Борьба с саботажниками
Борьба с саботажниками
После Октябрьской революции чиновники и служащие министерств, банков, казначейства, почты и телеграфа, городских управ, больниц, учебных заведений, театров, военачальники в армии отказывались признать советскую власть и работать под руководством назначенных ею лиц. Одновременно владельцы промышленных предприятий останавливали производство, задерживали выдачу заработной платы рабочим, создавали помехи в хозяйственной жизни страны.
Саботаж носил политический характер и поддерживался всем антисоветским лагерем — от монархистов до «социалистов». В ноябре 1917 г. чиновники- саботажники образовали в Петрограде центральный стачечный комитет при «Союзе союзов служащих государственных учреждений» для руководства забастовкой в учреждениях города. В специальном воззвании организаторы «Союза» заявляли, что решили «приостановить занятия во всех государственных учреждениях»[111].
19 ноября 1917 года Совет Народных Комиссаров рекомендовал, не останавливаясь перед арестами и преданием саботажников революционному суду, предложить им «или 1) работать, подчиняясь власти правительства, или 2) вернуть деньги (полученное ими жалованье. — Д. Г.). В случае отказа судить их, как за воровство народного имущества»[112]. 26 ноября Военно-революционный комитет опубликовал заявление, в котором объявил чиновников государственных и общественных учреждений, саботирующих работу в важнейших отраслях народной жизни, врагами народа и призвал к общественному бойкоту их[113]. Борьбу с саботажниками повели все советские организации, следственные учреждения и революционные трибуналы.
И все же саботаж продолжался.
Чиновники Министерства государственного призрения (социального обеспечения) отказались сдать дела и ключи А. М. Коллонтай, назначенной Советским правительством народным комиссаром. А. М. Коллонтай писала в Военно-революционный комитет: «Прошу немедленно выдать ордер на арест членов стачечного комитета чиновников Министерства государственного призрения, а также назначить наряд для приведения в исполнение этого ареста. Подлежат аресту следующие лица: Колумбовский, Волков, Афанасьева, Ордин, Зарин, Чернявский, Маркузе. Одновременно прошу прислать наряд в Министерство государственного призрения (Казанская, 7) для усиления охраны на сегодняшнюю ночь и в ближайшие дни».
14 ноября 1917 г. следственная комиссия революционного трибунала «ввиду упорного саботажа» арестовала чиновников министерства. После того как забастовщики сдали ключи и документы министерства, Военно-революционный комитет 16 ноября отдал распоряжение (за подписью Ф. Э. Дзержинского) об их освобождении[114].
Народный комиссариат просвещения 19 декабря 1917 г. писал в ВЧК: «До сведения Народного комиссариата по просвещению дошло, что параллельно с Комиссариатом по просвещению образовались заново некоторые отделы министерства народного просвещения, куда будто бы и направляется вся корреспонденция, адресованная на имя Комиссариата по просвещению, а также и обратно. Это „министерство“ отправляет свою корреспонденцию в адрес попечителей округов и других учреждений по народному просвещению. Нам известно, что в 6-й гимназии было собрание около 400 саботирующих чиновников в министерстве просвещения, и возможно, что именно на этом собрании и сконструировались отделы „министерства“. Доводя об этом до сведения Комиссии по борьбе с контрреволюцией, прошу выяснить, соответствуют ли циркулирующие слухи действительности, и если окажется, что бумаги обращаются, минуя комиссариат, то принять самые энергичные меры к ликвидации самозваного „министерства“, вплоть до ареста членов его. Товарищ комиссара по просвещению Гр. Закс. Секретарь Е. Адамович»[115].
Особенно опасным был саботаж чиновников в учреждениях, ведавших связью, здравоохранением, продовольственным снабжением.
В первые же дни революции саботажники и чиновники объявили о прекращении работы телефонной станции в Петрограде. В связи с этим 3 ноября 1917 г. декретом Совета Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина заведование телефонной сетью было поручено народному комиссару почт и телеграфов[116].
Работники Министерства внутренних дел, в функции которых входил контроль за эпидемиологической обстановкой в стране, отказались выполнять свои обязанности, связанные с охраной здоровья людей. В приказе народного комиссара внутренних дел Г. И. Петровского отмечалось, что «следствием забастовки этих врачей было, между прочим, то, что три телеграммы, уведомляющие о появлении эпидемии чумы в Астраханской губернии и холеры в Бакинской губернии, оставались без рассмотрения»[117].
Чиновники министерства продовольствия и деятели общественных учреждений, занимавшиеся продовольственным снабжением, также отказались сотрудничать с Советской властью.
18 ноября 1917 г. созванный саботажниками Всероссийский продовольственный съезд постановил прекратить доставку продовольствия в города, а заготовленный хлеб передать в распоряжение Учредительного собрания, когда оно соберется. Съезд избрал так называемый Всероссийский продовольственный совет во главе с В. Г. Гросманом (председателем Петроградской продовольственной управы).
27 ноября самозваный «Продовольственный совет» созвал в Петрограде в помещении бывшего министерства продовольствия совещание руководителей продовольственных учреждений. Во время заседания в зал вошел Ф. Э. Дзержинский с нарядом красногвардейцев. Феликс Эдмундович объявил, что по решению Совета Народных Комиссаров все присутствующие подлежат аресту. Председатель совещания Д. С. Коробов потребовал предъявить ордер на арест. Ф. Э. Дзержинский ответил, что он является товарищем народного комиссара по внутренним делам, и тут же выписал такой ордер[118].
В составленном затем протоколе, подписанном всеми присутствовавшими, отмечалось: «Товарищ министра (продовольствия. — Д. Г.) Н. Д. Кондратьев задал Дзержинскому вопрос, арестован ли он, а также другой товарищ министра С. А. Ершов. Дзержинский ответил: „Да“… Представитель служащих, в свою очередь, спросил, арестованы ли и они. Дзержинский ответил, что вопрос об этом будет выяснен потом. После того как представители служащих заявили, что они не подчиняются Совету Народных Комиссаров и не сдадут дел без распоряжения непосредственного начальства, они также были объявлены арестованными… Дзержинский предъявил требование о сдаче ему всех находящихся у присутствующих бумаг, что было исполнено».
* * *
Слушанием одного из дел о саботаже начал свою работу 10 декабря 1917 г. только что учрежденный в Петрограде революционный трибунал.
В саботаже обвинялась графиня С. В. Панина — товарищ (заместитель) министра просвещения Временного правительства. На вопрос председательствующего, признает ли она себя виновной, Панина ответила, что не признает. Председатель предложил секретарю суда огласить доклад Следственной комиссии.
Суть дела заключалась в следующем. Не признавая советской власти и назначенных ею руководителей Народного комиссариата просвещения, Панина решила не передавать новой администрации денежные средства, имевшиеся в кассе министерства. 15 ноября 1917 г. запиской на имя экзекутора[119] Дьякова она распорядилась: «Срочно. Секретно… Предлагаю вам немедленно по предъявлении сего все хранящиеся у вас денежные суммы, как в наличных деньгах, так и в процентных бумагах состоящие, передать предъявителям сего — делопроизводителю департамента народного просвещения Рождественному и департамента профессионального образования Козлову и вместе с ними отправиться для внесения сих сумм на хранение в место по указанию означенных лиц»[120]. Так саботажники изъяли около 93 тысяч рублей. Когда пришла советская администрация, в кассе Министерства просвещения не оказалось ни копейки.
Вечером 28 ноября сотрудники Следственной комиссии явились к Паниной. В ее квартире в это время происходило совещание членов Центрального комитета партии кадетов с участием Ф. Ф. Кокошкина и А. И. Шингарева. В ответ на вопросы членов Следственной комиссии Панина заявила: «Признаю, что приказ экзекутору Дьякову от 15 ноября 1917 г. о внесении народных денег, бывших в моем распоряжении по министерству народного просвещения, дан мною. Куда я приказала отправить эти суммы, я указать не желаю. Сочту своей обязанностью представить отчет о всей деятельности и суммах единственно Учредительному собранию как единственной законной власти. От всяких разъяснений комиссарам или Следственной комиссии я отказываюсь»[121].
После оглашения материалов дела председательствующий спросил у присутствующих в зале суда, не желает ли кто-нибудь выступить обвинителем. Желающих не нашлось. Тогда И. П. Жуков предоставил слово защитнику подсудимой. Из публики вышел директор гимназии В. Я. Гуревич. Он принялся восхвалять достоинства подсудимой, оправдывая ее действия и одновременно дискредитируя процесс. Он заявил, что Панина не имела права передать деньги Совету Народных Комиссаров[122].
Выступление защитника нашло благодатную почву среди части присутствовавшей на процессе публики. В зале раздавались одобрительные крики и возгласы.
Некий Иванов, назвавшийся рабочим, потребовал слова и заявил, что подсудимая помогла ему, дотоле «темному человеку», научиться «любить науку и жизнь». Он подошел к скамье подсудимых, театрально поклонился Паниной и воскликнул: «Благодарю вас». Публика устроила ему овацию.
Вместе с тем находившиеся в зале рабочие были возмущены речью адвоката Паниной. Один из них, рабочий завода «Парвиайнен» Наумов, потребовал слова и сказал: «Суд был прав, когда привлек к ответственности гражданку Панину… Сейчас перед нами не отдельное лицо, а деятельница, деятельница партийная, классовая. Она вместе со всеми представителями своего класса участвовала в организованном противодействии народной власти, в этом ее преступление, за это она подлежит суду»[123].
Судьи удалились на совещание. Когда они вернулись, в зале воцарилась тишина. И. П. Жуков читал, и все вслушивались в слова приговора: «Именем Революционного народа! Революционный трибунал, рассмотрев дело гражданки Софьи Владимировны Паниной об изъятии ею из кассы бывшего Министерства народного просвещения принадлежащей народу суммы — около 93 тыс. рублей, постановил: 1) оставить гражданку Софью Владимировну Панину в заключении до момента возврата взятых ею денег в кассу Комиссариата народного просвещения; 2) Революционный трибунал считает гражданку Софью Владимировну Панину виновной в противодействии народной власти, но, принимая во внимание прошлое обвиняемой, ограничивается преданием гражданки Паниной общественному порицанию»[124].
19 декабря саботажники внесли изъятые деньги в Народный комиссариат просвещения, и Панина была освобождена. Впоследствии она стала эмигранткой.
* * *
Вскоре в Петроградском революционном трибунале слушалось дело графини О. Апраксиной. В декабре 1917 г. в Народный комиссариат государственного призрения, руководимый А. М. Коллонтай, пришла сестра милосердия благотворительного церковного приюта, носившего название «Во имя Царицы Небесной», А. В. Кобылина и сообщила об ужасном состоянии находящихся в приюте детей. В приюте, говорила она, «перестали совершенно топить, несмотря на суровые морозы. Трубы стали лопаться от холода… Белье перестали стирать, и дети ходят в грязном белье, кишащем паразитами… Дети голодают, от голода у детей стали появляться на руках и ногах язвы и раны… Смертность среди детей ужасающая… Дошло до того, что покойник оставался непогребенным три недели… Видя эти ужасы, я стала настойчиво обращать внимание графини Апраксиной (попечительницы приюта. — Д. Г.) и других лиц на нравственную ответственность за состояние детей, но мне постоянно указывали, что нужно терпеть… У меня создалось твердое убеждение, что все это безобразие создавалось искусственно с целью убедить народ в том, что всему этому виною является власть большевиков. Это… подтверждается еще и тем, что графиня Апраксина упорно не желала обратиться за помощью в Министерство призрения…»
Народный комиссариат государственного призрения, узнав об этом, ассигновал необходимые средства на содержание детей и спас многих из них от гибели. Назначенная комиссаром приюта Е. Н. Миндлина заявила: «Совокупность всех обстоятельств, при коих продолжалось бесчеловечное существование детей, меня убедила в том, что графиня Апраксина умышленно старалась избегать правительственной помощи с целью дискредитировать власть народных комиссаров, на опыте демонстрируя всю внесенную якобы ими в жизнь приюта разруху».
Рассмотрев эго дело, Петроградский революционный трибунал признал, что «со стороны Апраксиной и Бурнашевой (старшей сестры приюта. — Д. Г.) было допущено бездействие, подлежащее строгому порицанию». Революционный трибунал постановил отстранить их от управления приютом и лишить права активного участия в работе благотворительных учреждений[125].
Но меры, применявшиеся революционными трибуналами, оказывались недостаточными, чтобы сломить саботаж. Нужна была более решительная борьба, и основная тяжесть ее легла на плечи Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
* * *
В первые же дни своего существования ВЧК раскрыла и ликвидировала центральный стачечный комитет «Союза союзов служащих государственных учреждений», руководивший забастовкой чиновников.
Сотрудники Чрезвычайной комиссии выяснили, что руководители стачки чиновников собираются в Петрограде в доме № 46 по Литейному проспекту. 22 декабря 1917 г. председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский, лично занимавшийся расследованием этого дела, предписал произвести обыск по Литейному, 46, кв. 17, и задержать всех заподозренных лиц. Чекисты обнаружили по этому адресу конторы нескольких организаций («Союза трудовой интеллигенции», «Союза инженеров», «Союза союзов») и около 30 сотрудников и посетителей контор, пытавшихся уничтожить бумаги и скрыться. Но чекисты задержали их и изъяли ряд документов (в том числе издававшийся саботажниками бюллетень и подписные листы на сбор средств в «забастовочный фонд»), характеризовавших их подпольную деятельность. Когда один из задержанных в конторе пытался бежать, его обыскали и нашли у него визитную карточку на имя чиновника Министерства внутренних дел А. М. Кондратьева, о котором ВЧК имела сведения как об одном из организаторов забастовки. Задержанный оказался председателем «Союза союзов». Деньги он успел передать какому-то сообщнику.
Ф. Э. Дзержинский изучил найденные при обыске документы. У Кондратьева была отобрана записная книжка, в которой он вел «бухгалтерию» саботажников. По обрывкам разорванных при обыске бумаг Дзержинский восстановил их содержание. Так, например, в найденном бюллетене (печатался на гектографе) содержалась информация о ходе забастовки, в частности отмечалось: «Министерство финансов… Почтовое отделение при таможне приступило к работе по инициативе Центротама (центральной организации таможни. — Д. Г.), признавшего до Учредительного собрания власть народных комиссаров и обратившегося с воззванием ко всем органам. Главным деятелем по срыву забастовки является некто Фиденев. Центральный стачечный комитет постановил объявить Фиденева штрейкбрехером, просил стачечный комитет министерства составить контробращение к служащим и представить в Центральный стачечный комитет для сведения»[126]. В бюллетене сообщалось о забастовке служащих, работавших в органах Министерства продовольствия, которые создали свой центральный орган, имевший задачей превращение местных забастовок во всероссийскую[127].
О деятельности «Союза союзов» в бюллетене содержалась и такая информация: «1) Принято постановление, в подтверждение прежних, об отчислении со служащих в стачечный фонд 3 % содержания за ноябрь и декабрь (однодневный заработок) из расчета всего годового содержания (с наградными), деленного на 12 месяцев. Если отчисление за ноябрь уже произведено не в тех размерах, то принять меры к возможному его пополнению, а за декабрь сделать нормальное отчисление; 2) подтверждено решение Центрального стачечного комитета о манифестациях 28 ноября; 3) воззвание к населению о защите Учредительного собрания, за недостаточностью собранных подписей, особенно некоторых крайних партий, решено отложить на некоторое время опубликованием…»[128]
Ф. Э. Дзержинский разработал подробный план дальнейшего расследования. Только составленный им список с заголовком «Надо арестовать по делу Кондратьева. Организаторы» содержал свыше 100 фамилий[129].
30 декабря 1917 г. было арестовано несколько активистов «Союза союзов». Дзержинский лично допрашивал и записывал показания большинства арестованных. Вот некоторые из этих показаний.
А. Я. Литвиненко — чиновник бывшего Министерства внутренних дел: «Жалованье, как и все другие, я получал от стачечного комитета, жалованье иногда полностью, иногда урезанное… А. М. Кондратьева я знал как своего сослуживца… Запись моей фамилии и адреса, о которых вы (Дзержинский) мне сообщаете[130], я объясняю тем, что недели три тому назад я по просьбе председателя А. М. Кондратьева выполнял некоторые поручения: я был секретарем Кондратьева в течение 2–3 дней для связи с IV группой».
А. А. Антонович — один из кассиров стачечного комитета: «Цифра 3764 руб. 91 коп. — это может быть расчет с А. М. Кондратьевым. Я работал с ним вместе в Министерстве внутренних дел до 5 июня 1917 г. Он пригласил меня как служащего на жалованье в организацию союза служащих ведомств. Там поступали разные сборы, и я вел по этим сборам записи. Записи вел на бумажках, так как не работал уже в министерстве как состоящий на военной службе, не мог правильно вести неорганизованное и неналаженное еще дело. Цифра 3764 руб. 91 коп. — сумма сборов почти до последнего времени. Эта сумма у меня была, передал я ее Кондратьеву неделю (если не 10 дней) тому назад. С тех пор если и поступали какие суммы, то ему я передавал. Встречался обыкновенно на Литейном, 46. Был он председателем этой организации ведомства внутренних дел»[131].
В результате расследования выяснилось, что «Союз союзов» и состоявший при нем Центральный стачечный комитет руководили забастовкой чиновников в Петрограде и готовили забастовку во всероссийском масштабе. Были выявлены ведомственные стачечные комитеты, стачечные комитеты министерств, отраслевые объединения, входившие в «Союз союзов», и существовавшие при нем бюро печати и бюро для сношения с Москвой.
Одним из выявленных ВЧК отраслевых комитетов «Союза союзов» был стачечный комитет служащих кредитных учреждений. Финансисты-стачечники собрали значительные средства (свыше миллиона рублей) в «фонд помощи» бастующим чиновникам. Их передал для распределения между служащими 9 банков бывший министр финансов кадет Н. Н. Кутлер. Саботажники получали средства от торгового дома «Иван Стахеев и К?» в Москве, от табачной фабрики Богданова, от Кавказского, Тульского поземельного, Московского народного и иных банков.
В процессе расследования дела «Союза союзов» ВЧК изолировала лидеров стачки чиновников, разрушила аппарат стачечного комитета, расстроила источники поступления средств, провела работу по расслоению саботажников, привлекая на сторону советской власти часть из них. ВЧК освобождала арестованных по делу «Союза союзов», как только они давали подписку, что не будут больше участвовать в актах саботажа.
Решительные меры ВЧК, судебные процессы, административное воздействие, разъяснительная работа среди служащих, чистка — все это, в конце концов, сломило саботаж: чиновники приступили к работе.
1 марта 1918 г. ВЧК направила материалы произведенного ею дознания в Следственную комиссию революционного трибунала. В это время под арестом находился лишь председатель «Союза союзов» Кондратьев. 2 марта 1918 г. Следственная комиссия освободила из-под стражи и его. Теперь, когда саботаж был сломлен, советская власть не сочла нужным наказывать побежденных врагов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.