I. НЬЯЛА: ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗ СКАЗАНИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I. НЬЯЛА: ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗ СКАЗАНИЙ

Прежде всего стоит отметить, что «Сказание о Ньяле» отражает в себе целую эпоху. Точно так же, как «Война и мир» охватывает не только судьбы Безуховых, Болконских и Курагиных, но и простых крестьян, солдат, священников и швей, а также полководца Кутузова, императора и даже собаки Платона Каратаева, так и «Ньяла» позволяет нам увидеть не только самого Ньяла и его сыновей, а также представителей тех южных семейств, среди которых были друзья и враги Ньяла, но и всех вождей Исландии того времени: Снорри Годи, Гудмунда Могучего, Скапти Тороддсона, а также королей и ярлов Норвегии, Дании, Оркнея и Ирландии. Появляются на ее страницах торговцы и нищенки, земледельцы и моряки, и даже тот самый пес, чей предсмертный вой возвестил грядущую гибель Гуннара. В этом сказании мы найдем около двадцати пяти детально описанных характеров и огромное количество эпизодических лиц, позволяющих воссоздать достоверную картину той эпохи. Не ограничена эта картина и рамками определенного общества. И если молодые исландцы — это прежде всего сыновья земледельцев, все же многих из них можно назвать крестьянскими принцами, которые на равных общались со знатными людьми и даже с королями.

В центре этого повествования находится Исландия — от глубоких ущелий Тингвеллира до ледяных полей на юге острова. Однако события, происшедшие здесь, имели отклик в самых отдаленных частях Северо-Западной Европы. Как это ни странно, но распространение повествования далеко за пределы острова делает это сказание еще более исландским, подчеркивая самобытность происходивших на нем событий.

Все это позволяет сделать вывод, что «Ньяла» — это полное и законченное произведение. Главная тема остается неизменной: сожжение Ньяла. То, что предшествовало этому событию, и то, к чему оно привело, — все это занимает читателя с первой страницы до самого конца саги. Но вся эта последовательность событий значительно обогащена и другим материалом. Эта книга строится на тонкой игре оттенков между «да» и «нет»; здесь мы сталкиваемся с надеждами, которые то возникают, то исчезают, затем появляются снова — с тем лишь, чтобы впоследствии окончательно пропасть. Как легко Гуннар мог бы остаться в живых! Как легко можно было бы уладить убийство Хаскульда! Как часто трагический ход событий мог бы быть приостановлен и предотвращен…

«Если бы только, — думаем мы, — если бы только…»

Здесь перед нами проходит сама жизнь, и бывает трудно определить, в какой момент случайность становится неизбежностью. Если же мы посмотрим на «Ньялу» под иным углом зрения, то поймем, что это сказание о законе. Она необычайно богата материалом из конституционной истории страны, отражено в ней и обращение нации в христианство.

Закон, конституция и смена веры неотделимы от изображенных здесь персонажей. Но «Ньяла» — вовсе не историческое сочинение, требующее для раскрытия своего замысла наличия людей в качестве главных действующих лиц. «Ньяла» — это реалистическое повествование, которое умело использует историю для своих собственных творческих замыслов и целей. И главный интерес ее заключается не в исторических фактах и событиях, а совсем в другом. Особенным и главным предметом ее внимания являются человеческие судьбы. И поэтому ей необходимы как старая религия, так и новая, а также пророчества и сверхъестественные явления — вперемешку с благородным и низким, мудрым и глупым, важным и незначительным, а порой и просто сомнительным. Все это передано непосредственно через мысли, намерения и поступки людей. По большей части «Ньяла» — сказание героического или трагического плана, но есть в нем и обыденные, а подчас и комические ноты. Что делают люди, почему они это делают и что из этого выходит — вот то главное, что интересует автора сказания. И здесь важно отметить, что «Ньяла» обязана своим появлением не только искусному перу, но и высокообразованному уму. Автор «Ньялы» прекрасно знал сказания, созданные до него. Он хорошо разбирался в исторических записках, будь они генеалогические или повествовательные, отечественные или зарубежные. Не представляла для него трудностей и законодательная литература. Что же касается различного рода религиозных сочинений, то и в этой области он обладал весьма обширными познаниями. К тому же при написании этой книги он мог обратиться и к устной традиции, все многообразие которой мы начинаем понимать только сейчас.

Как мы уже сказали, в центре этого повествования находится такое ключевое понятие, как судьба. Гуннар, герой первой трети сказания, был, без сомнения, одним из благороднейших людей, когда-либо живших в Исландии. Но судьба (или злой рок) уготовила ему женитьбу на избалованной красавице Халльгерд, навлекшей на его голову множество бедствий. «У нее были прекрасные волосы, такие длинные и густые, что она могла окутаться ими, как плащом. При этом она была расточительной и очень вспыльчивой». Много людей погибло по вине этой опасной девушки, а после замужества она стала еще хуже. И Гуннар также был принесен в жертву ее властному и неуемному характеру. Она вовлекла его — вопреки его воле — в такое количество междоусобиц, что в конце концов четыре десятка его врагов осадили его в его собственном доме. Рядом с ним не было никого, кроме жены и матери, и все же он сдерживал нападение до тех пор, пока не оборвалась тетива его лука. И тогда он попросил у жены два локона ее чудесных волос, чтобы сплести их и сделать новую тетиву, но эта женщина с насмешкой отказала ему в этой просьбе. Вскоре Гуннар погиб — после одной из битв, которую сохранила для нас героическая литература того времени. Но Халльгерд осталась жить и втянула сыновей Ньяла в новую междоусобицу, приведшую к еще более гибельным последствиям.

Ньял был лучшим другом Гуннара. Он уже был пожилым человеком и отцом буйных и непокорных сыновей, в том числе и уродливого, одержимого жаждой убийства Скарпедина. Снова и снова Ньял спасал Гуннара, помогая ему избежать тех бедствий, на которые обрекали его гордость и жадность Халльгерд. Ньял был человеком мудрым и миролюбивым, преданным и великодушным, к тому же наделенным даром (который одновременно был и его проклятием) предвидеть будущее. При этом он вовсе не был слепым фаталистом. Ему было хорошо известно, что человек имеет право выбора, но он также знал и то, к каким последствиям может привести то или иное решение. Так, он предвидел смерть Гуннара, который отказался отправиться в изгнание за границу. И настал момент, когда Ньял увидел впереди свою собственную гибель. Эта тяжкая ноша легла на его плечи, когда сын его Скарпедин пришел к нему домой, чтобы сообщить, что он убил своего приемного брата Хоскульда.

— Горькое это известие, — проговорил Ньял, — тем более что беда эта касается меня столь близко, что уж лучше бы я потерял двоих родных сыновей, но не Хоскульда.

— Тебя извиняет только то, что ты стар. Разумеется, нельзя было не ожидать, что это коснется тебя так близко.

— Дело не столько в моем возрасте, — возразил Ньял, — сколько в том, что мне лучше, чем тебе, известно, что последует за этой смертью.

— И что же за ней последует? — спросил Скарпедин.

— Моя гибель, — ответил Ньял, — а также гибель моей жены и всех моих сыновей.

Обязанность отомстить за смерть Хоскульда выпала на долю Флози, и поскольку он был человеком долга, то принял на себя эту обязанность. Но даже в момент сожжения он пытался спасти всех, кроме прямых убийц Хоскульда. Он предложил женщинам, детям и всем слугам уйти невредимыми, что они и сделали. Затем, когда дом уже пылал, он умолял и Ньяла покинуть горящее жилище.

— Я совсем не хочу выходить наружу, — ответил Ньял, — так как я уже старый человек и не могу отомстить за моих сыновей, а жить в позоре я тоже не хочу.

Тогда Флози обратился к Бергторе [жене Ньяла]:

— Выходи, госпожа, ведь ты ни в чем не повинна, и я не хочу сжечь тебя в этом доме.

— Я вышла замуж за Ньяла совсем молодой, — ответила Бергтора, — и пообещала ему до конца разделять с ним его судьбу.

И вот, приняв свою судьбу (так же как Гуннар и Флози приняли свою), Ньял и его жена погибли в огне, а вместе с ними погибли их буйные и непокорные сыновья. И все же сожжение Бергторсфолла, как то было хорошо известно самому Флози, оказалось «неправым делом», которое ничего не могло решить или исправить. Равновесие было нарушено вновь, и на этот раз зять Ньял Кари, маленький сын которого погиб в том огне, принял на себя священный и нерушимый долг кровной мести. Долгие годы Кари преследовал тех, кто сжег Бергторефолл, — сначала в Исландии, а затем за границей. Все прочие люди уже давно приняли денежный выкуп, но Кари отказался от денег. В конце концов случилось так, что его корабль потерпел крушение у берегов Гренландии, неподалеку от Свинафелла. Бушевала сильная буря, когда Кари — беспомощный человек, ищущий надежного укрытия, — добрался до дома Флози. Тот сразу же узнал своего врага, бросился ему навстречу, поцеловал, а затем усадил на самом почетном месте в доме. И мы знаем, что вся оркестровка этой саги вела именно к этой — последней — ноте полного примирения. Остается рассказать лишь о том, как умер Флози. Много лет спустя он отправился в Норвегию за строевым лесом, но запоздал с обратным отплытием и слишком поздно вышел в море. «Люди предупреждали его о том, что корабль его не слишком-то надежен. Но Флози ответил им, что он достаточно хорош для старого, обреченного человека». Где-то на полпути между Норвегией и Исландией корабль затонул вместе со всеми, кто был на его борту. «И на этом я заканчиваю сказание о сожжении Ньяла».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.