2. Политическое устройство общества

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Политическое устройство общества

Многие историки рассматривают то, что они называют франкской эпохой, как единое целое, в рамках которого период правления Каролингов рассматривается ими как преемственное продолжение и развитие периода правления Меровингов. Однако в этом они явно ошибаются, и вот по каким причинам.

1. Период правления Меровингов протекал, так сказать, в окружающей среде, коренным образом отличавшейся от той, в которой проходил период правления Каролингов. В VI и VII вв. Средиземное море было открыто для общения и взаимодействия и государство Меровингов находилось в постоянном контакте со всем Средиземноморьем, а традиции Римской империи по-прежнему сохранялись во многих областях жизни.

2. Германское влияние ощущалось лишь в северных пограничных районах государства Меровингов, причем оно было очень слабым и проявлялось лишь в некоторых областях законодательства, основывавшихся на германских обычаях и традициях.

3. Между наивысшим уровнем развития меровингского периода, когда государство Меровингов достигло своего расцвета, продолжавшегося до середины VII в., и началом каролингского периода лежало столетие упадка и потрясений, в ходе которого были утрачены многие традиции античной цивилизации, в то время как ряд сохранившихся традиций получил свое дальнейшее развитие; именно этот период упадка, распада и потрясений и лежал в основе начавшегося периода правления Каролингов. Правители династии Каролингов были преемниками не королей меровингской династии, а майордомов. Карл Великий, с какой точки зрения ни смотреть, ни в чем не был преемником Дагоберта; он был наследником Карла Мартелла и Пипина.

4. Нас не должен вводить в заблуждение титул короля франков — повелитель франков. Надо правильно понимать его реальное содержание. Новое королевство простиралось до Эльбы и включало в себя часть Италии, и среди подданных короля франков было почти столько же римлян, сколько и германцев.

5. Наконец, в каролингский период отношения государства с церковью были совершенно иными, чем в меровингский. Государство Меровингов, как и Римская империя, было светским. Короли династии Меровингов носили титул «повелитель франков». Короли же династии Каролингов носили титул «Божьей милостью повелитель франков»[251].

Это небольшое добавление несло в себе очень глубокий смысл и показывало серьезное изменение в отношениях между государством и церковью. Это изменение было чрезвычайно глубоким, но последующие поколения не понимали его и не осознавали его значение. Позднее переписчики и откровенные фальсификаторы «приукрасили» название титула королей Меровингов, добавив к нему «Божьей милостью», считая, что по-иному он и не мог выглядеть.

Таким образом, между этими двумя монархиями — а королевство Каролингов, как я попытался продемонстрировать в данной книге, возникло в известной степени благодаря тому, что в европейский мир нахлынули арабы-магометане, — не только не существовало никакой преемственности, но они были прямой противоположностью друг другу.

В ходе глубочайшего кризиса, приведшего к тому, что созданное Хлодвигом государство рухнуло, весь римский фундамент, лежавший в его основе, был полностью разрушен и канул в небытие.

Изменилось само понятие королевской власти; у Меровингов и Каролингов оно наполнено совершенно разным содержанием. Конечно, надо отметить, что в государстве Меровингов король не обладал такой же абсолютной властью, как римский император, стоявший во главе стройной системы абсолютизма; власть короля не была простым перенесением на почву меровингского государства системы римской императорской власти. В то же время, хотя короля династии Меровингов нельзя было назвать абсолютным монархом, я соглашусь с утверждением, что монархия Меровингов в значительной степени представляла собой фактическую деспотию. И для короля, и для его подданных действовало фактическое правило, что вся власть в государстве сконцентрирована в руках монарха.

Все, что принадлежало королю или находилось под его покровительством, считалось священным; он мог ставить себя над законом, и никто не смел перечить ему; он мог наказывать своих врагов и конфисковывать их владения под предлогом нарушения ими закона об оскорблении величества[252].

Король мог не считаться ни с кем и ни с чем. Его фактическая власть напоминала власть византийского императора, однако следует учесть, что тут речь идет о двух цивилизациях, находившихся на разных уровнях развития.

При всех королях династии Меровингов система управления сохраняла, хорошо это или плохо, тот же бюрократический характер, что и в Риме, — все назначения делались сверху. Королевская администрация, включая королевскую канцелярию, в которую входили советники и помощники из мирян, была буквально «списана» с римского образца; король сам выбирал людей, которые должны были служить в его окружении, даже из числа своих рабов[253].

Королевские дружинники-телохранители, как их называли, верные, напоминали личную стражу римского императора. И по правде сказать, те, кем управляли короли, просто не знали другой формы правления, кроме монархической. Короли правили тогда везде — и у остготов, и у вестготов, и у вандалов. Следует отметить, что, даже когда короли убивали друг друга в ходе междоусобицы, это не вызывало возмущения в народе. Одержимые тщеславием и гордыней, люди убивали друг друга, а народ безмолвствовал.

Причиной упадка государства Меровингов была все возрастающая слабость королевской власти. А слабость эта была вызвана беспорядком в управлении денежно-финансовой системой, которая была полностью позаимствована у Рима. Как мы уже убедились, королевская казна пополнялась главным образом за счет налогов и пошлин. А с исчезновением золотой валюты в результате сильнейшего кризиса, произошедшего в VIII в., прекратились также и налоговые поступления в казну. Само понятие общественного налога, обязательного к взиманию на всей территории королевства и идущего в государственную казну для использования к общественной пользе, было практически забыто с исчезновением городских куриалов — тех, кто непосредственно отвечал за обеспечение налоговых поступлений.

Чеканщиков монет, непосредственно доставлявших налоги в виде золотых солидов в казну, больше не существовало. Мне кажется, что последний раз они упоминались во время правления Пипина. Таким образом, майордомы больше налоговых поступлений не получали. Монархия, которую они создали в результате государственного переворота, представляла собой форму правления, в которой римское понятие общественного налога было упразднено.

У королей новой династии, как и у других королей Средневековья, правивших долгое время спустя после них, единственным источником регулярных поступлений в казну были доходы от принадлежавших им земель[254].

Конечно, повинности и сборы (почтовые и транспортные сборы, подушная подать с крестьян), существовавшие еще в римскую эпоху, все еще действовали, особенно торговая пошлина. Но поступления от них все уменьшались. Право на постой использовалось лишь самими приближенными короля к их собственной выгоде, а в казну это средств никаких не давало, да и непосредственно сам король со своими людьми этим правом не пользовался. А что касается торговой пошлины, то из-за сокращения оборота товаров средств от нее поступало все меньше и меньше и короли разрешали монастырям и крупной земельной аристократии оставлять эти средства у себя.

Некоторые авторы пытаются доказать, что в государстве Каролингов существовал сбор налогов. Действительно, в германской части империи существовала практика ежегодных «даров». Также король издал указ об уплате податей серебром во время вторжений норманнов. Но это были разовые мероприятия, которые не стали правилом и не получили продолжения. В реальной жизни единственным источником королевских доходов были его земли; королевское хозяйство и являлось королевской казной, если хотите. Если взять время правления Карла Великого, то к этому источнику пополнения казны можно также добавить и военную добычу, полученную в ходе войн. Но в мирное время основой королевской власти были сельскохозяйственные угодья; главной опорой власти была земля. Именно поэтому майордомы конфисковывали так много земель у церкви. Король для того, чтобы сохранить свою власть, должен быть крупнейшим землевладельцем в королевстве. Не было больше службы земельного кадастра, не было сборщиков налогов и составителей списков плательщиков и неплательщиков, не было финансовых контролеров и ревизоров; соответственно, не велось больше записей и архивов, не существовало финансовых учреждений, не было бухгалтерского учета и финансовой отчетности. У королей больше не было денежных ресурсов, им на смену пришло нечто новое. Короли из династии Меровингов подкупали людей или оплачивали их услуги золотом; короли из династии Каролингов рассчитывались частью своих земельных владений. Это было причиной серьезного ослабления королевской власти, и если это как-то компенсировалось военной добычей во времена правления Карла Великого, когда государство практически постоянно вело войны, то после него пагубные последствия подобной политики становились все более и более ощутимыми.

И, повторимся еще раз, в этом аспекте мы видим явный разрыв с римской традицией.

К этому первому существенному различию между государствами Меровингов и Каролингов следует добавить еще одно. Король новой династии, как мы видели, был королем по милости Божьей. Обряд освящения королевской власти, или венчания на царство, который стал осуществляться начиная с правления Пипина, придавал королевской власти священный ореол и в известном смысле накладывал на короля личную ответственность перед Богом и церковью[255].

Король династии Меровингов был во всех отношениях светским королем. Представитель династии Каролингов был коронован лишь при непосредственном участии церкви; пройдя обряд освящения королевской власти, обряд венчания на царство, он благодаря этому стал частью церкви, образно говоря, как бы повенчался с нею. Отныне он следовал религиозному идеалу, и на его власть накладывала ограничения христианская мораль. Мы видим, что венчанные на царство короли более не творили убийств, произвола, не допускали превышений личной власти и злоупотреблений ею, что было фактически ежедневной практикой в эпоху Меровингов. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать работу Седулия из Льежа «О христианских правителях» или «Королевскую дорогу», написанную Смарагдом, как считает Эберт, между 806 и 813 гг.

Через обряд помазания церковь получила возможность оказывать влияние на короля. Отныне светский характер государства отошел на задний план. В этом смысле характерны два документа, написанные Хинкмаром. «Именно помазанию, этому духовному акту, совершаемому церковью, — писал он Карлу Лысому в 868 г., — именно этой благодати в гораздо большей степени, чем Вашей земной власти, Вы обязаны своим королевским достоинством». В итоговых документах собора, созванного в Сент-Макре, мы далее читаем: «Папское достоинство выше королевского достоинства, поскольку папы помазывают королей и освящают их восхождение на королевский престол, в то время как короли не могут освятить восхождение пап на папский престол. Папы возводят королей на престол, а не короли пап». После обряда помазания у короля появлялись определенные обязательства перед церковью. Как пишет Смарагд, король должен был использовать всю свою власть для того, чтобы исправлять те недостатки в церковном устройстве, которые туда проникли. Но он в то же время был обязан защищать и оберегать церковь и возвращать ей долг за возведение его на королевский трон.

Понятно, что в подобных условиях монархия действовала согласованно с церковью. Из капитуляриев того времени мы видим, что и государство, и церковь были в одинаковой степени озабочены состоянием морали и дисциплины как среди священнослужителей, управлявших церковной жизнью, так и среди светских официальных лиц, управлявших государством; все были заинтересованы в положительном решении вопросов, стоявших как перед церковью, так и перед государством.

По мнению королей династии Каролингов, для того чтобы успешно управлять своими подданными, было необходимо привить им такие же моральные нормы, которых придерживались священнослужители. Мы уже видели, что при выработке экономической политики государства определяющую роль играла церковь. Епископы становились королевскими советниками и занимали официальные посты в системе государственного управления. Короли доверяли им функции своих ближайших помощников и назначали их на должности в королевскую канцелярию и королевский совет. Здесь мы видим разительный контраст с практикой Меровингов, которые награждали своих советников и приближенных тем, что назначали их епископами. Что же касается Каролингов, то после того, как Хитерий стал первым священнослужителем, вошедшим в королевский совет, этот совет, как и королевская канцелярия, на протяжении веков формировался только из священнослужителей; мирян там больше не было. Бреслау ошибается, считая, что заполнение королевского дворца священнослужителями объясняется желанием первых королей династии Каролингов заменить римлян, служивших при Меровингах, на австразийцев, и приглашением на эти должности священнослужителей, поскольку те были единственными в Австразии, кто умел читать и писать. Это не так: Каролинги хотели заручиться поддержкой церкви.

В то же время конечно же Каролинги стремились использовать именно грамотных и образованных людей из среды священнослужителей. Во время кризиса, охватившего систему образования, обучение мирян прекратилось. Сами майордомы не умели писать. Благородные попытки Карла Великого распространить грамотность и образование в народной среде ни к чему не привели; даже в королевской школе, располагавшейся во дворце, было немного учеников. Наступал период, когда слова «священнослужитель» и «ученый», «ученый муж», а то и просто «грамотный человек» стали синонимами. Отныне важность церкви в обществе была исключительно велика; церковь была единственным институтом в королевстве, где сохранили знание латыни; и церковь добилась от государства того, что начиная с того времени в течение столетий латынь была и языком государственного управления. Мы должны серьезнейшим образом вдуматься в этот факт и глубоко осознать его значение; оно было поистине громадным. С этого времени стал отчетливо проявляться один из важнейших признаков Средневековья: подчинение государства замкнутой касте священнослужителей. Государство отныне находилось под полным влиянием церкви.

Помимо церковной касты, королю пришлось выстраивать отношения и с военной кастой, в которую входила вся земельная аристократия, состоявшая из мирян, а также все те свободные граждане, которые сумели сохранить свою независимость. Конечно, всплески роста влияния военных мы видим и в эпоху Меровингов. Но аристократия эпохи Меровингов отличалась от аристократии эпохи Каролингов. Крупнейшие римские землевладельцы, сенаторы, независимо от того, жили они в городах или в сельской местности, никоим образом не создавали о себе впечатление, что они в первую очередь были воинами и стремились обеспечить свою жизнь при помощи военного дела. Они были образованными людьми, и прежде всего их интересовало получение хорошей должности в королевском дворце или в церкви. Вполне вероятно, что король подбирал военачальников и воинов-телохранителей из числа своих верных, которые были германцами. Наверняка земельная аристократия в эпоху Меровингов пыталась добиться того, чтобы король оказался под ее полным влиянием; но у нее это никогда не получалось[256].

Мы не обнаруживаем признаков того, что в эпоху Меровингов король управлял при помощи аристократии или хотя бы «подпускал» ее к управлению государством; до тех пор, пока король был в силе, не то что какой-либо функции госуправления, но и ее малой толики аристократии не доставалось. И хотя король освободил последнюю от ряда налогов, никаких своих прав и полномочий королевская власть ни аристократии, ни церкви не делегировала. У короля было два страшных вида оружия против тех и других: наказание за нарушение закона об оскорблении величества и конфискация земли и имущества.

Для того чтобы держать в подчинении аристократию и пресекать ее попытки вмешиваться в управление государством, король должен быть исключительно могущественным, а значит, очень богатым. Ведь аристократия, как и церковь, постоянно увеличивала свое влияние на народ. Общество пришло в движение еще во времена поздней Римской империи, и этот процесс продолжался. У крупных землевладельцев-аристократов были свои собственные дружины и многочисленные вассалы, которые сами себя рекомендовали будущим хозяевам (проще говоря, попросили взять их под свое покровительство) и которые образовывали многочисленную свиту, служащую своему сеньору.

В меровингский период крупные землевладельцы пользовались властью сеньоров исключительно в рамках тех прав и полномочии, которыми они располагали, то есть эта власть носила весьма ограниченный, можно сказать, местный характер. Однако в период анархии и упадка, когда между майордомами разразилась междоусобная война и они стали искать поддержки той или иной части аристократии, институт вассальной зависимости претерпел существенные изменения. Этот институт стал играть все большую роль, и именно его военная составляющая, позволявшая опираться на военную силу верных людей, обеспечила триумф Каролингов над своими противниками. Со времени правления Карла Мартелла основой власти короля в значительной степени являлась военная сила его вассалов в северной части королевства[257].

Король предоставлял вассалам бенефиции — земельные владения — в обмен на военную службу, а эти владения он конфисковывал у церкви. «Теперь, — отмечает в своем исследовании Гильермоз, — отношения с вассалами стали столь важны, что вассальская служба стала привлекать не только людей низкого и среднего происхождения и общественного положения, но и сильных мира сего».

Подобное положение вполне устраивало сеньора, нанимавшего вассала, поскольку отныне он предоставлял вассалу крупные земельные владения в качестве бенефиция «на условиях, что получатель обязан служить ему не только самолично, но и вместе со своими вассалами, количество коих, привлекаемое к службе, зависело от значимости предоставляемого бенефиция». Не подлежит сомнению, что именно таким способом Карл Мартелл сумел собрать вокруг себя могущественную свиту из числа австразийской аристократии и ее вассалов, с которой он и пошел на войну. И эта система продолжала действовать и после Мартелла.

В IX в. вассальную присягу королям приносили все крупные землевладельцы в королевстве и даже епископы. Становилось все яснее, что действительными подданными короля являются лишь те, кто принес ему феодальную присягу. А вассал присягнувшего королю как бы «прятался» от прямой подчиненности монарху за спиной своего сеньора. С учетом сложившейся ситуации Хинкмар пошел на то, что недвусмысленно предупредил Карла Лысого о прямой угрозе королевской власти, которую несло в себе подобное положение дел. Майордомам были необходимы верные войска, состоявшие из принесших присягу обладателей бенефициев; и это привело к тому, что государство претерпело серьезные изменения. Ведь отныне король был обязан считаться со своими вассалами, если не сказать зависел от них, поскольку именно они обеспечивали военную мощь государства. Управление графствами пришло в полный беспорядок, поскольку вассалы не находились в подчинении графов округов. На поле боя вассалы сами командовали своими людьми, а граф вел в бой лишь тех свободных людей, которые подчинялись ему непосредственно. Вполне вероятно, что земельные владения королевских вассалов были освобождены от налогов. Их называли правящей аристократией.

В хронике Муассака за 813 г. этих людей называют «членами Государственного совета» либо же «самой природой предназначенными главенствовать среди франков». Именно они вместе со священнослужителями и графами округов входили в королевский совет. Король, таким образом, допускал их к политической власти. Государство оказывалось в зависимости от того, на каких условиях договорятся взаимодействовать король и его вассалы.

Это было началом периода феодализма.

Все было бы хорошо, если бы королю удалось удержать вассалов под своей властью. Но в конце IX в. вассалы стали подчиняться графам округов. Это произошло оттого, что королевская власть, начиная с гражданской войны, разразившейся в конце правления Луи Благочестивого, неуклонно ослабевала и графы округов становились все более и более самостоятельными. Единственное, что связывало их с королем, — это отношения вассальной зависимости: король — сюзерен, формальный начальник; графы — вассалы, формальные подчиненные. Графы осуществляли королевскую власть на местах; они также подбирали для короля королевскую резиденцию на случай его приезда и поддерживали ее в соответствующем виде, с подобающими пышностью и великолепием; иногда они объединяли несколько графств в одно[258].

Монархия перестала быть формой управления всем королевством; последнее превратилось в набор независимых княжеств, которые были связаны с королем договорами о вассальной зависимости, причем король не имел возможности реально осуществлять власть над своими вассалами и понуждать их выполнять достигнутые договоренности. Монархи сами позволили королевской власти утечь у них между пальцев.

И это было неизбежно. Не следует делать неверных выводов о силе королевской власти, исходя только из авторитета и влияния Карла Великого. Он был в состоянии управлять государством и в целом держать ситуацию под контролем благодаря своей военной мощи, своему богатству, которое преумножала военная добыча, и фактическому господствующему положению, которое он занимал по отношению к церкви. Благодаря этим факторам он был в состоянии править, не располагая отлаженной системой постоянных финансовых поступлений в казну, и добиваться подчинения со стороны своих подданных, которые, будучи все как один крупными землевладельцами, могли прекрасно существовать независимо от королевской власти. Да и какой смысл и какая польза от системы управления, если не платится жалованье самим управленцам, являющимся ее основными звеньями? Как можно опираться на такую систему управления и таких управленцев? А если все управленцы, а соответственно и вся система начнут работать на свой собственный интерес, а не на короля и государство? Как реально предотвратить такое развитие событий? Какая реальная польза от представителей короля на местах, которые должны следить за ситуацией? Вне всякого сомнения, Карл Великий очень хотел добиться управляемости королевства и навести в нем порядок силой своей власти, но он был не в состоянии это сделать. Когда мы читаем капитулярии того времени, мы поражаемся огромному разрыву между указами Карла и их выполнением в реальной жизни. Карл предписал каждому главе семейства отправлять сыновей в школу; он постановил, что в королевстве должен существовать только один монетный двор; что во время голода установление завышенных спекулятивных цен и ростовщичество деньгами и зерном категорически запрещаются. Он ввел максимальный потолок цен. Но реализовать все это на практике было невозможно, поскольку для осуществления этого требовались покорность и подотчетность представителей высших слоев общества — крупной аристократии. А вот этого-то гарантировать Карл и не мог. Землевладельцы-аристократы осознавали свою власть и возможности и от молчаливо-скрытого саботажа при Карле Великом, которого, помимо прочего, просто боялись, после его смерти перешли к практически открытому неповиновению королевской власти. То же можно сказать и о священнослужителях; если при Карле епископы еще соблюдали формальные приличия, то после смерти этого великого императора открыто заявили о том, что духовная власть стоит выше светской.

Экономическая основа государства не соответствовала той системе управления, которую Карл Великий пытался сохранить. Хозяйственная жизнь государства была основана на огромных земельных владениях, которые были замкнуты сами в себе и не имели выходов в виде развитой торговли как внутри королевства, так и за его пределами.

Крупные землевладельцы не имели потребности в обеспечении безопасности, поскольку они не вели торговли. Такая форма собственности и система ведения хозяйства прекрасно сочетается с анархией в государстве. Тем, кто владел землей, король был не нужен.

Не по этой ли причине Карл Великий пытался сохранить класс свободных крестьян? Он предпринял такую попытку, но в конечном счете она оказалась безуспешной. Крупные землевладельцы прибирали к рукам все новые и новые земли; «территория земельной аристократии» постоянно увеличивалась, а «территория свободы» неуклонно сокращалась.

Когда в страну вторглись норманны, государство уже было практически беззащитным. Оно было не в состоянии предпринять согласованные и четко организованные меры по обеспечению обороны и собрать войска, чтобы дать отпор захватчикам. Между защищавшимися не было единения. Вполне можно согласиться со сказанным по этому поводу Хартманом: «Войско и государство были раздроблены на отдельные ленные владения, предоставляемые сюзереном вассалу за несение военной службы; каждый защищал себя, а не королевство».

Король не использовал те властные полномочия, которые у него оставались. Он отдал свое право и на сбор торговой пошлины, и на чеканку монет. Своими собственными руками монархия отдала полномочия, которых и так уже осталось немного, унаследованные ею от прежних времен. В конце концов монархия превратилась в форму, лишенную содержания. Точка в ее развитии во Франции была поставлена при Гуго Капете, когда королей стали выбирать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.