ВОЖДЬ ОППОЗИЦИИ 1559–1567 гг.

ВОЖДЬ ОППОЗИЦИИ

1559–1567 гг.

Состояние дел в Нидерландах беспокоило короля Филиппа. Финансовое положение было подорвано, Генеральные штаты отказались ассигновать новые деньги, если не будут выполнены условия, которые король посчитал оскорбительными. В Брабанте оппозиция резче всех высказывалась по поводу привилегий, и Филипп знал, что высшее дворянство, и прежде всего принц, спровоцировали антииспанские настроения.

Положение усугубил новый конфликт. До сих пор Нидерланды были настроены против «иностранцев», испанских войск в стране, тяжелого финансового бремени. Теперь осложнения вызвала религиозная политика короля. Нидерланды получили новую церковную организацию, так как Филипп хотел назначить 15 новых епископов.

Епископ Гранвелла, верный министр короля, должен был стать Мехельнским архиепископом с двумя архиепископами в качестве помощников, а также примасом Нидерландов. Благодаря этому Нидерланды становились независимой церковной провинцией без связей с Кельном и Реймсом, которым прежде подчинялись. При каждом епископе должны были находиться два представителя Инквизиции для надзора за католическим вероисповеданием населения. В Государственном совете намеревались дальше проводить в жизнь планы короля.

Эти нововведения содействовали бы процветанию католической церкви и духовенства, но для народа олицетворяли ужасы испанской Инквизиции. План создания новых епископатов повсюду вызвал сопротивление, и многие города отказались принять вновь назначенных епископов (среди них Антверпен и Босх… в Брабанте!). Гранвелла выработал план, по которому новые епископы могли быть также аббатами или прелатами, и доходы аббатства тогда переходили бы к новому епископу.

Оппозиция активизировалась: прелаты хотели остаться на своих местах и сохранить доходы аббатств. Пришли в движение также и генеральные штаты. Прелаты как члены духовного сословия в штатах поддержали оппозицию в нидерландском национальном, антииспанском духе. Были опасения, что теперь епископы, креатуры короля, займут все места в штатах и ослабят оппозицию. По этому пункту интересы дворянства совпали с интересами сословий и духовенства. Раньше сан епископа получали выходцы из знатных дворянских семей, теперь эта привилегия у дворянства была отнята! Противостояние городов, духовенства и штатов поддержала высшая аристократия, и в первую очередь граф Эгмонт и принц Оранский. На землях принца находилось много владений норбертинских аббатств. Он всегда поддерживал добрые отношения с прелатами, и они часто гостили в замке Бреда. Их отсутствие на заседаниях штатов сильно ослабило позицию принца, а вместе с ним и высшего дворянства. Из-за сопротивления прелатов, а также благодаря вмешательству Рима, план Гранвеллы был отложен на многие годы. Отношения Оранского и Гранвеллы сильно осложнились тем, что последний (кардинал с 1561 г.) в непокорности духовенства и сословий не без оснований увидел влияние Оранского.

Оранский и Эгмонт не были привлечены к обсуждению реорганизации в Государственном совете, но внешне все выглядело так, будто они несли за нее ответственность. То же самое произошло при рассмотрении весьма щекотливого вопроса о выводе из Нидерландов испанских войск. Принц упорно возражал против подобной практики: в июле 1561 г. они с Эгмонтом отправили королю резкое письмо, в котором требовали обсуждения всех дел на пленарном заседании совета. Ответа не последовало, и оппозиция усилилась. Друг Оранского Филипп де Монморанси, граф Горн, теперь уже в Государственном совете стал на сторону Оранского и Эгмонта, и они втроем противостояли планам короля об использовании специального отряда кавалерии в войне против французских гугенотов. После этого от Гранвеллы и правительницы — с 1559 г. Маргариты Пармской — поступила жалоба Филиппу: Оранский и его друзья вызывают беспорядки в стране.

Вильгельм и его коллеги в Государственном совете вынесли дело об аббатствах и кавалерийском отряде на собрание рыцарей ордена Золотого Руна, в результате чего королю Франции было отказано в любой помощи в его борьбе против гугенотов на том основании, что это вызовет неодобрение и раздражение германских князей. В событиях видна рука Оранского: благодаря его браку с Анной Саксонской, дочерью покойного курфюрста Морица, в августе 1561 г. усилилось влияние гессенских и саксонских родственников.

Из собрания рыцарей Золотого Руна в мае 1562 г. образовалась лига дворян, которая под предводительством принца выступала против Гранвеллы и абсолютистской политики короля. От ее имени Оранский потребовал на Государственном совете созыва Генеральных штатов. В этом оппозиционном движении, в основном направленном против всемогущего Гранвеллы, Оранский являлся руководящей фигурой и в качестве таковой был признан как друзьями, так и врагами.

Правительница и Гранвелла опасались, что Оранский и его друзья будут противостоять правительству и королю, применяя насильственные методы. Недовольство короля выразилось в том, что он не послал принца в качестве своего уполномоченного на рейхстаге во Франкфурте, который собрался по поводу избрания Максимилиана II. После этого Вильгельм совершил вызывающий поступок — отправился туда по собственной инициативе и оставался там до декабря, вел переговоры с германскими делегациями об участии рейхстага в борьбе против религиозных преследований.

Пребывание в Германии способствовало усилению агрессивной позиции принца. В марте было отправлено письмо королю Филиппу: Оранский, Эгмонт и Горн как члены Государственного совета требовали отставки Гранвеллы. В послании указывалось, что если требование не будет выполнено, они обратятся с ходатайством о своем выходе из Государственного совета. Гранвелла утверждал, что инициатором этой акции был Оранский. Поскольку ответа не последовало, Оранский пишет новое письмо: Гранвелла должен уйти, а до тех пор, пока это не произойдет, принц и его друзья присутствовать на Государственном совете не будет. Король Филипп и Маргарита Пармская теперь твердо убеждены: Оранский виноват во всем. А потому следовало — именно так — усилить наблюдение за его отношениями с германскими родственниками. Брат принца Людвиг Нассау был тогда посредником между Оранским и его германскими друзьями; с ним Вильгельм обсуждал план возможной вербовки ландскнехтов. Маргарита с недовольством следила за частыми поездками Людвига Нассау, жившего при дворе принца. 13 марта 1563 г. последовала отставка Гранвеллы. Настало время триумфа для Оранского, который теперь вернулся в Государственный совет и занял ведущее положение в государстве. Слишком долго можно описывать многочисленные раздоры, возникшие потом между Оранским и правительством, но нужно заметить, что после пережитого успеха политика Вильгельма стала менее радикальной. Принц доказывал свою верность католической церкви столь убедительно, что никто не мог заподозрить его в терпимости к кальвинизму.

По отношению к папе римскому он вел себя лояльно, хотя в его наследном княжестве Оранском к католической церкви относились иначе. Вильгельм вызвал неприязнь у нидерландских кальвинистов, и Людвиг предостерегал его от этих фанатиков. С другой стороны, он с большим интересом следил за развитием гугенотского движения во Франции и даже рассчитывал на его возможную помощь в борьбе против Испании. Принц сохранил тесные отношения с теми теологами, которые выступали за равенство между религиями, и не прекратил поддерживать связь с германскими родственниками-лютеранами и друзьями, в чем неустанную помощь оказывал ему Людвиг. Хотя Оранский называл себя верным слугой короля, он решительно противостоял его централизованной абсолютистской политике, но всячески избегал любых отношений со сторонниками радикальных мер, осевшими за пределами страны. И тем не менее все нити оппозиции вели к принцу. Создается впечатление, что события увлекли его за собой, и он чувствовал себя вожаком целого движения, целей которого в тот момент еще не видел.

После отъезда Гранвеллы Оранский и его друзья вернулись в Государственный совет и попытались усилить влияние дворянства и Генеральных штатов. Принцу даже удалось добиться от Маргариты Пармской более мягкого отношения к религиозным вопросам, и это произошло как раз в тот момент, когда король приказал огласить решение Тридентского собора, в котором указывалось, что светские инстанции по делам Инквизиции подчиняются епископам. Между тем под духовным руководством Оранского оппозиция настолько усилилась, что до 1565 г. новые епископства еще не были созданы и публикация решений Тридентского собора была возможна только с ограничительными оговорками.

31 декабря 1564 г. принц произнес в Государственном совете памятную речь, которая однозначно определила его позицию в религиозном вопросе, однако его собственные религиозные убеждения остались невысказанными. Он считал, что король должен знать об опасности всеобщих беспорядков из-за религиозных гонений, поэтому решения Тридентского собора сейчас нельзя было претворять в жизнь. По его мнению, постановления по вопросу религии были слишком строгими. Монарх не имеет права самовольно навязывать веру своим подданным! Негодующий принц заявил, что об этом нужно немедленно сообщить королю. Сам Оранский отклонил предложение лично сделать это, но в инструкциях Эгмонту, который собирался ехать в Испанию, было указано на смуту, вызванную гонением на еретиков, а также содержалось условие: если король не сможет лично прибыть в Брюссель, то пусть предоставит правительнице полномочия, позволяющие смягчить религиозные указы. Указания Эгмонту — прямое следствие речи Оранского, — звучали как ультиматум принца королю, монарх так их и воспринял.

Вернувшись в мае 1565 г., Эгмонт высказал соображение, что, вероятно, в скором времени можно будет ожидать некоторого послабления. Но принц, напротив, считал, что король останется непреклонным, и когда в ноябре 1565 г. стали известны его пресловутые письма из леса в Сеговии, оказалось, что Оранский был прав. Все осталось по-прежнему, преследования еретиков продолжались, и правительнице запретили созывать Генеральные штаты. Таков приказ короля.

В это время в стране возросло недовольство. Оппозиция приобрела революционный характер. В связи с этим дворянству пришлось пойти на компромисс. Оранский настаивал на прямом и абсолютном неповиновении королевским приказам: только так, считал он, сопротивление достигнет цели. Те же, кто до этого сдержанно и нерешительно поддерживали оппозицию: герцог Эршо, сеньоры Берлеймона, Нуакарма и др., — теперь еще больше отдалились от Оранского и его друзей. Так как исчезли все препятствия в виде придерживающихся закона политических кругов, принц и его приверженцы попали под влияние повстанческих элементов, которые в конце 1565 г. сосредоточились вокруг «дворян». Остается открытым вопрос, сам ли принц выбрал этот радикальный курс, хотя известно, что преданный ему брат Людвиг, охваченный революционными идеями, разъезжал по стране, вербуя сторонников.

Оранский тоже не бездействовал: он зондировал почву в Германии и у гугенотов, часто принимал посетителей из этой страны и вел многочисленные переговоры с германскими дворянами в Виане, в замке своего друга Бредероде, кстати, кальвиниста. Для принца вопрос о возможной военной помощи из империи был первостепенным.

Из кругов кальвинистов вышли теперь активнейшие борцы. И так как в период созревания протестантства в Нидерландах маленький человек, как, впрочем, и большинство дворян, не понимал тонких различий в вероисповеданиях, многие приверженцы революционного «евангелистского» течения вступили в ряды радикальных кальвинистов. Даже Людвиг Нассау, воспитанный в духе дилленбургского лютеранства, попал под влияние кальвинистского учения и поддерживал отношения преимущественно с кальвинистскими теологами и дворянами. Бредероде, Николас Гам, Марникс Сент-Альдегонде, сеньор Кулемберга были близкими друзьями Людвига Нассау. Так как между братьями царило полное доверие и единодушие, Оранский точно знал, что происходит в кальвинистских кругах. Если принц в Государственном совете и делал вид, что удивлен определенными событиями, то только для того, чтобы ввести в заблуждение своих противников. В беседах ведущих кальвинистов с Людвигом Нассау всегда отводилось место союзу с заграницей против королевской политики.

Принц стал сторонником политики «худшего»: если король хочет ужесточить меры, пусть так и будет, тогда восстание неизбежно. Но сам он отказывался от всякого участия в бесчеловечном гонении на еретиков. В начале 1566 г. принц сложил с себя все официальные полномочия и объяснил свое поведение в подробном письме к правительнице, указав, что там, где он является наместником, никогда не будет никакой Инквизиции; как истинному христианину она ему отвратительна. Вильгельм также сообщил Маргарите, что страна обнищала, пограничные кордоны с Данией являются причиной нехватки зерна, поэтому сейчас не время создавать напряженность. Принц остался на своем посту — так пожелала Маргарита Пармская, — но отказался претворять в жизнь религиозные указы на подвластных ему территориях. Оранский являлся примером для других дворян, поэтому его заклеймили как зачинщика мятежа. Теперь даже если бы он захотел, то не смог бы затормозить развитие сопротивления, тем более что его брат занимал ведущее положение среди кальвинистов.

Оранский знал, что происходит в кругах революционно настроенных дворян. В конце 1565 г. дворяне договорились выразить протест — дело, известное как «Дворянское соглашение». Принц хотя и не участвовал в этом мероприятии, но послал брата Людвига в Германию, чтобы собрать там деньги, необходимые для набора войск… что, собственно, входило также и в планы дворян-кальвинистов.

Это указывает на то, что принц тоже рассматривает возможность вооруженного восстания. Но как государственный деятель он пытался идти путем взаимопонимания и переговоров и остерегался затруднить возможное взаимопонимание открытым одобрением крайних позиций (своего брата!).

Примечательно, что все встречи, организованные Оранским после апреля 1567 г., были подготовлены еще в 1565 г. по поручению или с согласия принца Людвигом Нассау. Теперь переговоры велись в его замке Бреда с участием его нидерландских друзей, брата и германских офицеров. Обсуждалась возможность привлечь империю и императора к действиям по смягчению позиции Филиппа.

Как было уже сказано, принц не принадлежал к «Дворянскому соглашению», но уговорил Маргариту принять 5 апреля 1566 г. его представителей и прочесть их манифест: созыв Генеральных штатов, смягчение религиозных законов! Это были требования, одобренные Оранским и его друзьями в Государственном совете. Речи Оранского в совете стали острее. Он осуждал абсолютистскую политику короля и 22 апреля снова попросил освободить его от всех должностей, высказав намерение покинуть страну. Дипломатический ход или истинное желание? Ничего не указывает на то, что принц собирался покинуть Нидерланды.

Следующие месяцы, от апреля до августа 1566 г., были для Нассау решающими. Мы не можем избавиться от впечатления, что не Оранский управлял тогда событиями, а события управляли им.

С апреля 1566 г. кальвинистское движение набрало силу и начало воздействовать на ход событий. Смягчение, или «модерация», на которое согласилась Маргарита, имело неожиданные последствия. Теперь лютеране и кальвинисты произносили проповеди в окрестностях городов; сила их воздействия увеличилась из-за социальной напряженности. Толпа религиозных фанатиков всерьез угрожала католическому духовенству. Беспорядок царил в крупных городах — Доорнике, Валансьенне, Генте, Антверпене… Тысячи вооруженных чем попало людей приходили на проповеди. В Антверпене положение стало таким угрожающим, что принц как наследственный бургграф Антверпена был послан туда для восстановления спокойствия и порядка. Там он, следуя своему поручению, поддерживал оживленные отношения с лютеранскими и кальвинистскими проповедниками и купцами.

Между тем брат Вильгельма и его соратник Бредероде, которого он хотел когда-то видеть своим заместителем в Голландии и Зеландии, вели переговоры с кальвинистскими вождями о вербовке войск. Еще в июле Людвиг от имени Оранского набрал в Германии ландскнехтов; кроме того окрепли связи с французскими гугенотами и принцем Конде.

В сборищах кальвинистских ремесленников Восточной и Южной Фландрии зародилось Иконоборческое восстание. В середине августа 1566 г. толпа двинулась на церкви и капеллы, уничтожая картины, разбивая витражи и грабя монастыри и аббатства. 22 августа восстание вспыхнуло в Антверпене. Оранский в это время отсутствовал, обсуждал в Брюсселе политическое положение с правительницей, членами Государственного совета и рыцарями ордена Золотого Руна. Беспорядки длились два дня и из Антверпена распространились на Гент, Мехельн, Герцогский лес (Герцогенбосх), города Зеландии, Голландии и др. Окружение Маргариты Пармской ударилось в панику, и под давлением событий Оранскому удалось уговорить правительницу: пока ждали окончательного решения короля по поводу манифеста дворянства (апрель 1566 г.), было разрешено отправлять службу там же, где и раньше, деятельность инквизиция временно приостановлена, и объявлена свобода вероисповедания, правда, при условии, что членами дворянского союза будет гарантирован порядок. Хотя не все были согласны с формулировкой «где и раньше», следствием договоренности стали возникшие в городах общины и миниатюрные «государства в государстве» лютеран и кальвинистов. По этому поводу Оранский как бургграф Антверпена частенько беседовал с нотаблями из протестантских кругов, поэтому понятно, почему в переписке с германскими родственниками мелькают высказывания о религиозных отношениях в «евангелистском» духе!

Причины раскола в оппозиции он видел в следующем: Иконоборческое восстание, озлобленность кальвинистов, обманчивое спокойствие лютеран отпугнули католиков из числа членов дворянского союза, откололся даже Эгмонт. Из многих источников Оранский знал, что последние события привели короля в ярость, он вынашивал план подавить все протестантское движение и привлечь к ответственности и наказанию вождей оппозиции: Оранского, Эгмонта, Горна и др.

В начале октября принц вел в Дендермонде переговоры с Эгмонтом, Горном и своим братом. Оранский обратил их внимание на угрозу мести короля и открыл друзьям свои планы: он, Эгмонт и Горн должны взять на себя управление страной и готовить вооруженное сопротивление! Нужно немедленно привлечь войска из-за границы, что, впрочем уже и так шло полным ходом.

Оранский, однако, остался один. Горн колебался, Эгмонт отклонил предложение и поспешил к Маргарите сообщить ей об этих планах. Для принца больше не было пути назад, он оказался вовлеченным в водоворот кальвинистского мятежа, который преследовал скорее религиозные, чем национально-политические цели. Маргарита потребовала от Оранского удалиться в принадлежащие ему земли — Голландию, Зеландию, Утрехт, — чтобы навести там порядок. Прибыв туда, принц заключил соглашение о проповедях в городах. Верный сподвижник Бредероде, помогал ему при укреплении замка Вианен, вербовке солдат и поиске необходимых для этого денег.

Между тем во Франции уже шли бои. Вожди гёзов и их войска, состоявшие из кальвинистов, вместе с кавалерией били правительственные. Были осаждены Валансьенн и Доорник. Эгмонт беспощадно обличал кальвинистов, в то время как в декабре 1566 г. дворяне, теоретики и делегаты кальвинистских общин под руководством Людвига Нассау обеспечивали финансовую поддержку, а также вырабатывали религиозную подоплеку мятежа.

Настало время обратились за помощью к курфюрсту Пфальцскому Фридриху III. Надежды Оранского на поддержку оказались от напрасными. Лютеранские родственники отказались какого-либо сотрудничества с кальвинистами и от мятежа против своего государя. В Нидерландах дело дошло даже до серьезных столкновений между лютеранами и кальвинистами; принц тщетно пытался играть роль посредника.

Принц отказался давать правительнице новое подкрепление, так он полностью изолировался от дворянского сословия. В конце 1567 г. он покинул свои земли и снова стал бургграфом Антверпена, очага воинствующих кальвинистов. Маргарита попыталась с помощью имеющихся у нее полков сломить сопротивление. Осажденные города Доорник и Валансьенн пали. Антверпен остался последним городом, отказавшимся впустить правительственные войска, и единственным, где сохранилась свобода вероисповедания в русле договоренности от сентября 1566 г. Кальвинисты Антверпена упрекали принца в том, что он помешал им прийти на помощь графу Тулузскому, чьи войска были полностью разгромлены у города правительственными солдатами.

Оранский оправдывался, что если бы он открыл городские ворота, им бы пришел конец. Ему не простили и того, что в марте он помешал кальвинистам захватить власть в городе. Ему угрожали смертью, и много лет спустя эта принятая им позиция стала частью выдвинутого против него обвинения. Тем не менее действия Оранского были правильными. Не мог он допустить кровавой братоубийственной войны между лютеранами и кальвинистами! Антверпен, единственный город, где нашли прибежище кальвинисты и изгнанники из других городов, еще долго оставался в его руках и был открыт для беглецов!

Сообщение, что Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба, с тысячами солдат был послан во Фландрию, заставило повиноваться власти в основном всех дворян. Оранский остался почти в одиночестве — с Бредероде, графом Хоогстратеном, Марчинсом Сент-Альдегонде. Принц также заметил, что правительница всевозможными обещаниями пыталась удержать его в стране. Последний разговор с Эгмонтом состоялся в начале августа в Виллебреке. Попытка Эгмонта уговорить Оранского принести клятву верности не удалась, так как Оранский уже сделал выбор. Он не собирался ждать прибытия Альбы. Начался первый акт трагедии. Участники восстания должны были теперь бежать и готовиться к новой борьбе. Поскольку дальше сопротивляться стало бессмысленным, Оранский посоветовал городским властям впустить правительственный гарнизон. Он собрал проповедников из лютеранских и кальвинистских общин и объявил, что наступило время покинуть город. 11 апреля 1567 г. он попрощался с городом и покинул его вместе с семьей — последний оплот сопротивления. За ним последовали тысячи беглецов: кальвинисты, лютеране и даже католики, принимавшие участие в мятеже.

Путь на родину — Дилленбург в Нассау — проходил через Бреду, где Оранский написал прощальные письма Эгмонту, Горну, маркизу Бергену, умирающему в Испании; он просил короля простить его, утверждая, что до самой смерти останется верным вассалом 22 апреля Вильгельм отправился дальше — через Граве, Клеве, Кельн в Дилленбург, дом своих предков…

Может, и правда, что для принца-революционера, вождя сопротивления, другое прощание было бы более достойным. Но час еще не пробил. Распад оппозиции, конечно же, не лучшая причина для преодоления неуверенности и нерешительности. Поведение Оранского в те годы определялось скорее обстоятельствами и событиями, чем собственными намерениями. Только укрепившись в Дилленбурге и Зигене, свидетелях кровавой мести испанцев в Нидерландах, принц стал настоящим мятежником. Между вождем радикальной оппозиции и вождем революции пролегли кровавые годы гонений в Нидерландах, акты возмездия Альбы, расправа над Эгмонтом и Горном и многими, многими друзьями, похищение сына… И сохранилась вера, хотя и очень зыбкая, в то, что народу нужно восстание.