LXXVIII. Общественное и историческое значение Радигоща

LXXVIII. Общественное и историческое значение Радигоща

Какие были отношения между Радигощем и Арконой, об этом древние памятники не говорят; но и Радигощ называют они великой, общей святыней славянского Поморья. Гельмольд, в рассказе о событиях XI в., называет город ратарян и доленчан весьма древним и храм Радигоста знаменитейшим. Все племена балтийских славян, по словам Титмара, чтили этот храм, поклонялись его святыне, когда шли на войну, возвращаясь из удачного похода, посвящали ему установленные дары и приносили в нем богам благодарственную жертву; обряд жертвоприношения совершали жрецы; предмет, угодный богам для жертвы, узнавали всякий раз посредством гадания раскапыванием земли и шагами коня; проливалась в честь богов кровь не только животных, но и человеческая. Как в Аркону, так и в Радигощ приходили из разных мест за прорицаниями; ежегодно также отправлялись туда от славянских племен определенные жертвоприношения.

Подобно Святовиту арконскому, боги радигощские имели свои знамена, к которым лютичи питали чрезвычайное благоговение. Они поручены были особенным заботам и надзору жрецов, и только в случае похода выносили их из храма: лишь пешим дозволялось нести их, как рассказывает Титмар в уже известном нам описании Радигоща. Видя перед своей ратью священные знамена, лютичи верили, что идут за своими богами: знамена были для них в походе представителями остававшихся в Радигоще кумиров, и нет сомнения, что общие знамена богов, скорее чем мысль об общем деле или общее начальство, могли служить связью для лютицких войск, которые составлялись из отдельных отрядов разных племен. Свои знамена сопровождали в поход и жрецы, и, конечно, перед знаменами, как перед изображениями своих богов-покровителей, приносило лютицкое войско в жертву знатнейших из пленных врагов. Титмар рассказывает еще, что отдельные знамена лютицких богов (он не говорит, все ли, или только некоторые) имели особый конвой из отборных воинов: но мы не знаем, была ли то временная стража, приставлявшаяся к знаменам для их охраны, или такая дружина, которая исключительно посвящала себя служению богам, как арконская рать Святовита.

Религиозный центр, Радигощ, как и Аркона, должен был получить у балтийских славян и общественную власть: он стал основанием частного союза двух лютицких колен, ратарян и доленчан, и общего союза лютицкого. Для ратарян и доленчан обладание общим храмом было, кажется, источником дружбы и крепкого единства; в отношении к этим двум маленьким ветвям (земли их, вместе взятые, едва ли равнялись бы пространству одного нашего уезда), святилище Радигоста, быть может, и восполняло недостаток собственно гражданской государственной связи; но как центр обширного народного союза, от которого следовало бы, кажется, ожидать великого действия в истории, Радигощ оказывался таким же бессильным, как Аркона, далеко уступая ей в значении среди балтийских славян.

Нужно ли распространяться о причинах бессилия Радигощского союза, когда мы знаем, что источником его были те же условия религиозной и общественной жизни, которые образовали Арконский союз? Но по крайней мере, Аркона пользовалась общим признанием на всем Поморье; Радигощ простирал свою власть собственно только на лютичей, т. е. на четыре поколения лютичей в тесном смысле и на те племена, которые впоследствии подчинились их влиянию и стали также носить почетное имя лютичей (укряне, северные морачане, гаволяне и прилегающие мелкие ветви). "В городе Радигоще, что в земле Лютичей, говорит Гельмольд, созван был сейм всех Славян, которые обитают на востоке": под славянами, обитающими на востоке, он разумел, как кажется, именно эти лютицкие племена, противополагая их ветвям западным, ближайшим к Голштинии, бодричам с ваграми и полабцами и др. Что эти народы не подчинялись Радигощу, в этом нет никакого сомнения, при закоренелой их ненависти к лютичам, и Радигость, "бог земли Бодрицкой", так же, как бог лютичей, должен был иметь у бодричей особое племенное капище (по преданию, оно находилось именно в Мекленбурге).

Когда Титмар писал, что радигощскому святилищу принадлежит "главенствующая власть" над всеми частными храмами волостей славянских, то он, мы уверены, имел в виду преимущественно народ лютицкий, т. е. гаволян и собственно лютичей, с которыми только и мог ознакомиться в своей мерзебургской епархии, и вовсе не думал об отдаленных и мало известных ему бодричах. Также должно ограничить и слишком общие выражения Гельмольда в следующем его рассказе:

"У четырех народов, именуемых Лютичами или Велетами… разгорелся сильный спор о преобладании: Ратаре и Доленчане, которым принадлежал оный древний город и знаменитый храм, где показывают кумир Радигоста, имели притязание на господство, приписывая себе честь особенной знатности на том основании, что к ним приходили от всех Славянских народов за ответами и для ежегодных жертвоприношений; Черезпеняне же и Кичане не соглашались подчиниться им и решились оружием защищать свою независимость…"

В иную пору Радигощ мог, действительно, иметь то значение, которое Гельмольд ему здесь приписывает: когда насилие германцев заставляло бодричей прибегать к Лютицкому союзу за помощью и действовать с ним заодно против завоевателей, тогда Радигощ и становился на время как бы общим центром всего западного Поморья; но такой союз возникал случайно и не бывал продолжителен, и именно в то время, к которому относится рассказ Гельмольда о междоусобии лютичей, бодричи и ближайшие к ним ветви решительно чуждались общения с Радигощем и его сеймом. Ясно, что слова Гельмольда о Радигоще, как о религиозном центре всех (балтийских) славян, не должны быть приняты буквально; впрочем, когда дело шло об огромных притязаниях обладателей этого святилища, ему и некстати было вводить, для точности выражений, в свой рассказ разные оговорки и ограничения.

Зато в рассказе этом мы видим другой признак глубокого различия между Радигощем и Арконой. Аркона была поставлена вне всякой племенной исключительности; частным богам своего племени ране, мы знаем, не только отвели особое святилище, но даже удалили их в другой город; в Арконе же поклонялись они лишь общему богу Поморья, наравне со всеми другими племенами; ничье самолюбие не могло быть оскорблено: единогласно и беспрекословно признавалась Аркона всенародным святилищем балтийских славян, и то влияние, которое она давала ранам на все Поморье, не оспаривалось никем.

Своего Радигоща лютичи не умели поставить на такую высоту: быть может потому, что религиозная стихия у них не достигла такого сильного развития, как между ранами. Мы не видим у лютичей настоящей теократии; жрецы имели у них важное значение, но они не были полные властители народа, как на Ране, — а на той степени грубой вещественности, на которой стояли балтийские славяне, большая или меньшая власть жрецов в том или другом племени была, можно сказать, мерилом большей или меньшей преданности племени своему божеству. Как бы то ни было, впрочем, но Радигощ, хотя и притягивал паломников со всей земли Поморской, хотя составлял центр лютицких поколений и всех племен, которые к ним присоединились, хотя, подобно Арконе, посещаем был многочисленными посольствами, получал от разных племен установленные приношения и давал им указания и советы от имени богов, при всем том, однако, не мог освободиться от значения частного святилища: ратаряне и доленчане почитали его своей племенной собственностью, и вот мы видим зависть и соперничество других племен, видим вооруженное восстание против Радигоща.

Некоторые ученые предполагают, что арконская святыня получила общенародное значение у балтийских славян только со времени разрушения Радигоща, который, по их мнению, был прежним религиозным центром всего Поморья. Радигощ, действительно, пал лет за сто до Арконы, но Адам Бременский, который еще изображает Радигощ как центр, как обиталище славянского язычества, свидетель тому, что уже в его время балтийские славяне ничего не предпринимали без совета ран и указывает именно на религиозное начало этого явления; кроме того, все известия выставляют глубокую древность арконского святилища. Конечно, падение Радигоща должно было еще более усилить влияние и власть Арконы, умножить число ее посетителей; но мы не сомневаемся, что оба храма существовали совместно и процветали в продолжение многих столетий, каждый со своим особым значением в общественной жизни балтийских славян: Радигощ, как племенное капище ратарян и доленчан, которое, от перевеса ли их оружия, или от чего-либо другого, стало сначала центром всех четырех лютицких ветвей, а потом привлекло к себе и соседние племена, по мере того, как распространялось политическое влияние лютичей; Аркона, — как издревле и всенародно признанная, неприступная "в сердце моря", по выражению летописца, общая святыня славянского Поморья, оплот и блюстительница их веры и языческого общества.