Венец творения, или О церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке
Венец творения, или О церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке
Самая знаменитая приходская церковь старой Москвы, освященная в честь Успения Божией Матери, стояла до революции на Покровке. Напомним читателю вкратце смысл и историю Успения Божией Матери. Слово «успение» означает погружение в сон, мирную кончину, подобную сну. Кончину Божией Матери Церковь называет Успением, потому что Она «как бы сном на малое время уснула и, как от сна, воспрянула». Дивна была жизнь Пречистой Девы, дивно и Успение Ее, как воспевает Святая Церковь: «Бог вселенной показует на Тебе, Царица, чудеса, превышающие законы природы. И во время Рождения Он сохранил Твое девство, и во гробе соблюл от истления тело Твое» (канон 1, песнь 6, тропарь 1). В Пресвятой Деве побеждены законы природы: смерть, возвращающая в землю тело из земли, такая смерть не коснулась Ее тела; в рождении сохранила Она девство, в Успении соединила жизнь. По рождении Она пребывает Девой, и после смерти пребывает живой. Она уснула, чтобы пробудиться для жизни вечного блаженства. Она преставилась к Животу, к Источнику жизни, чтобы избавлять от смерти души Своими молитвами. Праздник Успения называется великим, двунадесятым, потому что в этот день «Спаситель всех во всей славе Своей сретил и вселил Матерь Свою с Собою».
Церковь Успения Пресвятой Богородицы (1699) на Покровке. Вдали – церковь Троицы на Грязях (впоследствии также разрушенная)
Обстоятельства Успения Божией Матери известны в Православной Церкви от времен апостольских. Ко времени Своего блаженного Успения Пресвятая Дева Мария опять прибыла в Иерусалим. Слава Ее как Матери Божией уже распространилась по земле и многих завистливых и гордых вооружила против, которые покушались на Ее жизнь; но Бог хранил Ее от врагов. Дни и ночи Она проводила в молитве. Нередко Пресвятая Богородица приходила ко Святому Гробу Господню, воскуряла здесь фимиам и преклоняла колена. Не раз покушались враги Спасителя препятствовать посещать Ей святое место и выпросили у первосвященников стражу для охраны Гроба Спасителя. Но Святая Дева, никем не зримая, продолжала молиться пред ним. В одно из таких посещений Голгофы пред Ней предстал Архангел Гавриил и возвестил о Ее скором переселении из этой жизни в жизнь Небесную, вечно блаженную. В залог Архангел вручил Ей пальмовую ветвь. С Небесной вестью возвратилась Божия Матерь в Вифлеем с тремя Ей прислуживавшими девами (Сепфорой, Евигеей и Зоилой). Затем Она вызвала праведного Иосифа из Аримафеи и учеников Господа, которым возвестила о Своем скором Успении. Пресвятая Дева молилась, чтобы Господь послал к Ней апостола Иоанна. И Дух Святой восхитил его из Ефеса, поставив рядом с тем местом, где возлежала Матерь Божия. После молитвы Пресвятая Дева воскурила фимиам, и Иоанн услышал голос с Небес, заключавший Ее молитву словом «аминь». Божия Матерь заметила, что этот голос означает скорое прибытие апостолов и Святых Сил Бесплотных. Святой Иоанн Дамаскин говорит, что апостолы, число которых и исчислить нельзя, слетелись, подобно облакам и орлам, чтобы послужить Матери Божией. Увидев друг друга, апостолы радовались, но в недоумении спрашивали: для чего Господь собрал их в одно место? Святой Иоанн Богослов, с радостными слезами приветствуя их, сказал, что для Божией Матери настало время отойти ко Господу. Войдя к Матери Божией, они увидели Ее благолепно сидящей на ложе, исполненную духовного веселия. Апостолы приветствовали Ее, а затем поведали о их чудесном восхищении с места проповеди. Пресвятая Дева прославляла Бога, что Он услышал Ее молитву и исполнил желание Ее сердца, и начала беседу о предстоящей Ее кончине. Во время этой беседы также чудесным образом предстал и апостол Павел с учениками своими: Дионисием Ареопагитом, дивным Иерофеем, Божественным Тимофеем и другими из числа семидесяти апостолов. Всех их собрал Святой Дух, чтобы они сподобились благословения Пречистой Девы Марии и благолепнее устроили погребение Матери Господней. Каждого из них Она призывала к Себе по имени, благословляла и хвалила веру и их труды в проповедании Христова Евангелия, каждому желала вечного блаженства и молилась с ними о мире и благостоянии всего мира.
Настал третий час, когда должно было совершиться Успение Божией Матери. Пылало множество свечей. Святые апостолы с песнопениями окружали благолепно украшенный одр, на котором возлежала Пречистая Дева Богородица. Она молилась в ожидании Своего исхода и пришествия Своего вожделенного Сына и Господа. Внезапно облистал неизреченный Свет Божественной Славы, пред которым померкли пылавшие свечи. Видевшие ужаснулись. Верх помещения как бы исчез в лучах необъятного Света, и сошел Сам Царь Славы, Христос, окруженный множеством Ангелов, Архангелов и других Небесных Сил с праведными душами праотцев и пророков, некогда предвозвещавших о Пресвятой Деве. Увидев Своего Сына, Божия Матерь воскликнула: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе, Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея», и, поднявшись с ложа для встречи Господа, поклонилась Ему. Господь приглашал Ее в обители Вечной Жизни. Без всякого телесного страдания, как бы в приятном сне, Пресвятая Дева предала душу в руки Своего Сына и Бога. Тогда началось радостное ангельское пение. Сопровождая чистую душу Богоневесты с благоговейным страхом как Царицы Небесной, Ангелы взывали: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах! Се Царица, Богоотроковица, прииде, возьмите врата, и Сию премирно подъимите Присносущую Матерь Света; То я бо ради всеродное человеком спасение бысть. На Нюже взирали не можем и То й достойную честь воздати немощно». Небесные врата возвысились, встретив душу Пресвятой Богородицы, Херувимы и Серафимы с радостью прославили Ее. Благодатное лицо Богоматери сияло славой Божественного девства, а от тела разливалось благоухание. Благоговейно и со страхом лобызая пречистое тело, апостолы освящались от него и исполнялись благодати и духовной радости. Для большего прославления Пресвятой Богородицы всемогущая сила Божия исцеляла больных, с верой и любовью прикасавшихся к священному одру.
Оплакав свою разлуку с Матерью Божией на земле, апостолы приступили к погребению Ее пречистого тела. Святые апостолы Петр, Павел, Иаков с другими из числа двенадцати апостолов понесли на своих плечах одр, на котором возлежало тело Приснодевы. Святой Иоанн Богослов шел впереди с райской светозарной ветвью, а прочие святые и множество верных лиц сопровождали одр со свечами и кадилами, воспевая священные песни. Это торжественное шествие началось от Сиона через весь Иерусалим в Гефсиманию. При первом его движении над пречистым телом Богоматери и всеми провожавшими Ее внезапно появился обширный и светозарный облачный круг, наподобие венца, и к лику апостолов присоединился лик ангельский. Слышалось пение Небесных Сил, прославлявших Божию Матерь, которое вторило земным голосам. Этот круг с Небесными певцами и сиянием двигался по воздуху и сопровождал шествие до самого места погребения. Неверующие жители Иерусалима, пораженные необычайным величием погребального шествия и озлобленные почестями, воздаваемыми Матери Иисуса, донесли о том первосвященникам и книжникам. Пылая завистью и мщением ко всему, что напоминало им Христа, они послали своих слуг, чтобы те разогнали сопровождавших, и самое тело Матери Божией сожгли. Возбужденный народ и воины с яростью устремились на христиан, но облачный венец, сопровождавший по воздуху шествие, опустился к земле и как бы стеной оградил его. Преследователи слышали шаги и пение, но никого из провожавших людей не видели. Многие из них были поражены слепотой. Иудейский священник Аффония из зависти и ненависти к Матери Иисуса Назорея хотел опрокинуть одр, на котором возлежало тело Пресвятой Девы, но Ангел Божий невидимо отсек его руки, которые прикоснулись к гробу. Видя такое чудо, Аффония раскаялся и с верой исповедал величие Матери Божией. Он получил исцеление и примкнул к сонму сопровождавших тело Богоматери, став ревностным последователем Христа.
Когда шествие достигло Гефсимании, там с плачем и рыданием началось последнее целование пречистого тела. Лишь к вечеру святые апостолы могли положить его в гроб и закрыть вход в пещеру большим камнем. Тр и дня они не отходили от места погребения, совершая непрестанные молитвы и псалмопения. По премудрому смотрению Божию апостолу Фоме не суждено было присутствовать при погребении Матери Господней. Придя в третий день в Гефсиманию, он с горькими слезами повергся пред гробовой пещерой и громко выражал сожаление о том, что не удостоился последнего благословения Матери Божией и прощания с Ней. Апостолы в сердечной жалости о нем решились открыть пещеру и доставить ему утешение – поклониться святым останкам Приснодевы. Но, открыв гроб, они нашли в нем одни только Ее погребальные пелены и убедились таким образом в дивном вознесении Пресвятой Девы с телом на Небо. Вечером в тот же день, когда апостолы собрались в доме для подкрепления себя пищей, им явилась Сама Матерь Божия и сказала: «Радуйтесь! Я с вами – во все дни». Это так обрадовало апостолов и всех бывших с ними, что они подняли часть хлеба, поставляемую на трапезу в память Спасителя («часть Господа»), и воскликнули: «Пресвятая Богородица, помогай нам!» (Этим было положено начало чину возношения панагии – обычаю возношения части хлеба в честь Матери Божией, который и доныне хранится в монастырях.) Пояс Богоматери, Ее святые одежды, хранимые с благоговением и разделяемые по лицу земли на части, творили и творят чудеса. Ее многочисленные иконы всюду изливают токи исцелений и знамений, а святое тело Ее, взятое на Небо, свидетельствует о нашем будущем пребывании с ним. Оно не оставлено случайным переменам преходящего мира, но несравненно более возвышено преславным вознесением на Небеса. Праздник Успения Пресвятой Богородицы с особой торжественностью совершается в Гефсимании, на месте Ее погребения.
Церковь Николы в Столпах (начало XVII в.) в Армянском переулке
Место церкви Николы в Столпах – школа
Церковь в память этого праздника, прозванная «восьмым чудом света», была таким же национальным символом для Москвы, как Андреевская церковь для Киева или храм Илии Пророка для Ярославля. Разрушение этой церкви стало одним из самых страшных преступлений в русской истории. Сама же улица Покровка, где стоял знаменитый храм Успения, является одной из старейших улиц Москвы. Нужно признать, что она даже стала московским феноменом по числу стоявших на ней церквей, и это, не считая переулков, словно имя ее осенило появление здесь многих храмов. Свое же собственное имя она получила от Покровского храма, основанного в XIV в. на месте нынешнего дома № 2 по Маросейке и упраздненного еще в конце XVIII столетия.
В старину Покровка была единой улицей, и только когда здесь образовалось Украинское подворье, отрезок Покровки от Ильинских ворот до Армянского (Столповского) переулка стали именовать Маросейкой. Стоит поведать читателю и о самой Маросейке, дабы дать некоторое представление о той местности, где располагалась знаменитая церковь Успения. Улица Маросейка (от Ильинских до Покровских ворот Китай-города) и ее продолжение – Покровка – возникли на месте дороги в подмосковные царские села Рубцово и Измайлово. До XVII в. в этом районе селились иноземцы, а с середины века при царе Михаиле Федоровиче, когда иностранцы были переселены в специально созданную для них на реке Яузе Немецкую слободу, здесь находилось Малороссийское подворье, фрагмент которого можно обнаружить в одном из участков дома № 9. В подворье останавливались украинские гетманы и их свита во время своих приездов в Москву. Собственно, по названию подворья улицу и стали называть Малороссейкой, а потом сокращенно – Маросейкой. Улица берет свое начало у площади Ильинских ворот Китай-города (здесь заканчивается ведущая от ГУМа Ильинская улица, названная по имени Ильинского монастыря с соборной церковью Илии Пророка). В тенистом сквере этой площади стоит памятник героям Плевны – часовня в виде огромного колокола работы архитектора В.О. Шервуда, созданная в 1877 г. на средства оставшихся в живых однополчан. Кстати сказать, в средние века Ильинская площадь называлась Блинной, так как здесь торговали горячими блинами. В московском просторечии это место называлось «Блинниками». Отсюда произошло название белокаменной церкви Св. Николая Чудотворца в Блинниках (известна также как церковь Св. Николая в Кленниках) на левой стороне Маросейки (дом № 5).
История Маросейки, ответвляющихся от нее переулков да и – что там – каждого дома интересна настолько, что и сегодня будоражит умы москвичей и гостей столицы. Обиходное старомосковское название этого дома было «Дом, откуда берут вторых жен». Это название укрепилось за домом № 11 по улице Маросейка еще с конца XVII в., когда из неузнаваемого сегодня после реконструкции 1930-х гг. дворца бояр Нарышкиных в Кремль была сосватана молодая красавица Наталья. Наталья Кирилловна Нарышкина не просто прославила свой дом: став второй женой «тишайшего» Алексея Михайловича, она родила ему сына Петю – первого императора и самодержца Российского Петра Великого. Нежная и внешне покорная престарелому супругу Наталья Нарышкина проявила непоколебимую решительность и силу воли в «бунташный» период, фактически возглавив карательные акции против восставших стрельцов и обеспечив венчание на царство своего сына Петра Алексеевича. После провозглашения сына в 1689 г. единоличным российским правителем Наталья Кирилловна передала в находящийся на той же Маросейке (дом № 5) храм Святого Николая Чудотворца в Блинниках, бывший одновременно домашней церковью рода Нарышкиных, византийскую икону X в. в драгоценном окладе, которая, к сожалению, бесследно исчезла в горниле революционных событий 1917–1918 гг. Перестроенные в самом начале XVIII в. боярские палаты превратились в симпатичный дворец просвещенной московской императорской родни, которая открыла в пустующем большую часть года здании знаменитую гимназию Глюка – того самого прибалтийского немца, пастора Эрнста Глюка (1652–1705), домоправительницей у которого в Мариенбауме и Москве служила чернобровая красавица Марта Скавронская (1684–1727), ставшая со временем второй женой Петра Великого и русской императрицей Екатериной Первой. По сведениям современников, знакомство 18-летней Марты и 31-летнего царя состоялось при посредничестве «продувной бестии» и светлейшего князя Алексея Даниловича Меншикова именно в этом доме и продолжалось там же до того момента, пока император не увез красавицу в Петербург. В Северной столице Марта приняла православие, была крещена Екатериной Алексеевной и родила венценосному любовнику двух дочерей.
Благодаря веселому и ровному характеру, умению усмирять беспричинные вспышки гнева и ладить со страдающим периодическими приступами эпилепсии монархом она настолько привязала к себе Петра, что он брал ее во все военные походы. По преданию, во время Прутского похода она спасла окруженного вражескими войсками царя, передав турецкому визирю все свои драгоценности и тем самым склонив его к подписанию перемирия. Преданность и самоотверженность Екатерины привели к тому, что 19 февраля 1712 г. они обвенчались, а их дочери Анна и Елизавета (будущая императрица Елизавета Петровна) получили официальный статус цесаревен. Кстати, в память о Прутском походе в 1714 г. Петр I учредил орден Св. Екатерины, которым наградил жену в день ее именин, а в мае 1724 г. короновал ее в качестве императрицы. История возникновения женского ордена Святой Великомученицы Екатерины такова. Летом 1711 г. во время военного похода на Турцию в степи у реки Прут турки окружили русское войско. Избежать плена помог только выкуп – сопровождавшие Петра I придворные дамы во главе с будущей императрицей поснимали с себя все драгоценности. В память об этом событии был учрежден орден. Награда состояла из звезды ордена и знака ордена. Кавалером ордена Святой Великомученицы Екатерины была камер-фрейлина высочайшего двора А.А. Орлова.
Церковь Введения Пресвятой Богородицы, что в Барашах
В течение первой четверти XVIII в. дом на Маросейке, «откуда берут вторых жен» и где некогда состоялась встреча монаршей четы, процветал в качестве элитного учебного заведения и центра науки. Помимо педагогической деятельности Эрнст Глюк активно занимался филологией и переводами. Именно здесь при финансовой поддержке Екатерины Алексеевны им была написана одна из первых грамматик русского языка, подготовлены русские переводы лютеранской Библии и катехизиса. По некоторым сведениям, здесь же готовился проект высочайшего указа об учреждении Российской академии наук, учрежденной в 1724 г., но начавшей функционировать лишь в период царствования Екатерины I (1725–1727). Научно-просветительный характер «дома вторых жен» на Маросейке получил дальнейшее развитие в начале XIX в. Интересно, что окончательно превратившееся в школу семейное гнездо Нарышкиных не перестало быть учебным заведением даже тогда, когда лишилось императорской поддержки. Закрытию из-за финансовых проблем бывшей гимназии Глюка воспрепятствовали отцы города. В период царствования Николая I московская общественность организовала сбор пожертвований и добилась Высочайшего разрешения на открытие в этом здании т. н. Человеколюбивого общества, на базе которого вплоть до 1917 г. успешно функционировали богадельня, лечебница для приходящих больных и училище для бедных девиц. «Ищите невест среди нарышкинских выпускниц с Маросейки», – настойчиво советовали мудрые московские свахи великовозрастным холостякам и солидным вдовцам. И с ними было трудно поспорить: где еще, как не среди курсисток училища для бедных девиц, можно было подобрать скромных, непритязательных жен, обученных всем премудростям домоводства?..
Но вернемся к храмам, располагавшимся на Маросейке. Напротив Покровской церкви также с конца XIV в. стоял Никольский храм, что в Блинниках. Далее следовали Петроверигский храм, поставленный в 1669 г. во имя Положения честных вериг св. апостола Петра в память женитьбы Алексея Михайловича на М.И. Милославской (храм сгорел в 1812 г. и был разобран); уцелевшая церковь Космы и Дамиана, Успения на Покровке, Троицы на Грязех, Воскресения Словущего в Барашах; наконец, улицу завершал храм Усекновения Главы Иоанна Предтечи, от которого осталась колокольня на Земляном Валу. Историю этого замечательного пророка нам хотелось бы осветить подробнее. Как известно, о мученической кончине Предтечи Господня в 32 г. от Р.Х. повествуют Евангелия от Матфея (Мф. 14, 1– 12) и Марка (Мк. 6, 14–29). Однако священное предание Апостольской Церкви сохранило некоторые подробности этих событий, происходивших незадолго до Распятия и Воскресения Христова. После смерти Ирода Великого римляне разделили территорию Палестины на четыре части и в каждой части поставили правителем своего ставленника. Ирод Антипа получил от императора Августа в управление Галилею. У него была законная жена, дочь аравийского царя Арефы. Ирод оставил ее и сожительствовал с Иродиадой, женой своего брата. Пророк Иоанн неоднократно обличал его, но царь не посмел причинить ему зла, так как почитал Иоанна Крестителя как пророка и боялся народного гнева. Все же святой Иоанн Креститель был посажен в темницу царем Иродом (Лк. 3, 19–20).
Св. Иоанн Предтеча
В день своего рождения Ирод устроил богатый пир, на котором перед гостями плясала Саломия, дочь Иродиады. Она так угодила этим Ироду, что он поклялся перед гостями дать ей все, чего бы она ни попросила. Саломия пошла к матери за советом. Иродиада научила дочь просить голову святого Иоанна Крестителя. Ирод опечалился: он боялся гнева Божиего за убийство пророка, но не мог нарушить неосторожной клятвы. Иоанну Крестителю отрубили голову и отдали Саломии. По преданию, голова продолжала обличать Ирода и Иродиаду. Неистовая Иродиада исколола язык пророка булавкой и закопала голову в нечистом месте. Но Иоанна, жена царского домоправителя Хузы, тайно взяла святую главу, положила в сосуд и погребла ее на Елеонской горе, в одном из поместий Ирода. Тело святого Иоанна Крестителя взяли его ученики и погребли его. Божий гнев обрушился на тех, кто решился погубить пророка. Саломия переходила зимой реку Сикорис и провалилась под лед. Она висела телом в воде, а голова ее находилась надо льдом. Подобно тому, как она некогда плясала ногами по земле, теперь она, словно пляшущая, производила беспомощные движения в ледяной воде. Та к она висела до тех пор, пока острая льдина не перерезала ее шею. Ее отрезанную голову принесли Ироду и Иродиаде, как некогда принесли им голову Иоанна Предтечи, а тело ее так и не нашли. Аравийский царь Арефа в отмщение за бесчестие своей дочери двинул свои войска против нечестивого царя и нанес ему поражение. Римский император Га й Юлий Цезарь Калигула (37– 41 гг.) в гневе сослал Ирода вместе с Иродиадой в заточение в Галлию, а потом в Испанию. Та м они были поглощены разверзшейся землей.
Через много лет после казни Иоанна Крестителя, когда земля, в которой покоился сосуд со святой главой Предтечи, перешла в собственность благочестивому вельможе Иннокентию, этот сосуд был обретен при строительстве церкви; Иннокентий узнал о величии святыни по бывшим при этом чудесам и знамениям. Но перед своей кончиной, боясь, как бы святыня не была поругана иноверцами, он снова скрыл ее в том же месте. Прошло много лет; церковь, построенная Иннокентием, пришла в запустение. Во время правления императора Константина Великого двум инокам, пришедшим на поклонение в Иерусалим, дважды явился святой Иоанн Креститель и указал место нахождения своей честной главы. Откопав святыню, иноки положили ее в мешок из верблюжьей шерсти и отправились домой, но по дороге встретили незнакомого горшечника, которому доверили нести драгоценную ношу. Тогда горшечнику явился сам Предтеча и велел бежать от нерадивых иноков вместе с ношей. В семье горшечника честная глава хранилась и передавалась из поколения в поколение в запечатанном сосуде, пока ею не завладел священник Евстафий, зараженный ересью арианства. Пользуясь чудодейственной силой, исходившей от главы, он совратил в ересь множество людей. Когда же его кощунство открылось, он бежал, закопав святыню в пещере близ Емессы, надеясь впоследствии снова забрать ее. Но Бог этого не допустил. В пещере поселились благочестивые иноки и возник монастырь. В 452 г. святой Иоанн указал в видении архимандриту монастыря Маркеллу место сокрытия своей главы, и она была вновь обретена. Святыню перенесли в Емессу, а затем в Константинополь. Праздник первого и второго чудесного обретения главы Иоанна Крестителя отмечается Церковью 8 марта (24 февраля по ст. ст.).
Около 850 г., когда в Константинополе возникли волнения, связанные со ссылкой святителя Иоанна Златоуста, глава святого Иоанна Крестителя была унесена в Емессу, а оттуда, во время набега сарацин, – в Команы, где была спрятана позже, во времена иконоборческих гонений. После восстановления иконопочитания патриарху Игнатию ночью на молитве было указано место, где хранилась честная глава. Святыня снова была обретена и перенесена в придворную церковь; часть ее хранится на Афоне. Праздник третьего обретения главы святого Иоанна Предтечи – 7 июня (25 мая по ст. ст.). В память усекновения главы святого Иоанна Крестителя церковью установлен праздник и строгий пост как выражение скорби христиан о насильственной смерти великого Пророка.
Успенская церковь была лишь одним храмом из этого великолепного церковного изобилия, но, пожалуй, наиболее особенной. Древняя Покровская церковь, оставившая имя улице, именовалась «что в Садех» – здесь был загородный государев двор Ивана III с роскошными фруктовыми садами, куда он переселился из Кремля после страшного пожара 1491 г. С великокняжеской резиденции и началось освоение этой местности. Парадокс кроется в том, что москвичи селиться здесь особо не жаждали, потому что речка Рачка, образовавшая Чистые пруды, сильно подтопляла и размывала эту местность, что и запечатлелось в прозвище местной церкви Троицы на Грязех. Оттого-то в те времена, когда здесь появилась первая, еще деревянная, Успенская церковь (самое начало XVI в.), Покровка была ремесленной окраиной Москвы.
Скажем еще несколько слов о Покровке и Маросейке. По сути это – одна улица, которую старые москвичи обычно обобщенно называют Покровкой; она носила это название еще в начале XIX в. по стоявшему в самом начале ее храму Покрова Богородицы. Но в народе начальный отрезок улицы Покровка, как мы уже говорили, называли Маросейкой от искаженного слова «малороссийский», точнее, от Малороссийского подворья, которое находилось в старину на месте доходного дома № 9. В районе Покровки исторически, со времени присоединения Украины к России, селились выходцы с Украины, которых по длинному чубу москвичи называли хохлами, отсюда название прилегающей справа исторической местности – Хохлы. Один из переулков до сих пор носит название Хохловского; там сохранились (дом № 7) старинные палаты дипломата, думного дьяка Емельяна Украинцева (о его малороссийском происхождении говорит фамилия), возглавлявшего российскую внешнюю политику на посту начальника Посольского приказа в последние годы XVII столетия. Любопытно, что и в XIX в. дом по-прежнему имел отношение к внешнеполитическому ведомству: в нем располагался известный архив Коллегии иностранных дел. Его служащие, молодые люди, увлекавшиеся философией и поэзией, получили прозвание «архивных юношей». Здесь бывал и первый поэт России Александр Пушкин, собиравший в архиве материалы для своей исторической прозы и научных исторических трудов. Об Украине здесь также напоминают палаты в Колпачном переулке (дом № 10), которые москвичи до сих пор называют палатами гетмана Ивана Мазепы. Современные историки опровергают связь Мазепы с этим домом, хотя по возрасту палаты вполне соответствуют – они были построены в конце XVII столетия и несут на себе отпечаток стиля «нарышкинского барокко».
Старинное название местности отразилось еще и в имени церкви Живоначальной Троицы в Хохловке (Хохловский переулок, дом № 12). Была в этих местах и знаменитая река Рачка (сейчас полностью заключена в трубу): она брала начало из «Поганой лужи» (позднее Чистый пруд) на современном Чистопрудном бульваре. Проследить по рельефу ее бывшее русло можно только начиная с «народной тропы», проходящей между Хохловским и Колпачным переулком. Рачка впадала в реку Москву чуть выше устья реки Яузы, на Москворецкой набережной. Теперь она впадает в реку Яузу вблизи Астаховского моста. В 1740 г. речка разрушила старую церковь Троицы. В 1745 г. церковь была поправлена. Через пять лет архитектор князь Д.В. Ухтомский спроектировал трубу для речки, но до 1759 г. проект не был выполнен.
Личность Дмитрия Васильевича Ухтомского заслуживает несколько строк, а по существу даже целой главы. Но дабы не уходить от основной темы нашего повествования, расскажем о нем лишь вкратце. Дмитрий Васильевич Ухтомский родился в 1719 г. в с. Семеновское (ныне Ярославская обл.). Происходил из старинного княжеского, но обедневшего рода среднего служилого дворянства. Мальчиком он был отдан для обучения в московскую «школу математических и навигацких наук», которая размещалась в Сухаревой башне.
В 1733 г., в возрасте 14 лет, Дмитрий Ухтомский был направлен учеником в архитектурную команду главного архитектора Москвы И.Ф. Мичурина. Он ремонтировал и перестраивал множество церквей, монастырей и казенных зданий. После восьми лет работы с Мичуриным Ухтомский был переведен в команду И.К. Коробова, основная работа которого заключалась в осмотрах и починке городских ветхих строений. Первая самостоятельная работа Ухтомского – проект Тверских ворот к коронации Елизаветы Петровны. Принимая во внимание талант, знания, сложившееся мастерство своего молодого ученика, Коробов в 1742 г. представил Ухтомского к званию гезеля (подмастерья), сделал своим помощником и передал все дела по управлению командой при своих отъездах. Через два года молодой помощник был представлен к званию «заархитектора» и произведен в капитаны, а в мае 1754 г. за многочисленные заслуги награжден рангом подполковника. В 1747 г. Ухтомский остается фактически единственным архитектором Москвы (с 1745 по 1752 г.). Еще с сентября 1745 г. он был произведен Сенатом в архитекторы при московской полиции, в обязанности которого входило руководство всей гражданской и обывательской застройкой города и надзор за соблюдением специальных указов. К архитектурному наследию Ухтомского относятся богатые усадьбы, дома знати, общественные учреждения, триумфальные ворота, церкви, мосты, колокольни. Значительная часть проектов не была осуществлена по разным причинам еще при жизни автора. Почти все постройки Ухтомского до наших дней не сохранились, до сих пор не найдена значительная часть его проектов.
После пожаров 1748 г. и 1752 г. под руководством Ухтомского были составлены планы регулярных застроек погорелых мест (такое практиковалось впервые), и после Ухтомского они длительное время являлись основными градостроительными документами Москвы. С 1753 по 1757 г. по проекту Ухтомского шло строительство Кузнецкого моста, который являлся одним из примеров крупных ансамблевых композиций середины XVIII в. и просуществовал до начала XIX в. С начала 1750-х гг. XVIII столетия под руководством Ухтомского были развернуты работы по починке городских стен и башен Кремля, а с 1749 по 1754 г. он вел большую работу по строительству Кремлевского дворца для императрицы Елизаветы. Пожалуй, единственным сохранившимся до наших дней творением выдающегося русского зодчего является колокольня Троице-Сергиевой лавры. Одновременно с Красными воротами Ухтомский в 1753 г. начинает строительство сенатского дома в Немецкой слободе. В числе построек архитектора были: Головинский дворец, галереи для хранения собрания Оружейной палаты, винные склады Каменномостского питейного двора, подмосковные усадьбы (в том числе, вероятно, и Кусково) и многие другие, к сожалению, теперь исчезнувшие. Заслугой этого русского архитектора и его учеников следует считать восстановление и реставрацию памятников старины, что сохраняло их от разрушения. Следует отметить и педагогический талант Ухтомского, который в полной мере проявлялся во время создания и руководства первой в России специальной архитектурной школой, начавшей свою работу с октября 1749 г. Ее целью было дать ученикам профессиональные навыки и систематизированные теоретические знания. Среди воспитанников школы были М.Ф. Казаков, А.Ф. Кокоринов и другие выдающиеся мастера.
В 1760 г. Ухтомский был обвинен в большом расходовании средств на руководимых им стройках. Последовало отстранение от дел, началась ревизия, которая длилась 10 лет, установившая полную необоснованность обвинения. Но к руководству архитектурной командой и школой (прекратила свое существование в 1764 г.) Ухтомский возвращен не был. О последних годах жизни зодчего известно мало. Пробыв некоторое время после отставки в Москве, он в 1767 г. переехал в свое небольшое именьице Дубки Одоевского уезда Тульской губернии, где и скончался. Похоронен он был у стен деревянной церкви Михаила Архангела, по которой и село часто называется Архангельское-Дубки. На месте несохранившейся церкви сыном покойного Дмитрием была возведена новая каменная церковь Смоленской Богоматери. Могила зодчего теперь утеряна. Лишь несколько десятилетий назад с южной стороны церкви удалось обнаружить надгробие из белого мрамора в виде саркофага с надписью: «1774 году октября 4 дня преставился колеской советник архитектур князь Дмитрий Васильевич сын Ухтомский».
Еще не существовало стены Китай-города, но расширялся посад у восточной стены Кремля. Там, где селились торговцы и ремесленники, за посадом на Покровке простирались многочисленные дворцовые слободы, протянувшиеся до самого Земляного Вала – Казенная, Барашевская, Садовая, Котельная... Дворцовая слобода московских котельников образовалась в районе современного Потаповского переулка, ее надо не путать с Таганкой, где была другая котельническая слобода. Мастера Покровской котельной слободы делали кухонные котлы всех фасонов и размеров, горшки, чугунки и прочую металлическую посуду для бесчисленных нужд огромного государева двора. Продукция пользовалась огромным спросом, поскольку потребность в ней испытывали все: в этих котлах готовили пищу и для государева стола, и для придворных, и в богатых боярских дворах, и для армии; такие котлы брали в каждый поход. Впрочем, некоторые ученые полагают, что это была не дворцовая, а обыкновенная городская слобода, обслуживавшая нужды москвичей. Та к или иначе, котельники, жившие слободой по левой стороне Покровки, и построили себе приходскую Успенскую церковь. Деревянная церковь известна с 1511 г. По ней прилегающие переулки были названы Большим и Малым Успенским (в наше время соответственно Потаповский и Сверчков). И только в 1656 г. котельники выстроили себе каменную Успенскую церковь, что свидетельствовало об их большом материальном достатке, так как иметь каменную церковь было не только очень престижно, но и очень дорого.
При первых Романовых характер Покровки несколько изменился, поскольку она стала главной государевой дорогой в царские загородные резиденции – Измайлово и Рубцово. Теперь наряду с ремесленниками здесь селилась знать и зажиточные купцы – так появлялись новые прихожане Успенской церкви. Одним из них был купец-гость Иван Сверчков, имевший собственные палаты в Малом Успенском переулке, теперь носящем его имя. Прозвище «гость» имело очень древние московские корни: так называли верхушку торгового сословия – богатейших купцов, занимавшихся иностранной и крупной оптовой торговлей. Сверчков и построил своим иждивением в 1696–1699 гг. новую каменную Успенскую церковь, которая получила прозвание «восьмое чудо света». Новая постройка была вызвана насущной необходимостью, так как каменный храм, возведенный в середине XVII в., сильно пострадал в пожаре 1688 г., от которого выгорела большая часть Покровки. Строя новый храм, Сверчков, наверное, и не подозревал, какую всемирную славу будет суждено снискать его детищу. Купец пригласил для работ украинского мастера, крепостного крестьянина-зодчего Петра Потапова, чье имя теперь носит Потаповский переулок. Иные теперь считают его не архитектором, а резчиком по камню или даже помощником главного, подлинного архитектора, чье имя якобы осталось тайной, поскольку известное имя автора храма в допетровской Руси – редкий случай.
Одна из «самых московских церквей», ставшая жемчужиной московского барокко и высшим образцом этого архитектурного стиля, эта церковь имела очень сложное устройство. На первом ярусе была освящена нижняя церковь во имя святителя Петра Московского с приделом Рождества Иоанна Предтечи, по именинам храмоздателя Ивана Сверчкова. В 1699 г. выстроили верхнюю, собственно Успенскую церковь. У этого храма было 13 глав, символизировавших Господа Иисуса Христа и 12 апостолов. Роскошная колокольня, которая соединялась с церковью папертью, была столь величественной, что ее можно было принять за самостоятельную шатровую церковь, «иже под колоколы». Впечатляющей была и игра белопенного, снежного кружева декора с пламенеющим огненно-красным храмом. Современникам Успенский храм представал громадой составленных церквей, летящих в небеса, но вместе с тем стройным, как архитектурная поэма. Это чудо имело вырезанную на портале символическую надпись «Дело рук человеческих». Церковь осталась обыкновенной приходской, но в то же время почетно «домовой» для Ивана Сверчкова: второе крыльцо храма с парадной лестницей вело в сад, окружавший дом купца, и таким образом у хозяина имелся собственный отдельный вход. У церкви были очень высокая лестница и высокое гульбище – открытая площадка-галерея перед входом в храм. Каждый молящийся поднимался по лестнице на гульбище и, прежде чем переступить порог храма Божия, обозревал открывавшуюся с этой высоты панораму: так создавалось чувство вознесенности, оторванности от земли, располагающее к молитвенному настроению. Возвысить душу и мысль человеческую от мира сего, устремить ее к небесам – к тому же призывала причудливая, неземная красота Успенской церкви, символизировавшая красоту Божественного творения. Академик Д.С. Лихачев как-то заметил, что ее надо было видеть именно в окружении «низких обыденных зданий». Более того, по версии ученых, эта гигантская церковь знаменовала собой один из семи священных холмов Москвы, подобно тому, как колокольня Ивана Великого венчала главный из них – Боровицкий.
Внутри храма Успения на Покровке
Довольно близкая к Кремлю, Успенская церковь почти сразу же после своего возведения в первой половине XVIII в. была в числе других определена к слушанию соборного благовеста. Тогда еще действовало патриаршее постановление: в городских церквях не начинать благовеста прежде соборного, чтобы в звоне колоколов не было разнобоя и неблагочестия. В Москве соборный благовест был в Успенской звоннице в Кремле с колокольней Ивана Великого, и не следовало начинать благовест прежде или позже, чем зазвонит кремлевская звонница. (В случае престольного праздника храма его духовенству следовало получать благословение митрополита на ранний благовест с записью в приказе церковных дел.) Для лучшего соблюдения этого правила, поскольку многие храмы Москвы были отдалены от Кремля и не слышали соборный благовест, создали своеобразный церковный «телеграф». Велено было «слушать звон» при определенных, назначенных к тому центральных церквях, в которых слышали благовест из Кремля и начинали звонить вместе с ним, а уже по их звону начинали звонить остальные церкви. Наряду со Сретенским монастырем и храмом Николы Явленного на Арбате в обширный список «благовестных» церквей Москвы попала и Успенская церковь на Покровке. Ответственность была колоссальной, а оплошавших священников, пропустивших соборный благовест, не только штрафовали, но и лишали сана.
Церковь ошеломила современников и потомков, став как блистательным итогом развития русской архитектуры, так и предтечей грядущих архитектурных эпох. Она скоро вошла в загадочную параллель с храмом Покрова на Рву, что на Красной площади, которая протянется до самого конца ее дней – слишком много схожего, перекликающегося было в легендах об этих храмах, начиная с того, что оба они именовались восьмым чудом света. Ведь только очень редкая, уникальная, если не единственная церковь могла сравниваться с Покровским собором. В один ряд с ним Успенскую церковь изначально поставил Василий Баженов, считавший ее не только одним из красивейших зданий в Москве, но и творением «ярко национальным». Архитектор сравнивал ее с замоскворецким храмом Климента Папы Римского (он же Спаса Преображения), говоря, что она даже «больше обольстит имущего вкус, ибо созиждена по единому благоволению строителя», то есть представляет собой целостное архитектурное творение, подобно скульптуре, вытесанной из единой глыбы мрамора. Успенская церковь восхищала и иностранцев, побывавших в Москве. Для архитектора В.В. Растрелли, величайшего мастера барокко, она стала целым творческим вдохновением: именно ее он взял за образец для своего Смольного собора в Петербурге, «наиболее русского» из всех произведений Растрелли, по выражению И.Э. Грабаря. Вспоминается и образное выражение писателя-публициста 1990-х гг., что уроженец Парижа архитектор Растрелли был рожден в Москве. И это был не единственный пример петербургского подражания московской жемчужине. В Северной столице есть еще один храм, созданный по мотивам образа Успенской церкви – это Воскресенский храм на Смоленском кладбище, где отпевали Александра Блока. Даже Наполеон был потрясен этой церковью и, по легенде, поставил особый караул охранять ее от пожара и мародеров. Впрочем, другая легенда гласит, что он приказал разобрать ее по кирпичику и перенести в Париж. Нетрудно заметить здесь еще одну параллель с храмом Покрова на Рву: ведь именно его Наполеон якобы хотел перенести в Париж и приказал взорвать его, когда эта задумка технически не удалась. Есть еще сказание, будто наполеоновский маршал (вероятно, Мортье, что занял дом графини Разумовской в начале Маросейки), увидев церковь, воскликнул: «О! русский Нотр-Дам!» Другое предание приписывает это высокопарное восклицание самому Наполеону. Та к или иначе, храм поистине чудом не пострадал от пожара 1812 г. Но была ли в этом заслуга Наполеона? Ведь есть свидетельства, и вполне правдоподобные, что на самом деле церковь спасли от огня не мифические караульные, а крепостные Тютчевых, жившие рядом; дом отца поэта и сейчас стоит в Армянском переулке. Это была и любимая московская церковь Ф.М. Достоевского. Его жена вспоминала, что, бывая в Москве, он возил ее, «коренную петербуржку», посмотреть на эту церковь, потому что чрезвычайно ценил ее архитектуру. И, бывая в Москве один, Достоевский всегда ехал на Покровку помолиться в Успенской церкви и полюбоваться на нее. Он заранее останавливал извозчика и шел к ней пешком, чтобы по пути рассмотреть храм во всей красе. А бывал он в этих краях и потому, что в Старосадском переулке жила его любимая тетка и крестная А. Куманина, которую он часто навещал.
Упомянув Старосадский переулок, можно немного рассказать и о его истории. Вниз к Ивановской горке неторопливо спускается он, названный так по великокняжеским садам, разбитым здесь в глубокой древности. Историки полагают, что именно великий князь Василий Дмитриевич впервые разбил тут, при дворце, знаменитые княжеские сады с роскошными фруктовыми деревьями – их свежие плоды подавали прямо на стол государю, а между Покровкой и Мясницкой еще долго стояли яблочные торговые ряды. Замысел своего деда с размахом осуществил великий князь Иван III, разбивший тут огромный Государев сад – его владения простирались от Ивановской горки до самого Васильевского луга на Москворецкой набережной. В XVI в. Государев сад был разбит в Замоскворечье на Софийке – в немалой степени для того, чтобы обезопасить Заречье от пожаров и освободить эту территорию от жилых домов, дабы не подвергать их постоянной опасности. Государевы сады при великокняжеской резиденции на Кулишках стали именовать Старыми садами, что и осталось в памяти названием местного Старосадского переулка. Здесь стоит один из немногих в Москве домов, связанных с именем Ф.М. Достоевского (№ 9). Само здание было сильно перестроено в начале нашего столетия архитектором Б. Кожевниковым, но в его основу встроен двухэтажный особняк XVIII в., обращенный фасадом во двор. Это бывшее владение родственников писателя Куманиных. У них часто гостил Ф.М. Достоевский: позднее он описал хозяйку дома в образе старухи Рогожиной в романе «Идиот». Отношения с Москвой у Достоевского были глубокие и личные: величайший гений России родился в ней, впитал здесь «русский дух» и отсюда переносил церковное и национальное начало в свои произведения. Москва для него была городом церквей и колокольного звона. А Успенская церковь была истинным, национальным символом Москвы.
И прихожане у церкви были замечательные. Особенности прихода определились, во-первых, ее центральным расположением и, во-вторых, изменением характера Покровки, где стала селиться знать, богачи, фабриканты. Первыми ее прихожанами стали Сверчковы, домочадцы храмоздателя Ивана Сверчкова, который сам упокоился с членами семьи в нижней церкви. Их дом – роскошные белокаменные палаты – и теперь находится в одноименном переулке (дом № 8). При палатах Сверчков основал еще одно богоугодное заведение – странноприимный дом. Вскоре после возведения Успенской церкви, в 1705 г., владельцем Сверчковых палат и новым прихожанином этого храма стал казначей И.Д. Алмазов – стольник царицы Прасковьи Федоровны, жены государя Федора Алексеевича. Считается, что палаты официально пробыли в его владении до 1765 г., пока не перешли к новому владельцу – тайному советнику А.Г. Жеребцову. Однако в Москве ходила легенда, будто в подвалах этих палат томился в заточении сам Ванька Каин, разбойник и сыщик (точнее, доноситель) в одном лице. Знаменитый вор, Иван Осипов Каин, долго грабивший на Волге, вдруг в конце 1741 г. сам явился в Москву, в Сыскной приказ, и записался в доносители, после чего устроил целую авантюру, укрывая крупных воров и ловя мелких, открывая подпольные игорные дома и поощряя грабежи. «На откупе» у него была большая часть московских полицейских, и они его не трогали. Лишь когда безобразия достигли предела и москвичи уже предпочитали ночевать в поле, только бы не оставаться в своих домах, из Петербурга приехал с военной командой генерал Ушаков, который в 1749 г. учредил самостоятельную комиссию по делу Каина. Разбойник вскоре был арестован и в 1755 г. сослан на каторгу в Сибирь. Только в этом промежутке Каин и мог содержаться в бывшем доме Сверчковых.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.