У Святителя на Ильинке, или Несколько слов вослед разрушенной церкви Николы Большой Крест

У Святителя на Ильинке, или Несколько слов вослед разрушенной церкви Николы Большой Крест

В Степенной книге XVI в. церковь Николы Большой Крест упоминается как стоящая «вне града», то есть за городской стеной. А это могло быть только до 1534–1538 гг., когда строили Китайгородскую стену. Церковь Св. Николая Большой Крест, стояла в самом начале улицы Ильинки. В ней приводили к присяге – «крестному целованию» – граждан, имевших судебные тяжбы; в храме по обету его создателей был воздвигнут огромный крест со 156 частицами святых мощей. В 1680 г. архангелогородским купцом Филатьевым взамен старой была построена новая каменная церковь. Она славилась нарядным крыльцом, резьбой по камню, ажурными крестами на пятиглавии... Храм сверкал нарядным блестящим убранством с бледно-голубой окраской. Подклет служил в то же время и товарным складом. Никола Большой Крест был одним из наиболее известных и красивых церквей Москвы. О его убранстве можно судить по иконостасу, который ныне находится в Трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры.

Церковь Николы Большой Крест (XVII в.) – разрушена

Церковь Введения (XVII в.) – разрушена

История храма Никола Большой Крест тесно связана с именем епископа Серафима (Звединского). Жизненный путь этого архиерея мы постараемся вкратце проследить, чтобы познакомить читателя с этим исповедником и новомучеником Российским. Владыка Серафим Звездинский родился в Москве в мае 1883 г. на Новоблагословенной улице в приходе единоверческого храма во имя Святой Троицы и Введения во храм Пресвятой Богородицы. Отец будущего владыки, обратившись в юные годы из беспоповцев-раскольников и оставив тайно своего родителя – начетчика беспоповской секты, Иоанн Звездинский стал ревностным проповедником среди своих заблудших братьев, призывая их присоединиться к Христовой Церкви. Он принял священный сан в Петербурге, женившись на дочери иерея Василия Славского.

Днем рождения владыки Серафима был день святителя Николая. Имя новорожденному было дано в честь святого дня, и именно милости св. Николая было поручено малое дитя, осиротевшее на третьем году жизни. Николай рос под наблюдением отца, доброй няни и старшей сестры. Его любимой игрушкой была кадильница. Однажды, во время Литургии, увидев своего отца, стоящего у Престола, мальчик вошел в алтарь через Царские Врата. В этом увидели указание Божие – дитя само будет священнослужителем и предстоятелем у Престола Божия.

Шли годы. Преуспевая в духовных науках, Николай отставал от своих одноклассников в математике. Молитвенно вздыхал он о помощи и был услышан – стал преуспевать, и впоследствии всегда был одним из первых учеников. Особенно усердно молился отрок своему небесному покровителю – святителю Николаю – о своем заветном желании: «Святителю отче Николае, помоги мне проповедовать Слово Божие как можно лучше, без тетрадей и книг, твоею помощию прославлять Господа и обращать людей ко Христу». Закончив Заиконоспасское училище, Николай продолжил учение в семинарии. В 1901 г. Господь посетил семинариста Своим чудным посещением. Вечером 25 января, в субботу, юноша не пошел со своими домашними ко всенощной, а решил просто погулять по улицам. Оказавшись у церкви Богоявления в Елохове, он несколько замедлил шаг и подумал, не зайти ли, но потом решил, что уже поздно. Вернувшись домой, он почувствовал под правой рукой точечную боль, как бы укус, после чего рука стала сильно болеть. За ужином он сказал об этом своим домашним, а утром уже не мог подняться с постели: начался сильный жар. Приглашенный доктор нашел у него лимфаденит (воспаление лимфатических узлов) и советовал сделать операцию. От операции отказались, и болезнь прогрессировала. Боли усилились до того, что Николай иногда впадал в обморочное состояние, метался, кричал. 7 февраля к ним в дом неожиданно пришел игумен Саровской пустыни отец Иерофей и посоветовал обратиться за помощью к покойному старцу Саровской пустыни иеросхимонаху Серафиму, который и после своей смерти очень многим помогал. Отец Иерофей обещал прислать изображение старца Серафима. «Бог даст, по молитвам старца сын ваш выздоровеет, не унывайте», – сказал, прощаясь, отец Иерофей.

Больному становилось все хуже; особенно плохо он почувствовал себя 10 февраля. Впоследствии он рассказывал, что было чувство, будто душа отделялась от тела. Вечером этого дня от отца Иерофея были получены книга с житием старца Серафима и его изображение на белой жести. Когда больной взял образок, то его поразили живые глаза саровского старца, добрые-предобрые. «Отче Серафиме, исцели меня!» – взмолился юноша. С трудом перекрестился он больной рукой, приложил образок к больному месту, и вдруг боль утихла. Немного погодя Николай забылся. Ему рассказывали, что ночью он садился на кровати, молился, что-то шептал, целовал образок, но сам он ничего этого не помнил. Николай очнулся только в 5 часов утра и почувствовал, что весь мокрый. Он попросил переменить белье. Все подумали сначала, что он просто вспотел, но когда зажгли свечу и посмотрели, то оказалось, что нарыв размером в кулак прорвался, и все вышло наружу. Николай был спасен. Теперь надо было залечить образовавшуюся рану. В первом порыве радости Звездинские хотели написать о совершившимся чуде отцу Иерофею, поблагодарить его за образок и попросить его отслужить в благодарность старцу Серафиму панихиду на его могилке. Но все это отложили, а потом забыли. Между тем рана, несмотря на старание доктора, не заживала, хотя прошло несколько месяцев. 14 июля отец Иоанн, наконец, послал в Саров телеграмму с сообщением об исцелении и просьбой отслужить панихиду. Вскоре пришел ответ, что панихида отслужена и чудо записано в летописи монастыря. После этого рана за несколько дней затянулась так, что от нее не осталось и следа. В благодарность за спасение сына отец Иоанн составил тропарь и кондак угоднику Божию преподобному Серафиму, чудотворцу.

Окончив семинарию одним из лучших учеников, Николай Звездинский поступил в Московскую Духовную академию. На третьем курсе его постигло большое горе – он потерял любимого отца, который скончался 6 января 1908 г. В эти тяжкие для юноши дни Господь утешил его, послав отца духовного, заменившего ему родителя. Близ Свято-Троицкой лавры в тихой Зосимовой пустыни жил затворник иеросхимонах Алексей. Старец всецело взял студента под свое руководство. Николай чувствовал, как силой молитвы святого затворника от него отошло все земное и сердце зажглось духовным огнем, явилось усердие к монашеской жизни. Вместе с двумя своими друзьями-студентами академии у раки преподобного Сергия он дал обет посвятить свою жизнь Богу и Его Святой Церкви, приняв монашеский сан. Один из них изменил клятвенному обещанию, увлекшись одною девицей, но перед самым венцом неожиданно упал мертвым. «Бог есть Бог Ревнитель, – отозвался ректор преосвященный Евдоким (Мещерский) в своем надгробном слове. – Юноша дал клятвенное обещание Богу обручить себя Ему, и Господь взял его к Себе прежде, чем он Ему изменил».

Николай был тверд в своем намерении посвятить жизнь Богу. Но враг не спал, нападая на него ночными страхованиями. Когда это не подействовало, он воспользовался молодой девицей, к которой Николай расположился сердцем. Прежде неприступная для его юношеской чистой любви, теперь она стала искать встречи с ним. Готовящийся к постригу молодой студент почувствовал в своем сердце расположение к ней, увлекся мыслью о земном счастье – но, призвав Бога на помощь, отверг это искушение и ускорил свои шаги к старцу-затворнику, который в своей затворнической келье благословил его не медлить с постригом. 25 сентября 1908 г. на всенощном бдении в академическом храме Покрова Пресвятой Богородицы ректором преосвященным Евдокимом был совершен постриг студента третьего курса Николая Звездинского. Лицо новопостриженного монаха сияло неземной светлостью. Преосвященный ректор, разумея вольнодумных и ненавидящих монашество профессоров и студентов, сказал: «Смотрите на его лицо и убедитесь в светлости монашеских подвигов и Божией благодати». Новопостриженный монах Серафим был отведен в Гефсиманский скит, где семь дней провел в молитве и посте в церкви во имя Успения Божией Матери, в устроенном на хорах пределе. В душе его точно пели ангелы, восхваляя Бога, точно он слышал небесную музыку. Но воин Христов не был оставлен врагом. Неожиданно ад подошел к его сердцу – страх, тоска, беспроглядный мрак, уныние одиночества... Затем раздался страшный грохот: рухнул храм, провалившись вниз; иконостас с грохотом рассыпался в щепки. Очнулся молодой монах – все стоит на месте, храм цел, тихий молитвенный полумрак наполняет его...

Чудов монастырь (XVI в.) в Кремле – разрушен в 1928 г.

На Казанскую икону Богородицы, 4 ноября, Серафим был посвящен в иеродиаконы. Как благодарно было его сердце, когда держал он в руках Вседержителя Вселенной, как преисполнялся благодатью Духа Святого, потребляя после Литургии Святые Тайны! В летний праздник Казанской Богородицы, 21 июля, он стал иеромонахом. В 1910 г. иеромонах Серафим окончил Духовную академию со степенью магистра богословия и, как горячий проповедник и ревнитель Православия, был оставлен преподавателем в Вифанской духовной семинарии. В семинарии он покорял сердца учащихся своим примером и словом, молился за каждого своего ученика, вынимал за каждого частицу на проскомидии. Это чувствовали юные студенты, сердца их воспламенялись желанием служить Богу, быть верными служителями Престола Божия до смерти, подобно наставнику. Но враг и здесь воздвиг козни против подвижника Христова. Захотев изменить доброе мнение о своем наставнике, он подослал к нему женщину высокого звания, необыкновенной красоты, которая тонкой лестью, под видом духовной расположенности, стала подкупать монаха-подвижника, задаривая его ценными подношениями и подарками. Но отец Серафим зорко глядел внутрь себя и не склонился на лесть, оградив себя затвором и молчанием.

Утешением в этих скорбях было посещение Чудова монастыря, где тихим светом сиял в то время кроткий, молитвенный архимандрит Арсений (Жадановский) – добрый пастырь многочисленного иноческого стада. В 1914 г. о. Серафим стал настоятелем Чудова монастыря, а архимандрит Арсений – епископом Серпуховским. Чудовская братия и прихожане полюбили своего нового настоятеля. Владыка Арсений видел в нем верного помощника, сомолитвенника и друга, братия – доброго управителя и высокий образец монашеского жития, прихожане – утешителя, наставника, учителя. 1917 год грянул как гром с небес, а через год Чудов опустел. Отец Серафим запечатал мощи святителя Алексея настоятельской печатью и ушел из обители одним из последних. Незадолго до разорения монастыря, в июле 1918 г., архимандриту Серафиму было два видения. В Благовещенском приделе, в понедельник, во время проскомидии за ранней литургией, которую совершал владыка Арсений, о. Серафим стоял у жертвенника. Вдруг в алтарь вошел большой и сильный кабан, хрюкая и косясь на владыку Арсения и о. Серафима, и с ревом стал рыть горнее место. Второе видение видел отец Серафим из окон своих покоев – черный, как бы в трико, бес лез в окно Патриаршей ризницы...

Братию перевели в Новоспасский монастырь, но помещения не дали. Отцы поселились в Серафимо-Знаменском скиту женской Покровской общины, под заботливым уходом матушки игуменьи Фамари. Литургию служили ежедневно. В октябре 1919 г. патриарх Тихон вызвал к себе о. Серафима. « Ты мне нужен, – сказал патриарх и назначил его епископом Дмитровским. – Как ты думаешь, даром ли кадят архиереи трижды по трижды? Нет, не даром. За многие труды и подвиги, за исповеднически верно хранимую веру. Иди путем апостольским. Ничем не смущайся, неудобств не бойся, все претерпи», – наставлял патриарх Тихон нового архиерея. Свою Дмитровскую паству владыка окормлял усердно, был всем доступен, знал каждый дом. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые его любовью и молитвой...

В ноябре 1922 г. владыка был заключен на Лубянке. Один Господь утешал святителя в глубоком подземелье. Ничего не вкушая девять дней, он укреплял свою душу и тело Святыми Тайнами. Затем его перевели в Бутырки. Страдания его здесь были подобны тем, что претерпевали мученики первых христианских веков. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело, начались частые сердечные приступы. Но Господь хранил святителя для Церкви и любимой паствы, которая со слезами молилась за него. Владыку поместили в больницу. Передачи заключенному были столь обильными, что ими питалось множество заключенных. Святитель не переставал улавливать души любовью Христовой. Люди, десятки лет не приступавшие к Святым Тайнам, соединялись вновь с Господом, исповедуя свои грехи. После пяти месяцев заключения о. Серафим пошел по этапу в Зырянский край. Скромное село Визинга приняло его в свои пределы. Устроили домовую церковь. Ежедневная уставная служба занимала все свободное время. Святитель-изгнанник предавался молитве. «Только здесь, в спасительном изгнании, узнал я, что такое уединение и молитва», – писал он своему другу владыке Арсению. Через два года последовало освобождение, но оно было омрачено смертью патриарха Тихона. Вернувшись в Москву, владыка поселился в Аносиной пустыни. Молитва успокаивала душу архипастыря. Летом 1926 г. он снова высылается из Москвы и Московской области. О. Серафим едет в Дивеево. Но боязливая игуменья не сразу позволила столь известному святителю совершать богослужения в обители. Долго страдал владыка; наконец, своим смирением и молитвою склонил матушку исполнить его прошение. В подвальной церкви иконы Божией Матери «Утоли мои печали» Преосвященный Серафим стал ежедневно совершать литургию, молясь за обитель и за свою осиротевшую паству. После литургии проходил по канавке, приняв сердцем правило преподобного Серафима – полтораста молитв «Богородице, Дево, радуйся» ежедневно. А 9 ноября 1927 г. владыка был снова арестован. Арзамас, Нижний Новгород, Москва, Меленки, Казахстан, Пенза, Саратов, Уральск... В Уральске тяжелая малярия чуть не лишила его жизни. Потом его перебросили в Сибирь, на 60-градусные морозы... 11 июня 1937 г. владыка Серафим был арестован в последний раз. 23 августа 1937 г. «тройка» НКВД по Омской области приговорила Звездинского Н.И. по статье 58-10-11 УК РСФСР к расстрелу. Через три дня приговор был приведен в исполнение. Известно, что владыка Серафим похоронен в Омске, в братской могиле, на месте которой теперь стоит жилой дом. Сегодня он святой нашей Церкви и молится за нас у престола Всевышнего в сонме новомучеников в земле Российской просиявших.

Возвращаясь к делу Звездинского, состряпанному в НКВД, нужно заметить, что в нем хранится история неудавшегося ухода в подполье общины храма Никола Большой Крест. Это был тот самый храм, где до ареста служил протоиерей Валентин Свенцицкий, куда он прислал свое последнее письмо, благословляя своих духовных чад не уходить в подполье, но стать членами Церкви, возглавлявшейся м. Сергием. Отец Валентин (1882–1931) был по-своему замечательным человеком и прекрасным пастырем-исповедником, много пострадавший от безбожной власти. Для того, чтобы хоть в малой степени дать возможность читателю проникнуться обаянием его слова, приведем отрывок из одной проповеди, произнесенной о. Валентином в 1920-х гг., в страшную пору гонения на Русскую Церковь. «...Церковные недостатки – это явление не нашего времени, они были всегда. Достаточно вспомнить слова святого Григория Богослова, который говорил: “Погибла вера в Бога”. Достаточно вспомнить слова святого Иоанна Златоуста, который в беседе на Послания к Коринфянам говорил: “У нас в Церкви осталось много лишь хороших воспоминаний, что и раньше, и ныне собирались для песнопений, но раньше, когда собирались для песнопений, было единомыслие, но теперь едва ли найдешь хотя бы одного человека, который был бы твоим единомышленником”. Ведь это все говорилось тогда, когда еще были живы некоторые отцы Никейского Собора, когда только что почил Афанасий Великий, когда были еще живы Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Но что это значит? Это значит только то, что Церковь земная имеет много недостатков, которые есть результат слабостей и немощей человеческих. Могут ли поколебать святость Церкви прегрешения отдельных людей? Какой соблазн, какое величайшее неразумие говорить, что я ухожу из Церкви, потому что встретился с недостойным пастырем, что я не буду больше веровать в Церковь, потому что пришлось пережить тяжкое личное впечатление от того или иного носителя благодати. Святость Церкви не в этом заключается – она заключается в таинствах, в святости благодати Божией, во всем том добром, что сия благодать сделала с душами человеческими; она заключается в том сонме святых, которые спасены сей благодатию, она заключается в каждом истинно добром движении нашей души. Это светлое и святое составляет святость Церкви. А грехи наши – болезни наши, они есть немощи греховные, которые мы омываем и очищаем в этой Святой Церкви Христовой. Вот потому как в личной нашей жизни да не смущает нас лукавая мысль о ненужности наших трудов, когда мы чувствуем немощь грехов наших, так да не смущается в нас и наша вера в святость Церкви, когда мы видим те или иные недостатки в земной Церкви. Наше сознание грехов не уныние должно вызывать в нас, а лишь еще большее и большее старание совершать работу Господню. Сознание недостатков церковной жизни должно влечь за собою не отхождение от Святой Церкви, а еще большую к ней любовь и желание служить на пользу церковную».

Дело епископа Серафима хранит следы неоднозначной реакции прихожан на послание о. Валентина. Кое-то из них даже ушел из храма. Обращает на себя внимание, что среди арестованных чад о. Валентина нет, кроме сестры его жены. Не ясно, оставались ли те из них, кто послушался своего духовного отца, в храме Никола Большой Крест или аресты были более четко выборочными, чем это нам представляется. В той мере, в какой мы можем судить по материалам дела, в начале 1932 г. в общине Никола Большой Крест не заметно тенденции к принятию декларации м. Сергия – напротив, она является одной из самых активных непоминающих. Возможно даже, что приход воспринимал себя некоторым московским центром Православной Церкви. В частности, они принимали паломников из других городов, приезжавших исповедаться и причаститься. Например, из города Козлова к ним приезжали группы человек по 12, которых в обстановке, близкой к черезвычайному положению, устраивали в Москве на ночь. Возможно, все это сказалось на отношении к ним ОГПУ.

Храм Николая Чудотворца Большой Крест незадолго до разрушения

Осенью 1931 г., еще ранее приговора А.Ф. Лосеву, храм Никола Большой Крест закрыли. За несколько месяцев до этого, предвидя закрытие храма, его община и настоятель, свящ. Михаил Любимов, делали попытки найти формы продолжения литургической жизни. Как быть дальше? Православная община обязательно должна существовать, считал о. Михаил; «...ни в коем случае нельзя допустить, чтобы верующие признавали Сергианскую церковь, т. к. это ведет к некоторому примирению с существующим строем...» Приход храма Никола Большой Крест поддерживал постоянное общение с другими московскими храмами, не поминавшими м. Сергия: Сербским подворьем (храм Кира и Иоанна на Солянке), Никола Кленики на Маросейке, Никола Котельники, Никола Подкопай. После закрытия церкви Никола Большой Крест о. Михаил предложил своим прихожанам причащаться в одной из перечисленных церквей. Понимая неизбежность ухода в подполье, прихожане были озабочены проблемой сохранения себя в Церкви, а значит, епископского окормления. «...Те, кто суть народ Божий и суть Христовы, те – с епископом», – писал свмч. Игнатий Богоносец. Как близко стало теперь самосознание Церкви первых веков! Погруженные в атмосферу богоненавистничества, и священники, и миряне, поставленные перед необходимостью выбора, с необычайной отчетливостью осознавали свою причастность именно ко Христу и к Церкви Христовой. Они ищут этого единения во Христе друг с другом, настойчиво ищут восполнения этого единения в своих духовных предстоятелях – епископах. Повсеместно и священники, и миряне – представители общин – едут и едут к своим, ставшим общецерковными, архиереям. Храм же был снесен в 1933 г. Прихожане перешли в церковь Сербского подворья на Солянке...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.