Глава 5 Сталинград – необратимое сражение 28 июня 1942 г. – 2 февраля 1943 г
Глава 5
Сталинград – необратимое сражение
28 июня 1942 г. – 2 февраля 1943 г
Оцепеневший, с восковым лицом, сидел в ожидании в темном пустом подвале под руинами универсального магазина фельдмаршал.
История, как сказал он, уже осудила его. Теперь он должен был исчезнуть с ее сцены.
Русские спустились в бункер; фельдмаршал молча встал и пошел за ними – в плен и забвение.
С ц е н а д е й с т в и я: Сталинград, 31 января 1943 г.
П е р с о н а ж: фельдмаршал Фридрих Паулюс, командующий 6–й армией Германии, который первым нарушил традицию немцев – немецкий фельдмаршал раньше никогда не сдавался в плен противнику.
Вместе с ним в плен сдалось более 100 000 солдат; с его капитуляцией исчезли мифы о непобедимости немцев и надежда на победу Германии. Эпическая четырехмесячная битва под Сталинградом ознаменовала верхнюю точку германского завоевания во Второй мировой войне.
Сталинград (до 1925 года – Царицын) в 1942 году был провинциальным советским городом с населением 500 000 человек, расположенном на западном берегу Волги – там, где великая река делает крутой изгиб к западу. Город растянулся на 30 миль вдоль крутого западного берега от тракторно – танкового и сталеплавильного завода «Красный Октябрь» на севере до жилых домов и общественных зданий на юге.
В 1942 году Сталинград был важной частью военного арсенала русских – третьим промышленным городом в Советском Союзе. В тот год войны красные знамена и лозунги на улицах призывали рабочих напрячь все силы, а на заводах члены партии и комиссары подгоняли медлительных и угрожали бездельникам. В самом начале 1942 года фронт был еще в 250–300 милях к западу, и хотя случались воздушные налеты, казалось, что война еще далеко.
Но Отечество было в опасности. Годом раньше еще один завоеватель вслед за Наполеоном вторгся в Россию, но в отличие от Наполеона не совсем дошел до Москвы. «Блицкриг» превратился в изнурительную войну; победа, которую надеялись одержать в три месяца, постепенно увязла в огромных снежных сугробах и ледяных зимних морозах на равнинах. Немецкие подразделения, окруженные «ежами» и взятые в «котлы», сражались, замерзали и гибли, но повиновались приказам Гитлера удерживать все, что было завоевано, и дожидаться весны. Но весна, с ее тающими снегами и болотами из грязи, пришла и ушла. Бездорожные степи стали твердыми, и сталинградские дни славы и испытаний, казалось, были близки.
В конце июня 1942 года Россия держала осаду. Везде, от Ленинграда, мрачного города на севере, который находился в блокаде, до Крыма на юге, немецкие армии глубоко проникли на советскую землю. Год войны, казалось, нанес почти смертельные удары. Летом и осенью 1941 года нацистам сдалось, вероятно, от 2 до 3 миллионов солдат Красной армии. Сотни тысяч были убиты; в начале 1942 года сила Красной армии сократилась до самого низшего уровня – 2 300 000 человек [1]. Большинство районов добычи железной руды и угля было оккупировано [2]. Захвачена Керчь; Севастопольская крепость была близка к падению.
Это правда, что, подобно губке, огромные пространства советских республик впитывали в себя все больше и больше крови и сил Третьего рейха. Один только «генерал зима» обошелся германской армии в 113 000 обмороженных [3]. Людские потери (убитые в боях, раненые, пропавшие без вести) в войне на Восточном фронте (с момента гитлеровского вторжения 22 июня 1941 года) к концу июня 1942 года составили в общей сложности 1 332 477 офицеров и солдат, включая 277 000 убитых [4].
Германские дивизии на русском фронте были неполными, и у них остро не хватало транспортных средств; 75 000 автомобилей они потеряли в зимних сражениях, 180 000 лошадей были убиты или «пали от голода и холода» [5].
А стратегическое положение Германии сильно отличалось от того, что было летом 1941 года. Соединенные Штаты со всем их огромным потенциалом вступили в войну; закончилась изоляция Англии, рейх начал ощущать на себе яростные удары с воздуха; победные достижения в Северной Африке не были реализованы; Гитлер столкнулся с тем, чего боялся даже он, – с войной на нескольких фронтах.
Но фюрер ударил в набат в столицах всех своих союзников: на подкрепление 171 неполных немецких дивизий на Восточном фронте были направлены 63 дивизии приспешников – 27 румынских, 9 итальянских, 13 венгерских, 17 финских, 1 испанская и 2 словацкие [6].
Гитлер считал, что этого будет достаточно; его планы были грандиозными, и им не помешали ни советы, ни возражения со стороны генерального штаба. Гитлер не учитывал возможности России восстанавливать свои силы; когда ему зачитали донесение о том, что русские сконцентрировали 2 000 000 человек на Центральном фронте и на Кавказе, Гитлер назвал это (как сообщил генерал Франц Гальдер) «идиотской болтовней» и «набросился со сжатыми кулаками и с пеной у рта на человека, который читал».
«Der Russe ist tod» (Россия мертва)», – сказал он [7].
Для кампаний 1942 года из сил Германии и стран «Оси» были сформированы четыре группы армий. Группы армий «Север» и «Юг» – Ленинградский и Московский фронты – должны были оставаться в обороне (оказывая при этом давление на Ленинград). Группы армий «А» и «Б», сформированные из группы армий «Юг», должны были наступать, чтобы принести новые славные победы Германии [8].
В 1942 году Гитлер сменил экономические цели на политические. Москва, железнодорожный и транспортный узел и политическая столица матушки – России, в обороне которой находился костяк Красной армии, все еще манила, но взоры Гитлера теперь сместились на нефтяные месторождения Кавказа. На него оказали влияние недостаток бензина в Третьем рейхе и огромные расходы топлива на Восточном фронте; более значительную роль при этом сыграли советы, но не его генералов, а ведущих германских промышленников, экономистов и политологов.
Кавказ с его нефтяными месторождениями, который представлял собой мощный горный барьер от Батуми на Черном море до Баку на Каспии, был главной целью, но за его покрытыми снегом защитными валами лежали дальние горизонты давней немецкой мечты – «Drang nach Osten» («Бросок на Восток»). Как многие завоеватели до него, Гитлер думал о возможном прорыве к сказочным богатствам Востока, к воротам Индии, где все еще развевался ненавистный флаг британского владычества – флаг, на котором никогда не заходит солнце [9].
В директиве № 41 от 5 апреля, составленной лично Гитлером, целями «операции Блау» были определены уничтожение сил противника на излучине Дона с последующим захватом «нефтяных ресурсов Кавказа» и преодолением горного барьера. Он считал, что русские будут вынуждены защищать свои главные месторождения нефти, и таким образом им придется остановиться и сражаться. Его целью было «уничтожение оставшейся людской оборонной силы Советского Союза». В качестве ступеньки для достижения этой цели «должны быть сделаны все попытки завоевать Сталинград, или чтобы по меньшей мере он оказался в пределах досягаемости немецкой артиллерии. Тогда Советы будут лишены своих производственных и транспортных средств» [10]. Сталинград был промежуточной целью, ступенькой; главной – считался Кавказ.
Проводить Кавказскую кампанию должна была группа армий «А» под командованием фельдмаршала Вильгельма Листа; группа армий «Б» под командованием фельдмаршала Максимилиана Фрайхерра фон Вайхса должна была очистить берега Дона от всех сил русских и держать протяженный северный фланг глубокого Кавказского выступа. Около 100 дивизий стран «Оси» и 1 500 из 2 750 немецких самолетов Восточного фронта были сконцентрированы на юге для осуществления этих грандиозных планов [11].
Им противостояли Юго – Западный, Южный и Кавказский фронты под командованием маршала Семена Тимошенко, у которого в общей сложности было не менее 120–140 дивизий. Советский стратегический резерв сконцентрировался на Центральном фронте между Москвой и Воронежем, где русские ожидали главного удара.
Генерал Альфред Йодль, начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами, и генерал Франц Гальдер, начальник генерального штаба верховного командования сухопутных войск, выразили некоторое недоверие «операции Блау», основанное главным образом на несоответствии сил и их недостаточном обеспечении. Но их возражения не были достаточно требовательными; их критика стратегии Гитлера – как это было со многими немецкими генералами – вызвала обратную реакцию. Пристрастие Гитлера отстранять от командования несогласных с ним не делало их возражения более энергичными. Во всяком случае, диктатор узурпировал функции ОКХ (верховного командования сухопутных войск) 19 декабря 1941 года, а после отставки фельдмаршала Вальтера фон Браухича он принял на себя непосредственное командование сухопутными силами.
Противник и природа сильно повлияли на сроки проведения операций, как это было и годом раньше. Маршал Семен Константинович Тимошенко начал крупное контрнаступление в районе Харькова 9 мая и осуществил несколько прорывов. Паулюс и 6–я армия играли ключевую роль в остановке натиска России с целью обратить его в разрушительное поражение СССР. К концу мая, когда сражение закончилось, было подсчитано, что немцы захватили 215 000 русских пленных, 1 812 пушек, 1 270 танков и 542 самолета и уничтожили две советские армии, насчитывавшие более 22 дивизий. Но, как написал Вальтер Герлитц, «советское контрнаступление… полностью нарушило все первоначальные планы на май» [12].
Погода – проливные дожди и море грязи – также привела к отсрочке, и в это время немцы преодолевали огромные трудности, связанные с размещением людей и снабжением для того, чтобы начать летнее наступление.
Его начало оправдало неограниченный оптимизм Гитлера, несмотря на некоторые зловещие свидетельства о том, что русские пробили брешь в немецкой обороне. (За несколько дней до наступления самолет с офицером оперативного отдела немецкой танковой дивизии был сбит над линией фронта, и очевидно, русские забрали с его мертвого тела секретный приказ с планом атаки [13].)
28 июня был нанесен первый из серии тяжелых ударов. 4–я бронетанковая армия пробилась через рубежи русских в районе Курска и к 6 июля заняла Воронеж на Дону, который должен был стать поворотным пунктом всей операции. 6–я армия начала атаку 30 июня. Вскоре весь Южный фронт пришел в движение; скопления танков, людей, грузовиков, лошадей, пушек двинулись на восток через пшеничные поля и степи к плодородным черноземным районам, где Дон делает большой изгиб к востоку.
Первые продвижения в районе изгиба Дона были «настолько быстрыми, что Гитлеру показалось, будто сопротивлению русских пришел конец» [14].
4–я танковая армия группы армий «Б» и 1–я танковая армия группы армий «А» продвигались вперед изогнутыми дугами, отмеченными столбами пыли, и в беспорядочном сражении окружили сильно побитые и сопротивлявшиеся части русских.
В первые три недели июля казалось, что плоды завоевания достались слишком легко, и Гитлер со своего временного командного пункта в Виннице на Украине отдал Листу приказ начать наступление на Кавказ. Но он допустил смертельную ошибку, когда 17 июля переместил ядро 4–й танковой армии от группы армий «Б» к группе армий «А» – от среднего Дона к нижнему – для того, чтобы помочь Листу захватить речные переправы между Ростовом и Калачом. В результате 6–я армия, которая в то время почти не встречала сопротивления, осталась без поддержки при наступлении на Сталинград; вскоре она увязла в «дикой схватке» западнее Дона.
Гальдер пытался протестовать в течение шести дней – но напрасно. Он написал в своем дневнике 23 июля: «Становится очевидно даже неспециалисту, что Ростовская область напичкана неиспользуемым оружием, в то время как важное внешнее крыло в Цимлянской остро в нем нуждается…
Теперь, когда результат стал довольно ощутимым, он [Гитлер] взрывается в приступе безумного гнева и осыпает серьезнейшими упреками генеральный штаб.
Эта хроническая склонность недооценивать способности противника постепенно принимает гротескные размеры и становится явной опасностью. Ситуация становится все более нестерпимой. Нет возможности серьезно работать. Это так называемое лидерство отличается патологической реакцией на сиюминутные впечатления и полным отсутствием какого – либо понимания механизма командования и его возможностей» [15].
О ш и б к а н о м е р о д и н:
У германской армии уже не хватало техники для перевозки людей и снабжения; проливные дожди превратили бездорожные степи в грязь, а боеприпасы и топливо сильно отставали от передовых отрядов бронетехники. У 1–й бронетанковой армии, двигающейся в направлении переправ через Дон к востоку и северу от Ростова, было лишь по одному танковому батальону в каждой дивизии; она начала наступление с 40–процентной военной силой; к середине июля эта сила уменьшилась до 30 процентов.
Но все же танки с грохотом двигались на восток и юг, 23 июля пал Ростов. 6–я армия без отведенных от нее танков 4–й танковой армии увязла в ожесточенных боях под Калачом.
Однако части группы армий «А» переправились через Керченский пролив, развернулись веером от Ростова, отрезали последние железнодорожные связи с Центральной Россией, продвинулись глубоко к Кавказу. Южный фронт русских разрывался и трещал. Уверенность Гитлера была неограниченной, а его стратегия – непостоянной. Он уже думал, что сражение за Кавказ выиграно, и в конце июля начал перемещать войска от группы армий «А». 4–я танковая армия (ослабленная в результате переброски одного танкового корпуса в группу армий «А» и замены его слабым румынским корпусом) переместила центр атаки на север от Кавказа, к Сталинграду.
О ш и б к а н о м е р д в а:
Сталинград, который первоначально рассматривался как вторичная цель, ступенька к триумфу на Кавказе, теперь стал главной целью; с запозданием Гитлер и Йодль поняли (по словам Гальдера), «что судьба Кавказа будет решаться под Сталинградом». Перемена целей, переброска войск из группы армий «А» в группу армий «Б» и наоборот привели к тому, что обе группировки оказались «слишком малы и слишком запоздали» на Кавказе и на крупнейших изгибах Дона и Волги. Русские были в большой опасности, но они предотвратили крупное окружение и окончательную катастрофу.
Тем не менее август стал «черным» месяцем для Москвы; прилив немецкого завоевания перерастал в наводнение.
Немецкие танки с грохотом шли на восток. «Подобно эсминцам и крейсерам на море, танковые части маневрировали в песчаном океане степей, сражаясь за выгодные позиции обстрела, загоняя противника в угол, закрепляясь на несколько часов или дней в деревнях, вновь вырываясь оттуда, поворачивая назад и снова преследуя противника». Как вода, немецкое наступление искало самые слабые каналы, оно неумолимо продвигалось на восток, все время на восток.
В начале августа немецкие 14–й и 24–й танковые корпуса и 11–й и 15–й пехотные корпуса закрыли «котел» возле Калача вокруг остатков девяти советских дивизий и девяти бригад [16].
6–я армия очистила изгиб Дона, форсировала реку и продвигалась к Волге, сердцу матери – России. На Кавказе фронт находился в движении; нацистские танки прошли нефтяные месторождения Майкопа; 21 августа солдаты немецкой горной пехоты водрузили свастику на горе Эльбрус высотой 18 481 фут.
В Дьепе 19 августа англичане и канадцы, совершая налеты на побережье Франции, были разгромлены при попытке ослабить давление на Россию [17]. Гитлер, не испытывая сомнений относительно России, беспокоился о Западе и перебросил бронетанковую дивизию во Францию.
После продвижения на 275 миль за два месяца 23 августа в 6:35 вечера танки и гренадеры 16–й танковой дивизии 6–й армии в полном составе достигли Волги в районе окраин Сталинграда, и испытание огнем началось.
Это был день ужаса. Горячее августовское солнце мерцало в беспощадной жаре сквозь облака мелкой пыли, вздымаемые гусеницами танков. Люфтваффе начало наступление 23–го, 24–го и 25 августа нескончаемыми налетами на заводы и жилые дома. Здания рушились, превращаясь в груды обломков, или горели необузданными пожарами; нефтяные цистерны у реки вспыхивали беспощадным адским огнем, из которого столбом поднимался черный дым; горящая нефть растекалась по поверхности реки, «и стало казаться, что горит сама Волга» [18]. В городе царил хаос. Сотни тысяч горожан оставались жить в Сталинграде, когда легионы Гитлера подошли к его воротам. Тысячи из них погибли в первые несколько дней. Заводские рабочие отложили свои инструменты и взялись за оружие.
Женщины, работавшие на заводах, присоединились к мужчинам на баррикадах, а смерть взимала свою кровавую дань. Танки прямо из цехов шли на битву, «некоторые из них еще не были покрашены и не имели орудийных прицелов» [19]. Тысячи горожан пытались в эту и другие ночи перебраться через Волгу на пароме или на лодках, на всем, что могло плыть. Многим это удавалось; некоторые гибли в быстрых потоках широкой реки [20]. Затем на восточном берегу, где открывались бескрайние степи, женщины и дети, старики и подростки побрели от города, чтобы найти убежище на широких просторах. Сталин 7 сентября издал приказ:
«Ни шагу назад… У Волги теперь только один берег».
Фельдмаршал группы армий «А» Лист был первым из многих, кто ощутил на себе гнев фюрера. За свои ошибки Гитлер винил других. Он был недоволен тем, что Кавказ не попал целиком под иго Германии. Лист ушел со своего поста в начале сентября, и Гитлер принял командование группой армий «А», находясь вдалеке от нее, а в ноябре на эту должность был назначен фельдмаршал Эвальд фон Клейст.
С сентября до ноября Гитлер носил три мундира – командующего группой армий «А», командующего немецкими сухопутными войсками и командующего немецкими вооруженными силами.
В ставке Гитлера в начале сентября генерал – полковник Альфред Йодль также почувствовал на себе маниакальный гнев Гитлера. В то время несколько голов могли пасть, а командующий 6–й армией Паулюс мог быть снят со своей должности. Но, хотя Гитлер ушел в себя и «заперся в своем темном бункере», Йодль вынес следующий урок:
«[Он] допускал, что был не прав; он сказал, что никто и никогда не должен пытаться указывать диктатору на его неправоту, так как это пошатнет его уверенность, главный столп, на котором держится его личность и его действия» [21].
Но новые командующие не могли решить громадные проблемы беспрецедентного фронта. Клейст оказался сильно ослабленным в результате перебросок на север в помощь немецкому наступлению на Ленинград и постепенного наращивания сил для атаки на Сталинград. А позади его основные дивизии растянулись до Ростова – на – Дону на 370 миль. Обслуживала их всего лишь одна поврежденная железная дорога, а другая – от Ростова до Варшавы длиной 1 000 миль – представляла собой менее важный путь снабжения и постоянно подвергалась нападениям партизан и диверсантов. В течение нескольких дней подряд передовые отряды Клейста не могли продвигаться из – за того, что бензобаки их танков были пусты; чтобы сэкономить топливо, для доставки стали использовать караваны вьючных животных.
6–я армия с 4–й танковой армией к югу от нее были не в лучшем положении. Приоритет снабжения отдавался группе армий «А», и почти половина мототранспорта группы армий «Б» была сдвинута к югу. Постоянно ощущалась нехватка боеприпасов и бензина. Гитлер, пытаясь быть сильным везде, наращивал слабость. Пути и средства снабжения совершенно не соответствовали задаче обеспечения наступления на Сталинград и Кавказ; как отметил Земке: «Он не мог поддержать и то и другое и в результате не обеспечил ни одного». К середине сентября, когда Паулюс начал концентрированное наступление на Сталинград, район между Доном и Волгой был очищен от русских, склады снабжения и аэродромы заполнялись. Однако сильно недоукомплектованные немецкие дивизии оказались сильно растянуты по огромному застывающему фронту, и там ощущался недостаток продовольствия, боеприпасов, запасных частей и прежде всего горючего.
Для усиления пробивного удара по Сталинграду Гитлер забрал большинство немецких дивизий с важного северного фланга. В результате фланг от Воронежа на Дону до Клетской удерживался 2–й венгерской, 8–й итальянской и 3–й румынской армиями – самыми слабыми силами стран «Оси» в наиболее важном районе.
Это была о ш и б к а н о м е р т р и – смертельная.
А южнее Сталинграда почти до транспортного узла в Ростове находился открытый перед калмыцкой степью фланг, удерживаемый лишь одной немецкой моторизованной дивизией, которая патрулировала сотни миль фронта (она была усилена в начале ноября еще более слабыми войсками румынской 4–й армии, переброшенной из Крыма и Кавказа) [22].
Группы армий «А» и «Б» были заняты веерными атаками, а их слабые и незащищенные фланги разделяли 1 500 миль враждебных центральных территорий.
Расстояние, обширные пространства русской земли, которые стали причиной поражения Наполеона, заглушили удары немцев. И закончилось лето.
Это было уже слишком для Гальдера, начальника генштаба немецких сухопутных сил. В течение месяцев между ним и Гитлером шли разногласия. Споры, взаимные обвинения и гневные словесные перепалки ежедневно происходили в верховном штабе. Начиная с середины сентября Йодль и фельдмаршал Вильгельм Кейтель, главнокомандующий вооруженными силами, оказались в немилости; Гитлер прервал контакты с военным штабом; он искал уединения в своей «хижине» и демонстративно отказывался пожимать руки всем генералам верховного командования вооруженных сил [23]. Гальдер, сильно обеспокоенный чрезмерной растянутостью немецких позиций, узкими и уязвимыми флангами, нарастающим сопротивлением Сталинграда и сообщениями о наращивании русских резервов призвал остановить наступление и отойти на менее открытые оборонные рубежи.
В своем дневнике Гальдер записал 24 сентября: «После совещания по обсуждению сложившейся ситуации – разрыв с Гитлером. Мои нервы истощены, его тоже уже не крепкие. Мы должны расстаться. Необходимость привить генеральному штабу фанатичную веру в Идею. Он полон решимости насадить свою волю в армии».
Генерал Курт Цайтцлер, бывший начальник штаба группы армий «Запад», был назначен пехотным генералом и сменил Гальдера. Однако Цайтцлер не мог совершить чудо. Он увидел, что атмосфера в штабе верховного командования «не только странная, но и невероятная. Она определялась недоверием и гневом. Никто не доверял своим коллегам. Гитлер не верил никому» [24].
С того времени стало очевидным пристрастие к руководству даже деталями передвижений дивизий и полков с командного пункта, расположенного за сотни миль от фронта; при этом происходили неизбежные задержки, совершались ошибки и царила неразбериха, что всегда присуще сверхцентрализованному командованию. Немецкое верховное командование запаздывало. Гитлер не учитывал потрепанное состояние немецких дивизий, огромные трудности, связанные со снабжением войск, и издавал приказы, которые были оторваны от действительности. Великий диктатор походил на мальчика, играющего в оловянных солдатиков.
Но солдаты под Сталинградом были из плоти и крови.
Паулюс, всегда подчинявшийся приказам Гитлера, двинул стальной кулак 6–й армии прямо против города на Волге. Всего несколькими неделями раньше, если бы переброшенная 4–я танковая армия смогла помочь Паулюсу, Сталинград можно было бы легко взять, так как в июле и начале августа город был фактически незащищенным. Теперь же, в сентябре и октябре, когда дни стали короче и наступили холода, он стал городом, готовым к осаде, суровым в своей решительности, полный решимости сражаться.
Атака немцев на главную часть города началась в середине сентября; Сталинград был обречен на медленную смерть в течение четырех месяцев.
Паулюс и его 6–я армия с 4–й танковой армией на Южном фронте (около пяти корпусов – всего 20 дивизий) удерживали 40–мильную зону между Доном и Волгой и противостояли в Сталинграде 62–й армии генерал – лейтенанта Василия Чуйкова, первоначально состоявшей из пяти – восьми неполных дивизий (позже значительно усиленных) [25]. Москва создала специальный Сталинградский фронт, части 46–й армии (командующий генерал М.С. Шумилов) по обоим берегам Волги помогали обороне города, а 57–я армия противостояла крупным частям 4–й танковой армии в городе и к югу от него.
В Сталинграде, вытянутом «ленточном городе» на высоком западном берегу Волги, на севере преобладали три крупные группы заводов (которые производили более четверти тракторов, танков и автомобилей в СССР). Западнее и южнее южной группы находится Мамаев курган (древнее татарское захоронение), так называемые «железные высоты». Известный на военных картах как высота 102 он поднимается на 331 фут над Волгой. На высоком западном берегу в основном преобладали дымовые трубы и промышленные здания, которые закрывали собой жилые районы, представлявшие собой необычный агломерат однообразных многоквартирных строений и бревенчатых домов, спускающихся к реке. Высокое плато, на котором был построен город, разделяли семь замусоренных оврагов, которые ограничивали городскую жизнь и военное передвижение.
Немцы стали заложниками своей тактики фронтального наступления на город; их мобильность была нейтрализована; у их противника не оказалось открытых флангов. Современные города с кирпичными строениями, фабриками со стальными перекрытиями и уличные лабиринты образовывали естественные крепости, как это было в Варшаве и Ленинграде. Русские были зажаты Волгой. Они сражались спиной к реке на вытянутом участке, не оставлявшем места для маневра, а боеприпасы и другое обеспечение – кровь любой армии – приходилось переправлять через реку.
Генерал Чуйков устроил свой командный пункт во время сражения в глубоком бункере на западной стороне, вырытом в северном берегу Царицы – небольшого притока Волги, который разделял город [26]. На западном берегу Волги солдаты и штатские проделывали в утесах туннельные укрепления в виде лабиринтов и рыли окопы.
Когда в середине сентября началось крупное наступление немцев, общей спланированной эвакуации гражданского населения Сталинграда не проводилось; это запретил делать Сталин; он сказал, что «солдаты будут лучше сражаться за живой город, чем за пустой»! Некоторые женщины с детьми, убегая, ночью пересекли Волгу после первых сильных бомбардировок; другие побрели на запад через немецкие линии. После начала осады, когда средства перевозки через Волгу – плоты, лодки и паромы – были перегружены военными, горожане рыли убежища под землей и оказались зажатыми в маленьких «карманах» на западном берегу или же бежали за линии немцев уже по опустошенной земле и тысячами гибли от изнурения и голода. Ни у одной стороны не было планов или средств, чтобы позаботиться о жителях; горожане жили или умирали – в основном умирали, – предоставленные самим себе. Большое число заводских рабочих до конца стояли у своих станков, затем брали в руки винтовки и присоединялись к оборонявшимся. Были и такие, кто служил немецким захватчикам, как «хивис» (от немецкого Helfswillige – «добровольные помощники»), как это делали до них сотни тысяч украинцев.
Первое наступление немцев осуществлялось как простое силовое глубокое проникновение в районы беспорядочных развалин заводского района и на «железные высоты», но при этом они заплатили дорогую цену. 6–я армия была вынуждена вести сражение за каждый дом, за каждую груду развалин. В результате контратаки немцев выбили из раковинообразной части высоты 102. Нацисты направили туда дополнительное количество солдат, танков и бомбардировщиков, ослабив при этом свои фланги, и днем и ночью бесконечно продолжалось мрачное наступление солдат одного за другим – от дома к дому, от улицы к улице.
Улицы «больше не измерялись метрами, они измерялись количеством трупов» [27].
В середине октября немцы направили титанические усилия на ликвидацию русских предмостных укреплений на Волге. Командующий 62–й армией Чуйков считал, что это было «сражение, которому по своей свирепости и жестокости не было равных на протяжении всех боев за Сталинград». Тракторный завод был окружен, борьба продолжалась в его разбитых стенах; потери с обеих сторон стали огромными. Около 3 500 русских, получивших ранения за один день, были переправлены через Волгу ночью 14 октября.
Результат кровопролития – груды развалин, несколько завоеванных кварталов. Немцы подавили сопротивление предмостовых плацдармов, разрезали позиции русских надвое, продвинули свои линии почти до самой Волги.
Их победа была близка; по словам Чуйкова, положение стало «отчаянным» [28].
Но Сталинград стал вторым Верденом [29], частично из – за преданности матери – России, частично потому, что солдат боялся железной дисциплины комиссаров и советских расстрельных команд.
К концу октября около девяти десятых города оказалось в руках немцев [30].
Бомбы и снаряды вагнеровской какофонии превратили развалины в груды щебня; неделю за неделей они падали на оставшиеся от домов каркасы, стальные перекрытия и кирпичные обломки, которые некогда были городом. Люди стреляли из подвалов и канализационных люков, разбитых окон, чердаков и развалин, на перегороженных и разрушенных улицах и погибали при внезапных атаках, переживая шок и затянувшуюся агонию. Это была, и с этим согласились суровые люди, участвовавшие в боях, Rattenkrieg (война крыс).
Но это не все.
В дни смрада, напряжения, дыма и огня, когда 6–я армия медленно отодвигалась к Волге, Сталинград перестал быть местом сражения; город – то, что от него осталось, – больше не являлся военной целью.
Для обеих сторон он стал символом, проверкой воли Сталина и Гитлера, России и Германии, мужика и гренадера танковых сил. Сталинграду, который некогда рассматривался как средство для окончательного завоевания Кавказа, самому пришел конец.
«Там, где ступит нога немецкого солдата, он и останется. Можете быть уверены, – сказал Гитлер немцам, – что никто и никогда не выбьет нас из Сталинграда» [31].
Поражения немцев в Северной Африке и угроза со стороны союзнических воздушных сил для маршрутов снабжения частей фельдмаршала Эрвина Роммеля вынудили немцев в 1942 году осуществить переброску большого числа самолетов с русского на средиземноморский фронт в то время, когда они были очень нужны в Сталинградско – Кавказской кампании. Теперь, 8 ноября, когда уже было проиграно сражение при Эль – Аламейне в Египте, а американские и британские солдаты высадились в Алжире и Марокко, Адольф Гитлер в своей напыщенной речи в пивном зале Мюнхена, вдали от трагедии разрушенного Сталинграда, кричал, что ни один квадратный ярд земли не будет отдан» [32].
Но истощенная циничная 6–я армия уже почти утратила свое рвение. Уже за несколько дней до речи в пивном зале Паулюс передал по рации на постоянный командный пункт Гитлера Wolfenschanze («Волчье логово»), находившийся возле Растенбурга в Восточной Пруссии: «Окончательная оккупация города имеющимися силами невозможна из – за больших потерь. Армии нужны штурмовые отряды и специалисты по ведению уличных боев» [33].
Четыре специальных инженерных батальона, хорошо обученные тактике атак от дома к дому и ведения уличных боев – самая крупная концентрация подобных специалистов на такой малой площади за всю войну, – вылетели в Сталинград, и в ночь на 10 ноября началась последняя атака немцев. Ее целью было уничтожение последних русских предмостовых плацдармов в Сталинграде: «Der Tennisschlager» («теннисной ракетки»), названного так из – за его формы и занимающего площадь в шесть квадратных миль в центре города, и еще одного крупного предмостового плацдарма в заводском районе – «месте чрезвычайного и ужасного опустошения» [34].
«Руины заводских зданий еще частично стояли в виде стальных каркасов и стен из гофрированного железа. Подвалы и крыши противник превратил в доты и укрепленные позиции. Груды щебня, железные решетки, части пушек… разбитые танковые конвейеры и воронки от снарядов делали всю территорию непроходимой… смерть поджидала за каждым углом. Опасность была повсюду», – писал Шроттер [35].
Штурмовые батальоны атаковали и занимали где – то здание, где – то квартал; они достигли Волги в нескольких местах и вжали предмостовые плацдармы в тесные рамки развалин. Но не было свежих пехотных сил, чтобы их поддержать, не было последующего удара; 6–я армия истощилась; ее силы иссякли к середине ноября.
Были зловещие признаки того, что русские с необычайным упорством перебрасывают в разрушенный город замену, достаточную для того, чтобы удержать свои предмостовые позиции, и в то же время концентрируют крупные силы к северу и югу от Сталинграда против слабых и открытых флангов.
А далеко к югу, где прекратились попытки завоевания Кавказа, немецкие патрули в радостном возбуждении достигли Каспия, но только малыми разведывательными силами.
Кроме предмостовых плацдармов в развалинах Сталинграда, несмотря на постоянные атаки немцев, русские успешно удерживали несколько предмостовых позиций к северу и югу от города: две – три на Дону, к востоку и позади передовых позиций 6–й армии, еще одна на Волге в районе 4–й танковой армии к югу от города.
Нависла угроза.
В начале ноября Паулюс настаивал на том, чтобы Гитлер «прекратил наступление и отвел войска на укрепленную зимнюю линию, проходящую от Харькова до Ростова» [36].
Но Гитлер был непреклонен. Сталинград стал его навязчивой идеей.
В течение нескольких месяцев готовился советский контрудар. Это была разработка Ставки советского верховного командования и, в частности, генерала Георгия Жукова – «спасителя» Москвы, которому помогали генералы Александр Михайлович Василевский (начальник Генерального штаба) и Николай Николаевич Воронов [37]. В течение осени, когда немцы шаг за шагом пробирались вперед по руинам Сталинграда, мощные силы были сконцентрированы в лесах к северу от изгиба Дона. Постоянные атаки проводились на Воронежском направлении с целью связать действия 2–й армии немцев. Русские захватили переправы через Дон.
Западнее Волги и восточнее Сталинграда были образованы три фронта: Воронежский (генерал – лейтенант Филипп Иванович Голиков), Юго – Западный (генерал – лейтенант Николай Федорович Ватутин) и Донской (генерал – лейтенант Константин Константинович Рокоссовский). Сталинградский фронт (генерал – лейтенант Андрей Еременко) охватывал город, к югу от него возвышенность Ергени и северную часть калмыцкой степи [38]. Более полумиллиона советских солдат и 900—1 500 танков и 13 500 единиц артиллерии и минометов были сконцентрированы на флангах изгибов Дона и Волги, до того как замерзла земля и застыла осенняя грязь. (Первый снег выпал 16 ноября; со степей дул студеный ветер, а земля стала твердой, как железо.)
Цели были амбициозными – поймать в Сталинграде в ловушку 6–ю армию. Позже (на это надеялись, но не планировали) мог быть возвращен Ростов, а части группы армий «А» изолированы на Кавказе. Сдерживающее наступление на Центральном фронте напротив Москвы должно было связать действия немецких дивизий и предотвратить их переброску в южные районы, находившиеся под угрозой.
Немцы, очевидно, предвидели молниеносный удар, но стратегическая негибкость Гитлера не позволила среагировать соответствующим образом.
19 ноября, когда коммунисты нанесли удар, нацисты еще двигались к Сталинграду; они захватили Орджоникидзе на Кавказе, а их сильно растянутый фронт оказался в 75 милях от Каспийского моря. Это была наивысшая точка немецкого завоевания; с 19 ноября 1942 года в течение двух с половиной горьких лет надежды нацистов все больше и больше угасали.
Русские сконцентрировали свое наступление против флангов, которые держали незадачливые союзники немцев – сперва румыны, а впоследствии итальянцы и венгры.
Рокоссовский и Ватутин нанесли удар первыми в южном направлении в сторону Калача против 3–й румынской армии, которая была сильно растянута и удерживала 100–мильный сектор с батальонными фронтами протяженностью в среднем одна – две мили. Еременко (с 51–й и 57–й советскими армиями) 20 ноября пробился через позиции 4–й румынской армии южнее Сталинграда и двинулся к северу в направлении Калача.
19 ноября в ранних сумерках пошел снег, температура показывала 21 градус по Фаренгейту, а видимость стала «нулевой».
В течение семи с половиной часов громыхала артиллерия русских. Затем по территории, которая выглядела как будто была «отлита из расплавленной земли – поверхность …перекрученная в странные формы» [39], пошли тысячи русских танков, пересекая линию фронта; впереди шли 21–я армия и 5–я танковая армия – всего около 21 дивизии.
Это был стремительный марш. Советские войска пробили брешь шириной 30 миль на севере и 30 миль на юге. Румынские дивизии распались, бежали, сражались, умирали, сдавались в плен… Слабая немецкая танковая дивизия (часть неполного так называемого немецкого корпуса), которой лишь несколькими днями раньше был отдан приказ поддерживать Румынский фронт, прибыла разрозненными группами в слишком малом составе и слишком поздно [40]. К 23 ноября Ватутин и Еременко сомкнули клещи в районе хутора Советского близ Калача в излучине Дона. Серия зеленых сигнальных ракет ознаменовала двусторонний охват; смыкающиеся части русских осознали свой триумф; солдаты обнимались и целовались [41]. В результате окружения была отрезана железная дорога, ведущая в Сталинград, и более чем 200 000 солдат 6–й армии – большинство немецких подразделений 4–й танковой армии, части румынских дивизий, подразделения люфтваффе, хорватский полк и около 70 000 человек, не участвовавших в боевых действиях («хивис», военнопленные и другие). Вскоре крупная излучина Дона была запружена обломками военной катастрофы – бегущими людьми, ранеными, которые тащились по снегу, горящими танками, оставленным оружием и складами боеприпасов; еще шли отдельные бои, в которых стояли и гибли малые подразделения, безрезультатно пытавшиеся остановить волну русского наступления.
Далеко в Растенбурге, Восточная Пруссия, куда Гитлер возвратился после своих импровизированных политических речей в Баварии, генерал Цайтцлер, новый начальник штаба сухопутных войск, пытался убедить диктатора отдать приказ предпринять немедленную попытку отвода 6–й армии.
Гитлер в гневе «стучал кулаком по столу и кричал при этом: «Я не уйду с Волги, я не отступлю от Волги» [42].
22 ноября Паулюс понял, что окружен, и доложил об этом Гитлеру. Последовали приказы: переместить армейский штаб в Сталинград; сформировать круговую оборону и держаться. Таким образом, зажатая в «кармане» в открытой степи, в небольших деревнях и разбитом городе, первоначально занимающем по площади одну треть штата Коннектикут, а затем сократившемся до 37 миль с востока на запад и 23 миль с севера на юг, 6–я армия оказалась в безвыходном положении.
Гитлер с гордостью окрестил ее «солдатами сталинградской крепости».
Это была плохо подготовленная «крепость», а ее защитники дезорганизованы, изнурены месяцами боев, плохо снабжаемы и оснащены, «крепость», новые линии фронта которой (к западу) приходилось готовить в условиях жестоких метелей и леденящего холода открытой степи.
Кроме того, были нарушены пути снабжения.
Но по иронии судьбы такими же были и пути снабжения русских. Для советских солдат в самом Сталинграде тот самый момент триумфа, когда Паулюс попал в окружение, был сопряжен с максимальной опасностью и величайшими затратами сил. С конца октября по 17 декабря (когда замерзает река) уровень воды в Волге поднялся; образовались обширные поля тяжелого плавающего льда, понтонные мосты были сметены, а речная переправа на пароме, ледоколах, буксирах, гребных лодках временами стала невозможной или же занимала от пяти до десяти часов вместо 40–50 минут [43]. Это был период сверхчеловеческих усилий, когда русские предмостовые плацдармы в Сталинграде удерживались потом, мускулами и кровью, когда противником, в такой же степени как немцы, стала природа.
6–й армии требовалось по меньшей мере 500 тонн грузов в день, чтобы продолжать сражаться – или даже жить [44].
В Восточной Пруссии рейхсмаршал Герман Геринг, толстый наркоман, убедил Гитлера, что люфтваффе сможет обеспечить минимальное снабжение 6–й армии по воздуху. Этому противился Цайтцлер, но Гитлер верил в то, во что ему хотелось верить: 6–я армия должна выстоять; люфтваффе обеспечит ее потребности; помощь придет извне.
Воздушные перевозки начались в неподходящий момент около 25 ноября, а 27–го фельдмаршал Фриц Эрих фон Манштейн, переброшенный с Северного фронта, в спешке принял командование вновь созданной группой армий «Дон», составленной из разбросанных остатков 3–й и 4–й румынских армий, 4–й танковой армии и окруженной 6–й армии, а также некоторыми подкреплениями, которые могли быть выделены с Кавказского и Северного фронтов.
6–й танковой дивизии, находившейся в далекой Бретани, было приказано обеспечить передовые отряды из новых солдат. 80 составов, которые их перевозили, задерживались в пути из – за взорванных мостов, поврежденных рельсов и нападений партизан; они вышли к холодным степям и оставленным надеждам с некоторым запозданием, но у них было 160 танков и 40 самоходных орудий. Перед Манштейном стояла задача пробиться через окружение русских и помочь «сталинградской крепости». Это была страшная миссия; к концу ноября стальное кольцо русских выросло до ширины в 30–60 километров.
Манштейн, вероятно наиболее способный немецкий командующий во Второй мировой войне, двигался быстро; при наступлении, носившем кодовое название «Зимняя буря», он атаковал 12 декабря силы Еременко вдоль железной дороги Котельниковский – Сталинград и в первое время достиг некоторого успеха. 57–й танковый корпус – вначале состоявший из 23–й и 6–й танковых дивизий, позже усиленный 17–й танковой дивизией, возглавлял попытку разорвать кольцо. К 31 декабря танки Манштейна были где – то на расстоянии 30 миль от позиций 6–й армии; немцы видели «на горизонте отблески артиллерийского огня» под Сталинградом [45].
Но было уже слишком поздно. Наступление русских ширилось; Ватутин и Голиков прорвались сквозь позиции итальянской армии на Дону («весь фронт распался», потерпев полное поражение [46]) между 16–й и 19–й армиями, и перед флангом Манштейна возникла угроза. 19 декабря Манштейн передал по рации Паулюсу, чтобы тот двигался на юг к нему. Но Паулюс никогда не считал себя «слепым» командующим; его подчинение приказам было формальным. Он сказал Манштейну, что у него танкового горючего всего на 20 миль (у Паулюса в тот момент осталось лишь 60 действующих танков). Однако главной причиной пассивности Паулюса была не нехватка топлива, а приказы Гитлера. Попытка оказать поддержку провалилась; разгром немцев ширился. На Рождество 4–я армия отошла; Паулюс был обречен [47].
В самом Сталинграде и в окружающих его степях началось быстрое разложение – тел, душ и умов – попавших в окружение легионов.
Армия гибла.
В «котле» ощущался недостаток во всем, кроме страдания. Доставка грузов по воздуху провалилась. Вместо ежедневных 500 тонн – 60 000 галлонов горючего, 40 тонн хлеба, 100 тонн других грузов, включая продовольствие, 40 тонн боеприпасов и оружия – среднее доставляемое количество составляло меньше одной пятой необходимого минимума. Это не было виной пилотов или экипажей самолетов; хвастливый Геринг обещал невозможное. Сталинград находился в погодном «котле» на краю «метеорологического фронта», что сильно ограничивало полеты. Не было и достаточного количества самолетов – 180 Ю–52, несколько «Юнкерсов–86», менее 100 «Хейнкелей–111»; не хватало аэродромов – главных всего два: в Питомнике и Гумраке внутри «котла» (с двумя альтернативными). Два ключевых аэродрома для снабжения за пределами «котла» (Тацинская и Морозовск) заняли при декабрьском и январском наступлении войска Ватутина. Самолеты пробирались через советские зенитные заграждения, преодолевая сопротивление истребителей; за всю операцию было потеряно 500–600 транспортных самолетов [48] и к концу декабря – частично из – за переброски в район Средиземного моря – на всем Восточном фронте осталось лишь 375 одномоторных самолетов со свастикой на крыльях.
Это было невеселое Рождество в Сталинграде. Мало радости – для многих только «немецкий чай» или растопленный снег. На высоте 135 около часа стояла сверкающая сосенка, украшенная бумажными игрушками и несколькими свечами, но затем ее уничтожили минометным огнем. Под искореженным танком в руинах завода могилы четырех немецких солдат отмечало лишь колеблющееся пламя единственной свечи. В подвалах и окопах некоторые солдаты пели «Stille Nacht, heilige Nacht» и «О du Frohliche».
А в передаваемые по радио из далекой Германии рождественский гимн и «послания с надеждой» через частые интервалы с треском вклинивался голос «Радио Москвы»:
«Каждые семь секунд в России погибает немецкий солдат. Сталинград – братская могила. Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… Каждые семь секунд погибает немецкий солдат».
6–я армия погибала от голода.
Окоченевшие трупы замерзших лошадей разделывались на части, чтобы взять мясо; пустые животы заполнялись крысами, кошками и собаками и добытыми в развалинах Сталинграда кусками пищи [49]. Пленные также страдали – даже «проверенные и верные» русские пособники, сотрудничавшие с немцами. В воропоновском временном лагере для военнопленных № 204 русские умирали сотнями.
6–я армия замерзала.
Многие немецкие солдаты были плохо одеты. На Восточный фронт отправляли целые составы с зимней одеждой и снаряжением, но большая их часть прибыла слишком поздно; поезда застряли далеко от Сталинграда [50].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.