Засекреченный подвиг

Засекреченный подвиг

Архивы КГБ раскрыли наконец подробности того, как пилот Виктор Мостовой спас шестьдесят человек…

21 августа 1963 года из Таллина в Москву, как обычно, вылетел рейсовый самолет ТУ-124 с шестьюдесятью пассажирами на борту. Через несколько минут стало ясно, что он не сможет вернуться обратно на землю. Во время отрыва от взлетно-посадочной полосы у самолета разрушилась передняя стойка шасси. Дефект был настолько серьезным, что исключал безопасную посадку.

О ситуации тут же сообщили службам «Аэрофлота». Из Москвы поступила команда – оставаться в зоне аэродрома и попытаться исправить поломку вручную. На беду летчиков, погода ухудшилась, и пришлось лететь в Ленинград. Синоптики передавали, что в аэропорту Шоссейная (ныне Пулково) погода безоблачная.

Над северной столицей экипаж вступил в радиообмен с местными диспетчерами и руководством аэропорта. На земле лихорадочно обсуждали различные варианты приземления: убрать полностью шасси или нет, садиться на бетонную полосу или на грунт. Самолет тем временем выполнял один за другим проходы на аэродром, затем обратным курсом на город, вырабатывая лишние тонны керосина. Инструкция предусматривает, что на аварийную посадку нужно идти с запасом топлива не более 300 кг.

Иван Мулкиджанов, один из руководителей МАК (Межгосударственный авиационный комитет), которому в 60-х довелось быть членом комиссии по расследованию этого громкого авиапроисшествия, рассказывал, что экипаж вел себя спокойно, без паники, четко выполняя указания с земли. Это было крайне важно в той ситуации. События разворачивались мгновенно.

Летчики разбили смотровое окошко в пилотской кабине и пытались вручную исправить поломку шасси. Командир экипажа Виктор Мостовой (Быковский авиаотряд) сидел за штурвалом, наблюдая за датчиками топлива. Вдруг внезапно заглох один из двигателей. Мостовой решил не рисковать и направил воздушное судно прямиком на Пулково. Когда они пролетали над центром города, случилось самое ужасное – отключился второй двигатель. Самолет с большой высоты стал стремительно падать, бесшумно, как гигантский планер. Кажется, не было ни одного шанса спасти людей. Вся страна замерла в ожидании беды. Замолкли даже голоса в радиоэфире.

По словам Владислава Кочетова, бывшего штурмана Пулковского аэропорта, остановка двигателей стала для Мостового и других членов экипажа полной неожиданностью. Ведь в баках еще оставалось 2,5 тонны авиакеросина. Позже Мостовой рассказывал: «Вижу, передо мной церковь. А купол выше меня. Думал все, конец. И тут заметил свободное пространство. Решил падать туда».

Свободное пространство оказалось Невой. Церковь – Пантелеймоновским храмом на улице Пестеля. Выполнив последний поворот, Мостовой начал планировать на воду сразу же за Литейным мостом. Счет времени уже шел на секунды. Гуляющие по Невской набережной наблюдали необычное зрелище: огромный пассажирский лайнер с выключенными двигателями глиссировал по поверхности воды, поднимая фонтаны брызг (кто-то утверждал, будто самолет ушел вниз и более 200 метров прошел под водой, а потом всплыл). Оказавшийся рядом фотограф и кинолюбитель успели даже заснять несколько кадров.

И тут экипажу уже в третий раз за последние несколько минут довелось пережить сильнейший стресс. Впереди, прямо по курсу, появился буксир с бревенчатым плотом на хвосте. Встреча с ним грозила неминуемой гибелью для всех.

Мостовой резко потянул на себя штурвал. 40-тонная махина взмыла вверх и, преодолев длинное препятствие, снова заскользила по воде. Самолет остановился буквально в 30 метрах от бетонных опор ближайшего моста. Когда обезумевшие от страха пассажиры открыли глаза, то увидели сквозь стекла иллюминаторов тихие невские волны…

История, как показывают события, на этом не закончилась. Капитан буксира, через который только что перескочил воздушный корабль, отцепил плот и бросился на помощь собратьям. Но при развороте он нечаянно задел кормой окно штурманской кабины. В салон хлынула вода.

Через разбитое окошко он передал летчикам канат и начал подтягивать лайнер к бревенчатой связке. Правое крыло ушло под воду, приблизив выход прямо с краю плота. По воспоминаниям свидетелей, пассажиры покинули самолет, даже не замочив ноги. Ни один человек не пострадал. А самолет через 15 минут затонул у самого берега Невы.

Специалисты военной экспедиции «Эпрон» подняли ТУ-124 со дна реки мощными понтонами и отправили в Ленинградский авиаотряд. Позже его использовали в качестве экспоната для обучения авиационных специалистов в Тамбовской области.

Председатель профсоюза летного состава «Быково-Авиа» Владимир Синицын в те годы был студентом Кирсановского авиационно-технического училища, куда привезли затонувший борт.

– Почти все ребята знали историю этого самолета, – рассказывает В. Синицын. – Мы изучали по нему конструкцию летательных аппаратов, двигателей и т. д. В салоне долгое время было сыро.

Не слишком удачно сложилась судьба экипажа. Разбором полета занималась комиссия Министерства гражданской авиации. Была очень серьезная проверка, поскольку следовало кого-то наказать. Конструкторы-туполевцы сразу обнаружили, что самолет взлетал в Таллине с перегрузкой в 300 килограммов, но отмели претензии к КБ и авиапромышленности. 300 г – мизерный перегруз, запас был гораздо больше.

Что интересно, проверяющие не нашли ничего героического в действиях летчиков. Напротив, посчитали, что экипаж вел себя «безграмотно и в полной растерянности». Когда подняли самолет, выяснилось, что у него баки абсолютно пустые. Топливомер «обманывал» на те самые 2,5 тонны, которые показывал датчик в момент остановки двигателей. И с таким дефицитом топлива экипаж летал несколько лет, с самого начала эксплуатации. Кто-то из членов высокой комиссии предложил лишить всех членов экипажа личных свидетельств и убрать из авиации. Но за них заступился известный конструктор Туполев. А после коллективного письма пассажиров летчиков даже наградили орденами.

Рассказ о случившемся и любительские снимки попали в ленинградские газеты, потом – в центральные. Власть решила, что поведение пилотов можно считать подвигом. Но спустя какое-то время историю стали замалчивать. То ли обнаружили вину летчиков в случившемся, то ли личность Мостового не укладывалась в действующие стандарты. О нем вообще перестали вспоминать – целых 35 лет.

Сегодня уже нет в живых и ленинградского фотографа-любителя, которому удалось запечатлеть уникальные кадры на пленке. Говорят, он в конце жизни рассказывал, что после публикаций в прессе к нему пришли сотрудники КГБ и забрали пленку, пригрозив, чтобы никому не рассказывал.

С годами эта история стала забываться. Спросите сегодня у любого авиационного работника средних лет, что он знает о единственном в мире случае удачной посадки пассажирского самолета на воду, случившемся в Ленинграде. В ответ лишь пожмут плечами.

– Мы обратились с этим вопросом в музей истории Института гражданской авиации, – рассказал корреспондент «Новых известий» С. Бицоев. – Вежливый чиновник извинился, у них нет сведений. История давнишняя, никто не давал указания «подобрать материал». Затем связались с Центральным музеем авиации и космонавтики. Результат аналогичный. Тут даже удивились нашему вопросу, он оказался «не по профилю».

Начали звонить ветеранам гражданской авиации, которые, может быть, работали с пилотом. В компании «Быково-Авиа» удалось найти человека, летавшего с Мостовым в 60-е годы. Но позднее их связи прервались.

Во «Внуковских авиалиниях» – правопреемнице 200-го летного отряда, где в последнее время работал Мостовой, много ветеранов, есть даже свой совет ветеранов авиации. Но ни один из тех, с кем удалось поговорить, не смог нам помочь. Сам случай помнят, но где летчик и что с ним стало, не знают.

Поскольку все документы, касающиеся ленинградской истории, изъяли сотрудники бывшего КГБ, мы решили связаться с ФСБ России. Сотрудник центра общественных связей М. Кириллин попросил прислать официальный запрос.

Наконец, потеряв всякую надежду, начали сами обзванивать всех москвичей по фамилии Мостовой. В телефонной базе данных таких оказалось 28 человек. Поразительно, но среди них нашелся даже авиатор, однако, увы, не тот.

Ленинградский феномен сегодня незаслуженно забыт.

P.S. После публикации заметки «Засекреченный подвиг» («Новые Известия» № 200 от 22 октября 1998 г.) в редакцию позвонил москвич Евгений Голымкин. Он сообщил, что был знаком с неизвестным автором документальной хроники, которому удалось заснять редчайшие кадры стремительного падения лайнера на Неву. Это сотрудник Ленинградской студии кинохроники Николай Иванович Виноградский. В молодости они тесно общались. Чем оператор занимается сейчас и жив ли вообще, Голымкин не знал. Столько лет минуло.

– Мы решили попытать удачу и позвонили на студию кинохроники в Санкт-Петербурге, – продолжил свой рассказ С. Бицоев. – К счастью, Виноградский оказался жив, здоров, но уже не работает. Пожилая сотрудница любезно предоставила нам его домашний телефон.

Признаюсь, набирал номер с некоторым волнением. Представьте реакцию пенсионера, давно сидящего без любимого дела, которому неожиданно напомнили событие 35-летней давности, при котором он еще и пострадал. Николай Иванович оказался человеком общительным и с удовольствием рассказал о драматическом дне 21 августа 1963 года, когда пассажирский самолет, у которого один за другим отказали оба двигателя, едва не рухнул на город.

– Я в тот день был на съемках строительства железнодорожного моста, – рассказал Николай Иванович. – И вдруг, вижу, со стороны собора Александро-Невской лавры на малой высоте летит огромный пассажирский лайнер в мою сторону. Автоматически расчехлил камеру и начал снимать. Вначале думал, что пилот хочет пролететь между двумя опорами моста, как Чкалов. Смотрю, пошел на снижение к поверхности воды от Большеохтинского моста. В разные стороны рассыпались фонтаны. Самолет заскользил по воде, как глиссер. Съемка была против солнца, и мириады брызг создавали радужную цветовую гамму. Вокруг – облако, а в середине – контуры фюзеляжа, как в тумане. Красота неописуемая. Я чувствовал, что снимаю что-то необыкновенное, но еще не понимал, что происходит.

По словам Виноградского, самолет остановился буквально в двадцати метрах от бетонного монолита железнодорожного моста. К тонущим развернулся буксир с бревенчатым плотом. Для того чтобы снимать дальше, нужно было перейти на другой берег. Но дорогу через мост преградил молодой охранник с ружьем. И тут Николай Иванович совершил поступок, о котором, по его словам, жалеет до сих пор. Он отобрал у охранника ружье и, выбросив затвор, бросился дальше.

– Честно говоря, боялся, что солдат может выстрелить в спину, – рассказывает он, – потому что меня нельзя было остановить.

Об этом эпизоде никто не узнал. И солдатик, скорее всего, подобрал затвор и постарался забыть о случившемся. К тому времени буксир подтянул самолет к бревенчатой платформе. Виноградский продолжал снимать. На набережной собралось много народу. Подъехало партийное начальство, какие-то люди в штатском…

В этой суматохе от зоркого взгляда начальства не ушел рослый оператор, снующий с камерой повсюду. Недалеко остановился автобус с иностранными туристами, которые тоже с интересом щелкали фотоаппаратами. Неожиданно один из присутствующих секретарей ленинградского горкома партии (его фамилию он уже не помнит) набросился на Виноградского:

– На кого вы работаете, зачем снимаете?

Гнев партработника спровоцировал «штатских». Они стали вырывать камеру у кинооператора. В завязавшейся потасовке 60 метров пленки с исключительной съемкой выпали из кассеты кинокамеры и покатились в реку.

Через некоторое время Виноградский все же собрался, достал новую кассету и уже издали продолжал съемки. Удалось сделать неплохие кадры: испуганные пассажиры ступают на плот, не промочив ноги; самолет, набрав в салон воды, уходит вниз и т. д.

Через месяц в студии опять появились люди в штатском, произвели обыск и забрали оставшуюся пленку. Посоветовали никуда не обращаться. Николай Иванович и не собирался, боясь огласки неприятной истории с охранником. Вот так нелепо и бездарно были утеряны уникальные кадры посадки самолета на воду. Впрочем, они вполне могут храниться в архивах КГБ.

Почему подвиг пилотов Ту-124 в свое время не был оценен по достоинству? Ни один из них так и не был награжден. Мостовой – еврей, и именно это обстоятельство было решающим для авиационных чиновников, сознательно умолчавших и засекретив событие. Так считали его близкие.

В течение нескольких дней после публикации в редакцию «Новых известий» звонили разные люди, работавшие вместе с Мостовым, знавшие семью летчика и его историю. Не было только звонка от сотрудников спецслужб, чьи предшественники в свое время изъяли «компрометирующие» советскую авиацию материалы. Было бы интересно узнать, сохранились ли какие-то кино– или фотодокументы в архивах ленинградской «лубянки».

В 1989 году Мостовой вместе с женой, дочерью и внуком уехал в Израиль. Об этом рассказал Валерий Наумович Шустер, работавший в начале 80-х в институте имени Губкина вместе с Жанной Мостовой, супругой Виктора Яковлевича. Дальнейшая судьба героя «Засекреченного подвига» ему неизвестна.

Вскоре, однако, в редакцию позвонила двоюродная сестра летчика Е.В. Лайнер. Она сообщила о том, что год назад после продолжительной болезни Виктор Яковлевич Мостовой умер в Израиле и похоронен в городе Кирьят-Гат. Евгения Владимировна оставила домашний адрес и номер телефона Мостовых.

Наш звонок не вызвал удивления в семье Мостовых. Жанна Мироновна была в курсе публикации и выразила вначале недовольство.

– Как же вы печатаете материал, не пообщавшись с нами. Ведь в Москве у нас много друзей, они могли бы помочь в дальнейших поисках.

Впрочем, настроение быстро сменилось, и она начала рассказывать о событиях 35-летней давности, которые помнит до мельчайших подробностей.

– После того драматического полета Виктор говорил, что за эти 14 секунд (ровно столько длился полет после отказа двигателей до полной остановки самолета) перед ним прошла вся его жизнь. Страха не было. Только переглянулись со вторым пилотом Васей Чеченевым и стали лихорадочно искать место приземления, хотя было ясно, что аварии не избежать. Главное – не упасть в жилой массив. И в этот момент показалась голубая полоска реки, куда и направили самолет.

Сразу после происшествия, по словам Ж. Мостовой, действительно, стоял вопрос о наказании летчиков, хотя действовали они строго по инструкции. В составе комиссии по расследованию были горячие головы, готовые списать на пилотов все дефекты Ту-124, считая, что они находились в полной растерянности и действовали безграмотно. Тогда с письмом в ЦК КПСС обратились спасенные пассажиры. Государство решило наградить весь экипаж орденами Красного Знамени. Но этого не случилось.

Руководство «Аэрофлота» в этой ситуации было гуманнее. Виктор Мостовой и радист Виктор Царев (он позже погиб в автокатастрофе), в знак признания их заслуг, получили двухкомнатные квартиры в пятиэтажном доме на улице Вавилова. Тогда это был царский подарок. Второй пилот Василий Чеченев, по слухам, тоже не был обойден вниманием начальства.

С пассажирами злополучного рейса семья Мостовых дружила долгие годы. А некоторые из них даже приезжали на свадьбу дочери Виктора и Жанны через десять с лишним лет. С москвичкой Верой Лазуркиной и ее супругом Олегом Милоновым (они оба были на борту самолета) Мостовые встречались вплоть до отъезда в Израиль.

Виктор Михайлович вырос в интеллигентной семье, где не очень приветствовали его страсть к опасной профессии летчика. Не получив благословения родителей, он продал свой фотоаппарат и, купив на вырученные деньги билет, уехал в Бугуруслан поступать в училище гражданской авиации.

После окончания получил назначение в Ереванский авиаотряд. Летал вначале на маленьком Ли-2, затем на Ил-14. Позже переучился на реактивные самолеты и сначала был вторым пилотом в Быковском авиаотряде, затем первым.

Закончил карьеру летчика в 45 лет в 200-м авиаотряде. До 1988 года трудился начальником смены в аэропорту «Внуково». Ушел на пенсию после инфаркта.

В те годы нельзя было продавать жилье, и Мостовые уехали в Израиль, оставив государству с трудом заработанные квартиры: свою и дочери.

На чужбине все пришлось начинать заново. Попали в небольшой и очень жаркий городок для социально нуждающихся. Виктор Яковлевич был уже болен. Местные власти не торопились давать ему инвалидность, что обеспечило бы семье какие-то социальные гарантии.

Пришлось пойти на завод. По словам жены, он трудился в тяжелых условиях. Что делал? Отрезал кончики рулонов ткани на текстильном комбинате, получая за это гроши. Через четыре года получил второй инфаркт. А умер от рака поджелудочной железы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.