Сгоревшие заживо

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сгоревшие заживо

В Советском Союзе вплоть до конца 1980-х годов даже перечень чрезвычайных происшествий, во время которых погибли пять или более человек, имел гриф «Секретно». Тем более засекречивались подробности ЧП. Поэтому сегодня мало кто знает об одном из крупнейших пожаров в истории нашей страны, которая произошла 20 сентября 1980 года в пригороде Сызрани – одном из крупнейших на Средней Волге железнодорожных узлов. За несколько часов страшный пожар стер с лица земли целый населенный пункт – поселок Машинистов. До трагедии здесь проживали почти две сотни человек…

Вот что говорилось об этом ЧП в секретном документе, направленном сразу после ликвидации последствий аварии в Министерство внутренних дел СССР.

«Министру внутренних дел СССР тов. Щелокову Н.А.

Спецсообщение

Совершенно секретно.

Около 1 часа 40 минут 20 сентября в результате грубого нарушения правил ведения работ на железнодорожном транспорте на нечетной сортировочной горке Ново-Сызранского парка станции Сызрань-1 получила пробоину цистерна с газом пропан-бутан, после чего началась утечка содержимого цистерны на территорию сортировочной горки и прилегающего к ней поселка Машинистов, пригорода Сызрани.

Несмотря на произошедшую утечку, персоналом горки не было принято надлежащих мер по оповещению вышестоящего руководства и службы пожарной охраны о происшедшем. В результате около 2 часов 15 минут от неустановленного источника огня произошла вспышка газовоздушной смеси на территории поселка Машинистов с последующим горением жилых домов и надворных построек, что повлекло за собой многочисленные человеческие жертвы.

На первой стадии тушения к ликвидации пожара были привлечены наличные силы ОГПС-7 города Сызрани и пожарный поезд станции Сызрань, а в течение ближайших двух часов – также свыше 20 пожарных расчетов из Тольятти, Куйбышева и Новокуйбышевска. О локализации пожара объявлено к 6 часам 30 минутам 20 сентября, о ликвидации – к 9 часам 30 минутам.

В результате пожара на месте погибло 12 человек, к 21 часу 20 сентября в больницах города скончалось еще 22 человека, свыше 15 человек находятся в критическом состоянии. Общее количество пострадавших и материальный ущерб уточняется.

Начальник УВД Куйбышевского облисполкома генерал-майор милиции В.Ф. Шарапов.

22 сентября 1980 года, 8.00».

Как вспоминали очевидцы, ночь на 20 сентября 1980 года на «железке» под Сызранью была обычной. Посвистывали локомотивы, лязгали вагоны, далеко над полуночным городом разносились команды дежурных. Кое-где в домах светились одинокие окна, редкие прохожие спешили по домам, и никто из них не подозревал, что в этом самое время огненный зверь уже бесшумно прокрадывается к поселку Машинистов…

Дежурным по горке на станции Сызрань-1 в ту ночь был 27-летний Валерий Воронков. К моменту трагических событий он прослужил в своей должности почти год, а до того успешно сдал экзамены и получил необходимый допуск к диспетчерской работе. Между прочим, служебные документы характеризовали Воронкова как знающего и толкового специалиста…

Даже многие из тех, кто не имеет прямого отношения к железнодорожному транспорту, наверняка видели на боку окрашенных в белый цвет громадных емкостей предупреждающую надпись: «С горки не спускать». Это означает, что при формировании составов цистерны со сжиженным газом по территории сортировочной станции должны перемещаться только с маневровым тепловозом, и никак иначе. Однако в ночь на 20 сентября диспетчер позволил себе нарушить эту инструкцию и в отношении злополучной сцепки дал подчиненным команду: «Спустить с горки самоходом».

Распоряжение дежурного по горке поступило к помощнику составителя поездов – 28-летнему Леониду Фуражкину. Хотя формально он и был подчиненным Воронкова, тем не менее имел право самостоятельно решать, можно или нельзя направлять самоходом с горки ту или иную железнодорожную единицу. Но Фуражкин, даже увидев воочию пропан-бутановые цистерны, махнул на этот факт рукой – и в точности выполнил команду дежурного.

Уже потом следствие установило, что такие распоряжения не только Воронков, но и прочие дежурные по горке отдавали своим подчиненным не раз. Однако им все сходило с рук, и потому в дальнейшем железнодорожные служащие продолжали нарушать инструкцию уже по привычке – до тех пор, пока не наступила расплата…

Огненную трагедию приблизило и другое обстоятельство: на горке оказались залиты мазутом вагонозамедлители – особые стационарные устройства для торможения вагонов. Из-за этого вагонозамедлители и не смогли остановить злосчастную сцепку. В результате пять цистерн покатились с горки со скоростью около 30 километров в час, хотя при маневровых работах их разрешается перемещать со скоростью не более 3-х километров в час.

Но даже в эти минуты надвигающуюся катастрофу мог бы предотвратить рабочий горки 31-летний Александр Поднебесов, в обязанности которого входило торможение вагонов с помощью специального башмака. Так вот, в тот роковой момент Поднебесов, увидев разогнавшиеся цистерны, сунул башмак под колеса и отскочил в сторону. Между тем, как установили эксперты, он мог поставить под колеса еще и дополнительные башмаки, которых в его распоряжении в ту ночь было не менее семи штук, но из-за растерянности этого не сделал.

В результате пропановые цистерны на полной скорости врезались в вагон цементовоза, сцепное устройство которого мгновенно пропороло тонкую сталь, и из пробитой емкости на пути и улицы поселка Машинистов хлынул смертоносный поток сжиженного газа…

Но даже в этот момент теоретически еще можно было предотвратить катастрофу. Тот же самый Поднебесов, который оказался единственным свидетелем столкновения, был обязан немедленно сообщить об утечке дежурному по горке и в пожарную службу. Однако башмачник не только никого не предупредил об аварии, но и вовсе сбежал с места происшествия, прекрасно понимая, что от утечки газа ничего хорошего ждать не приходится.

Тем временем опасная жидкость быстро превращалась в легкую, невидимую простым глазом дымку, от которой на траву лег белый иней. Спящему поселку Машинистов оставалось жить считанные минуты…

Теперь мы вряд ли узнаем, кто именно из жителей поселка в последнюю секунду своей жизни зажег ту роковую спичку или всего лишь включил свет на веранде. Так и иначе, но в третьем часу ночи 20 сентября 1980 года по поселку Машинистов вдруг прокатился мощнейший огненный вал, а следом за ним до неба взметнулось бешеное пламя.

Это был объемный взрыв – страшная реальность нашего технологического времени. Он происходит, когда срабатывает не точечный заряд, а одновременно взрывается весь объем горючего газа, в смеси с воздухом образующий как бы бомбу гигантских размеров. И потому свидетелям катастрофы показалось, что в поселке Машинистов словно бы вспыхнул сам воздух…

Предыдущий день, 19 сентября, был пятницей. На дворе стояла золотая осень. В поселок вечером приехало немало гостей. Во дворах стояло более десятка машин, естественно, с запасом бензина в баках. К тому же жители пользовались привозным газом в баллонах, они хранились в каждом доме…

Вспыхнувшее пламя приобрело настолько разрушительную силу, что в поселке горело и плавилось все, что могло гореть и плавиться, – дома, деревья, земля, асфальт, живая человеческая плоть…

Получив тревожное сообщение, все пожарные подразделения Сызрани во главе с помощником начальника отряда капитаном Колокольцевым прибыли в поселок Машинистов буквально в считанные минуты. В городе остался только один пожарный экипаж – на случай других возгораний. А по всей Куйбышевской области в ту ночь была объявлена пожарная тревога № 3 – высокой опасности. До 8-ми часов утра бойцы пожарной охраны Сызрани работали без подмены, да и потом все они остались в строю еще на сутки.

Пожарному ОГПС-7 Сергею Баракину в сентябре 1980 года был 21 год, и он служил командиром отделения второй пожарной части. Вот что он рассказывал:

– Ночью 20 сентября всю нашу часть подняли по тревоге. Когда мы проезжали по улицам Сызрани, то сразу же увидели огромное зарево над поселком Машинистов. К моменту нашего приезда штаб пожаротушения уже был на месте. Мы получили команду, поставили гидрант и начали тушить то, что только начинало вспыхивать. Дома, горевшие внутри поселка, тушить уже было бесполезно – к ним пробраться было нельзя. Вскоре приехали работники милиции. Нас поставили между горящими домами и станцией, чтобы отсекать огонь, потому что на прилегающих путях стояли емкости с горючим. Если бы сюда переметнулся пожар, то даже трудно представить, что там было бы…

Его рассказ дополнил ветеран пожарной службы Олег Першенков:

– Когда в ту ночь мы еще только подъезжали к поселку, я увидел, как из дома выскочил парень, на котором горела одежда. Мы его залили водой… А вообще горел весь поселок размером более чем 100 на 100 метров, и тушить его можно было только по периметру. Пожарные части расположились по его сторонам. Лезть внутрь квартала было просто невозможно – каждый дом сгорал за минуту. Даже в брезентухе, в каске, весь облитый водой, пожарный не мог близко подойти к зданию. Поэтому мы были вынуждены лишь отсекать огонь, не давали пламени выйти из поселка. Наш автомобиль «Урал» стоял на дороге, довольно далеко от огня, но на нем от жара пузырилась краска, хотя мы регулярно обливали его водой…

Немногие из уцелевших очевидцев впоследствии рассказывали, что в момент взрыва одни выбрасывались на улицу – и здесь мгновенно сгорали. Другие, обезумев от страха, лезли в погреб, думая, что началась ядерная война. Многие задохнулись от нестерпимого жара в своих постелях, так до конца и не проснувшись. Им завидовали те, кто выжил, но при этом страшно обгорел. Даже спустя десять суток после трагедии люди продолжали умирать в ожоговом центре, не выдержав нечеловеческих мук и страданий.

Вот что вспоминала Субботкина, фельдшер станции «Скорой помощи»:

– В ту ночь мы были на выезде на Монастырской горе, как вдруг получили срочный вызов: «Всем бригадам в поселок Машинистов!» В городе оставили только одну бригаду для самых неотложных случаев. Приехав, мы увидели, что в поселке горит сам воздух. Это было очень страшно: я видела, как люди выпрыгивают из окон и падают, обожженные, в самое пламя. А по улицам в шоковом состоянии бежали другие обгоревшие люди, и они кричали нам: «Возьмите моего сына, мою дочь!!!» Мы брали по многу, сразу человек по восемь, в первую очередь стариков и детей. На многих кожа висела клочьями, как чулки, волосы у всех были обгоревшие, скрученные. Пока ехали, мы оказывали потерпевшим первую помощь, а также вкалывали обезболивающее, и накладывали повязки…

Часто пострадавшие не могли говорить. Тогда приходилось спрашивать у окружающих их имена и фамилии. Врачи записывали данные на листочке и подкладывали его под бинт. Лишь под утро была закончена эвакуация всех пострадавших. В особо тяжелых случаях медики вызывали санитарную авиацию и увозили пострадавших вертолетами в Куйбышев и Тольятти…

Вот что пережил Валерий Рубинов, рабочий железной дороги, в ночь на 20 сентября:

– После вечерней смены мы с другом поехали на машине домой. Был уже второй час ночи, и как раз на повороте в поселок мы въехали в облако тумана. Сразу же заглохла машина, и мы почувствовали запах газа. А потом нам в глаза ударил столб огня высотой, как мне показалось, до самого неба. Тут же на нас пошла волна ревущего пламени. Меня опалило жутким жаром, я выскочил из машины и что есть силы помчался по дороге. Удалось отбежать примерно метров сто, но стена пламени все время катилась позади, постепенно приближаясь ко мне и поджаривая спину. На мне уже горели брюки и рубашка, и тут я понял, что вряд ли смогу уйти от этой огненной волны.

В конце концов, пламя меня все-таки догнало и окружило со всех сторон. Я уже не бежал, а едва брел среди огня, теряя сознание. Уже потом я узнал, что у меня было обожжено 45 процентов поверхности кожи. Тем не менее, когда мне все-таки удалось выбраться на свободное пространство, у меня еще хватило сил раздеться, потому что вся моя одежда расплавилась и тлела. Следом за мной на дорогу выскочила женщина в одной сплавившейся сорочке, и у нее были страшные глаза, переполненные болью и страданием. Нас обоих отвез в больницу проезжавший мимо водитель…

А вот что рассказал житель бывшего поселка Машиниста Сергей Селиверстов:

– Накануне к нам приехали родственники из Тулы. Когда все вокруг внезапно загорелось, я выскочил на кухню, на всю мощность пустил воду, а потом передал тестю полуторагодовалого сына. Никто не понимал, что происходит вокруг: вокруг от нестерпимого жара плавился асфальт, и вскоре я уже не мог идти, а только в беспамятстве полз. Очнулся уже в Куйбышеве, в ожоговом центре. У меня на 75 процентов была обожжена кожа, и все говорили, что с этим не выживают, но я почему-то тогда не умер. Боль все время была нестерпимой. А потом врач сказал: «Я больше не могу колоть тебя обезболивающими препаратами. Если ты не хочешь стать наркоманом, лучше пей». И я стал пить – спирт, водку или коньяк, все равно что. При смене бинтов я орал песни, иначе не мог выдержать, а после перевязки вмазывал 150 граммов спирта, закусывал и минут через пять отключался.

Когда меня, наконец, выписали, из Куйбышева меня забрал мой шурин Володя Сомов. Стояла зима. По дороге я все расспрашивал, как там родные, а он все больше отмалчивался. Подъезжая к Сызрани, он внезапно завернул на Батракское кладбище. После лечения я плохо ходил, поэтому еле-еле вышел из машины – и тут вдруг все увидел. Кресты! Со знакомыми, такими родными фамилиями. Я буквально пополз от одной могилы к другой, и у каждого нового креста все новое и новое горе обрушивалось на меня. Оказалось, что из Селиверстовых в живых остались только я да мой сынишка. Он все это время мотался то у родных, то у друзей, и за это время пять садиков сменил… Если бы я в больнице узнал, что из семьи моей практически никого не осталось, ни за что бы не выжил…

Согласно официальной справке, в ту страшную ночь в поселке Машинистов сгорело 44 дома. Во время пожара, а также от ожогов в последующие дни погиб 41 человек.

…Погорельцев из поселка Машинистов поселили на сборном пункте Сызранского военкомата. Там же для них организовали питание, а потом раздавали талоны на бесплатные обеды в любой столовой.

Многие выскочили из горящих домов, в чем были, и им нужна была хоть какая-то одежда. На помощь пострадавшим пришел весь город: заводы, предприятия и организации помогали деньгами, а простые граждане приносили еду, белье, теплые вещи.

А еще для десятков, если не сотен, обожженных и обгоревших срочно потребовалась донорская кровь. Надо сказать, что сызранцы сразу же откликнулись на эту огненную трагедию. Уже через несколько минут после обращения к жителям города, которое штаб гражданской обороны в три часа ночи передали по радио, на станцию переливания крови пришло более 1700 человек.

Уголовное дело виновников катастрофы слушалось через девять месяцев после трагедии на выездном заседании Куйбышевского областного суда под председательством Пахомова. На скамье подсудимых оказались трое: дежурный по горке на станции Сызрань-1 Валерий Воронков, помощник составителя поездов той же станции Леонид Фуражкин и башмачник горки Александр Поднебесов.

Первых двоих суд приговорил к 6 годам лишения свободы с отбыванием в колонии усиленного режима, Поднебесова – к 3 годам лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима. Впрочем, в народе тогда говорили, что за случившееся наказали только «стрелочников», а те, кто в ту ночь не обеспечил надлежащие условия работы на станции Сызрань-1, остались в стороне.

Воронков после приговора около года сидел в Сызранской тюрьме, потом его перевели в колонию-поселение в Тольятти, откуда он был условно-досрочно освобожден. Отсидев положенное, еще молодой в то время парень вернулся на железную дорогу, где ему доверили работу мастера, потом должность в производственном цехе УПТК.

Что касается бывшего составителя поездов Фуражкина, он больше не вернулся на железную дорогу и уехал работать в село.

А вот бывший башмачник Поднебесов, попав на зону, получил здесь дополнительный срок, а потом погиб в местах лишения свободы при невыясненных обстоятельствах.

Сегодня на месте той жуткой трагедии растут березы. Их высадили после того, как с пожарища убрали остовы сгоревших домов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.