега. Наличных сил было явно недостаточно, чтобы вынудить печенегов снять осаду Киева, и поэтому Претич разработал лишь план спасения княгини Ольги и ее внуков. «Рече же воевода ихь имянемъ Пр?тичь: „Подъступимъ заутра в лодьяхъ, и попадше княгиню и княжич? умчимъ на сю страну“»[82].

Неожиданно локальная акция оказалась решающей в освобождении всего Киева. Как только на левом берегу раздался боевой клич и ладьи с воинами устремились к городу, печенегов охватила невообразимая паника. Полагая, что это дружина вернувшегося с Балкан Святослава, они в спешке сняли осаду и отошли от Киева на рубеж Лыбеди. Вслед за этим между Претичем и печенежским ханом состоялись переговоры. Узнав от Претича, что он представляет только часть сил, а вскоре подойдет к Киеву и вся дружина Святослава, — «по мн? идеть полкъ со княземъ, бес числа множьство», — печенежский хан предложил уладить дело миром. Претич принял предложение, закрепив его рукопожатием. Стороны обменялись также подарками. «И подаста руку межю собою, и въдасть Печен?жьский князь Пр?тичю конь, саблю, стр?лы; онъ же дасть ему брон?, щитъ, мечь. И отступиша Печен?зи отъ града»[83].

После возвращения из балканского похода Святослав, как свидетельствует летопись, осуществил поход против печенегов, отогнал их в поле и заключил мир. «И собра вой, и прогна Печенеги в поле, и бысть миръ»[84]. Из этого краткого известия не следует, что Святослав нанес печенегам поражение. Скорее всего, печенеги ушли в степь, не приняв сражения. Воевать с ними в это время было не просто. Не имея постоянных поселений и зимовищ, они круглый год кочевали по степи в повозках и на лошадях. Искать их в степи, где они были полновластными хозяевами, — занятие безнадежное. Таборная стадия кочевания печенегов практически исключала ответные адресные удары русских дружин.

Обустроив, как ему казалось, дела в Киеве и на Руси, Святослав, побуждаемый византийской дипломатией, снова выступил походом на Балканы. Нанеся поражение болгарам и пытаясь закрепиться в этом регионе, он вызвал недовольство византийцев. Из их союзника Святослав в одночасье превратился в противника, которого необходимо было вынудить вернуться в Русь. С этой целью император Иоанн Цимисхий обрушил на русских огромное войско во главе с опытным военачальником Вардой Склиром. Узнав об этом, Святослав заручился поддержкой болгар и, что неожиданно, — печенегов. «Росы и их архиг Свендослав, услышав о подходе ромейского войска, начали действовать совместно с порабощенными уже болгарами, присоединив в качестве союзников пацинаков и турок»[85].

На этот раз удача оставила Святослава. Вначале попали в окружение и были уничтожены печенежские войска, а затем начал терпеть поражение и Святослав. Окончательно его войско было разбито под Доростолом.

После заключения мира, как свидетельствует Лев Диакон, русский князь якобы попросил Иоанна Цимисхия отправить посольство к печенегам с предложением стать друзьями и союзниками империи, не переходить через Дунай и не опустошать Болгарию, а «также беспрепятственно пропустить росов пройти через их землю и возвратиться домой»[86]. Исполнить это посольское поручение должен был Феофил, архиерей Евхаитский.

Здесь, как и в последующих событиях, много неясного. Непонятно, зачем было Святославу просить заступничества византийцев перед печенегами, ежели те только что выступали в союзе с русскими против империи. Зная результат византийского посольства к печенегам, трудно отрешиться от мысли, что Феофил имел также тайное поручение убедить печенегов расправиться со Святославом.

Лев Диакон замечает, что «пацинаки приняли посольство и заключили договор на предложенных условиях, отказавшись только пропустить росов»[87]. И ни слова о том, сообщили ли византийцы русским о дурных намерениях печенегов. Согласно «Повести временных лет», Святослав узнал о готовящемся нападении печенегов на порогах от воеводы Свенельда, но не послушался его совета идти в Русь на конях и, по-видимому, другим путем. Далее летопись разъясняет, что информаторами печенегов о времени возвращения Святослава стали переяславльцы. «И послаша Переяславци къ Печен?гомъ, глаголяще: „се идеть вы Святослав в Русь… Слышавше же се Печен?зи, заступиша пороги“»[88].

Таким образом, имея достоверную информацию о времени возвращения и пути следования Святослава в Русь, печенеги подготовили засаду в районе днепровских порогов. Святослав, не решился вступить в сражение с превосходящим противником и повернул в устье Днепра, в район так называемого Белобережья, чтобы там перезимовать. К ранней весне в русском стане начался голод, и Святослав принимает решение о возвращении в Русь. В районе днепровских порогов русские приняли неравный бой с печенегами и практически все были истреблены. Погиб здесь и Святослав.

Лев Диакон объясняет жестокую непреклонность печенегов тем, что они были раздражены заключением Святославом мира с ромеями. Вряд ли такое объяснение убедительно. Непонятно в таком случае их собственное поведение. Если им были так ненавистны ромеи, то почему они сами заключили с ними договор. Вряд ли у печенегов были основания видеть в Святославе угрозу своим собственным интересам и потому искать его смерти. С печенегами он практически не воевал, а его походы на Балканы были скорее выгодны им, поскольку давали возможность поживиться за счет богатых византийских провинций и Болгарии.

Единственной страной, чьим интересам угрожал Святослав, была Византия, и, по-видимому, именно от нее исходила инициатива его физического устранения. Печенеги же выполнили роль наемных убийц.

В летописной статье 972 г., рассказывающей о трагической гибели Святослава, сообщается, что из его черепа печенежский хан Куря сделал себе чашу для питья. «И взяша главу его, и во лб? его съд?лаша чашю, оковавше лобъ его, и пьяху из него»[89]. При этом Куря будто бы сделал на ней надпись: «Исчущий чужое, теряет свое».

Делать чаши из голов поверженных врагов — обычай, широко распространенный в среде тюркоязычных народов[90]. Кочевники верили, что таким образом переходит к ним сила и мужество их врагов. Предание гласит, что Куря и его жена пили из этой ритуальной чаши в надежде, что у них родится сын, похожий на знаменитого русского князя.

По духу Святослав был сродни тем же печенегам, поскольку вел, по существу, кочевой образ жизни. Летопись отмечает, что он ходил легко, как пардус, воза и котла с собой не брал, питался кониной, зажаренной на углях, спал не в шатре, а на открытом воздухе, подложив под голову седло. Такими были, замечает летописец, и все его храбрые воины.

Исследователи полагают, что летописная характеристика Святослава позаимствована из песни, сложенной в степях[91]. В ней воспевается воин-кочевник — неприхотливый, выносливый и решительный.

Будучи князем-кочевником, к тому же обуреваемый несбыточной идеей переноса столицы Руси в Переяславец на Дунае, Святослав практически ничего не сделал, чтобы обезопасить страну от кочевнических вторжений. Если бы он не искал чужой земли, за что его упрекали киевляне, а занялся обустройством собственной, положение на юге Руси не сложилось бы так драматично. Гибель Святослава и его дружины на днепровских порогах стала печальным итогом его неудачливого правления.

Особым противостоянием печенегов и Руси характеризовался период княжения Владимира Святославича. «Б? бо рать велика бес перестани», — печально констатировал русский летописец. После стабилизации ситуации на Балканах и в Подунавье, вызванной укреплением позиций Византии и Венгрии, печенеги устремились к границам Руси. Их набеги на русские города и селения сопровождались грабежами мирного населения, захватом пленных и угоном их в рабство, пожарами. Несмотря на то что северные пределы печенежской земли отстояли от русских границ на один день пути, печенеги практически безнаказанно хозяйничали и в южнорусском пограничье, нередко достигали киевских пригородов.

В 992 г. они подступили к Суле и Трубежу. Навстречу им вышел из Киева Владимир Святославич с дружиной. Противоборствующие стороны встретились на реке Трубеж, где ныне находится Переяслав-Хмельницкий. Согласно летописной версии, ни одна из сторон не отваживалась оставить свои позиции и ударить по противнику. И тогда, по предложению печенежского хана, исход противостояния решено было определить в поединке двух самых сильных воинов. При этом хан обещал, в случае поражения его мужа, не воевать с Русью три года. Борцы сошлись на нейтральной полосе между двумя полками. Печенег был «превеликъ з?ло и страшен», а русич «бе бо середний т?ломъ», как гласит летописное предание. Крепкая схватка закончилась победой русича, который «удавил печен?зина в руку до смерти». Увидя это, печенеги оставили позиции и ушли в степь, преследуемые русскими отрядами.

Эта первая победа Владимира над печенегами с ликованием была воспринята на Руси. Заложив на Трубеже Переяславль, Владимир «възвратися въ Кыевъ с поб?дою и съ славою великою»[92].

Спустя три года печенеги вновь вторглись в пределы Руси. На этот раз они подошли к Васильеву. Владимир, недооценив противника, выступил против него, как замечает летопись, «с малою дружиною». Бой закончился поражением русских. Чудом избежал смерти сам Владимир, укрывшись под городским мостом.

В 997 г., узнав, что Владимир ушел в Новгород, печенеги подошли к Белгороду и осадили его. Летописец отмечает большое число печенежских воинов, с которыми, после ухода княжеской дружины на север, некому было сражаться. В городе начался голод. На вече белгородцы принимают решение сдать город. Но тут вмешался в ход событий некий старец, предложивший осажденным выкопать два колодца, поставить в них деревянные кади, заполнить их медом и киселем, а затем показать печенежским послам. Хитрость старца якобы удалась. Увидев все это и решив, что белгородцев кормит сама земля, печенеги сняли осаду города и ушли в степь.

Сказочные сюжеты летописи о чудесном спасении Владимира и белгородцев, о бескровной победе русских на Трубеже не должны вводить в заблуждение. В реальной жизни все было намного страшнее и драматичнее Печенежские вторжения губительным образом сказывались на жизни южных земель Руси. Без радикальных мер по их защите нечего было и думать об успешном отражении печенегов.

К счастью для Руси, Владимир Святославич адекватно оценивал печенежскую опасность. Это ему принадлежит масштабная программа по укреплению столицы Руси и ее южных границ, которую он провозгласил уже в начале киевского периода княжения. «И рече Володимеръ: „Се не добро, еже малъ городъ около Киева“. И нача ставити городы по Десн?, и по Востри, и по Трубежеви, и по Сул?, и по Стугн?»[93].

Понимая, что на юге Руси недостаточно сил для осуществления такой грандиозной задачи, Владимир привлек для этого людские резервы всей страны. «И нача нарубати муж? лучши? от словень, и от кривичь, и от чюди, и от вятичь, и от сихъ насели грады; б? бо рать от печен?гь»[94]. В это время были заложены десятки крепостей, а также ряд крупных городских центров, таких как Переяславль, Белгород, Остер, Новгород-Северский и др.

Борьба с печенегами положительно воспринималась населением Киевской Руси. О подвигах Владимира Красное Солнышко, Ильи Муромца и Добрыни Никитича народ слагал песни. В героическом эпосе (былинах) нашла отражение жизнь городов, которые призваны защищать Русь от кочевников.

Большую роль в системе обороны Руси играли земляные валы, известные в народе под названием «Змиевых». Глухое упоминание о них содержится в записях епископа Бруно, посетившего в 1106 г. Киев по пути в землю печенегов. Он сообщает, что русский государь провожал его два дня до последних пределов своего государства, «которые у него для безопасности от неприятеля на очень большом пространстве со всех сторон обведены самыми завалами»[95].

После многолетних целенаправленных исследований М. П. Кучеры стало ясно, что «завалы» Бруно — это земляные валы на юге Руси, большая часть которых возведена в годы княжения Владимира Святославича[96]. Нет сомнения, что эта гигантская по масштабам Средневековья работа осуществлялась одновременно со строительством военных крепостей.

В исторической литературе, видимо, неправильно трактуется как конструкция этого оборонительного сооружения, так и его главное назначение. М. П. Кучера и другие исследователи полагают, что эти валы напоминали городские стены с высокими деревянными заборалами. В действительности этого не могло быть. Простираясь на сотни километров, такие стены требовали бы наличия постоянного воинского гарнизона для охраны, а для этого, разумеется, на Руси не хватило бы никаких «добрых молодцев». К тому же, огромные усилия требовались бы для периодического восстановления заборол, всякий раз сжигаемых печенегами. Трудно предположить, чтобы этого не понимали древнерусские фортификаторы. В пользу отсутствия заборол на валах юга Руси косвенно свидетельствует и Бруно, называя эти сооружения не стенами, а завалами.

Теперь о назначении валов. Их задача состояла не только в том, чтобы преградить путь печенежским конным отрядам на Русь. Эта цель, очевидно, преследовалась, но, как свидетельствует летопись, оказалась недостижимой. Главной задачей так называемых «Змиевых» валов было предотвратить длительный захват русских земель, не дать возможности включить их в систему кочевнических выпасных угодий. Эта задача была выполнена полностью.

Из сообщения Бруно следует, что Владимир пытался установить с печенегами мирные отношения не только посредством силы, но также и дипломатии. Воспользовавшись благоприятным случаем, он просил Бруно быть посредником в его отношениях с печенегами. Для подтверждения своей доброй воли он послал к ним вместе с Бруно своего сына. По-видимому, это был Святополк, который позже, в борьбе за великокняжеский стол, будет неоднократно пользоваться услугами печенегов.

Рис. 15. Змиевы валы на юге Руси.

Рис.16. Серебряная конская узда из печенежского погребения X–XI вв.

К концу княжения Владимира Русь, по-видимому, вернула утраченные земли между Стугной и Росью и вновь закрепилась по линии этой реки. Такой вывод следует из цитированного выше сообщения Бруно, где вполне однозначно утверждается, что граница Руси отстояла от Киева на два дневных перехода{3}. В перечне рек, по которым Владимир возводил города и крепости, Рось не значится. Но постройка на ней города Корсуня дает основания дополнить летописное сообщение. Разведочные работы, осуществленные автором на древнем корсунском городище, обнаружили материалы конца X — начала XI в.

Смерть Владимира Святославича (1015 г.) и последовавшие за ней годы межкняжеской смуты на Руси оказались благодатным временем для новых печенежских вторжений. Под тем же 1015 г. летопись отмечает участие печенегов на стороне Святополка в Любечской битве с Ярославом. Удачным маневром новгородских дружин печенеги были отрезаны от основных сил Святополка, что и склонило чашу весов «злой сечи» в пользу Ярослава[97]. Можно себе представить, сколько зла содеяли союзники Святополка на обратном пути от Любеча до южной границы Руси, не имея возможности получить плату за услуги от бежавшего в Польшу Святополка, они сами позаботились о достойном вознаграждении.

После вторичного изгнания Святополка из Киева он бежал «в Печен?гы», но в 1019 г. предпринял новую попытку вернуть себе великокняжеский стол. И на этот раз его верными союзниками выступали печенеги. «В л?то 6527. Приде Святополкъ с печенеги в сил? тяжц?», — сообщает русский летописец[98]. Кровавая сеча на Альтском поле под Переяславлем закончилась полной победой Ярослава.

Последнее крупное столкновение печенегов с Русью произошло, согласно «Повести временных лет», в 1036 г., под стенами Киева.

Победа Ярославовых полков была безоговорочной. Печенеги в панике бежали от стен Киева, многие утонули в топях Сетомли и других реках. «И поб?гоша печен?зи разно, и не в?дяхуся, камо б?жати, и овии б?гающе тоняху въ С?томли, ин? же въ ин?хъ р?кахъ, а прокъ ихь проб?гоша и до сего дне»[99].

Победы Ярослава Мудрого, по существу, положили конец печенежской опасности для Руси. Государственная граница окончательно утвердилась по линии реки Рось. В 1031 г. Ярослав расселил здесь пленных поляков, выведенных из Польши во время совместного похода с Мстиславом Черниговским, а в 1032 г. начал строительство вдоль Роси укреплений. «В л?то 6540. Ярославъ поча ставити городы по Роси». По заключению М. П. Кучеры, в это время был возведен в Поросье и один из участков вала. Таким образом, Русь постепенно возвращала древние славянские земли на юге, захваченные печенегами. На левом берегу Днепра граница Руси проходила уже по Суле, в устье которой основан город с символическим названием Воинь.

Историческая память Руси в большей мере зафиксировала те события в русско-печенежских отношениях, которые имели драматические, а иногда и трагические проявления. Летопись сохранила известия о двенадцати военных конфликтах между сторонами. Даже если предположить, что какая-то часть печенежских вторжений на Русь и русских походов в степь не попала в поле зрения русских летописцев, то и тогда невозможно представить почти полуторастолетнюю историю русско-печенежских отношений как сплошное военное противостояние. К тому же, структура печенежского сообщества была такой, что Русь могла одновременно находиться с одной ордой в состоянии войны, а с другой — мира.

В летописи В. Н. Татищева есть примечательное сообщение о том, что одна из печенежских орд решила осесть в русском пограничье и принять подданство Руси. Случилось это в 979 г., когда великое киевское княжение находилось в руках Ярополка Святославича.

«Пришел Ярополку печенежский князь Илдея, отдаваясь ему в службу. Ярополк же прият его милостиво, дал ему городы и волости и имел его в чести великой»[100]. В. Н. Татищев справедливо предполагал, что печенеги были расселены в Поросье.

Косвенным свидетельством заинтересованности печенегов в мирных отношениях со своими соседями, в том числе и Русью, может быть сообщение Константина Багрянородного об их торговых связях с Херсонесом. «Знай, что и другой народ их тех же самых пачинакитов находится рядом с областью Херсона. Они торгуют с херсонитами и исполняют поручение как их, так и василевса и в России, и в Хазарии, и в Зихии, и во всех тамошних краях, получая, разумеется, от херсонитов заранее согласованную плату за эту самую услугу, соответственно важности поручения и своим трудам, как-то: влатии{4}, прандии{5}, харерии{6}, пояса, перец, алые кожи парфянские»[101].

Рис. 17. Конская узда из печенежского погребения X–XI вв.

Среди товаров, которые печенеги поставляли в Херсон, Константин называет шкуры и воск. «Знай, что если херсониты не приезжают в Романию и не продают шкуры и воск, которые они покупают у пачинакитов, то не могут существовать»[102].

Шкуры представляются естественным экспортным товаром для кочевников-скотоводов, что же касается воска, то главным его производителем была, безусловно, Русь. Видимо, здесь печенеги и приобретали воск, с тем чтобы затем выгодно сбыть херсонитам. Русским же они поставляли быков, коней, овец.

Восточные авторы отмечают наличие у печенегов дорогой посуды из золота и серебра, богато украшенного оружия, серебряной поясной гарнитуры. «Эти печенеги владеют стадами; в них много коней и баранов, а также много золотой и серебряной посуды, много оружия. Они носят серебряные пояса»[103]. Некоторые из названных изделий, в частности золотую и серебряную посуду, печенеги, вероятно, покупали в Херсонесе или же в самой Византии.

Рис. 18. Детали конской серебряной узды X–XI вв. Рис. 19. Бляхи от сбруи.

Подтверждением распространения наременных украшений среди печенежской военной знати служат погребения, выявленные в курганах вблизи сел Траповка и Мирное Одесской, Булгаково Николаевской, Благовка Луганской, Новокамянка, Каланчак, Первоконстантиновка, Максима Горького, Михайловка Херсонской областей[104].

Рис. 20. Уздечный набор XI в.

Обращают внимание богатые украшения конской сбруи и узды. Это серебряные бляшки, прикрепленные на ремнях при помощи штифтов с шайбами. На стыке налобных ремней находились решмы — большие листовидные бляхи-бубенцы. В состав конструкции уздечки входили крестовидные распределители. Все бляшки снабжены декоративными элементами в виде волн, розеток, колец, рельефных жгутов, плетенки, четырех- и восьмилепестковых соцветий. Как полагает Р. С. Орлов, посвятивший анализу наременных украшений X–XI вв. специальное исследование, стилистически они восходят к традициям тюркского и византийского искусства[105]. Украшения, подобные новокамянским, найдены также на Княжей Горе и в культурных слоях X в. Новгорода, а поясные наконечники, обнаруживаемые в погребениях юга Украины, встречаются в раскопках Киева.

Технологические особенности украшений, происходящих из погребений печенежской знати, свидетельствуют, во-первых, о местном, причерноморском, их производстве, а во-вторых, о достаточно высоком уровне профессионализма мастеров. Если на первом этапе (вторая половина X — начало XI в.) преобладают традиции Востока, то на втором (XI — начало XII в.) заметнее становится влияние Византии. Что касается вещей древнерусского происхождения, то они в целом наследовали орнаментальные мотивы причерноморских украшений второй половины X — первой половины XI в. и свидетельствуют о наличии тесных контактов Руси с миром кочевых народов степи.

Одним из ярких свидетельств этому может быть изображение верблюда на фреске киевского Софийского собора. Несомненно, этот образ позаимствован из печенежского быта.

Рис. 21. Реконструкция пояса и уздечек из печенежских погребений X–XI вв.

Многолетние археологические исследования южнорусских степей обнаружили единичные захоронения печенегов, и всегда только мужчин. Как правило, погребения впускные, совершенные по обряду трупоположения. Кроме названных печенежских погребений на юге Украины они выявлены также на юге Полтавской области: у сел Светлогорское, Орлик Кобелякского района, а также у сел Бабичевка, Тимошовка, Петрашовка, Кагамлык Глобинского района. Все характеризуются единством погребального обряда и однотипностью сопровождающего инвентаря. Погребения впускные, совершенные по обряду трупоположения на спине, головой на запад. Слева от умершего находилось чучело коня. Погребальный инвентарь представлен железными стременами, ножницами, удилами, черешковыми стрелами, пряжками, однолезвийными ножами.

Датируются погребения X–XI вв.[106]. Иногда в качестве могильной ямы печенеги использовали катакомбы скифских курганов. Погребенные всегда ориентированы головой на запад, рядом с ними слева — конь или его чучело. Обоих сопровождают оружие (сабли, луки, стрелы), сбруя (уздечные наборы, удила, стремена).

Рис. 22. Степи Евразии X — начале XI вв.

Иногда над погребениями знатных воинов или вождей печенеги ставили каменные изваяния.

Единство и устойчивость погребального обряда печенегов свидетельствует, видимо, об относительном этнокультурном их единстве на всем степном пространстве от Дона до Дуная. По мнению ряда исследователей, на культурном и этническом облике печенегов заметно сказалось их взаимодействие с поздними сарматами и аланами, хотя убедительных археологических доказательств этому пока что не выявлено.

Стационарных поселений и даже временных стойбищ печенегов обнаружить не удалось. Вероятно, их и не было, поскольку печенеги находились на таборной стадии кочевания.

Социальное устройство наибольше соответствует понятию военной демократии, суть которой заключалась в сохранении древних патриархально-родовых традиций. Восемь фем, о которых пишет Константин Багрянородный, возглавлялись выборными архонтами. Фемы, в свою очередь, состояли из сорока частей (по пять на фему), управлявшихся «архонтами более низкого разряда». Общего управления во главе с ханом или великим ханом печенеги не знали. Каждая орда была суверенна в своих действиях.

Наследование власти у печенегов велось не от отца к сыну и не от старших родных братьев к младшим, а от старших к младшим двоюродным братьям.

«После смерти этих (архонтов. — П. Т.) — пишет Константин Багрянородный, — власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них утвердился закон и древний обычай, согласно которым они не имели права передавать достоинства детям или своим братьям; довольно было для владеющих и того, что они правили в течение жизни. После же их смерти должно было избирать их двоюродного брата или сыновей двоюродных братьев, чтобы достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии»[107].

Далее Константин Багрянородный отмечает, что архонтов могли избирать только из одного рода, другие роды в этом участия не принимали.

Ханы (князья — по терминологии русских летописей) были прежде всего военачальниками, но обладали и гражданской исполнительной властью. В исключительных случаях печенеги принимали решения на сходах, являвшихся народными собраниями. Упоминания о них содержатся в сочинениях епископа Бруно и византийской царевны Анны Комнинн[108].

После блестящей победы дружин Ярослава Мудрого печенеги перестали представлять опасность для Руси, как, впрочем, и для других соседей. Постепенно они интегрируются в составе их государств, оседают на земле или вливаются в новые кочевые сообщества — торческое и половецкое. Упоминания о печенегах будут встречаться на страницах русских летописей и в дальнейшем, но уже в совершенно ином их значении. Со второй половины XI в. и вплоть до монголо-татарского нашествия они, как и ряд других торческих племен, будут проживать на окраинах Киевской, Черниговской и Переяславльской земель Руси, постепенно ассимилируясь русскими.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.