Глава 9 Гость Гитлера

Глава 9

Гость Гитлера

На входе в гавань Кассель принял сообщение от Дёница, в котором говорилось:

«Командиру «U-99»:

Отличная работа тчк Командир лодки Кречмер награжден «Дубовыми листьями» к Рыцарскому кресту тчк Уоррант-офицер Петерсон награжден Рыцарским крестом тчк Капитан Кречмер получит награду от фюрера тчк Дёниц».

Поставив лодку в док, Кречмер узнал, что Дёниц находится в своем штабе в Париже на авеню Суше, а его самого ожидает самолет, чтобы доставить в Париж. Оттуда ему предстоит отправиться в Берлин. В тот же день он появился в штабе адмирала, где ответил на обычные вопросы, задаваемые всем капитанам после похода. Дёниц неизменно проявлял педантичную въедливость, когда речь шла о числе потопленных судов, всегда требовал указать название судна, тоннаж и, если возможно, обрисовать силуэт. Дёниц тепло поздравил своего питомца с получением «Дубовых листьев». Это была высшая награда Германии за мужество, проявленное перед лицом врага. Англичане в таких случаях получали Крест Виктории.

– А теперь, – торжественно провозгласил Дёниц, – я уполномочен наградить еще пять человек из экипажа. Какие будут предложения?

– Но это же несправедливо, – пожал плечами Кречмер, – каждый член моего экипажа заслуживает награды. Вы читали все мои донесения, в них всегда упоминались имена. Думаю, решать следует вам.

– Но ты можешь назвать кого-то, чье поведение в бою всегда отвечает самым высоким требованиям. В любом экипаже есть такие люди. Так кто это?

– Что ж… думаю, нельзя не отметить заслуги Джапа Касселя. Он первоклассный радист и к тому же, будучи на берегу, всегда бдительно охраняет меня от всевозможных военных писак.

– Железный крест? – улыбнулся Дёниц. – Первой степени?

– Да.

– Хорошо. Я направлю тебе список членов экипажа, которых решу наградить. Ты сможешь внести в него любые изменения, если захочешь. Ну а теперь мне необходимо немного поспать. Завтра предстоит поездка в Берлин.

В ту ночь Кречмер долго сидел за угловым столиком в клубе «Шез эль», где все искрилось весельем. Он жадно пил вино, слегка покачивая головой в такт звучавшей музыке. В отель он вернулся только на рассвете. Шампанское и нежный голос певицы немного ослабили не оставлявшее его в последнее время напряжение.

Кассель, Бергман, Торренс и Клазен стояли возле спортивной площадки в Кибероне, когда к ним подошел кавалерийский сержант.

– Парни, может быть, вы знаете желающих покататься на лошади?

– А что? – настороженно поинтересовался Клазен, пребывавший в весьма мрачном настроении.

– Здесь двадцать пять лошадей, а людей, умеющих с ними обращаться, всего шестеро. Я думал, может быть, кто-то из вас захочет прокатиться, а заодно и нам поможете.

Кассель взглянул на Бергмана:

– Ты умеешь ездить верхом?

– Разумеется, – не замедлил ответить Бергман, который ни за что бы не признался даже под пытками, что никогда и близко к лошади не подходил. Разве что к букмекеру.

– Я тоже, – сказал ничего не заподозривший Кассель. – Давай поможем ребятам. Кстати, – добавил он, – можно и скачки устроить. Военно-морской флот против армии. Звучит?

Бергман решил, что у его товарища, судя по всему, не все в порядке с головой, раз он решил потягаться с кавалеристами. Но, по его мнению, нельзя было допустить, чтобы последнее слово осталось не за ним, поэтому он добавил:

– Так и сделаем. И еще без седел.

Сержант грубо загоготал:

– Вы, подводные жокеи, не понимаете, что говорите. Но это не важно. Мы принимаем вызов. Готовьтесь проиграть.

Они обменялись рукопожатиями, после чего сержант удалился. Разъяренный Кассель повернулся к Бергману:

– Ты, идиот! Насколько я понимаю, ты в жизни не ездил верхом!

Бергман сделал вид, что оскорблен в лучших чувствах, и с достоинством ответил:

– Подожди… увидишь. Кстати, я совершенно не уверен, что ты сам когда-нибудь этим занимался.

На следующее утро все экипажи подлодок, отдыхающие в Кибероне, собрались на скачки. Кавалеристы явились с четырьмя лошадьми, по две для каждой команды. Один из старшин принес револьвер и вызвался быть судьей на старте. Бергман, употребивший в порядке подготовки к тяжкому испытанию изрядное количество коньяка, весьма нетвердо стоял на ногах рядом с предназначенной для него лошадью. Он не сумел самостоятельно забраться на спину смирной лошадки, пришлось его подсадить. Там он ухватился за веревки, приспособленные вместо вожжей, в результате чего его туловище наконец перестало сползать. Кассель сидел на лошади более уверенно, но все равно по его напряженной позе чувствовалось, что ничего хорошего он не ждет. Армейские кавалеристы заставили своих лошадей изящно гарцевать перед зрителями. На своих незадачливых соперников они поглядывали с улыбками, в которых легко читалось скрытое презрение.

Револьверный выстрел, возвещающий начало заезда, прозвучал неожиданно. К тому же стрелявший находился слишком близко к лошадям, на которых сидели подводники. Дотоле смирная кобыла Бергмана встрепенулась и стрелой понеслась прочь, унося на своей спине моментально протрезвевшего и насмерть перепуганного седока, который с огромнейшим трудом, каким-то чудом еще удерживался на ее спине, вцепившись одной рукой в гриву, а другой обнимая животное за шею. К счастью, движение происходило в нужном направлении. Растревоженная кобыла пересекла финишную черту, на корпус обогнав лошадь Касселя, которая была так перепугана поведением своей товарки, что бросилась вдогонку. Кавалеристы, умевшие управлять лошадьми, остались далеко позади горе-жокеев, сумевших сползти на землю только после того, как лошади были вынуждены остановиться. В ту ночь вино лилось рекой, причем за счет кавалеристов.

12 ноября пятиместный «зибель», единственным пассажиром которого был Кречмер, совершил промежуточную посадку для дозаправки в Дрездене и продолжил рейс до Берлина. По прибытии капитана на машине доставили в роскошный отель «Кайзергоф», куда помещали только самых почетных гостей рейхсканцелярии. Кречмер принял ванну, немного отдохнул и явился к Редеру доложить о своем прибытии. Главнокомандующий ВМФ выглядел усталым.

– Мы с вами знакомы, Кречмер, – сказал он. – Я имел удовольствие не так давно вручить вам Рыцарский крест в Лориенте и хорошо запомнил экипаж «U-99», поскольку на вас была британская форма. Следует признать, вы весьма неплохо выглядели. А теперь расскажите мне о Лориенте. Что, по вашему мнению, необходимо, чтобы помочь подводникам?

Кречмер повторил то, что он неоднократно обсуждал с Дёницем: необходимо наладить взаимодействие с авиацией в вопросах обнаружения конвоя, а также для обеспечения прикрытия над Бискайским заливом воздушной разведки и атак с воздуха. В 11 часов он вернулся в «Кайзергоф», наивно предполагая, что сообщил Редеру нечто новое. Он был уверен, что сумел сделать то, что не удалось Дёницу, – «заставил работать кабинетных моряков из Берлина». Пребывая в счастливой эйфории, Кречмер не подумал, что усталость Редера вызвана тем, что он слишком хорошо понимает, что нужно сделать, но не имеет политического влияния, чтобы эти действия осуществить. В Берлине у руля стояли политики, а успеха можно было достичь только с помощью высокопоставленных друзей.

В 11.30 прибыла машина, чтобы доставить Кречмера в рейхсканцелярию. Он подумал, что представляется довольно странным использовать машину для поездки протяженностью 200 ярдов, в то время как на фронте постоянно не хватает горючего. Он снова подумал о Гитлере. Как и большинство офицеров военно-морского флота он знал о фюрере и о партийной верхушке только то, что читал в периодической печати. Он шел на встречу с Гитлером с таким чувством, которое, должно быть, испытывает офицер Королевского ВМФ при входе в Букингемский дворец для получения Креста Виктории. Когда машина остановилась у канцелярии, он легко выпрыгнул на тротуар, поправил форменную фуражку и только после этого поднялся по ступенькам, ведущим к массивным дверям, над которыми нависал немецкий орел. Кречмера сопровождал один из адъютантов Гитлера, капитан фон Путкамер, которому поручили посвятить боевого капитана в детали предстоящей процедуры. Они миновали вестибюль и вошли в приемную, где Гитлер давал аудиенции. Кречмер был последним в списке утренних посетителей рейхсканцелярии. Попутно ему сообщили, что первым в списке вечерних визитеров значился Молотов, министр иностранных дел СССР, нового союзника Германии. Кречмер простодушно поведал Путкамеру, что на корабле ему никто не поверит, когда он расскажет, что за ним в очереди оказался русский министр.

Ровно в полдень Путкамер отошел в сторону, и в тот же момент в приемную вошел Гитлер в сопровождении адъютанта. Путкамер представил фюреру капитана Кречмера, и официальная церемония началась. Гитлер произнес несколько хвалебных фраз в адрес своего гостя и вручил ему отделанную золотом открытую коробочку, в которой поблескивали «Дубовые листья». Фюрер и его гость присели на стоящий в приемной диван, и, выдержав паузу, Гитлер начал говорить.

– Это хорошо, что наши враги начали войну так рано, – торжественно провозгласил он. – Нам бы пришлось значительно тяжелее, если бы они дольше выжидали, при этом продолжая наращивать свою военную мощь. Мы сохранили для нашего военно-морского флота порты Биская. И я чрезвычайно рад этому факту. С самого начала кампании я был намерен предназначить французские порты Ла-Манша для нашего подводного флота.

Затем Гитлер поинтересовался, как развивается подводная война. Кречмер секунду помедлил, не зная, насколько он может быть откровенным, но в духе лучших традиций подводного флота решил нырять.

– Появление новых субмарин значительно облегчило наше положение, однако заводские рабочие должны понимать, что, чем больше они строят подлодок и чем быстрее они это делают, тем больше у нас появится возможностей для нападения на вражеские конвои. Мы сможем настолько увеличить общее количество «волчьих стай», ведущих ночные атаки, и численность каждой из них, что полностью уничтожим конвои или, по крайней мере, ослабим их так, что сделаем конвойную систему экономически нецелесообразной. В настоящее время англичане настолько любезны, что собирают свои суда вместе, чтобы нам было легче атаковать. Они экономят нам время, которое мы в противном случае потратили бы рыская по морю в поисках одиноких судов. Но нам необходимо усовершенствовать имеющиеся в нашем распоряжении средства обнаружения конвоев. Эта задача может быть решена только одним способом: развитием системы воздушной разведки над Атлантикой. Когда в море находится большое количество субмарин, вовремя полученный сигнал от самолета станет мощнейшим разрушительным импульсом, который не смогут не почувствовать наши враги. Ведь нельзя не признать, что в процессе патрулирования нам далеко не всегда удается обнаружить конвои.

Гитлер очень внимательно выслушал своего собеседника и кивнул:

– Благодарю за откровенность, капитан. Заверяю вас, что сделаю все, что в моих силах, для вас и ваших коллег. На ленч вы остаетесь со мной.

С этими словами он быстро покинул помещение, а Путкамер проводил Кречмера в обеденный зал. Там уже находилась дюжина адъютантов и незнакомые Кречмеру гражданские лица. Все они терпеливо стояли за спинками своих стульев, ожидая, пока Гитлер первым займет место. Капитану показали его почетное место – по правую руку от фюрера. Гитлер быстро вошел и сел. Стол был круглым, поэтому создавалось впечатление, что все присутствующие в одинаковом положении: никто не сидит во главе стола или в его конце. Кречмер впервые был приглашен к столу в рейхсканцелярии. Его несколько удивило, что в меню отсутствовало мясо. Но что было значительно неприятнее – к столу не подавались алкогольные напитки и не разрешалось курить.

За столом прислуживали здоровенные эсэсовцы, которые всем своим видом давали понять, что оказывают Кречмеру любезность, принося пищу. По крайней мере, такое впечатление создалось у самого Кречмера. Застольная беседа касалась главным образом прибытия из Москвы Молотова. Один из адъютантов доложил, что, когда русские на границе пересели в немецкий поезд, что являлось вынужденной мерой ввиду различия в размерах железнодорожной колеи, они отказались от предложенной им пищи и ели только то, что захватили с собой.

– Неглупо, хотя и немного театрально, – пожал плечами Гитлер.

Затем другой адъютант сообщил, что русские привезли с собой своих женщин. Он сказал, что, судя по слухам, члены делегации опасались, что от немецких женщин в постели можно ожидать предательского удара. А поскольку русские считали нецивилизованным спать в одиночестве, они захватили своих подружек.

– Они хорошенькие? – поинтересовался Гитлер. Но адъютант, увлекшийся пересказом сплетен, не услышал вопроса. – Они красивые? – повысил голос фюрер.

– Я не видел, мой фюрер, – нервно выпалил адъютант, – но сегодня же выясню этот вопрос.

– Сделай это до прибытия Молотова, – распорядился Гитлер, – я хочу подразнить его с какой-нибудь из моих красоток.

После завершения трапезы Гитлер встал. Пожал Кречмеру руку и пожелал успешной охоты в море. Он быстро вышел из комнаты, а Путкамер и еще один адъютант, с которым Кречмер был знаком еще до войны, пригласили капитана выпить кофе с бренди и выкурить по сигарете в соседней комнате. Когда они курили и болтали, в комнату вошел Гитлер. Сам он не курил и не употреблял спиртного, но терпел эти пороки в кругу приближенных. Штабисты тут же вскочили, а Кречмер, немного растерявшись, остался сидеть. Гитлер прошел через комнату, кивнул и вышел через другую дверь. И только тогда Кречмер в полной мере осознал, что не выкрикнул, как остальные, обязательное «Мой фюрер!». В этом не было никакого политического подтекста, просто он слегка расслабился и упустил из виду общепринятую форму обращения.

В тот же вечер за Кречмером в отель снова пришла машина, доставившая его в оперу, где давали «Тангейзера». Его проводили в ложу, в которую, кроме Гитлера, допускались только члены иностранных правительственных делегаций, прибывающие в рейхсканцелярию. В тот вечер в переполненной цветами ложе капитан сидел один.

Для возвращения в Лориент Кречмеру был предоставлен один из самолетов эскадрильи фюрера. Первым делом он отправился в Киль повидать старых друзей и забрать кое-какие личные вещи, затем прибыл в Лориент. В общей сложности он отсутствовал четыре дня. Пора было готовиться к новому выходу в море.

Спустя неделю Прин, Шепке и Кречмер снова отправились в маленькую деревушку, расположившуюся в нескольких милях от Лориента. Там немецкие офицеры облюбовали ресторан, в котором, по их мнению, подавали самое лучшее угощение на всем Атлантическом побережье. Они собирались отметить награждение Кречмера.

Со времени их совместной учебы многое изменилось. Все трое возмужали, пережили много опасностей. Прина любили некоторые его офицеры, зато терпеть не мог экипаж, причем поголовно весь. Он был настоящим фанатиком войны и нацизма, всегда открыто глумился над менее опытными и смелыми офицерами, был излишне строг и требователен к экипажу. Когда его лодка возвращалась на базу после боевого похода, он никогда не давал экипажу шанса отдохнуть, позволить свежему деревенскому воздуху убрать серый налет, прочно поселившийся на лицах матросов. Он заставлял людей снова и снова тренироваться, выполнять всевозможные раздражающе-монотонные упражнения, в то время как сам всегда сходил на берег немедленно после прибытия и никогда не появлялся на лодке вплоть до нового выхода в море.

Шепке был по-прежнему шумным и говорливым, но теперь в его обычной веселости появилась нервная нотка. Его смех звучал слишком громко и слишком часто. В море он достиг таких же успехов, как его товарищи, однако нельзя было не заметить ряд весьма любопытных деталей. Когда он докладывал о потоплении вражеского судна, оно всегда превышало 10 000 тонн. Причем он никогда не сообщал названия торпедированных им судов. В штабе считали, что в своем стремлении не отстать от друзей-соперников, Шепке слегка приукрашивает факты, причем вскоре сам начинает в них верить и гордиться. Тоннаж потопленных судов каждого из тройки асов уже перевалил за 200 000 тонн.

За кофе и бренди Шепке перешел к открытой браваде:

– Давайте посмотрим, кто из нас первым достигнет рубежа в двести пятьдесят тысяч тонн. Если кто-нибудь из вас выиграет, я ставлю для всех шампанское. Если же первым окажусь я, о соответствующем ужине с вином придется позаботиться вам. Идет?

Прин и Кречмер с готовностью согласились. Кречмер всегда считал, что Шепке – хороший и храбрый офицер, которому вполне можно простить его маленькие слабости. Даже если он потопил половину от того, на что претендует, – это замечательный результат.

Сам Кречмер был весьма популярен среди немецких подводников. По общему мнению, он являл собой живое воплощение лучших традиций военно-морского флота и всегда находил общий язык как с подчиненными, так и с людьми старшими по званию. Во время учебных тренировок, в боевых походах, на отдыхе и в часы триумфа его неизменная вежливость и обходительность по отношению к офицерам и матросам снискала ему всеобщую любовь и уважение.

Сослуживцы между собой добродушно величали его «молчаливый Отто», а Дёниц с гордостью объявил «своим лучшим учеником». Достигнув успеха, Кречмер не зазнался, как Прин и другие командиры. Даже наоборот, свойственное ему ранее презрение к людской слабости и неумелости сменилось мудрым пониманием несовершенства человеческой породы, желанием помочь людям справиться со своими недостатками. Прямолинейный и зачастую безжалостный молодой лейтенант, принявший под командование лодку «U-23», стал коммандером Кречмером, настоящим солдатом, и вместе с тем капитаном, которому каждый член экипажа мог, ничего не опасаясь, доверить любые проблемы.

Три аса остались, как и в далеком 1936 году, совершенно разными. И так же, как и раньше, их объединял дух соперничества, причем значительно крепче, чем могли бы связывать узы дружбы.

Три морских волка покинули ресторан довольно поздно. В «Бо сежур» они вернулись, когда уже было совсем темно. Удобно расположившись в гостиной, чтобы напоследок выпить кофе, Кречмер вновь вернулся к разговору о тактике атаки. Он попытался убедить своих друзей-соперников перейти на качественно новую стадию в проведении ночных атак на конвои, то есть опробовать его тактику проникновения за создаваемый кораблями сопровождения «экран» непосредственно в строй конвоя.

Подошел портье. Он осведомился, не желают ли господа что-нибудь еще, потому что кухня закрывается.

– Нет, спасибо, – ответствовал Шепке и с любопытством уставился на портье. – Кстати, я заметил, что вы, служащие отеля, всегда лучше нас, моряков, осведомлены о времени нашего выхода в море и возвращении. В данный момент меня очень интересует, когда мне предстоит очередной поход. Хотелось бы, знаете ли, как следует выспаться.

– Простите, сэр, – ответил портье по-французски. Его голос звучал мягко и мелодично. – Мне ничего не известно о ваших приказах. Но прошел слух, что капитан Кречмер выходит в море двадцать седьмого.

Кречмер встрепенулся:

– Вы хотите сказать, что мне предстоит выход двадцать седьмого числа? Не говорите глупостей! Откуда вы можете знать то, чего я еще сам не знаю?

Пожилой француз пожал плечами:

– Так говорили люди из штаба. – Он еще раз посмотрел на трех подводников и тихо отошел.

– Ставлю сто франков, – расхохотался Прин, – что он окажется прав, Отто.

– Нет уж, спасибо. Эти люди и вправду слишком много знают. С секретностью на этой базе явные проблемы. Остается надеяться, что никто из них не захочет передать эти сведения врагу.

Негромкая и очень мелодичная танцевальная музыка и изобилие вина привели к тому, что старшины с «U-99» засиделись в маленьком уютном ресторанчике до позднего вечера. Когда же им принесли счет, оказалось, что денег не хватает. Отдыхая на берегу, они привыкли ни в чем себе не отказывать и к концу отпуска изрядно поиздержались. Кассель подозвал менеджера и на ломаном французском объяснил, что они не могут оплатить весь счет.

– Позвольте, – сказал он, – мы сейчас заплатим только половину суммы, и я дам вам расписку, что остальную часть мы возместим после возвращения из следующего похода.

Менеджер кивнул в знак согласия и пожелал подводникам счастливой дороги.

Вернувшись в отель, старшины узнали, что все служащие осведомлены о дате начала их следующего похода. Клазен обернулся к товарищам и вздохнул:

– Значит, двадцать седьмого числа снова отправляемся. Эти ребята никогда не ошибаются.

– Выходит, что завтра, – заметил Кассель, – я должен завезти на борт все припасы, независимо от того, получим мы приказ или нет.

На следующее утро Кассель отнес в штаб заказ на продукты. На складе он заметил стоящие в углу отдельно от прочих ящики и выяснил, что в них консервы из утки. Его просьба выделить какое-то количество консервов для «U-99» была отклонена, причем отказ мотивировали тем, что все имеющееся количество заказано Прином. Однако угроза Касселя пожаловаться капитану возымела действие, и ему выделили два ящика. В тот же вечер все заказанное было доставлено на борт. Подоспевший к окончанию погрузки Кречмер поинтересовался, почему Кассель загружает лодку.

– У нас еще нет никаких предписаний.

– Я слышал, что мы отплываем завтра, сэр, поэтому решил получить все заранее. Сами знаете, что, бывает, приказ поступает в последнюю минуту.

– От кого вы услышали эту информацию?

– Так говорили в городе, сэр.

– Хорошо, – пожал плечами Кречмер, – но если завтра мы не выйдем в море, вам придется разгружаться.

– Конечно, – не стал спорить Кассель, не прерывая погрузку.

Ровно в 9 часов утра 27 ноября лодка «U-99» вышла в море и взяла курс на Северную Атлантику. А уже четыре дня спустя для нее нашлась работа. Зимняя Атлантика редко бывает спокойной, но тут она, по всей видимости, решила продемонстрировать все, на что способна. Преодолевая сильный восточный ветер, «U-99» пошла на перехват конвоя, который обнаружила «U-101». Судя по расчетам, они должны были «встретиться» в 4.00 на следующее утро. Погода ухудшалась с каждой минутой. Вахтенных на мостике приходилось привязывать к стальным конструкциям, чтобы людей не смыло за борт, пока лодка то взлетала на гребень очередной волны, то с грохотом ухала снова вниз. Временами гигантские волны даже заслоняли затянутое тучами небо. Они нависали над головой, угрожая сокрушить все живое на своем пути, но всякий раз лодка плавно вкатывалась по склону водяной горы, после чего проваливалась в водяную низину.

В 3.15 Петерсон записал в журнале:

«Невозможно поддерживать скорость. Снизили до 5 узлов. Погодные условия не позволяют делать больше».

Неожиданно сигнальщик, стоящий рядом с Кречмером, издал слабый крик и скрылся из виду. Державшая его цепь натянулась. Кречмер отстегнул свою собственную цепочку и, вцепившись в ограждение, взглянул вниз. Несчастный рухнул на палубу, как раз возле пулемета. С превеликим трудом Кречмер втянул моряка обратно. В процессе спасательной операции тело матроса тяжело билось о корпус боевой рубки, на которой он перед этим стоял. Только вовремя принятые командиром меры спасли жизнь моряку.

Поскольку увеличить скорость было невозможно, представлялось весьма сомнительным, что лодка успеет в точку «встречи» с конвоем вовремя. Но даже если бы удалось обнаружить цель, еще более сомнительной выглядела возможность атаки при таких погодных условиях. Кречмер успокоил себя мыслью, что, хотя погода не дает возможности атаковать, она внесет немало путаницы и в ряды конвоя. Суда непременно потеряют связь между собой и с кораблями эскорта, возможности сигнальщиков и наблюдателей также будут чрезвычайно ограничены.

В 5.40 Баргстен что-то выкрикнул прямо в ухо Кречмеру и взмахнул рукой перед собой. В полумиле прямо по курсу появилась мрачная, угрожающе-черная тень. Кречмер решил атаковать. Лодка увеличила скорость и приготовилась к атаке, но тут сигнальщик заметил эсминец, направляющийся прямо на лодку. Уйти по поверхности было невозможно. «U-99» срочно погрузилась, успев перед этим выпустить торпеду. Уже под водой люди услышали глухой звук взрыва. Лодка продолжала погружаться, ожидая, что вот-вот рядом начнут рваться бомбы, когда Кассель, сидевший у гидрофона, доложил, что эсминец прошел над ними и шум винтов стихает. Пораженная торпедой цель, судя по всему, была вынуждена остановиться, и ее не было слышно.

Чуть позже Кассель отметил слабый шум винтов конвоя. Кречмер дал команду на всплытие. Оказавшись на поверхности, моряки, к своему удивлению, увидели недавно подбитое ими судно, которое беспомощно болталось на волнах. С мостика в направлении лодки регулярно летели сигнальные патроны Вери, вспыхивая по переменно то красным, то желтым светом. Кречмер принял решение вывести лодку на атакующую позицию. Маневр выполнили раздражающе медленно – слишком уж плохими были погодные условия, после чего к цели пошла вторая торпеда. Она ударила в борт прямо под мостиком, и сразу после этого на волне 600 метров прозвучал сигнал бедствия. Это оказался оборудованный вооружением торговый лайнер «Форфар», который, как выяснилось, сопровождал конвой НХ-90. Орудийные расчеты продолжали выстреливать осветительные снаряды в сторону «U-99». Вспышки света тускло освещали черное, бушующее море. Кречмер поспешно выпустил третью торпеду, стремясь нанести смертельный удар, пока его не обнаружили. Она попала в носовую часть судна, но без видимого эффекта. Экипаж «Форфара» не делал попыток покинуть судно, из чего Кречмер сделал вывод, что моряки абсолютно уверены в своей способности отразить атаку и остаться на плаву. Он припомнил пустые бочки в трюме «Патрокла», и эта мысль отнюдь не добавила ему оптимизма. Четвертая торпеда, выпущенная с 800 ярдов, ударила в корму, и Кречмер с облегчением вздохнул. Вражеское судно тяжело осело в воде. К этому времени часы показывали 7 часов утра, рассвет был уже не за горами. А это значит, что очень скоро «U-99» смогут заметить эсминцы, которые, должно быть, уже спешат на помощь «Форфару». Кречмер выстрелил пятую торпеду, которая попала прямо в пробоину, оставленную своей предшественницей. Кормовая часть отломилась, и ее жадно проглотило голодное море.

Из-под воды донесся звук нескольких взрывов. Это рвались глубинные бомбы (которые согласно инструкциям Адмиралтейства были установлены на взрыв на глубине 5 футов). Десятью минутами позже и оставшаяся часть судна скрылась под водой.

Кречмер был в шоке. Атака на «Форфар» продолжалась не меньше полутора часов. Тем не менее на воде не было видно ни одной спасательной шлюпки. Радость от очередного успеха сразу померкла, когда он подумал о сотнях людей, погибших вместе со своим судном. А всего лишь спустя минуту Кречмер заметил эсминец, который, с трудом преодолевая гигантские волны, торопился к месту гибели «Форфара». «U-99» отошла в сторону, оставаясь на поверхности воды, и лишь потом погрузилась, чтобы перезарядить торпедные аппараты. Затем лодка всплыла и снова взяла курс на конвой. Когда рассвело, из низких туч появился самолет, с которого над местом гибели «Форфара» начали «развешивать» осветительные ракеты. Эсминец тоже находился рядом. Кречмер решил лишний раз не рисковать и обошел опасное место с юга. В полдень Петерсон сделал следующую запись в корабельном журнале: «Видим конвой. Капитан принял решение начать атаку после наступления темноты – в 18.00».

Таков был первоначальный план. Однако в 1.15 с лодки заметили одинокое судно. Оно шло в балласте, а орудийный расчет на палубе беспрерывно поворачивал орудие в разные стороны, будто выполняя какое-то непонятное упражнение. Кречмер двинулся следом. От «U-101» ничего не было слышно. Поэтому он передал сообщение о координатах конвоя, его курсе и скорости в надежде, что неподалеку окажутся еще лодки, которые смогут атаковать. В 8.30 он атаковал одинокое судно, отметив попадание торпеды в его среднюю часть. Судно сильно накренилось, но не затонуло. Не желая больше тратить торпеды, Кречмер решил его поджечь. Это удалось лишь после того, как по нему было выпущено 50 зажигательных снарядов. К 9.30 судно представляло собой ярко полыхающий факел – весьма впечатляющее зрелище, особенно если добавить к общей картине бушующее море и завывающий ветер. «U-99» прошла совсем рядом с бортом. На горящем судне не было видно ни души. Очевидно, экипаж высадился на шлюпки. Судно называлось «Саманангер» и шло под норвежским флагом. В 2.00 оно перевернулось и затонуло. К этому времени конвой уже успел уйти далеко вперед. Кречмер никак не успевал его догнать до того, как он зайдет за минное заграждение, выставленное на входе в Северный пролив. Это заграждение состояло из десятков тысяч мин, установленных достаточно глубоко, чтобы суда конвоя могли проходить над ними, но вместе с тем достаточно мелко, чтобы поймать в ловушку подводную лодку в погруженном состоянии.

Кречмер повернул к югу. Часом позже сигнальщик заметил тень, двигающуюся в северном направлении. Это был танкер, очевидно отбившийся от конвоя во время шторма или вынужденный изменить курс по какой-то другой причине. «U-99» приблизилась к цели, которая совершенно неожиданно остановилась. Лодка осторожно обошла вокруг потенциальной цели, но Кречмер не заметил никакой ловушки. Танкер качался на волнах, гребные винты не вращались. Кречмер решил выждать. На рассвете выяснилось, что с танкера исчезли все спасательные шлюпки. На палубе никого не было видно. Приблизившись, офицеры «U-99» внимательно осмотрели странное судно в бинокли. Они не заметили никаких повреждений. Судно стояло на ровном киле и явно было вполне управляемым. Неужели им довелось встретиться с одним из «призраков»? На борту судна было написано название – «Конч». В это же время два матроса на фордеке выловили из воды спасательный круг с тем же названием. Отойдя на 200 ярдов от цели, Кречмер приказал выстрелить торпеду. Она попала в среднюю часть судна, которое перевернулось и в течение нескольких секунд скрылось под водой.

Лодка опять взяла курс на юг. Погода постоянно ухудшалась. Взбесившиеся волны швыряли многотонную лодку, словно детскую игрушку. «U-99» прошла по краю зарождающегося циклона, миновала его центр, который был относительно спокойным, и теперь получила возможность испытать на себе всю свирепую ярость непогоды. Не было даже речи о том, чтобы в таких условиях кого-то атаковать. И Кречмер вполне мог укрыться от шторма на глубине. Но он считал своим долгом оставаться наверху, надеясь заметить конвой и доложить в Лориент.

7 декабря в 11.35 шторм начал ослабевать. И почти сразу же с лодки увидели очередной одинокий пароход. Была уже середина дня, поэтому Кречмер решил атаковать судно с перископной глубины. Однако выяснилось, что перископ поврежден штормом, а другой, вспомогательный, при таком волнении бесполезен. Тогда Кречмер приказал всплыть и осторожно двинулся вслед за судном, рассчитывая атаковать его после наступления темноты.

В сумерках Кассель перехватил сигнал, передаваемый на волне 600 метров: «Агиа Эйрини» просит немедленной помощи. Нахожусь в точке с координатами 32 градуса 38 минут северной широты, 22 градуса 52 минуты западной долготы. Экипаж 29 человек. Судно получило многочисленные повреждения во время шторма. В трюмы поступает вода». Кречмер принял решение атаковать свою цель немедленно, после чего идти к «Агиа Эйрини» и потопить поврежденное судно раньше, чем подоспеет помощь. Но вывод лодки на атакующую позицию занял четыре часа. Только в 10.29 с расстояния в 500 ярдов к цели пошла первая торпеда. Она выпрыгнула из воды на волне и попала в корму выше ватерлинии. Это означало, что в пробоину будет поступать только вода, захлестываемая волнами. Судно послало в эфир сигнал бедствия, из которого следовало, что «U-99» торпедировала голландский пароход «Фармсум». В результате того, что торпеда угодила в борт достаточно высоко, всю кормовую надстройку вместе с установленным на ней вооружением снесло взрывом в море. Судно остановилось. На нем больше не имелось орудий, чтобы контратаковать. Лодка подползла ближе, и Кречмер выпустил еще одну торпеду, на этот раз целясь в носовую часть судна. Торпеда сбилась с курса и снова ударила в корму, но теперь уже ниже ватерлинии. Только судно все равно оставалось на плаву, и к цели пошла третья торпеда. Она тоже угодила в корпус ниже ватерлинии. После этого «Фармсум» перевернулся и затонул в течение трех минут. Кречмер не стал выяснять, какая судьба постигла экипаж. Его не покидала мысль о том, что он должен еще успеть потопить «Агиа Эйрини». Поэтому он приказал немедленно лечь на курс к точке с указанными в радиосообщении координатами и на максимально возможной скорости повел лодку к поврежденному судну.

В нужное место лодка прибыла перед рассветом. Море казалось абсолютно пустынным. Кречмер решил, что, очевидно, экипаж не дождался помощи, и решил повести поврежденное судно к входу в Северный пролив. Рассчитав предполагаемый курс, он ринулся следом. Уже в 9.35 Кассель перехватил еще один сигнал от ускользающей добычи. «Предпринимаем попытки подойти ближе к берегу. В трюмах вода, рулевое устройство вышло из строя». Далее судно сообщало свои координаты. Через несколько минут береговая радиостанция взяла пеленг на сигналы, передаваемые поврежденным судном, и уточнила его позицию, передав новые координаты на той же волне. Петерсон нанес полученные данные на карту и выяснил, что в действительности судно находится в добрых 60 милях от точки, которую оно указывало в своем сообщении.

Незадолго до полудня радисты «Агиа Эйрини» снова вышли в эфир. На этот раз было передано срочное обращение в Адмиралтейство. «Не можем подойти к берегу. Просим вас о помощи. Судно не слушается руля. Трюмы заполнены водой еще три дня назад. За это время ни одно из судов не подошло на помощь». Далее указывалось положение судна, но только теперь координаты были правильные. Прочитав радиограмму, Кречмер ухмыльнулся.

– Должно быть, у этих ребят очень сердитый капитан, – сказал он.

Спустя час сигнальщики заметили внушительных размеров транспорт, двигавшийся примерно в направлении к «Агиа Эйрини». Он шел на высокой скорости, и было не совсем понятно, спешит он на помощь или следует своим курсом. Кречмер держал лодку на значительном расстоянии. В 4.15 он увидел эсминец, который двигался в том же направлении. В это время на мостик вышел инженер и сообщил, что непогодой повредило один из двигателей. Поломку можно ликвидировать, но для этого необходимо некоторое время пробыть на поверхности. Кречмер только собрался согласиться, когда заметил, что эсминец изменил курс и идет прямо на лодку. А на горизонте появилось еще два эсминца. Не тратя времени на споры с инженером, он заорал:

– Срочное погружение! Ныряем!

«U-99» начала погружаться, но, учитывая наличие только одного электродвигателя, процесс занял намного больше времени.

Кречмер полистал справочник и пришел к выводу, что, судя по силуэту, замеченный транспорт является торговым судном, имеющим вооружение. Кассель доложил, что гидрофоны не отмечают ни малейшего шума. Поэтому спустя двадцать минут Кречмер подумал, что противник вполне мог его не заметить, и решил всплыть, чтобы осмотреться. Поскольку перископ был поврежден, лодка «U-99» полностью всплыла на поверхность, чтобы в ту же минуту поспешно нырнуть обратно в спасительные морские глубины. Транспорт застопорил машины и спокойно покачивался на волнах на расстоянии не более мили, а один из эсминцев находился даже ближе. Почти сразу же Кречмер услышал шум винтов быстро приближающегося эсминца и одновременно мелодичный звон, означающий, что по корпусу лодки ударили импульсы «асдиков». Через несколько минут транспорт, как ни в чем не бывало, запустил двигатель и лег на прежний курс. Остановившись, враг выманил лодку на поверхность и теперь явно намеревался использовать преимущества своего положения.

В напряженном ожидании прошло пять минут. Один из эсминцев прошел прямо над лодкой. Миновало еще семнадцать минут. «U-99» притаилась на глубине 300 футов. Еле-еле вращались винты. В лодке все замерли, люди не произносили ни слова и даже старались лишний раз не шевелиться. А потом вокруг начали рваться бомбы. Лодка металась из стороны в сторону, как раненый кит. Все, что не было закреплено, полетело вверх тормашками, люди тоже не явились исключением. Погас свет. Через несколько минут включилось аварийное освещение. Кряхтя и потирая ушибы, подводники стали подниматься на ноги. Только один из матросов остался на коленях. Скорчившись возле своего рундука, он истово молился, глядя на фотографию своей жены. Вторая серия бомб легла немного в стороне, но все же достаточно близко, чтобы не дать экипажу с облегчением вздохнуть. Люди насчитали 50 взрывов, прежде чем Кассель доложил, что шум винтов стихает. Оставаясь под водой, лодка потихоньку, со скоростью 4 узла, поползла в северном направлении. После бомбежки все без исключения находились в напряжении и, казалось, ожидали еще какой-нибудь неприятности. Неожиданно раздался оглушительный треск. Звук пронесся по лодке и был таким громким, что Кречмера, решившего немного отдохнуть, подбросило на койке, и в ту же минуту он оказался на посту.

– Что это было? – крикнул он озадаченному Эльфу, который нес вахту.

– Не знаю, сэр.

– Что на гидрофонах?

– Все тихо, сэр.

Кречмер принялся мерить шагами помещение, внимательно прислушиваясь. Больше ничего не происходило. Выждав еще какое-то время, он пожал плечами и отправился в каюту, намереваясь вернуться к прерванному отдыху. Но несколько минут спустя он был вынужден снова вскочить. Странный треск повторился, причем на этот раз он прозвучал три раза подряд. Эльф приказал осмотреть корпус лодки, подозревая, что при бомбежке были получены повреждения и вот-вот внутрь хлынет вода. Кассель сидел в компании других старшин и выглядел непривычно задумчивым. Когда непонятный звук повторился еще дважды и возле поста столпилась почти вся команда, его физиономия приобрела багрово-красный оттенок. Кречмер выглядел очень обеспокоенным и ничего не мог понять.

– Что, черт возьми, это может быть? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Этого стерпеть Кассель уже не мог. Растолкав матросов, он бросился бегом к кладовой, где у него хранились запасы, и распахнул дверь. Его взору предстала весьма своеобразная картина, а в нос ударила отвратительная вонь. Ранее чистые стены теперь были покрыты темно-коричневыми ошметками, при внимательном рассмотрении оказавшимися утиными крылышками и лапками, а между ними зловонными ручейками на палубу стекал сок. Таинственные звуки получили очень прозаичное объяснение. Это взрывались банки с испорченной консервированной уткой. Кассель вздохнул и понял, что пора нести свою повинную голову к командиру. Но кипящий от злости Кречмер пришел сам и недоуменно уставился на устроенное в кладовой безобразие. Тут же всем, стоявшим у двери, пришлось пригнуться. С грохотом, не рассчитанным на слабонервных, одновременно взорвались четыре банки. Слова, произнесенные при этом Кречмером, не подлежат появлению на страницах литературного произведения, даже документального. В итоге Кассель пришел к выводу, что экипажу «U-99», скорее всего, не придется в обозримом будущем рассчитывать на появление в меню утки.

Спустя два часа лодка всплыла. Стемнело. Море вокруг было пустынным. Принимая во внимание поломку двигателя и повреждение перископа, Кречмер решил отказаться от преследования «Агиа Эйрини». Да и торпеды уже были на исходе. Он послал Дёницу сообщение и взял курс на базу. Люди чувствовали себя усталыми и подавленными. Через два дня Дёниц прочитал донесение Кречмера и наложил свою резолюцию: «Очень успешная, грамотно проведенная операция».

В Лондоне специалисты тоже даром времени не теряли. Внимательно проанализировав тактику, применяемую вражескими подлодками на Атлантике, они пришли к выводу, что придется срочно пересмотреть свои взгляды на подводные лодки и защиту от их нападения. Дёниц использовал свои лодки не как подводные корабли, коими они являлись по определению, а как погружаемые. Другими словами, подлодки чаще всего атаковали находясь на поверхности воды ночью, на манер торпедных катеров. Таким образом, при выработке наступательной и оборонительной тактики Королевского ВМФ следовало исходить из того, что в распоряжении противника имеются надводные корабли, которые могут погружаться под воду в целях обеспечения собственной безопасности, главным образом в течение светового дня.

Кризи считал, что его люди должны уметь предугадать любой план Дёница хотя бы за неделю до того, как мысль об этом придет в голову ему самому.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.