Декабристы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Декабристы

Декабристы по своим целям были близки к реформистским идеям М. Сперанского, в той или иной степени пытаясь воплотить неосуществленные замыслы «дней Александровых прекрасного начала». Преследуя, казалось бы, либеральные цели, они в своих средствах намеревались вступить на путь насильственного подавления своих противников, полного отказа от идеала всеобщего согласия, отходя вновь на позиции авторитаризма. Декабристы мучительно переживали раскол между народом, прежде всего крепостным крестьянством, и высшим слоем общества. Патерналистская жалость к народу — характерная черта декабристов. Они были наследниками А. Радищева, хотя большинству из них «Путешествие из Петербурга в Москву» не было доступно. Радищев писал: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала» [13]. Мотив покаяния, покровительства и жалости становится неизменным элементом мировосприятия духовной элиты. Декабризм развивался в русле этих идей. «Народ, для которого мы восстали» — это слова П. Каховского. М. Лунин говорил о потребностях народа, которые надлежало удовлетворить. Народные бедствия — постоянная тема, обсуждавшаяся декабристами. По сути дела, это была партиципация, где народ рассматривался как тотем, как единственный источник Правды. При этом не делалось выводов из принципиальных различий в системах ценностей, что обрекало замыслы декабристов на полный провал, независимо от событий на Сенатской площади. Декабрист И. Д. Якушкин попытался освободить своих крестьян, сохранив за ними имущество, строения и усадьбу с огородами, а также выгон без денежной компенсации (примерно по одной десятине на двор). Он решил освободить их от крепостного состояния, в котором крестьянин работает, «никогда не напрягая сил своих», почему и не может выйти из нужды. Якушкин предоставлял крестьянам право аренды помещичьей земли, что, по его мнению, было крестьянам выгодно, но столкнулся с полным непониманием. Крестьяне отвечали помещику: «Ну, так, батюшка, оставайся все по старому, мы ваши, а земля наша» [14]. Страх перед системой аренды оказался сильнее тяги к личной свободе в либеральном ее понимании.

Почему же крестьянство не поддержало тех, кто сулил им волю, землю, народовластие? Крестьянство видело мир в соответствии с исторически сложившимися архаическими представлениями, в свете которых царь являлся началом позитивным, а начальство и, следовательно, декабристы — началом негативным. Расправа с ними царя повсеместно воспринималась как справедливое возмездие начальству: «Начали бар вешать и ссылать на каторгу, жаль, что всех не перевешали, да хоть бы одного кнутом отодрали и с нами поравняли; да долго ли, коротко ли, им не миновать этого», — таков отклик кантонистов на происходившие события [15].

Восстание декабристов связывалось с легендой о царе Константине, брате Александра I и Николая I, отрекшемся от престола. Ему приписывали желание освободить крестьян, чему мешали «господа». Слухи эти распространялись повсеместно. Любопытно, что солдаты не реагировали на лозунг: «Долой крепостничество, самодержавие, рекрутчину», но вышли из казарм после лозунга: «Ура, Константин!»

По сути дела, декабристы в обращении к солдатам использовали опыт самозванцев, вписываясь в архаичные представления о «природном царе». Как отмечал «Федор, Федоров сын», восстание декабристов — это все действия «господ» «против освобождения крестьян». По его мнению, Александр I жив, но «продан в рабство». Аресты дворян, причастных к декабрьским событиям, порождали у крестьян уверенность в «законности» выступлений против помещиков [16]. В конфликте между декабристами и царем народ был на стороне царя, т. е. авторитарной власти первого лица.

Изолированные как от власти, так и от народа, декабристы пошли по пути тайных организаций, следуя опыту дворцовых переворотов. Организации декабристов насчитывали всего лишь десятки и сотни человек. Насколько это мало, видно хотя бы из того, что во Франции, Италии, Греции общества карбонариев располагали тысячами и десятками тысяч членов. А. Грибоедов иронизировал: «Сто прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России». Малочисленность декабристов была одним из свидетельств их отрыва от почвы.

Движение декабристов и его разгром — важная веха в истории страны. Духовная элита, еще совсем недавно не отделявшая себя от правящей, показала свою самостоятельную нравственную силу, способность следовать собственным принципам независимо от внешних обстоятельств. Однако уровень понимания этих задач оказался крайне низким. Декабристы считали, что достаточно добиться новой государственности революционным путем, чтобы автоматически осуществить все желаемые изменения, включая и улучшение нравов. Хотя мнение это и не было общим, тем не менее данная точка зрения легла в основу всей деятельности декабристов. Всегда и во всех планах у декабристов захват власти выступал как бесспорная практическая задача, как средство для достижения свободы. При этом не учитывался негативный опыт правящего либерализма.

Стремясь отменить крепостное право, они имели в виду лишь отношения крестьян с помещиками и государством, не зная о глубокой укорененности крепостничества в локальных крестьянских сообществах. Кроме того, отмена крепостничества означала бы развал всей сложившейся государственности, так как при этом помещики немедленно лишались возможности нести свои административные функции. Тем самым ломалась сложившаяся скверная, но тем не менее функционирующая система, питающая медиатор. Каким образом новая власть осуществляла бы связь с многочисленным свободным крестьянством, для которого враждебный мир начинался там, где кончалась граница локального мира? Об этом декабристы, кажется, не слишком беспокоились. Общинный крестьянин, почти не заинтересованный в рынке, стремился превратить свой локальный мир в крепость, защищающую от начальства и государства. Он бросил бы государство на произвол судьбы, чтобы затем вновь обрести себе тотем–царя, который бы «всех равнял» и охранял от внешнего зла. Поэтому декабристское движение можно рассматривать как результат определен- ного слияния незрелого абстрактного либерализма, заполняющего свои пробелы синкретизмом, локализмом; как движение, объективно направленное на усиление локализма. Его мощь в обществе была столь велика, что любая активизация либерализма, попытка изменить общество на его основе вела к активизации локализма.