РАДИОЛОКАТОР НА ГОРЕ ОПАНА

РАДИОЛОКАТОР НА ГОРЕ ОПАНА

Сеть радиолокационных станций дальнего предупреждения появилась на Оаху недавно. Она состояла из пяти передвижных установок, доставленных сюда из Штатов. Их расставили на самый крайних точках побережья. Одна из этих новых станций работала неподалеку от Кахуку Пойнт, в том самом районе, который увидел капитан Футида, пробив над островом слой облаков. Разместили её на горе Опана: грузовик с кузовом — фургоном, над крышей которого вращалась антенна.

Для шести человек, которые посменно обслуживали станцию, служба казалась очень скучной. Жить им приходилось в небольшом лагере в Кавайоле, недалеко от берега моря. Каждые восемь часов двое из них отправлялись на станцию на грузовике, который заодно доставлял обратно сменившихся.

Станция Опана располагалась меньше чем в десятке километров от лагеря на небольшом плато. В ясную погоду отсюда открывался чудесный вид на море. Собственно говоря, солдаты, прикомандированные к радиолокатору, могли бы наслаждаться такой спокойной службой. Но здесь царила такая скука, что любой из них предпочел бы служить в Пирл-Харборе или в Форт Шафтере.

Оттуда было всего несколько минут езды до кинотеатров и кабаре, до улиц с магазинами и питейными заведениями. Здесь же, высоко в горах, на самой северной оконечности Оаху, такого разнообразия ожидать не приходилось. Несмотря на все красоты природы, они чувствовали себя затерянными в глуши, где не с кем пообщаться, кроме как с пятерыми товарищами по несчастью, такими же угрюмыми и скучными.

К тому же новая станция работала с большими перебоями. В принципе она могла обнаруживать самолеты на расстоянии до 250 километров. Но два дня назад появился какой-то дефект, и персонал больше занимался ремонтом, чем наблюдениями. В то время радиолокационная техника находилась ещё в зачаточном состоянии, и по этой причине армия пока рассматривала её эксплуатацию в качестве эксперимента.

Все пять станций поддерживали телефонную связь с центром в Форт Шафтере. Там на огромной карте регистрировалось каждое донесение, поступавшее с локаторов, хотя воспринималось это лишь как своего рода тренировка. Молодые офицеры ВВС занимались тем, что направляли предполагаемые эскадрильи перехватчиков против условных самолетов противника. Для них это было всего-навсего очередной военной игрой. Так могло продолжаться до тех пор, пока вся эта техника оставалась бы пригодной к работе.

С тех пор, как генерал Шорт распорядился принять меры против возможных актов саботажа, в несении службы наблюдателями на радаре ничего не изменилось. Как и прежде, солдаты сменяли друг друга и возились понемногу с новой техникой. На Опане шестерка операторов сговорилась установить на воскресенье только две смены. Тогда по крайней мере двое могли на целый день уехать в Гонолулу.

Два молодых солдата — Джозеф Локард и Джордж Эллиот — заступили на смену шестого декабря около полудня. В соответствии с инструкцией они время от времени включали радиолокатор. Кроме того, им предстояло защищать станцию от возможных диверсантов. Но все их вооружение состояло из одного крупнокалиберного армейского пистолета и двух обойм к нему по девять патронов в каждой. С оружием на Оаху было туго.

Когда спустилась ночь, станцию выключили и солдаты по очереди вздремнули в водительской кабине. В четыре утра, опять согласно расписанию, снова включили локатор и вели наблюдения до семи. Приступая к работе в это раннее воскресное утро, солдаты явно не испытывали особого желания заниматься однообразной работой. Здесь, вероятно, нужны были особо тренированные люди, способные час за часом сидеть перед светящимся экраном и наблюдать за импульсами отраженных сигналов.

Три часа Локард с Эллиотом попеременно сидели перед контрольным экраном, наблюдая за воздушным пространством. Ничего не происходило. Не было видно даже своих собственных самолетов. По будням к этому времени обычно насчитывались уже десять-пятнадцать импульсов. Но сегодня ничего не появлялось. Только в шесть сорок пять они обнаружили какой-то самолет километрах в двухстах северо-восточнее Оаху.

Они сообщили об этом контакте и получили подтверждение. Вскоре после этого телефонист из центра в Форт Шафтере посоветовал им потихоньку сворачиваться. Но Эллиот и Локард этого не сделали — им все равно пришлось бы ждать, пока приедет грузовик и отвезет их в Кавайолу на завтрак. Поэтому они решили ещё немного потренироваться на включенном приборе. Локард, который разбирался в нем лучше Эллиота, готов был показать товарищу несколько приемов, которые успел освоить сам.

Так время подошло к семи, и грузовик со сменой уже давно должен был появиться. Правда, тот нередко опаздывал, так что повода для беспокойства не было. Кроме того, спустя пару минут внимание обоих солдат было отвлечено от ожидаемого завтрака внезапно вспыхнувшим на экране радара настолько сильным импульсом, что оба заподозрили поломку. Приятели проверили все, что могли, но прибор работал безупречно.

— Знаешь, — задумчиво заметил Локард Эллиоту, — это не короткое замыкание. Там целый рой самолетов, или я готов сожрать свою стальную каску.

— Приятного аппетита, — всерьез пожелал ему Эллиот. Он отправился к карте, связанной с прибором, и рассчитал местонахождение самолетов, дающих такой сильный импульс. В результате получился район километрах в двухстах к северо-востоку. Импульс на экране не гас и непрерывно менял свое положение. Не оставалось сомнений — самолеты приближались.

— Доложи! — коротко скомандовал Локард. Эллиот кинулся к телефону, связывавшему станцию с центром управления в Форт Шафтере. В семь часов шесть минут он связался с центром. Ответил ему заспанный голос сержанта Джозефа Макдональда, который спокойно выслушал взволнованное сообщение Эллиота и записал его.

— Порядок, приятель, — буркнул сержант. — Целая куча самолетов приближается с севера, три градуса к востоку, так? Наши ушли на завтрак. Когда вернутся, передам.

Трое солдат, которые анализировали поступающие сообщения, в семь часов ушли в столовую на завтрак. Во время их отсутствия в центре управления оставался один-единственный человек — лейтенант Кермит Тайлер, молодой офицер, в чьи обязанности входила координация действий истребителей по отражению налета противника. Исполнял он эту функцию в основном теоретически: на Оаху не хватало истребителей, чтобы при каждом радиолокационном контакте поднимать их в воздух.

Впрочем, радиолокационная техника пребывала все ещё в зачаточном состоянии. Чтобы работать надежно, система нуждалась в дальнейшем развитии. При её теперешнем состоянии даже центр управления в Форт Шафтере на оснований одних показаний радара не мог определить, идет ли речь о своем или чужом самолете. Оборона воздушного пространства над Оаху оставалась совершенно неорганизованной. Не было ни планов, ни расчетов. С прибытием на остров новых радиолокационных станций наметилось некоторое улучшение, но должны были пройти ещё недели, пока наладится надежное взаимодействие.

Сержант Макдональд уже хотел отложить в сторону записанное им сообщение с Опаны, когда вдруг вспомнил о все ещё остававшемся в центре лейтенанте Тайлере. Он зашел к нему и остановился в дверях.

— Станция Опана наблюдает радиолокационный контакт, — коротко доложил он. — Должно быть, какая-то большая группа самолетов — такого мощного импульса парни никогда не видели.

Он подал Тайлеру донесение, тот задумчиво в него вчитался.

Лейтенант Тайлер тоже рассматривал свою службу в центре управления как своего рода военную игру. Он вопросительно поднял глаза на Макдональда:

— Полагаете, нам нужно что-то предпринять?

Макдональд пожал плечами.

— Может, вызвать обратно с завтрака наших ученых мужей? Это как раз тот случай, когда им есть над чем поломать голову.

Прежде чем лейтенант Тайлер на что-то решился, телефонный звонок позвал Макдональда обратно. Снова звонили со станции Опана. На этот раз говорил Локард. Он взволнованно заявил:

— Слушай, Мак, тут что-то не так! Импульс становится сильнее. И расстояние все уменьшается. Мы тут вычислили, что осталось всего сто пятьдесят миль. Эти самолеты делают не меньше трехсот миль в час.

— Но лейтенант никаких указаний не дал, — возразил Макдональд.

— Тогда дай мне его самого, — потребовал Локард.

Он ещё раз повторил свое сообщение Тайлеру. Тот задумался.

В море находились оба авианосца: «Энтерпрайз» и «Лексингтон». Самолеты могли взлететь с них, ведь авианосцы возвращались домой, в Пирл-Харбор. Но существовала и другая, более вероятная возможность.

По указанию верховного командования из Сан-Франциско в Пирл-Харбор перебрасывали отряд бомбардировщиков В-17. Им предстояло усилить военно-воздушные силы на острове. Такие перелеты проводились с соблюдением строжайшего радиомолчания.

Тайлер вспомнил, что радиостанция KGMB с полуночи непрерывно передавала музыку. Это был верный признак того, что ожидаются самолеты с материка. Они могли пеленговать эту радиостанцию и по ней корректировать курс. Теперь у него не осталось сомнений: станция Опана зафиксировала отряд В-17. Поэтому он успокоил взволнованного Локарда:

— Не волнуйтесь, все уже прояснилось!

Локард удовлетворился таким ответом и положил трубку. Только Господь и центр управления в Форт Шафтере могли знать, о каких самолетах шла речь. И лейтенант Тайлер явно это знал, как заключил из разговора Локард.

Он покрутил ручки настройки радара. Импульс стал ещё сильнее. Расстояние все быстрее сокращалось. В семь тридцать девять самолеты были примерно в тридцати километрах.

Затем импульс пропал. Теперь самолеты оказались в мертвой зоне, недоступной для их радара. Локард разочарованно вздохнул и выключил прибор. В этот момент послышался гудок грузовика, который должен был отвезти обоих дежурных на завтрак.

Локард поспешно передал смену, прыгнул в машину рядом с Эллиотом и грузовик загромыхал под гору в сторону Кавайолы.

В центре управления в Форт-Шафтере лейтенант Тайлер ещё некоторое время беседовал с сержантом Макдональдом. К тому времени, когда вернулись с завтрака остальные, оба уже почти забыли о сообщении Локарда. Если бы Макдональд не вспомнил, оно так и осталось бы под сукном.

Все остальные тоже прочитали записанное Макдональдом донесение Локарда и были весьма удивлены, что двенадцать ожидавшихся В-17 могли вызвать на экране радара такой мощный импульс.

Тайлер снова вернулся в кабинет. Он уже не тревожился насчет донесения с радиолокационной станции, однако всерьез задумывался, что может случиться, если однажды такой импульс на экране радара действительно сообщит о приближающемся воздушном флоте противника.

Практическая вероятность упредить внезапное нападение с воздуха казалась минимальной. До того времени, когда по импульсу на экране радара можно будет отличать свои самолеты от вражеских, должны пройти недели, возможно месяцы. Чтобы это осуществить, нужно ввести на острове абсолютно новую, строго организованную систему воздушного предупреждения. Пока же разрозненные аэродромы армии и флота даже не сообщают в центр управления о полетах своих самолетов, полностью замалчивая сведения о курсе, высоте и прочих параметрах.

Но этого недостаточно: даже в случае обнаружения самолетов противника пройдет много времени, прежде чем может быть организована действенная оборона. Главной слабостью всей системы обороны Оаху было отсутствие единого командования. Генерал Шорт и адмирал Киммель действовали независимо друг от друга. Командиры кораблей так же независимо принимали решения. Даже коменданты отдельных аэродромов отдавали распоряжения, выходившие далеко за рамки их полномочий. Все это сложилось за долгие годы, и к такому порядку все привыкли.

Тайлер задумался.

Если, например, сейчас центр управления решит объявить воздушную тревогу, прежде всего нужно известить адмирала Киммеля. Тот отдаст приказ.

Но генерал Шорт в сфере своего заведования оставляет за собой право самому принимать решение о объявлении тревоги. И это произойдет только после того, как оба командующих обменяются мнениями и придут к единому решению.

Для стоящих в бухте кораблей возникают ещё и другие проблемы. Большинство из них стоит не под парами. Пройдут часы, прежде чем они смогут собственным ходом покинуть гавань. А ведь в ней на площади всего в несколько квадратных километров скопилось множество в высшей степени ценных боевых кораблей. Может быть, отдельные корабли можно вывести на буксире, но даже это займет куда больше времени, чем останется до воздушного налета противника.

Лейтенант Тайлер не сомневался, что организация обороны на Оаху была явно недостаточной. Если где-либо и применимо понятие халатности, то именно здесь. Это лежало на поверхности: правительство просто не рассчитывало, что база в Пирл-Харборе может подвергнуться нападению.

Тайлер покачал головой.

Когда-нибудь это все-таки произойдет…

Он ежедневно читал газеты, и для него не было сомнений, что в ближайшем будущем предстоит вооруженный конфликт с японцами. Почему же, спрашивал он себя, мы так плохо подготовлены?

Лейтенант не так давно прибыл сюда с материка. В Штатах общественное мнение склонялось в пользу изоляционистов, открыто провозглашавших, что нужно выждать, пока немцы и русские, а также японцы и русские, разобьют друг другу головы. После этого Америка должна освидетельствовать развалины на поле битвы и вновь навести порядок.

Получится ли все так просто? — спрашивал себя Тайлер.

Он прикурил и через узкий коридор центра управления вышел на улицу. Было восемь утра. С минуты на минуту должен был прибыть его сменщик.

Над Оаху занималось чудесное утро. В синеве неба местами висели отдельные тонкие барашки облаков.

Тайлер прислушался. Воздух наполнился гулом моторов. Он увидел надвигавшиеся на Пирл-Харбор вереницы самолетов.

— Не иначе, флот опять затеял какие-то учения, — сказал себе Тайлер.

Тут он услышал взрывы и немного огорчился, что испорчено такое тихое воскресное утро. Морякам следовало бы устраивать свои маневры по будням!

"ТОРА-ТОРА-ТОРА!"

Так в Пирл-Харборе по воскресеньям было всегда: люди в городе спали допоздна, потому что накануне вечером смотрели футбол и не без того, чтобы как следует при этом выпить. Солдатам нужно было прибыть в казармы на завтрак только к восьми часам. Утренней переклички по воскресеньям не было. Это была «ананасовая» армия. И эта армия спала спокойно.

Большинство солдат в уикэнд вовсе не ночевало в казармах. Они покидали часть в субботу после обеда, шатались по городу, затем, ближе к вечеру, подцепляли девушек, ночевали у них, в воскресенье утром отправлялись на пляж в Уайкики и нежились там на солнце, ловили рыбу, катались на водных лыжах. Проведя таким приятным образом весь день, ночью они снова ублажали своих девушек и являлись в свои части в понедельник к утренней поверке.

Матросы со стоявших в гавани кораблей не отставали в этом от солдат. Американские налогоплательщики имели полное право усомниться в обоснованности расходов на оборону.

В то утро на могучих кораблях, застывших в неглубокой акватории вокруг острова Форд, царила та же тишь, что и в любое воскресенье. С восточной стороны от острова высились мачты линкоров. Здесь стояли «Невада», "Аризона", «Теннеси», "Вест Вирджиния", «Мэриленд», "Оклахома" и «Калифорния». Не было только «Пенсильвании» — та вместе с двумя эсминцами занимала сухой док номер один.

Неподалеку от них, в доке 1010, стоял эсминец «Хелен». Перед Ист-Лох бросило якорь госпитальное судно «Солейс», а напротив Пирл-сити — старый линейный корабль «Юта», использовавшийся только в качестве мишени. Рядом с ним — крейсера «Рилей» и «Кертис». Канонерские лодки, минные заградители, танкеры и вспомогательные суда были рассеяны по всей бухте.

На борту находилась едва ли половина экипажей. А из тех, кто остался, многие с утра готовились к увольнению на берег.

В восемь часов на всех кораблях происходил подъем флагов. После этого начинали собираться в увольнение. Наблюдатель, взявший на себя труд пересчитать все корабли, большие и малые, стоявшие на якорях в Пирл-Харборе, насчитал бы их девяносто шесть.

На острове Форд высились ангары летающих лодок. Эти старые неповоротливые гиганты, несмотря на все недостатки, все ещё оставались очень эффективным средством контроля побережья. В соответствии с приказом генерала Шорта о противодействии диверсиям их вывели из ангаров.

На ютах крупных кораблей были развернуты походные алтари. Все ещё сохранялся старый обычай, когда по воскресеньям на борт приходил капеллан и служил мессу. Но многие из тех, кто ещё завтракал, твердо решили отправиться на берег ещё до службы.

Посты у бонового заграждения уже успели позабыть про утреннюю охоту за подводными лодками. Приехал фотограф из Гонолулу, чтобы сделать снимки. Приближалось Рождество, пора было посылать фотографии домой.

Недалеко от Гонолулу находился Хикэм Филд, база армейских бомбардировщиков. В будни здесь в это время уже царило оживление. Взлетали машины, ревели моторы, сновали заправщики, экипажи спешили к своим машинам. Сегодня самолеты одиноко стояли на краю летного поля. Двенадцать новых В-17, из которых, правда, лишь половина была боеготова, затем двенадцать бомбардировщиков А-20, да три десятка безнадежно устаревших В-18, которым многие пилоты уже не решались вверить свои жизни.

На наблюдательной вышке необычно тихого аэродрома собрались офицеры, и среди них комендант Хикэм Филд полковник Уильям Фартинг. Они готовились встретить новый отряд В-17, которые должны были прибыть в тот день из Сан-Франциско. На эти машины возлагали большие надежды. Бесспорно, это были самые современные и мощные самолет, какими в то время располагали США.

Полковник Фартинг предпочел не вспоминать, что произошло больше четырех месяцев назад. В начале августа он направил в министерство обороны докладную записку. В ней он изложил свои соображения о том, что может случиться, если тлеющий конфликт с японцами приведет к открытым столкновениям.

Для него было ясно, что японцы попытаются атаковать Пирл-Харбор. Фартинг был детально осведомлен о количестве и мощи японских авианосцев. Эти сведения и основательное изучение положения на Оаху побудили его уже летом поделиться своими опасениями с министерством. Он составил логичный и весьма обоснованный доклад, из которого следовало, что ситуация в Пирл-Харборе просто-таки провоцирует любого агрессора, в том числе и японцев, на внезапное нападение.

По версии Фартинга, подробно разъясненной в его докладной записке, раньше или позже они попытаются атаковать Гавайские острова с севера соединением авианосцев и десантных кораблей. Путь через малосудоходную северную часть Тихого океана изберут потому, что там не грозит быть обнаруженными раньше времени. По предположению Фартинга, для атаки выберут ранние утренние часы, чтобы использовать ночь для приближения к объекту атаки. После продолжительного воздушного налета японцы попытаются высадить десант.

Фартинг предложил министерству обороны принять соответствующие контрмеры. Он ратовал за систему оборонительных позиций на побережье, проведение регулярной воздушной разведки и длительных контрольных рейдов отрядов эсминцев в северную часть Тихого океана.

Сегодня, спустя четыре месяца после работы над докладом, у Фартинга на руках было лишь подтверждение, что его доклад получен. Он не знал, что тот давно уже списали в архив. И не подозревал, что его опасения всего через несколько минут подтвердятся самым ужасным образом.

На армейском аэродроме Уилер Филд, где базировались истребители, тоже царила тишина. Шестьдесят новых машин П-40 выстроились перед ангарами ровно, как на параде. Пока не видно было ни единого пилота. Никаких полетов не планировалось.

Немного севернее, в казармах Шофилда, на ногах были только те, кто привык рано вставать. В воскресенье каждый мог завтракать, когда и где ему захочется. Те из солдат, кто вернулся в казарму поздно ночью или только рано утром, ещё отсыпались. 24-я и 25-я дивизия, которые были там расквартированы, на минувшей неделе провели утомительные полевые учения. Даже офицеры считали, что это воскресенье стоит провести как можно поспокойнее.

В Форт Шафтере первые офицеры потянулись в церковь.

На Беллау, небольшом армейском аэродроме на восточном побережье, из ангаров выкатили две эскадрильи истребителей. Их пилоты находились в увольнении. Большинство отправились на автобусах на рыбалку.

Немного дальше к северу, в Канео, на базе морской авиации, покачивались на воде тридцать летающих лодок. Три таких гидросамолета находились в патрульном полете на юге.

Энсин Таннер, который сбросил дымовые шашки на мини-подлодку перед входом в гавань, в этот момент переодевался. После полета его долго терзали угрызения совести — все казалось, что он атаковал свою собственную лодку. Но товарищи сумели его успокоить. Таннер увлекался фотографией и собирался отправиться на мотоцикле на побережье, чтобы поснимать морской прибой.

На кораблях пришло время подъема флагов. В семь пятьдесят пять оставшиеся на борту как всегда построились для этой церемонии на палубе. Церемония проходила по тысячекратно повторенной схеме. Ровно в семь пятьдесят пять на шлагштоке водокачки за доком поднимался синий предварительный флаг. Затем то же самое делали на каждом корабле в бухте, от линкоров до самых малых торпедных катеров. Четыре матроса и офицер стояли вокруг флагштока, держа наготове звездно-полосатый флаг, пока ровно в восемь не спускался синий флаг на водокачке. В тот же миг развертывалось звездно-полосатое полотнище. Затем этому примеру следовали все корабли. На линкорах, где имелись собственные оркестры, они участвовали в церемонии, исполняя национальный гимн.

Все началось в семь пятьдесят пять. На водокачке уже развевался синий флаг. И тут внезапно воздух задрожал от рева моторов. Он быстро приближался. Люди удивлялись, откуда вдруг взялось столько самолетов.

Одна группа заходила с юга, со стороны входа в бухту. Они летели так низко, что через стекла кабин можно было различить головы пилотов. На «Калифорнии» один унтер-офицер удивленно воскликнул:

— Не иначе русские послали с визитом какой-то авианосец, у них же красные знаки на крыльях!

Кто-то громко возмущался, что шальные армейские летчики устроили такую суматоху именно во время подъема флага. Другие озадачено указывали на приближавшиеся машины с неубирающимися шасси. Таких самолетов на острове не было.

Затем первая из столь неожиданно появившихся машин стрелой ринулась вниз, к причалу для гидросамолетов на южной оконечности острова Форд. Спустя несколько секунд тишину воскресного утра разорвал грохот взрыва. В воздух взлетели обломки.

Когда небольшая машина, заложив рискованный вираж, умчалась вверх, люди на палубах разглядели на её плоскостях оранжево-красные круги.

— Японцы! — разнесся отчаянный крик. Он множился под рев моторов и грохот взрывов. Над мирным островом, над солнечными пляжами, над пальмовыми рощами, над сонной бухтой и полупустыми казармами, над городом Гонолулу и аэродромами — повсюду разразился ад.

В кабине своего бомбардировщика возбужденный капитан Футида спешил передать адмиралу Нагумо условный сигнал об успехе атаки:

— Тора-тора-тора! — передавал по радио Футида.

"Тора" значило «Тигр». Крылатые тигры из далекой островной империи нанесли свой удар.

ДВА ГОСПОДИНА В ТЕМНЫХ КОСТЮМАХ

Когда в Пирл-Харборе было семь, часы в Вашингтоне показывали час пополудни. В Америке вставали раньше, чем на Гавайских островах, и много раньше, чем в Японии. И эта констатация имеет непосредственное отношение к тому, что происходило в то утро в Пирл-Харборе.

За первую неделю декабря в Соединенных Штатах ничего необычного не случилось. Страна все ещё не участвовала в войне. Президент Рузвельт был занят тем, что отбивался от изоляционистского движения "Америка — превыше всего". Изоляционисты пытались воспрепятствовать тому, чтобы США со всей своей экономической и военной мощью стали на сторону антифашистской коалиции.

Возглавлял это движение Чарльз А. Линдберг. Самыми ярыми его поборниками слыли сенаторы Уилер, Кларк, Уолш и Ней. Они высмеивали предупреждения президента Рузвельта, который сознавал опасность, грозившую Америке со стороны фашистских агрессоров. Изоляционисты настаивали на абсолютном невмешательстве в разразившуюся мировую войну. Они были против объявленной Рузвельтом программы помощи тем нациям, которые противостоят агрессии держав «оси». Лозунгом изоляционистов было "умиротворение агрессора".

Рузвельт опирался на поддержку значительного большинства народа, но не имел её в конгрессе. Изоляционисты были очень хорошо организованы и наводнили страну своей пропагандой.

Декабрь в том году обещал быть прекрасным. В последние дни стояло необычное тепло. Лишь иногда сгущались туманы. Из Колорадо сообщали, что в Роки Маунтин совсем мало снега. Метеорологи предсказывали новую волну теплого воздуха с Атлантики, которая принесет с собой дождь и туман. С юго-запада тоже подступал теплый воздушный фронт, суля Флориде по-весеннему мягкую погоду. На Тихоокеанском побережье светило солнце, и воздух был необычно теплым.

Такая мягкая погода никак не радовала бастующих шахтеров с шахты Джона Л. Ливайса. Для них речь шла о повышении зарплаты. Сенатор Уолтер Джордж из Джорджии удивил читателей воскресных газет раздраженным комментарием по поводу роста налогов. Однако население Америки в то воскресенье занимали совсем другие вещи.

В Вашингтоне в тот день встречались две самые знаменитые футбольные команды: «Редскинз» играли против "Филадельфия Иглз". В Нью-Йорке предстояла не менее напряженная борьба. Там играли "Нью-Йорк Джайнтс" против "Бруклин Доджерс".

Люди, достававшие в то утро газеты из почтового ящика или поднимавшие их со ступеней крыльца, не видели в заголовках ничего тревожного. "Нью-Йорк таймс" воспевала мощь американского военно-морского флота. Заголовок на пять колонок гласил: "Нокс заявляет: наш военно-морской флот превосходит все флоты в мире". Немного ниже обещали: "Мы сорвем планы Японии!".

Иначе выглядела "Чикаго трибюн", главная газета изоляционистов. Здесь на первой полосе красовался постоянный девиз "Спаси нашу республику!" Имелось в виду, что каждый читатель должен выступить за невмешательство и тем не дать нанести ущерб американским интересам. В другой газете изоляционистов, "Нью-Йорк дейли ньюс", Рузвельту предлагали обратиться к императору Хирохито с очередными призывами к взаимопониманию.

Никто из ранних читателей не воспринимал эти заголовки всерьез. Многие погрузились в куда более интересные воскресные приложения и комиксы. Супермены и прочие рисованные герои взяли в то воскресенье верх над высокой политикой.

В форте Сэм Хьюстон, штат Техас, до смерти усталый генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр вернулся с маневров. Отказавшись от яичницы-глазуньи, он завалился в койку, чтобы отоспаться.

Около полудня в Вашингтоне началась игра «Редскинз» против "Филадельфия Иглз". Стадион до отказа заполнили 40 000 зрителей. Кому не досталось билетов, сидели у радиоприемников. В то же самое время другая станция вела трансляцию из нью-йоркского Карнеги-Холла. Оркестр нью-йоркской филармонии исполнял Первую симфонию Шостаковича, дирижировал Артур Родзински. Но передача ещё только начиналась, когда диктор взволнованно объявил, что японцы атаковали Пирл-Харбор.

На слушателей у приемников поначалу это особого впечатления не произвело. Американец хитер, и тем гордится. Полгода назад многие уже попались на удочку, когда Орсон Уэллс поставил уникальный радиоспектакль, в котором чрезвычайно реалистично изобразил высадку на американском континенте марсиан. Тогда диктор "последних известий" столь же взволнованно объявил:

— Дорогие слушатели и слушательницы! Только что к нам поступило сообщение, последствия которого пока невозможно предсказать. Из космоса прилетел загадочный корабль и приземлился в Америке. Из него вышли живые существа, которые по своему внешнему виду находятся за пределах наших представлений о Вселенной. Сейчас мы устанавливаем связь с местом их приземления, чтобы дать вам самую свежую информацию…

Поначалу большинство слушателей приняли все за чистую монету. Да и позднее, по ходу радиоспектакля, искусно стилизованного под репортаж, лишь немногие поняли, что к чему. Разыгрались потрясающие сцены. Охваченные ужасом люди выбегали на улицы в поисках зашиты. Другие молча брались за оружие, закрывали ставни и сооружали баррикады в ожидании прихода марсиан. В больницах перепуганные пациенты прыгали из окон. Даже армейские офицеры, находившиеся в отпусках, без вызова спешили в свои части.

Поэтому публика не слишком серьезно восприняла короткое сообщение перед началом симфонического концерта. На такую уловку умного американца дважды не поймаешь! И только когда был прерван футбольный репортаж, люди насторожились. На этот раз диктор добавил, что речь идет об абсолютно достоверной информации.

Японцы атаковали Пирл-Харбор? Но что случилось?

Средний американец слишком мало знал о мировой политике. А то, что знал, черпал в не слишком достоверных газетных публикациях. Об истинной подоплеке событий общественность почти не знала. Легенда, согласно которой американец был самым информированным гражданином в мире, оставалась только легендой. Нигде свобода выражения общественного мнения не обеспечивалась таким множеством средств массовой информации, как в Америке. Но и нигде они так легко не поддавались влиянию неконтролируемых сил. К примеру, немалое количество печатных изданий находилось в руках изоляционистов. В них бушевавшая в Европе война представлялась таким образом, чтобы ни в коем случае не подвергалась опасности главная цель — невмешательство Америки в конфликт.

К тому времени многие американцы не имели понятия ни об истинных масштабах нацистских злодеяний, ни о серьезности военной опасности, исходящей от Японии. Они просто оставались в стороне. Предупреждения Рузвельта, который сознавал угрозу свободным людям во всем мире, исходящую от преступного альянса держав «оси», многие американские граждане пропустили мимо ушей. Они предпочитали заниматься более приятными делами и позволяли убаюкивать себя иллюзиями невмешательства и безопасности.

Именно потому стал таким неожиданным шок от известия о Пирл-Харборе. Только благодаря ему нация наконец проснулась.

За минувшие месяцы было произнесено немало ругательных слов по адресу "желтопузых япошек", которые хотели превзойти Америку на Тихом океане. Уровень подобных заявлений не имел ничего общего с объективными исследованиями. Бульварные газеты с миллионными тиражами, служившие главным источником информации для простых американцев, никогда не отличались объективностью и верностью фактам. Только в ходе войны многим американцам предстояло узнать, что в действительности происходило на Тихом океане в период, предшествовавший нападению на Пирл-Харбор.

Япония решила стать великой державой и отправилась в поход за мировым господством. Для каждого, кто достаточно хорошо знал экономический потенциал островной империи, было ясно, что относительная обделенность Японии природными ресурсами ставила очень конкретные пределы честолюбивым замыслам её правящих кругов.

Путь агрессии, выбранный Японией для их преодоления и достижения новых рубежей, тоже не явился неожиданностью. В последнее столетие Япония испытала все средства, чтобы расширить свою территорию и освоить новые ресурсы. В ход были пущены и дипломатия, и военная сила. То, что в случае с Курильскими островами было достигнуто путем переговоров, в других краях Корее и Манчжурии — бралось мечем.

В ноябре 1914 года Япония захватила германскую военно-морскую базу на полуострове Шантунг и вынудила китайское правительство признать эту смену владельца. После первой мировой войны Японии достались бывшие германские колонии на Марианских, Каролинских и Маршалловых островах. Империя бога-императора расширялась. Пока в России рабочие и крестьяне сражались с контрреволюцией, японские войска высадились во Владивостоке с намерением аннексировать обширный регион на востоке России. Конец этим замыслам положила только победа Красной Армии над иностранными интервентами. Однако это ни в коей мере не ограничило стремление Японии к завоеваниям.

В качестве главной цели очередной колониальной компании был определен Китай. Богатые месторождения железа и угля в Манчжурии делали её идеальной добычей для Японии. Китай вообще был очень богат полезными ископаемыми, и на них давно зарились японские милитаристы. С такими ресурсами для военной промышленности империя могла начать следующую стадию похода за мировым господством.

Правда, попытка покорить Китай столкнулась с серьезными трудностями. Сопротивление китайского народа срывало продвижение японских войск; им не давали покоя даже там, где уже были размещены гарнизоны. Со временем Япония все больше сознавала, что о Китай в конце концов может обломать себе зубы. От первоначального плана вторжения в Советский Союз, имея в тылу аннексированный Китай с его неисчерпаемыми материальными ресурсами, пришлось отказаться.

Японские войска предприняли на советской границе несколько провокаций — и были отброшены с неожиданной силой. Советский Союз не был беззащитен. На границе с Манчжурией нашлось достаточно сил для обороны. Крупные соединения подводных лодок патрулировали восточное побережье. На аэродромах стояли готовые к взлету эскадрильи бомбардировщиков. А в тылу была создана мощная оборонная промышленность.

Здесь у японских агрессоров не было никаких шансов, и они это понимали. Поэтому, когда японское правительство решило бросить все силы на решение "китайской проблемы", это не стало неожиданностью. Но и там не удалось добиться перелома, хотя поначалу операции сопутствовал успех.

Япония слишком недооценила силу сопротивления китайцев. Уже после первого года войны императорская армия потеряла несколько сот тысяч человек. После 1939 года обстановка в Китае почти не изменилась. Япония так и не смогла окончательно покорить страну. Даже в оккупированных провинциях гарнизоны не чувствовали себя в безопасности. И чем яснее становилась неудача в Китае, тем чаще обращались взоры японской военной клики в сторону Юго-Восточной азии и южной части Тихого океана, где игра обещала стать более легкой.

В самом деле, европейские колониальные державы были втянуты в войну не на жизнь, а на смерть с фашистской Германией. И Япония решила этим воспользоваться. Был принят новый план: захватить богатейшие регионы Юго-Восточной Азии и после нового усиления потенциала империи не только окончательно покорить Китай, но и поставить Америку перед свершившимся фактом.

Такая политика делала неизбежным нападение на Пирл-Харбор, которое должно было послужить сигналом к началу новой агрессии. Разгромленный американский флот лишался возможности помешать действиям Японии. А когда цель будет достигнута, Япония станет достаточно сильна, чтобы диктовать свои условия не только американцам. Тогда она окончательно обратится в сторону Советского Союза.

В августе 1941 года японский посол Кихисабуро Номура по поручению своего правительства вступил в переговоры с американским госсекретарем Хэллом. Цель переговоров официально считалась подготовка почвы для улучшения японо — американских отношений. Однако уже в сентябре эти переговоры были прерваны. Япония выдвигала явно невыполнимые требования ни больше, ни меньше как свободы действий в Тихом океане и в Китае.

Двадцать первого сентября Токио сообщил, что направляет в Вашингтон посланника по особым поручениям Сабуро Курусу, который представит министру иностранных дел Хэллу новые предложения. Пятнадцатого ноября Курусу прибыл. Совещания следовали одно за другим. В японских предложениях, больше смахивавших на ультиматум, ничто не изменилось.

Между тем из Токио в японское посольство в Вашингтоне непрерывно шли шифрованные радиограммы. Курусу получил от своего правительства указание вести переговоры до седьмого декабря. Если нужный Японии результат достигнут не будет, в тот день Курусу предстояло передать госсекретарю Хэллу особое послание японского правительства из четырнадцати частей. В нем будет окончательно констатировано, что разногласия между Японией и США не могут быть решены путем мирных переговоров.

Послание, последняя глава которого к утру седьмого декабря ещё не была расшифрована и переписана начисто, практически означало разрыв дипломатических отношений между Японией и США.

Американская контрразведка уже расшифровала большую часть послания и знала его содержание. Об нем был информирован госсекретарь. Тем не менее, кроме разосланного начальником генерального штаба Маршаллом общего предупреждения, не было отдано никаких приказов, способных привести американские вооруженные силы в боевую готовность. Этого не произошло даже тогда, когда когда служба безопасности сообщила, что во дворе японского посольства мешками жгут бумаги. Даже этот несомненный признак предстоящего объявления войны проигнорировали.

Неужели все это было простой халатностью? Нет, в немалой степени это объяснялось излишней самоуверенностью. Америка чувствовала себя сильной и неуязвимой. Что могу сделать ей "мелкие желтопузые япошки"?

Шестого декабря, около десяти часов по вашингтонскому времени, в госдепартаменте получили депешу из Лондона. Она гласила: "Японский флот берет курс на перешеек Кра."

Даже на это сообщение, которое недвусмысленно указывало, что японцы готовили нападение на Сингапур, никакой реакции не последовало. На седьмое декабря, ровно в полдень, госсекретарь Хэлл назначил новую встречу с Номурой и Курусу.

Утром седьмого декабря японцы попросили перенести встречу на час. Но сами задержались ещё дольше. Министр обороны Стимсон, военно-морской министр Нокс и госсекретарь Хэлл совещались в здании Госдепартамента. Они подробно обсудили критическую ситуацию, сложившуюся в японско-американских отношениях.

Когда Хэлл закончил совещание, чтобы успеть подготовиться к встрече с японскими дипломатами, Нокс немедленно отправился в военно-морское министерство, которое располагалось между 17-й и 19-й улицами на Конститьюшн-авеню. Только он хотел поручить секретарю позаботиться об обеде, как к его столу подошел адмирал Гарольд Р. Старк и молча положил бланк донесения. В нем сухим телеграфным языком говорилось:

"Всем кораблям в районе Гавайских островов: воздушный налет на Пирл-Харбор. Это не учения!"

— Откуда это поступило? — поинтересовался министр.

— Это радиограмма. Флотская радиостанция Мар-Айленд в Сан-Франциско перехватила её и передала дальше.

Нокс вскочил и схватил телефонную трубку. Было час сорок семь пополудни.

Президент Рузвельт сидел со своим личным секретарем Гопкинсом за ланчем в овальном кабинете Белого дома, когда позвонил Нокс. Его первая реакция была непроизвольной:

— Нет! Не может быть!

Он тоже не хотел верить, что радиограмма говорила правду.

Но факты говорили сами за себя. Президент Соединенных Штатов должен был действовать. Никаких сомнений не оставалось: США подверглись нападению.

Когда оба японских дипломата в темных костюмах в два часа пять минут пополудни появились в Госдепартаменте, чтобы вручить госсекретарю Хэллу наконец-то расшифрованную и переписанную ноту своего правительства из четырнадцати частей, Хэлл уже знал, что Пирл-Харбор подвергся нападению. Ярость по этому поводу он отложил на потом, удовольствовавшись тем, что охарактеризовал врученную ноту как самый грубый, лживый и бесстыдный документ, который ему приходилось видеть за все годы службы.

Госсекретарь Хэлл уже знал содержание первых тринадцати разделов ноты. Контрразведка расшифровала их и передала ему ещё до того, как в японском посольстве текст переписали набело. Делая вид, что просматривает пространное послание, Хэлл напряженно размышлял о том, что предшествовало этому объявлению войны «де-факто».

Уже двадцать второго ноября контрразведка перехватила и расшифровала телеграмму, направленную из Токио японскому посольству в Вашингтоне. В ней Номуре и Курусу предписывалось затянуть переговоры по крайней мере до конца ноября. После этого события "начнут развиваться автоматически". Это должно было стать серьезным предупреждением военному руководству США.

Немного позже, третьего декабря, контрразведка перехватила очередную радиограмму из Токио, которая предписывала японскому посольству в Вашингтоне уничтожить секретные документы всех категорий, а также секретные коды.

Известие о том, что на территории посольства сжигают документы, стало ещё одним предупреждением. Ни одно посольство не станет сжигать свои архивы, если не надвигается война.

И, наконец, шестого декабря была перехвачена радиограмма, в которой японским дипломатам предписывалось вручить правительству США ноту из четырнадцати разделов ровно в час пополудни.

Столь точно установленное время передачи послания служило абсолютно безошибочным признаком начала военных действий. Но армия и флот не были подняты по тревоге ни в самих Штатах, ни в заокеанских владениях.

После известия о нападении на Пирл-Харбор Хэллу внезапно стало ясно, с какой преступной небрежностью высшее руководство США оставляло вне внимания все признаки готовившейся агрессии. Никто не допускал даже возможности, что японцы вместо нападения на противостоящий Гитлеру ни на жизнь, а на смерть Советский Союз обратятся против США. Желание, чтобы Япония заставила Советский Союз воевать на два фронта, породило уверенность в том, что все неоспоримые признаки подготовки Японии к войне относятся к предстоящему нападению на дальневосточные районы Советского Союза. Это было идеей-фикс американских денежных мешков, непримиримых врагов советской страны, мечтавших за её счет заключить соглашение с Японией.

Теперь было слишком поздно. На Пирл-Харбор обрушился град бомб с японских самолетов.

Госсекретарь Хэлл прочитал последние слова японской ноты:

"Японское правительство с сожалением вынуждено сообщить американскому правительству, что вследствие занятой американским правительством позиции оно не может поступить иначе, как признать невозможным достижением согласия путем дальнейших переговоров."

Нота не содержала открытого объявления войны, но боевые действия уже начались. Политическое коварство и военная заносчивость привели к тому, что американской нации пришлось почти неподготовленной принять первый удар на тихоокеанском театре военных действий.

Номура и Курусу покинули Госдепартамент со скорбными гримасами на лицах. Но внутренне они торжествовали. Коварный замысел удался. США были поражены в самое уязвимое место. В эти минуты Тихоокеанский флот в Пирл-Харборе уже пылал под бомбами и торпедами с японских самолетов.

ГИБЕЛЬ ГИГАНТОВ

Едва затих грохот первого взрыва у пирса летающих лодок на южной оконечности острова Форд, как в крутое пике ринулись два новых самолета. На этот раз бомбы поразили большой ангар и причальный понтон. Дым и пламя окутали территорию базы гидросамолетов.

Теперь на бухту пикировали со всех сторон. «Юта» вздрогнула от попаданий двух торпед, разорвавших её стальные борта. Получили пробоины «Хелен», "Олала" и «Рилей».

Даже к этому времени оставалось немало людей, ругавших либо армию, либо флот, и все ещё предполагавших, что одна часть вооруженных сил сыграла шутку с другой или что ради повышения боеготовности затеяны слишком натуральные маневры. Уже пылали постройки на острове Форд, а многие матросы на кораблях ещё качали головами:

— Пожалуй, не поздоровится тем парням, которые от чрезмерного усердия наделали таких убытков!

На линкоре «Невада» все ещё стоял в строю оркестр, готовый при подъеме флага сыграть национальный гимн. Двадцать три музыканта ожидали знака капельмейстера, чтобы поднести инструменты к губам. Некоторые из них заметили появившиеся над бухтой самолеты, заметили взметнувшиеся на острове Форд фонтаны земли от упавших бомб, но тоже приняли это за учения. И потом, ведь было восемь часов!

Капельмейстер Макмиллан подал знак и музыканты начали играть.

Один из самолетов спикировал и выпустил торпеду в «Аризону». Она шлепнулась в воду недалеко от «Невады» и легла на курс. Взрыв прозвучал одновременно с очередью, которую дал хвостовой стрелок по матросам, выстроившимся на «Неваде» к подъему флага. Удивительно, но пули не задели никого из застывших по стойке «смирно» матросов, зато изрешетили медленно поднимавшийся на мачту флаг.

Когда самолет отвернул в сторону, капельмейстер узнал красные круги на его крыльях. Теперь он понял, что происходит, но дирижировать не прекратил. Оркестр доиграл гимн до конца. Музыка не умолкла даже тогда, когда ринулся вниз второй самолет, поливая палубу пулеметными очередями. Только когда замер последний звук и пробитый флаг заполоскал на ноке мачты, музыканты побросали инструменты и бросились в укрытие. По громкой связи «Невады» прозвучала команда:

— Все занять боевые посты! Воздушная тревога! Это не учения!

Так или примерно так обстояло дело и на большинстве других кораблей. Везде в конце концов понимали, что это настоящая атака, и что с японских самолетов падают настоящие бомбы. Горнисты трубили тревогу, завывали сирены. Матросы выскакивали из гамаков, впохыхах натягивали форменки и карабкались по трапам на свои места.

В «Оклахому» угодила первая торпеда. За ней последовали ещё четыре. "Вест Вирджиния" вздрогнула от взрыва второй торпеды. То же самое случилось с «Калифорнией». Гигантские корабли покачнулись, накренились и окутались дымом. С треском лопалась сталь. Пламя взметнулось выше мачт, в воздух полетели обломки и тела…

В главном штабе флота дежурный офицер Винсент Мэрфи повис на телефоне, пытаясь дозвониться адмиралу Киммелю. Когда тот ответил, Мэрфи поспешно доложил:

— Сэр, мы получили сообщение из порта, что японцы атакуют Пирл-Харбор. Ни о каких учениях речи нет!