Глава девятнадцатая «Товарищ командир, к вам жена приехала!»
Глава девятнадцатая
«Товарищ командир, к вам жена приехала!»
Осень 1944-го выдалась дождливой. В небе нависали облака из улетающих птиц. Чернели голые деревья. Мы знали, что победа не за горами. Но ускорить ее наступление даже в том, что от нас зависело, никак не могли. Как я уже говорил, погода довольно часто была нелетной. Мы по-прежнему оставались в Лиде. Ждали нормальной погоды и от нечего делать играли в карты. Помню, однажды во время таких посиделок приоткрылась дверь, девушка из нашего полка просунула голову и как засмеется:
— Товарищ командир, а к вам жена приехала!
Я на нее аж прикрикнул:
— Кыш, какая может быть жена, я неженатый!
Однако Аркашка, штурман мой, сразу предположил:
— Командир, так это ж Нинка приехала!
— А ты откуда знаешь? Не может такого быть! — возразил я ему. — А если уверен, что это она, так езжай и сам встречай!
Про себя еще подумал даже: «У кого такие шутки дурацкие?» С Ниной, девушкой, с которой я познакомился по дороге в полк, мы продолжали переписываться, но надеяться на то, что она из Москвы приедет ко мне в Лиду, было никак нельзя. Между тем, мой Аркашка вскочил, побежал к нашей полуторке. Там Маша Безотказная спала на руле, он ее растормошил: «Поехали на вокзал, в комендатуру!»
А там, не поверите, моя Нинка действительно сидела. Военный комендант ее не пропускал, нельзя ж неизвестно кого пускать в воинскую часть. Аркашка сразу ее узнал, как закричит радостно: «Нинка!» А она посмотрела, что меня нет, сразу пригорюнилась, спрашивает: «А чего Леонид не приехал?» — она-то меня так звала, а не Лехой, как в полку. Аркаша ее успокоил: «Все с ним в порядке, сейчас сама его увидишь!» Привез он ее в полк. Мои стрелки, как Нину заметили, тут же, словно по боевой тревоге, в столовую рванули, к Степану. Сказали ему, мол, к нашему командиру жена приехала, корзинку нашли. Он ее им шикарно нагрузил всякими вкусностями, а потом говорит: «Ужинать ваш командир пусть приходит после того, как все поужинают. Тогда мы тут будем для себя накрывать, и он с женой пускай с нами посидит, чтобы с корзинками туда-сюда не бегать…»
Принесли мне Гоша с Ваней еду от Степана. И я почувствовал, что как-то неудобно мне с Нинкой уединяться. А тут как раз другие мои товарищи по полку подошли, спрашивают: «К тебе приехала мадама?» — «Ко мне». — «Ну так познакомь!» И решил я на всех накрывать. Ребята тут же столы составили. В нашем общежитии столы были большие, и я практически всю эскадрилью пригласил. Что дальше? Мы сидим за столом, благополучно глотаем разведенный спирт, закусываем тем, что Степан прислал. В корзинке оказалось столько разносолов: и селедочка под шубой, и заливное, и чего там только не было. Пообщались мы, решили расходиться, но вдруг (у нас каждый день, как я уже замечал, происходило что-нибудь «вдруг…») — боевая тревога!
Нинка сразу как заревет, но я ей решительно сказал: «Вот моя кровать, ложись, а часов через пять мы вернемся. Так что спокойно спи, и никаких слез!» Она еще сильней заплакала, страшно ей было отпускать меня на войну, спросила: «Куда хоть летите?» А откуда я сам это знал, на КП сообщат и полетим, куда Родина отправит. Однако дошли мы до цели (не помню уже, до какой именно, поэтому врать не буду), отбомбились, прилетели обратно. Вскоре выяснилось, что не вернулся самолет Миши Малеева. Что сталось с его экипажем, никто не знал. Я из столовой пришел в общежитие, Нинка вскочила мне навстречу: «Слава богу, что ты вернулся…» А ей возьми да скажи: «Помнишь, напротив тебя сидел такой вот с маленькими усиками. Его сбили…» Она опять в слезы. Что я мог поделать. Напустил на себя строгость, говорю: «Сейчас я тебя выгоню! Ты что ревешь? Неужели, думаешь, если мы живем за сто верст от линии фронта, то не воюем? Мы каждый день летаем над территорией врага, иногда даже на 500 верст в глубь нее уходим. Оттуда не все возвращаются. Ничего с этим не поделаешь. И слезы ни к чему, а то все мы начнем задумываться, кого из нас собьют следующим…»
Так моя Нина гостила у нас в первый раз, но далеко не в последний. Дело в том, что в сентябре 1944-го она закончила Мосрыбвтуз и после института получила назначение инженером-рыбоводом в только что освобожденный от немцев Минск, в отдел прудового рыбоводства Министерства сельского хозяйства Белоруссии. Что примечательно, в Белоруссии в тот период на все руководящие посты старались назначать партизан, лишь бы у них было хоть малейшее соображение в работе или более-менее соответствующее образование. А заместителями и обычными инженерами уже брали молодых специалистов, направленных из институтов в ту или иную отрасль. Таким образом, у моей Нинки начальником был старый партизан, а их, четырех молодых сотрудниц, постоянно посылали в командировки по всей Белоруссии: восстанавливать взорванные плотины, рыбхозы, питомники. Вот она и смогла заехать ко мне. А дальше, куда бы ни была выписана служебная командировка молодому инженеру-рыбоводу, будь то в Витебск, в Молодечно или в Гомель, но обратно в Минск путь ее обязательно пролегал через Лиду, и моя любимая на одну-две ночки оставалась со мной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.