Распря по-исландски: система управления конфликтами

Распря по-исландски: система управления конфликтами

Чтобы свести потери от участия в распрях к минимуму, исландцы разработали особую форму управления ходом конфликта; точнее сказать, эта форма родилась в обществе естественным путем. Исландская распря — дело не частное, а общественное и как таковое подлежит обсуждению на тингах и в судах. Акцент на публичности распри значительно облегчал достижение мира, независимо от того, мирились стороны в суде или до суда. Исландское общество — в основе своей скандинавское, но существующее посреди Атлантического океана на удаленном острове — принуждено было находить равновесие между воинственной природой культуры, привезенной с континента, и условиями окружающей среды, в которых каждый мог выжить (в самом буквальном смысле, т. е. не умереть с голоду), лишь живя в мире с соседями. Участвуя в распрях, исландцы напоказ вели себя как классические воины эпохи викингов, однако все их угрозы и потрясания мечами лишь в редких случаях перерастали в сражения, да и те вовлекали лишь небольшое число людей. В Исландии «война» в антропологическом смысле — т. е. допустимое и институционализованное в обществе насилие — шла лишь на личном или в крайнем случае на семейном уровне. Даже когда вместе сходились несколько сотен вооруженных людей, жертв могло вообще не быть, а если таковые имелись, то, как правило, единичные. Как можно видеть на примерах кризисных ситуаций, подробно описанных (хотя, возможно, в несколько гиперболизированной манере) в сагах, небольшие группы людей могли набраться решимости убить одного или нескольких врагов; большие же группы вовсе не устраивали кровавую баню, а, напротив, принуждали стороны и друг друга к заключению мира. Как общество исландцы последовательно, на протяжении веков, проявляли поразительное самообладание. Они научились превращать применение силы в ритуал и значительно ограничили возможности и необходимость для ее настоящего применения. Лишь к самому концу эпохи народовластия исландские распри превратились в нечто похожее на войны, но даже в те годы никто никого не резал направо и налево — засвидетельствованы лишь отдельные эпизоды «бесконтрольного» насилия.

Характерный пример исландского умения обуздывать амбиции и держать себя в руках мы находим в «Саге о Торгильсе и Хавлиди» (дисл. ?orgils saga or Hafli?a), входящей в «Сагу о Стурлунгах», где рассказывается о некоей распре, произошедшей в XII веке. Двое могущественных годи, Торгильс сын Одли и Хавлиди сын Мара, упрямо не хотели мириться, пока не вмешалось третье лицо, человек по имени Кетиль сын Торстейна, желавший сделать церковную карьеру; в результате противники остыли и достигли компромисса. До вмешательства Кетиля многие пытались их помирить, но безуспешно. В 1121 году оба отправились на альтинг, Хавлиди с отрядом в 1440 человек, а Торгильс — с отрядом в 940. Незадолго до этого, когда на очередном альтинге годи обсуждали возможность примирения, Торгильс, дабы сорвать переговоры, предательски[117] напал на Хавлиди и нанес ему увечье (гл. 18 саги).

Ситуация приняла опасный оборот, поскольку Торгильс подло нарушил мир и Хавлиди в свете этого не желал даже слышать о компромиссах с ним и его присными. Он хотел лишь мести[118] и наотрез отказывался говорить о мире. Если бы дело шло как обычно, на врагов обязательно вышли бы третьи лица и попытались их помирить, но на сей раз за две недели альтинга ничего подобного не случилось, и стало похоже, что масштабной схватки избежать не удастся. В этот момент в саге появляется Кетиль сын Торстейна, который ранее никак в распре не участвовал. Он приходит к Хавлиди и рассказывает ему историю из своей жизни, как он сам некогда, защищая свою честь и престиж, жаждал мести. Вот как сказано в саге (гл. 28–29):

Ваши друзья — и твои, и Торгильса — считают, что будет большое несчастье, коли вы не заключите мир и это дело не кончится по-хорошему, да многим нынче кажется, что нет уже на то надежды, или почти нет. Мне самому нечего тебе присоветовать, разве вот историю одну рассказать тебе в пример.

Мы росли в Островном фьорде, и люди говорили, мол, из нас выйдет толк. И то правда, я взял в жены девушку, Гроу, дочь епископа Гицура, а про нее говорили, что лучше не сыскать во всей округе. И тут вдруг пошли разговоры, мол, я не единственная опора ее жизни.

По мне, это плохие речи, и мы решили узнать, так оно или не так, и вышло, что все так и есть, и тем хуже стали мне казаться эти разговоры. И я сильно невзлюбил этого человека. И вот как-то раз довелось нам повстречаться, и я бросился на него с оружием, а он увернулся, а я упал наземь, а он сверху, и достал нож и воткнул мне в глаз, и с тех пор я этим глазом не вижу. А как он это сделал, Гудмунд сын Грима, так слез с меня и дал мне встать. И я подумал, как-то странно вышло — ведь я в два раза его сильнее, да и во всем остальном, казалось мне, настолько же его превосхожу.

И жутко захотелось мне отомстить за это и объявить его вне закона, ведь друзей у меня хватает. И мы подготовили тяжбу, но нашлись могущественные люди, которые помогли в тяжбе ему, и мою тяжбу признали незаконной. Вот и сейчас небось найдутся такие, кто захочет помочь Торгильсу, даром что твое дело правое.

И вот когда суд не стал рассматривать мою тяжбу, они предложили мне выкуп. Тут я подумал, как они со мной обошлись и как все это тяжело и гадко, и я сказал, мол, выкуп деньгами не приму… И я понял тогда, чем больше я думал про честь и уважение, что никогда не предложат мне такого выкупа за оскорбление, какой показался бы мне достойным.

Кетиль — возможно, в силу свойственной ему набожности (Хавлиди позднее помог ему стать епископом) — осознал, что притязать на абсолютную справедливость неразумно, и кончил дело миром. Вмешательство Кетиля в тяжбу Хавлиди и Торгильса также оказалось успешным — подумав, Хавлиди согласился, чтобы «разумные люди» (дисл. g??viljamenn, букв, «люди доброй воли») попробовали договориться с ним и Торгильсом об условиях мира, и в результате стороны пришли к соглашению, которое не стали нарушать. Единогласно признаваемое правило исландского общества той эпохи, согласно которому больше всего чести полагается тому, кто скорее решит сохранить мир, чем будет упрямо добиваться всего, что ему причитается, вытекает из скандинавской правовой традиции; именно об этом правиле — знаменитые слова Ньяля из одноименной саги: «Закон хранит страну, а беззаконие губит».[119]

Распря в Исландии — не то что распря в современных ей европейских странах, не деструктивная социальная деятельность, которую нужно держать в узде, для чего в обществе заводятся полицейские, судебные приставы и т. п.; вовсе наоборот — формализованная исландская распря служит механизмом стабилизации общества и стержнем культуры. Всеми уважаемые люди выступают посредниками между тяжущимися сторонами, и поэтому распря становится инструментом, с помощью которого злоба, ненависть и насилие изымаются из рук заинтересованных сторон и направляются в суды и общественные собрания, где на противников оказывается мощнейшее социальное давление. В «большой деревне», какой являлась Исландия эпохи народовластия, годи зарабатывали честь и славу тем, что подавляли своей властью и авторитетом социально деструктивное поведение. Лидеры подтверждали свой статус и заслуживали уважение сограждан тем, что выступали как сторонники умеренности (дисл. h?f) и мира. Роль посредников играли и священники, и рядовые землевладельцы, и даже просто свободные безземельные люди — все они участвовали в процессе замирения, часто в качестве присяжных, и тоже зарабатывали этим престиж и уважение. В исландских судах действовали лишь коллегии присяжных (дисл. kvi?ir), а современных судей, которые инструктируют эти коллегии, не было. Собирались две коллегии, как правило, из двенадцати человек каждая. Задачей членов первой коллегии было объявить, что они считают фактами в том или ином деле; таким способом давались показания и рассматривались улики. Вторая коллегия, посовещавшись, выносила решение по делу, достигнув консенсуса.

Распря и изощренный комплекс судебных процедур, возникший для ее формализации и контроля над ней, являются специфически исландскими особенностями, ключевыми для этого общества. На фоне отсутствия исполнительной власти и связанных с ней иерархии и служб легитимного насилия роль механизма по контролю и перераспределению социального статуса, богатства и власти взяла на себя распря. Эта система, со всеми ее юридическими тонкостями и компромиссом как основой всякого судебного решения, не всегда работала гладко, однако служила гражданам хорошим рабочим инструментом для улаживания потенциально разрушительных конфликтов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.