Глава XII ЛИПРАНДИ В «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»

Глава XII

ЛИПРАНДИ В «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»

…О Россия!

Ради бога опомнись, пока еще не все средства истощены,

пока еще можно поправить зло.

Выдержка из дневника петрашевца Момбелли, приложенная к «Мнению» Липранди «Полярная звезда». Книга VII, выпуск 1

Причудливая судьба действительного статского советника Липранди. Враг Вольной печати заинтересован в том, чтобы в ней напечататься. Как появились копии секретного «Мнения». П. А. Ефремов. «Дионисиево ухо»

Действительный статский советник Иван Петрович Липранди всю жизнь проклинал тот день и час, когда он согласился взяться за ответственнейшее и секретнейшее дело — разоблачение тайного союза злоумышленников, сосредоточившихся вокруг петербургского чиновника Буташевича-Петрашевского.

Само предложение заняться этим делом было признаком явного доверия со стороны министра внутренних дел графа Перовского. Этим признавались прошлые заслуги Липранди: блестящая военная карьера в юности (к 24 годам он подполковник, ветеран 1812 года и двух других кампаний, кавалер нескольких орденов), затем — один из надежнейших военных агентов (ценные агентурные сведения перед и во время русско-турецкой кампании 1828–1829 гг.), один из лучших знатоков Турецкой империи и отдельных ее частей (несколько десятков опубликованных и засекреченных военных и экономико-статистических работ, одна из лучших в Европе библиотек по восточному вопросу). С 40-годов Липранди — один из наиболее толковых и исполнительных чиновников министерства внутренних дел, отлично выполнивший несколько весьма трудных и щекотливых поручений.

«Дело Петрашевского» явно сулило чиновнику всякие блага. Липранди действовал с обычной расторопностью, как во время военных кампаний или в турецком тылу. К петращевцам засылается провокатор Антонелли, достаточно образованный, чтобы понять, о чем они говорят. 3а время слежки с его помощью добываются обширные разоблачительные сведения. И наконец, в ночь на 11 апреля 1849 г. 39 человек арестованы, доставлены в III отделение и вскоре осуждены. 21 преступник — Петрашевский, Спешнев, Достоевский и другие — ждут утром 22 декабря 1849 г. расстрела, но «в последний миг» расстрел заменяется каторгой.

Казалось бы, дело сделано как нельзя лучше. Преступники раскрыты. Царь и начальники довольны. Но именно это дело положило конец карьере Липранди и привело к его опале, такой опале, что несколько лет спустя он записал: «Каждый лишенный прав состояния каторжник имеет путь предъявлять свои вопли и закон ему внемлет, но его, Липранди, никто не хотел и слушать, и это продолжается и до сих пор»¹.

В другом месте он восклицает: «Казнь Липранди совершена не на основании закона, а закулисно»².

Было несколько причин такого необыкновенного поворота событий.

Нашлись люди, и довольно влиятельные, которым чрезмерное усердие Липранди не понравилось. Эти люди отнюдь не жалели о петрашевцах, но им не нравилось, что Липранди своими действиями задевал их ведомства.

Недовольно было III отделение («общество» открыл чиновник другого ведомства — министерства внутренних дел).

Недоволен был Муравьев-вешатель (министр государственных имуществ) и кое-кто из других высших сановников (среди замешанных оказались их подчиненные).

Поэтому не следует удивляться, что даже Л. В. Дуббельт, второй человек в III отделении, заседая в следственной комиссии, был мягок и старался уменьшить значение общества Петрашевского.

Сам Липранди же, понятно, всеми силами стремился доказать, что он открыл действительно серьезное и опасное тайное общество. Для этого 17 августа 1849 г. он подал специальное «Мнение» в Комиссию о злоумышленниках и приложил к нему выдержки из множества документов, изъятых у преступников.

Вот это самое «Мнение» вместе с приложениями, несмотря на то что на каждом стоял гриф «совершенно секретно», и попало 12 лет спустя в VII книгу «Полярной звезды».

Основную мысль этого обширного документа И. П. Липранди сформулировал следующим образом: «Это вовсе не какой-нибудь мелкий заговор, образовавшийся в нескольких разгоряченных головах <…>. Я постепенно дошел до убеждения, что в деле этом скрывается зло великой возможности, угрожающее коренным потрясением общественному и государственному порядку».

Липранди был прав. Петрашевцы действительно угрожали «потрясением порядку». Но, имея уже революционеров в своих руках, влиятельные люди были не склонны поощрять чиновника, и его «Мнение» не было одобрено, что, впрочем, ничуть не помешало комиссии, а затем царю, вынести петрашевцам суровый приговор.

В своей «Записке о службе», представляющей своего рода автобиографию, Липранди подробно повествует о собственных мытарствах: за дело Петрашевского он был представлен к ордену св. Анны 1 степени, «но здесь Комитет министров не удостоил его этой награды, как бы находя, что не следовало так отчетливо открывать злоумышленные общества <…>. Один из бюрократов при получении им этого представления выразился, что он <Липранди> обрызган кровью»³.

Был пущен слух, будто Липранди желал отличиться в деле Петрашевского, чтобы замять какие-то свои нечистые финансовые операции. Затем он попал в немилость, начальство принялось его теснить. В конце концов Липранди оказался в отставке и почти без средств, имя же его приобрело всероссийскую недобрую славу как благодаря осужденным, так и по милости его коллег-недоброжелателей. Герцен и Огарев избрали И. П. Липранди мишенью для обстрела, видя в нем символ всей мрачной полицейской системы.

«….Липранди, доносящий по особым поручениям» («Колокол» № 1).

«Известный энтузиаст Липранди подал государю глубоко обдуманный проект о составлении рассадника шпионов» («Колокол» № 7).

«Какой-то морской Липранди надулся и сделал донос» («Колокол» № 93).

«Липранди, как трюфельная индейка, чуял заговор…» «Литературный Липранди…» («Колокол» № 160) и т. п.

В автобиографии Липранди имеются довольно интересные признания о том, как отразилась на его судьбе кампания, которую вела против него Вольная русская печать.

В 50-х годах он пытался пристроиться в различных ведомствах. Горестно вспоминая (в I860 г.), что некогда отказался от губернаторской должности, которую предлагал ему Перовский, Липранди писал: «А ныне, как один из вельмож отозвался: что скажет о сем Герцен?»⁴.

В 1857 г. вечером в метель весьма важная персона — тайный советник — мчится через Николаевский мост на Выборгскую сторону, где живет опальный Липранди, чтобы предложить ему одно очень выгодное место.

Липранди радуется, сменяет квартиру, затратив на переезд большие средства, — и никакого места нет…

«Стороной узнаю, — пишет Липранди, — что и тут опасались Герцена, не щадившего и их самих <сановников>, с тою только разницей, что на Липранди он нападает единственно за то, что не покрывал мраком дело Петрашевского, за то, что открыл похищенный Клевенским полумиллион⁵ и будто бы делает разные предположения об устройстве тайной полиции, где будто бы Липранди служил (этот вздор передан Герцену лицом, едва ли не известным Липранди), а других он <Герцен> величает бестолковыми, неспособными, тупоумными лакеями, выжившими из ума и лет, взяточниками, позволяющими всевозможные насилия, и тому подобными эпитетами. А между тем эти лица находят опасным определять в свои ведомства Липранди, потому что это вызовет против них Герцена и Огарева, почерпающих свои идеи из доставляемых отсюда сведений»⁶.

Как жаль, что Герцен и Огарев не читали этой записки: то-то порадовались бы они, во-первых, тому, как боятся их сановники (Липранди на службу не берут, чтоб не попало за это в «Колоколе»), во-вторых, они отметили бы гордость и злорадство Липранди при перечислении эпитетов, коими Вольная печать награждает высших начальников. Тех самых «бестолковых, неспособных, тупоумных лакеев», которые не оценили и самого Липранди.

Самого же Липранди Герцен и Огарев обвиняют только в том, чем он гордится, — в разоблачении Петрашевского. В другом месте своей автобиографии Липранди снова вспоминает о Вольной печати: «Года два тому назад между прочими сумасбродствами молвы насчет Липранди распущена была и такая, что будто бы он по высочайшему повелению в 24 часа высылается из столицы, потому что известный русский памфлетист в Лондоне в своих листках, между прочим, касается и Липранди, в особенности со времен соединения с Огаревым, который также не знает лично Липранди. Вслед за сим пронеслась молва, что Липранди дан месячный срок к выезду! Источник всему этому известен⁷ <…>. Все старание обращено на то, чтобы не допускать Липранди до деятельной службы <…> по ложно приписываемой ему проницательности и общенародности в подобных делах, как Петрашевского, не рассуждая, что оно было единственное такого рода».

Этот текст Липранди сопровождает следующим примечанием: «Огарев <…> в 1849 году по распоряжению князя Орлова арестован вместе с Тучковым, Сатиным и Селивановым, и найденные у них бумаги были переданы на рассмотрение министру внутренних дел, который поручил это Липранди. Бумаги Огарева оказались подозрительного содержания — уже по одним близким сношениям с Герценом и т. п., а в каталогах, найденных у арестованных, множество запрещенных книг, указанных старшим цензором комитета иностранной цензуры. Это было поводом неудовольствия этих господ, которых Липранди и не видел во время их пребывания под арестом, следовательно, и не снимал допросов и <…> кроме Тучкова, никого из них вовсе не знал»⁸.

В своей «Записке» о деле Петрашевского, составленной в 60-х годах, И. П. Липранди, снова разоблачая своих недоброжелателей, сообщает довольно любопытные подробности: директор департамента общих дел министерства внутренних дел Гвоздев, «подсидевший» некогда Липранди, оказывается, «обнаружился в своих действиях по винному откупу в Пермской губернии вместе с Сукськиным, правителем дел Комитета министров, и с Н. И. Огаревым, куда этого с целью назначили губернатором». Разоблаченный Гвоздев «бросился из вагона на Николаевской железной дороге и был раздавлен <…>. Замечательно, что об этой винно-откупной стачке указал Герцен в „Колоколе“, и тогда только обнаружился подложный откуп»⁹.

Эти любопытные признания опального Липранди объясняют обстоятельства, при которых он решился написать письмо Герцену.

Опубликовал этот документ еще М. К. Лемке в своем издании сочинений Герцена¹⁰. Судя по копии письма, сохранившейся в ленинградском историческом архиве¹¹, Липранди составлял этот документ в июне — ноябре 1857 г.

Липранди убеждал Герцена в том, что «виновность Петрашевского и его сообщников не подлежит сомнению» и что, следовательно, разоблачая это тайное общество, он действовал согласно своим убеждениям. При этом Липранди требовал, чтобы письмо его было опубликовано в одном из Вольных изданий. Он не скрывал, что в самом деле Петрашевского видит свое оправдание и весьма заинтересован в том, чтобы документы процесса, разумеется секретные, распространялись в России и за границей. Отсюда понятно и появление нескольких списков совершенно секретного «Мнения» Липранди, изготовленных явно по инициативе самого автора. Один список хранится среди бумаг Липранди в ЦГИАЛ¹², другой — в отделе письменных источников Государственного Исторического музея¹³ (видимо, поступивший от П. И. Бартенева, публиковавшего в конце 60-х — начале 70-х годов некоторые материалы Липранди). Несколько томов документов и материалов о процессе Петрашевского, среди которых «Мнение» Липранди и приложения к нему, он передал в 1870 или в 1871 г. в Общество истории и древностей российских¹⁴.

Но мало того, в 1872 г. восьмидесятидвухлетний Липранди самолично передал свои документы о деле Петрашевского М. И. Семевскому для «Русской старины».

Публикуя ту же самую «Записку», что появилась 11 годами прежде в «Полярной звезде»¹⁵, редакция «Русской старины», видимо, чувствовала неловкость перед читателями за предоставление места для такой личности, как И. П. Липранди: «Просим читателей не забывать, что „Русская старина“ есть не более как сборник, которого задача сохранять на своих страницах документы, имеющие значение в новейшей истории <…>. Замечания, помещенные в „Мнении“ г. Липранди, написаны не теперь, а в августе 1849 года»¹⁶.

Все копии «Мнения» Липранди — рукописные и печатные — абсолютно сходны. Однако приложения в разных списках даны по-разному. В «Русскую старину» Липранди их вообще не дал. В других списках они представлены в сокращенном виде.

Зато в архиве Общества истории и древностей российских хранится текст, содержащий не только все приложения, напечатанные в «Полярной звезде», но и несколько документов, не попавших в этот альманах¹⁷.

Любопытно, что на копии каждого документа, напечатанного в «Полярной звезде» (из собрания Общества истории…), почерком Липранди обозначено: «Полярная звезда на 1862 г. Лондон, 1861 г. Книга VII, вып. 1» — и указаны соответствующие страницы. Начинаются все копии, как и текст «Полярной звезды», со слов: «…за сим, по поводу, упомянутому мною при пояснении на донесение под № 15, считаю долгом войти в некоторые подробности касательно моего взгляда на дело, в продолжении года находившееся под моим направлением» (ПЗ, VII — 1, 26).

Ясно, что перед этим текстом в «Записке» были какие-то малосущественные фразы. Поскольку именно «с полуслова» начинаются все копии, как принадлежавшие самому Липранди, так и другие, можно заключить, что сам автор «Мнения» был источником распространения этого документа.

Липранди настойчиво стремился доказать, что он раскрыл опасного противника и действовал как убежденный сторонник власти.

Один из списков попал в «Полярную звезду». Видимо, корреспондент, приславший этот материал, располагал самым полным вариантом приложений (вроде того, который Липранди передал в Общество истории и древностей российских), ибо в одном из примечаний Герцен и Огарев сообщают, что «приложения эти напечатаны нами почти целиком» (ПЗ, VII-1, 47. Выделено мною — Н.Э.).

Публикация «Полярной звезды» была лишь одним из этапов рассекречивания дела Петрашевского, происходившего в течение нескольких лет на страницах «Колокола», «Исторических сборников» и других изданий Вольной печати.

Можно не сомневаться, что Липранди был доволен появлением своего «Мнения» в «Полярной звезде». Гипотеза о том, что он сам послал свою «оправдательную записку» в Лондон, конечно, возможна, однако ей противоречит следующее примечание издателей «Полярной звезды»:

«B эту статью вкралась неисправимая ошибка, в тексте Липрандьевской записки пропущены нумера, соответствующие примечаниям» (ПЗ, VII — 1, 90).

Аккуратный Липранди, решившись печатать свои материалы у врага, такой оплошности, конечно, не допустил бы. 3ато в дневнике А. Н. Афанасьева имеются строки, помогающие более просто объяснить, как материалы Липранди достались Герцену и Огареву.

.

В записи 1849 г., очевидно перебеленные Афанасьевым, вклиниваются следующие строки, не имеющие определенной даты: «Позже, в бытность мою в Санкт-Петербурге, я имел случай прочитать некоторые бумаги по делу Петрашевского, которые в копиях были у М. Н. Муравьева. Здесь был донос Липранди, любопытный по тому, что в нем старается он придать делу большую важность и значение, нежели какие оно имело, и по тому, с каким иезуитским искусством защищает он звание шпиона. За обществом следил шпион Антонелли и передавал ему <Липранди> все сведения; принятый Петрашевским, он хорошо знал обо всем. Рассказывая о нем, Липранди говорит: „обыкновенно подобных людей клеймят позорным названием шпиона. А потому, сколько нужно было геройской решимости и благородной энергии и пламенной любви к отечеству, чтобы взять на себя обязанность наблюдать за людьми опасными и открыть их намерения <…>“. Кроме доноса Липранди в упомянутых бумагах были десять заповедей, сочиненных Григорьевым и исполненных социальных убеждений, несколько писем, ничего особенного не представляющих, и два или три сочинения <…>, например, взгляд на Александра Невского, о характере и деятельности которого отзыв сделан неблагоприятный»¹⁸.

Афанасьев говорит, конечно, о той самой «Записке» с приложениями, которая появилась в «Полярной звезде», где мы находим и «защиту звания шпиона» (см. ПЗ, VII -1, 35), и «десять заповедей петрашевца Григорьева, найденных в бумагах петрашевца Филиппова» (см. ПЗ, VII-1, 74–79), и отрывки из неблагонамеренных сочинений, выписанные из учебных тетрадей Ламанского (см. ПЗ, VII — 1, 81–82).

Ответственным чиновником при Муравьеве-вешателе (министр, как отмечалось, был личным врагом Липранди) состоял Петр Александрович Ефремов. Скорее всего именно он и показывал Афанасьеву липрандьевские бумаги, а в свое время переслал их в Лондон. Положение материалов Липранди в VII книге непосредственно перед «Рассказами о временах Николая I» еще более подтверждает гипотезу о роли П. А. Ефремова.

Герценовская Вольная печать притягивала самые секретные, забытые, запретные документы: всего за два месяца до выхода VII «Полярной звезды» не кто иной, как сам И. П. Липранди, большой специалист по добыванию всякого рода агентурных сведений, отдал должное необычайным способностям противника.

В «Записках», посланных в конце июня 1861 г. крупному чиновнику III отделения Гедерштерну¹⁹, Липранди развивал некоторые мысли о перестройке тайной полиции (по его мнению, охранка должна пользоваться активной поддержкой населения, так как «с идеями, волнующими сейчас молодое поколение, должно воевать идеями»).

Все эти соображения были повторением тех мыслей об «академии шпионства», на которые в 1857 г. Герцен обрушился в «Колоколе».

И поэтому Липранди завершает одну из «Записок» следующим красноречивым призывом: «Письмо это останется между нами и должно быть истреблено, ибо ужасно подумать: каким образом лондонско-русский типографский станок сделался как бы ухом Дионисия Сиракузского, выслушивающего самые секретные из некоторых документов».